Бурятская национальная интеллигенция: обретение и утрата социально-политического лидерства в начале ХХ в

Бурятская интеллигенция как социальная группа начала формироваться в XIX в., когда рост капиталистических отношений и совершенствование государственного управления потребовали увеличения численности работников умственного труда и создания системы народного просвещения. Неблагоприятные условия, в которых проходило ее формирование (низкий уровень социальноэкономического развития края, отдаленность от культурных центров, господство религии в духовной жизни народа, поддерживаемые царской политикой, консервировавшей социальную структуру бурятского общества, характеризующуюся преобладанием крестьянства, в том числе кочевого, отсутствием промышленной буржуазии и пролетариата, многочисленности духовенства), определили ее мелкобуржуазную природу, близость к народу; естественный отбор при обучении, пополнение лучшими представителями народа; престижность образования, дававшего возможность повышения социального статуса.

Буряты издавна проявляли интерес к просвещению и образованности. Задолго до открытия первых правительственных училищ и частных школ встречались люди, хорошо владевшие русской и монгольской грамотой, различными специальностями: писари, переводчики, священнослужители, учителя, врачи. Тем не менее получение образования, как религиозного, так и светского, было затруднено по ряду объективных причин. Европейски образованные люди были редкостью для степной аристократии, колониальная политика центра не предусматривала широкого просвещения населения далеких окраин.

Лишь в конце XIX в. Бурятская светская интеллигенция представляла собой отдельный отряд образованных людей, хотя и весьма немногочисленный. Благодаря их просветительской деятельности происходило внедрение в массы народа идей европейского Просвещения, знакомство с явлениями духовной культуры стран Европы, испытавших в XVIII-XIX вв. мощный подъем культуры.

Среди первых представителей светской бурятской интеллигенции были Д. Банзаров, Г. Гомбоев, Я. Болдонов, внесшие неоценимый вклад в культуру бурятского народа. В своей рукописи «О бурятской интеллигенции», датированной 1908 г., Ц. Жамцарано поименно перечисляет наиболее известных и авторитетных бурят-интеллигентов, стоявших у истоков формирования национальной интел-лигенции[1]. В начале ХХ в. в число наиболее образованных представителей народа входили ученые-востоковеды Ц. Жамцарано, Б. Барадин, Г. Цыбиков, политические деятели Б.-Д. Очиров, М.Н. Богданов, Э.Д. Ринчино.

Появление бурятской светской интеллигенции стало результатом влияния русской светской культуры. Одаренные представители бурятского народа получили возможность учиться в университетах Санкт-Петербурга и Казани, работать вместе с выдающимися учеными-востоковедами, наблюдать за социальными явлениями, происходящими в центральной России. Они и стали первыми представителями интеллигенции в европейском понимании. А из среды бурятского духовенства вышли такие выдающиеся деятели, как А. Доржиев, Ч. Иролтуев, Р. Номтоев.

Тот факт, что край был местом каторги и ссылки, также способствовал становлению и развитию национальной интеллигенции. В Прибайкалье и Забайкалье ссылались прогрессивные политические деятели, приносившие сюда идеи борьбы за свободу народа. Не всегда сила идей, которые пытались донести до местного населения политические ссыльные, проникала в их сознание, однако число политически мыслящих бурят постепенно увеличивалось. Эти люди хорошо осознавали, что судьбы малых этносов так или иначе определяют более многочисленные и могущественные народы. Монгольские племена оказались между двумя гигантами – Россией и Китаем, а их земли стали своеобразным буфером. Бурятия вступила на путь неизбежного интегрирования в российское общество, в его духовность, меняя на ходу старые принципы и традиции, приобретая ускорение общего темпа жизни.

Активная просветительская деятельность, развернувшаяся под руководством русских ученых и деятелей просвещения, сочетание европейского образования с традиционным духовным наследием в мировоззрении, высокие личные качества – все это обеспечило высокий авторитет ее представителей у населения. В России одним из важнейших проявлений освободительного движения во второй половине XIX в. была просветительская деятельность интеллигенции. Эта тенденция не обошла стороной и бурятский народ, где в конце века зародилось реформаторское и просветительское движение, которое способствовало выводу нации на качественно новый уровень образованности и просвещенности.

В начале ХХ в. перед бурятским населением остро встала проблема перспектив дальнейшего развития. Социально-политическое лидерство интеллигенции было обусловлено особенностями исторического развития бурятского народа. Став во главе национального движения как наиболее активная, образованная и авторитетная общественная сила, интеллигенция выдвинула из своих рядов блестящую плеяду политических и культурных деятелей, предложивших различные варианты достижения общих целей движения. Неприятие капитализма, сильное влияние русской общественнополитической мысли – декабризма, народничества, областничества – обусловили принадлежность большинства интеллигентов к левосоциалистическому, народническому крылу национального движения, вскоре распавшегося на два течения в связи с исторически сложившимся разделением этнической Бурятии на две этнокультурные среды – сферу русско-православного влияния в Прибайкалье и восточно-ламаистского – в Забайкалье.

Как отмечает известный исследователь Т.Д. Скрынникова, «бурятская национальная интеллигенция включилась в общероссийский контекст национального движения, а наивысшую активность в нем проявила наиболее образованная часть общества – деятели народного образования, сформировавшие союз «Знамя бурятского народа» и «Общество просвещения бурят», целенаправленно ориентировавшие свою деятельность на возрождение традиционных этнических форм культуры, прежде всего буддизма, обладавшего высокими интеграционными возможностями» [2]. Если этой частью бурят модернизация воспринималась как угроза существования этноса и выход виделся в сохранении и укреплении традиции, то движение, идейным представителем которого был М.Н. Богданов, не оформленное организационно, пыталось учесть, прежде всего, изменения российской действительности и их влияние на жизнь бурятского этноса.

М.Н. Богданов, рационально объяснявший результаты русификации и модернизации, был ярким выразителем идей о необходимости вступления бурят на путь модернизации через русскую культуру и отказа от традиционных форм жизни. Он писал: «Пока мы оживим застывшую монгольскую литературу и дойдем до создания «шедевров национального художественного творчества», не успеет ли уже раздавить нас всемогущий бог западноевропейской культуры – капитал, который с водворением в России новых форм жизни, мощными шагами пойдет вперед? Нужно помнить, что мы живем не в эпоху средневековья, когда каждая маленькая национальная группа могла жить внутри своей ячейки совершенно изолированно от внешнего мира, а в ХХ в., когда процесс капиталистического развития разрушает почти все национальные различия, какими бы китайскими стенами они не отгораживались. Спасение наше не в том, чтобы дрожать над выдуманными нами национальными особенностями, а в возможно скором и прочном усвоении цивилизации. Для этого необходим русский язык…» [3].

Выделяя подобные идентификационные практики, Т.Д. Скрынникова отмечает, что именно они определяли активное конструирование идей национально-культурной идентичности бурят. На мой взгляд, в результате их взаимодействия и последующего культурного развития в регионе возникла так называемая бинациональная культура, национальный компонент которой, с одной стороны, придает уникальность и силу общероссийской, а с другой – выделяет то, что присуще каждому народу.

Что касается течений внутри групп бурятской интеллигенции, то надо отметить, что существовало еще и третье – «партия прогрессивных бурят» во главе с Ч. Иролтуевым, Г.Ц. Цыбиковым, выражавшая интересы нарождавшейся буржуазии и выдвигавшая требования конституционнодемократического характера, принимая реформы 1901-1903 гг.

Все три течения сходились на необходимости сохранения и совершенствования общинных институтов, уравнительного землепользования, что, с одной стороны, свидетельствовало о непонимании объективного характера развития капитализма, политическом идеализме, а с другой – об идейной близости и возможности объединения.

Накануне революции бурятская национальная интеллигенция представляла собой вполне сложившуюся группу образованных людей, составлявших элиту бурятского народа, осознававшую свое предназначение, отстаивающую интересы своего народа. Малочисленность интеллигенции и политическая обстановка способствовали совмещению ее представителями различных видов деятельности: профессиональной, общественно-политической и творческой.

Период установления советской власти характеризуется политическим и идейным размежеванием интеллигенции, острейшей борьбой бурятских автономистов с местными Советами, бурятской группой большевиков и традиционалистами. Группа бурятских интеллигентов-большевиков и левых эсеров (М. Сахьянова, С. Николаев, Ф. Осодоева, Г. Данчинов, Е. Золхиева, В. Трубачеев, М. Ербанов, Н. Махочкеев, Д. Убугунов, И. Рампилов и др.), оформившаяся в начале 1918 г., развернула пропаганду идей советской власти среди бурятского населения, решительно выступила за создание единого управления – Советов депутатов – для всего населения, считая неизбежной быструю ассимиляцию бурят, и вступила в открытую дискуссию с национал-демократами.

В условиях угрозы ликвидации достижений многолетней работы по национально-культурному возрождению бурят частное совещание бурятских общественных деятелей, состоявшееся 17 марта 1918 г. в Чите, решило создать «Союз бурятской интеллигенции», который «должен преследовать цели объединения всей бурятской интеллигенции на социалистической платформе», «влить в определенное организационное русло» стремление бурятских масс к социалистическим преобразованиям [4]. Но замысел не имел воплощения, советская власть укрепляла свои позиции. Осознав тщетность примиренческой политики, Бурнацком решил «признать Советскую власть как реально существующую и делегировать в советские организации своих представителей» [5].

Приняв на себя всю полноту власти на бурятской территории и произведя внешнее реформирование местного самоуправления и суда, Бурнацком сумел добиться их признания областным Советом 3 июля 1918 г. «публично-правовыми учреждениями Советской власти, действующими на территории бурят автономно», а также решения о необходимости созыва учредительного съезда бурят и совместной выработки окончательного проекта бурятской автономии [6].

В первом полугодии 1918 г. произошло политическое размежевание бурятской интеллигенции, в ее среде появилась новая просоветская группировка, претендовавшая на руководство; наблюдался переход части интеллигенции от прямой оппозиции к сотрудничеству с советской властью и участию в ее социально-культурных преобразованиях, особенно в Прибайкалье; началась совместная работа Бурнацкома и Советов по созданию проекта автономии. Сотрудничество было прервано начавшейся в июле-августе 1918 г. иностранной интервенцией и гражданской войной.

Большевики, левые эсеры и сочувствующие им частью спаслись от преследований за пределами Бурятии, некоторые ушли в подполье. Какая-то часть интеллигенции приняла новый режим, отменивший декреты советской власти о национализации и конфискации частной собственности, поддержавший ламаистскую церковь и национальные структуры (Бурнацком был слит с эмигрантским бурятским отделом «правительства Забайкальской области» и преобразован в Бурнардуму в сентябре 1918 г.).

Большая часть интеллигенции с самого начала составила оппозицию новой власти, отказавшись от участия в работе ее органов. Так, из состава Бурнацкома вышли Н.В. Преловский, Д.Б. Бадмажапов, Б.Р. Рабданов, М.Н. Богданов.

Тяжелое положение советской России, находившейся в кольце фронтов, неопределенность будущего бурятского народа в составе России способствовали тому, что члены Бурнардумы в конечном счете склонились к идее объединения монгольских народов в рамках единого нейтрального государства, в котором бурятские национал-демократы рассчитывали занять лидирующие позиции (что явст- вует из письма Э.-Д. Ринчино, адресованного Д. Сампилону) [7]; участию в общемонгольской конференции представителей Барги, Монголии и Бурятии, состоявшейся в феврале 1919 г. в Чите при содействии японских милитаристских кругов, пытавшихся усилить свое влияние в регионе.

Восстановление дореволюционных порядков, разгон профсоюзов, преследование культурных организаций, развал сети школ, мобилизация молодежи и бурят-казаков в Белую армию, репрессии се-меновцев вызвали резкую смену настроений бурятских интеллигентов, первоначально лояльных или нейтральных колчаковско-семеновскому режиму, выразившуюся в отказе от политической деятельности (в начале 1919 г. Г.Ц. Цыбиков, Ц.Ж. Жамцарано и Б.Б. Барадин вышли из состава Бурнарду-мы, занявшись научной работой), от исполнения служебных обязанностей и уклонении от призыва в армию. А в начале 1920 г., после казни семеновцами М.Н. Богданова, Бурнардума заявила о саморос-пуске, призвав население к борьбе с атаманом Семеновым.

Но даже в эти тяжелые годы, когда были почти уничтожены плоды трудов по национализации школы в 1917-1918 гг., работники образования продолжали свою работу. В 1918-1920 гг. в Агинском функционировали высшие двухгодичные педагогические курсы, слушатели которых Ж. Жамцарано-Пилунова, Л. Линховоин, А. Аюрзанайн, Ж.-Д. Мункин, Д. Найдано, Б. Балдано и другие повышали свою квалификацию и участвовали в работе Агинского народного театра, перешедшего к постановке многоактных пьес, таких как «Обновление», «Тяжелая жизнь» Д.-Р. Намжилона, «Бурятские нойоны прошлого» Б. Барадина. Начинает свой творческий путь Х. Намсараев, написавший в 1918-1920 гг. пьесы «Темнота» и «Оракул Дамби».

Освобождение Прибайкалья и Забайкалья Красной Армией и партизанами, образование 6 апреля 1920 г. демократической Дальневосточной Республики (ДВР) создало условия для возвращения лидеров национальной интеллигенции к политической деятельности, нового подъема автономистского движения, активизации общественно-политической мысли. Как справедливо считает Т.М. Михайлов, с этого времени начинается новый этап в развитии как бурятского этноса, так и его культуры [8].

Усилия бурятских автономистов в ДВР увенчались образованием 12 февраля 1921 г. Бурят-Монгольской автономной области, состоявшей из чисто бурятских по этническому составу аймаков и хошунов, получившей самостоятельность в вопросах суда, административно-хозяйственной и культурно-национальной жизни. Создание БМАО ДВР ускорило темпы строительства бурятской автономии в России, затруднявшегося тем, что и без того немногочисленные кадры интеллигенции Прибайкалья заметно поредели в связи с отправкой части их на учебу в Москву (М. Сахьянова, С. Николаев, Ф. Шулунов, А. Маркизов) и на работу в ДВР (В. Трубачев, И. Ченкиров, К. Ильин). Значительная группа во главе с М. Амагаевым была отправлена в БМАО ДВР, где сумела отстранить национал-демократов от руководства. Часть национал-демократов, в том числе Ц. Жамцарано и Д. Сампилон, перенесла свою деятельность в Монголию, где, заняв ключевые посты в руководстве, пыталась реализовать неосуществленные в Бурятии замыслы. Другие – Г. Цыбиков, Б. Барадин, П. Дамбинов – остались на родине, включившись в культурное строительство.

Таким образом, «старая» интеллигенция утратила политическое лидерство, перешедшее к новому поколению, коммунистам, возглавившим экономическое и культурное развитие бурятских автономий.