Ценностная матрица отечественной культуры как основа формирования системы объектов культурного наследия

На них основано от века, По воле Бога Самого, Самостоянье человека, Залог величия его… А.С. Пушкин

Процесс формирования культурно-исторической системы так или иначе зиждется на своеобразной основополагающей её ценностной матрице .

Уровень актуализации данной ценностной матрицы в тот или иной исторический период обеспечивает развитие всей культурно-исторической системы.

Если же, напротив, основополагающие ценности данной культуры (культурно-исторической системы) по тем или иным причинам оказываются подавлены и искажены, то, соответственно, и эта культурноисторическая система не развивается, а народ, её составляющий и творящий, деградирует и вымирает, и может даже сойти с исторической сцены.

Обыкновенно, дискурс о культурном наследии , об объектах культурного наследия , никоим образом не касается проблематики специфических основополагающих ценностей для данной культуры, её ценностной матрицы, которая, ценностная матрица, собственно, и делает, по существу, те или иные культурно-исторические артефакты, потенциальные объекты культурного наследия, – которые, разумеется, таковыми с полным правом можно называть и которые, собственно, достойны таковыми называться, – действительно , объектами культурного наследия .

Мы здесь попытаемся восполнить этот пробел и коснёмся, прежде всего, таких основополагающих исконных ценностных образцов отечественной культурно-исторической системы как справедливость и свобода (вольница ).

К сожалению, надо признать, что в процессе своего исторического развития отечественная культурноисторическая система имела, по различным причинам (о коих – отдельный большой разговор), серьёзные проблемы с актуализацией и раскрытием вышеуказанных основополагающих своих высших ценностей, ценностных образцов. Однако именно стремление к актуализации и раскрытию этих высших ценностей, ценностных образцов, поиски окольных путей их актуализации и раскрытия, так или иначе, обеспечивали существование отечественной культурно-исторической системы, формировали отечественную культуру, выводили её на свой высочайший уровень, стимулировали, в той или иной мере, её реальное развитие. Что, например, весьма ярко выразилось в классической русской литературе XIX в., в художественном творчестве «передвижников», в стремлении русского народа осуществить более справедливый и свободный общественный уклад, и т.д., и т.п.

Прежде всего, приступая к данной теме, разберёмся, предельно кратко, с основными тематическими понятиями.

Культура – это своеобразная символическая ценностно-смысловая система (ценностная матрица), актуализирующая и определяющая творчество человеком самого себя и сферы своего бытия.

Культурно-историческая система - общественная система, имеющая место в определённый исторический период, на определённой территории, зиждущаяся на определённой своеобразной системе ценностей и целей своего существования.

Объект культурного наследия – артефакт, имеющий культурную ценность; как то, в частности: ценность историческую, художественную, научную, религиозную и социальную.

Ценности (высшие ценности ) – наиболее значимые для человека и общества образцы и первоначала существования.

Соответственно, ценностная матрица - это система основополагающих для некоего человека и некоего общества высших ценностей.

Чт о значит, прошу прощения за неизбежный тут каламбур, « наиболее значимые »? – Говоря предельно просто: это значит то, за чт о человек (и общество) готов (готовы) биться насмерть.

Например, если человек готов биться насмерть за свою (своих родных, общества) свободу – значит, свобода для него действительно является высшей ценностью; а если нет, не готов, не бьётся – значит, нет, она, свобода, для него не высшая ценность.

Т о же и с идеалом (образцом) справедливости. Если человек готов биться насмерть за принцип справедливости, утверждаемый в обществе, в каком-то конкретном случае – то да, справедливость для него, для этого человека, актуальна в качестве высшей ценности; а если – нет, не бьётся, не отстаивает справедливость, её принцип, здесь и теперь, то – нет, не высшая, значит, она, справедливость, ценность для него, оказывается.

Разумеется, критерий способности биться насмерть , определяющий, собственно, высшие ценности – может быть, и покажется несколько чрезмерным, и обычно всё-таки люди склонны просто лишь считать те же свободу или справедливость, для себя, некими образцами, идеалами, чем-то хорошим, желанным, но при этом, отнюдь не готовы за них сражаться. Однако в таком случае вести речь о полноценном наличии высших ценностей у таких людей, у такого общества, оказывается довольно проблематично; такого рода люди и общество оказываются вполне аморфными, пассивными, безвольными и безликими . И с такого рода людьми и обществом, значит, можно делать, наверное, всё, чт о угодно, – например, неким внешним врагам, напавшим на них, и, соответственно, победившим и диктующим им отныне свои порядки и свои ценности и цели существования; или, например, некоей социальной группе, которая захватила власть в этом обществе и теперь, значит, может делать с этим подвластным себе аморфным населением всё, чт о угодно.

К сожалению, современное массовое общество , – чт о в мире, чт о в России, – состоящее из крайне атомизированных, эгоистичных, отчуждённых от самих себя и от общества, массовых индивидов , обратилось именно в нечто подобное: аморфное и безликое .

А всякое, в полном смысле этого слова, общество, в принципе, живо и жизнеспособно, если в нём ещё есть, в достаточном количестве, люди, которые готовы, действительно, биться насмерть за свои основополагающие высшие ценности; за те же, например, свободу и справедливость.

А теперь, собственно, определим понятия « справедливости» и « свободы» .

Справедливость – это воздаяние человеку должного, в соответствии с его поступками, с его вкладом в общее (общественное) благо.

Причём, важно отметить, что ценностный образец справедливости , который имеет место в русской культурной и мировоззренческой матрице, существенно отличается от аналогичных, вроде как, ценностных образцов, наличествующих в иных культурно-исторических системах. – Например, в Западноевропейской (Фаустовской, в терминах О.Шпенглера [1]) культурно-исторической системе аналогичный концепт означает, скорее, некое правосудие, идеал правосудия, земного правосудия, в то время как русский ценностный образец справедливости есть именно образец высшей (условно, божественной, метафизической) справедливости, которая, разумеется, над всеми земными судами, законами и пр., над всяким земным кривосудием (неизбежно, здесь, на этой грешной земле – именно кривосудием).

Русский ценностный концепт справедливости относится, почти целиком и полностью, к этическому, нравственному измерению; в то время как вроде как аналогичные европейские концепты – в значительной мере, есть концепты юридического, прежде всего, толка, а в этическом плане – в существенно меньшей степени, нежели русская «справедливость».

Свобода – раскрывшаяся возможность творчества.

Творчество – создание качественно нового.

По существу, данное мной здесь определение свободы совершенно аналогично классическому определению свободы как самопричиности ; только взято оно с несколько иного своего ракурса.

Быть свободным – значит, быть причиной своих поступков, своего выбора, своего воления .

Быть причиной – значит, творить .

В то же время , свободу вряд ли что можно трактовать лишь как просто « раскрывшуюся возможность »; потому как возможность возможностью, но если нет здесь того, чт о называется самопричинностью, способности быть причиной самого себя, своих поступков, то никакая раскрывшаяся извне возможность тут не поможет, будет бессильна.

И проявляется эта самопричинность именно как творчество, через творчество : творчество человеком, прежде всего, самого себя, своего поступка, своего выбора, своего дальнейшего жизненного пути и становления.

Творчество – собственно, и есть суть человека и его высшее предназначение.

Творчество – это исключительно человеческая характеристика. Только человек способен творить себя и окружающую свою действительность.

Без свободы, хотя бы её толики – собственно, никакое настоящее творчество невозможно, в принципе.

При этом, важно понимать, что свобода – это прежде всего внутренняя , духовная характеристика человека; человека как творца , – творца, прежде всего, себя, своего жизненного пути, выбора себя, своего пути и становления.

Существует, например, такой феномен, который я называю парадоксом освобождения , суть которого заключается в том, что человека, людей, невозможно освободить извне, неким директивным актом, или просто снятием с них рабских ошейников и цепей, или путём устранения их господ, – ибо если «освобождаемые» таким образом люди не были, хоть сколько-нибудь, внутренне, духовно, т.е. – по-настоящему, свободны, то они, очень скоро, а то и почти сразу, вернутся в своё рабское состояние, поделятся, промеж собой, на «господ» и «рабов», или просто бросятся во все тяжкие, удовлетворяя свои влечения и желания. Т.е., иными словами, снова потребуют для себя пастуха-господина, цеп и и ошейника.

И потому, опять же, важно понимать, что свобода , как некое творчество , по своей сути, требует от человека, первым своим шагом , его способности к самоограничению .

И эта его способность к самоограничению – и даёт, собственно, возможность самостоянья человека, его бытия причиной себя, своих поступков , т.е. – способности, действительно, выбирать, творить себя и, соответственно этому, преобразовывать окружающий мир.

И раскрывшаяся возможность творить себя, свой жизненный мир, – т.е., действительно, свобода, – есть нечто наиценнейшее для человека; и уж тем паче, полагаю, для русского человека.

Хотя, в то же время, это, свобода , есть и тяжелейшее бремя; бремя ответственности , – перед другими людьми, перед обществом, перед самим собой, – за этот свой выбор, за это своё жизнетворчество (но об этом – тоже отдельный большой разговор).

Ценностную матрицу отечественной (русской) культурно-исторической системы составляют, разумеется, не только свобода (волюшка ) и справедливость . Сюда можно добавить и правду (поиски высшей правды), и семейные ценности (например, высшая ценность своих детей , своих родных, – за которых человек готов биться насмерть), и Родину , и т.д.

Кстати, под Родиной мы понимаем природную и социокультурную сферу, в которой человек родился и, главное, воспитался, и к которой он испытывает чувство сопричастности и любви .

Ещё раз повторюсь, что данная ценностная матрица русской культуры, с её основополагающими ценностными образцами свободы и справедливости , в процессе отечественной истории подвергалась, и подвергается, серьёзному подавлению и искажению ; можно даже сказать, что она почти полностью оказалась подавлена и вытравлена, – особенно во времена псевдоморфоза (в терминах О.Шпенглера [2]) и крепостного рабства (в XVIII-XIX вв.), а также за последние «постсоветские» 30 лет, – но всё же ещё, пусть изредка и частично, в своего рода своих «лакунах бытия», она, вопреки наличествующей социально-экономической системной модели, пока ещё кое-как актуализируется.

Впрочем, учитывая нынешние очевидные тенденции продвижения к глобальному « цифровому» паноптикуму , к системе тотального «цифрового» контроля, можно сказать – почти уж сходит окончательно на нет.

Однако – всё это (чт о касается «цифрового» паноптикума) тоже отдельная большая тема.

И потому обратимся здесь непосредственно к проблематике ценностного обоснования системы объектов культурного наследия .

Если, например, взять любой объект культурного наследия, то вполне можно определить, какой именно ценностный образец , жизненно-важный для нашей культуры, для нашего общества, является первопринципом для данного объекта культурного наследия .

Будет ли это ценностный образец-концепт справедливости, или свободы, или правды, или Родины, или личного достоинства, или родного языка, или детей, и т.д., и т.п.

Ведь всякий объект культурного наследия представляет собой, собственно, с одной стороны – означающее, т.е. некий артефакт , а с другой - означаемое (здесь - главное ), т.е. то значение , тот смысл , который, собственно, и определяет этот артефакт в качестве объекта культурного наследия .

Это значение его, его смысл - и есть, собственно, тот ценностный образец-концепт , который, по существу, так или иначе укоренён в ценностной матрице нашей культуры, нашей культурноисторической системы.

И благодаря, прежде всего, этому ценностному образцу (концепту), мы и полагаем, утверждаем, что вот этот артефакт представляет собой настоящий объект культурного наследия, имеющий свою особенную, значит, ценность (социальную, религиозную, художественно-эстетическую, научнотехническую или историческую).

Например, значит, этот некий артефакт имеет своё важное значение, связанное с отстаиванием нашим народом своей свободы в борьбе с врагами; или – он связан с деятельностью того или иного человека, который пытался отстаивать принципы свободы и справедливости для нашего общества; или – представляет собой символ устремления человека к высшим идеалам, – чт о , собственно, и есть ярчайшее проявление свободы человека, – к чему-то высшему; и т.д., и т.п.

Вот, самый, наверное, наглядный и известный тут пример: братские могилы воинов, погибших в Великую Отечественную Войну, – яркий пример объектов культурного наследия, зиждущийся на ценностных принципах свободы и Родины, – эти люди ведь, действительно, отстаивали свою свободу, свою советскую Родину, сражались за них, причём – ценой своей жизни. Кстати, тут оказывается весьма актуален и ценностный принцип справедливости : они же, эти погибшие воины, отстаивали именно свою советскую Родину, т.е. первую страну в мире, в которой, – вполне в соответствии с ценностной матрицей отечественной культуры, – впервые в мире, состоялась попытка утверждения принципа социальной справедливости в масштабах всей страны, а в перспективе – всего человечества.

Т о же ведь, впрочем, можно сказать, впрочем, и о неких природных достопримечательностях, – которые составляют собой систему объектов природного наследия, – поскольку природа, наипаче – прекрасная, например, лес, или горы, или реки и озера, и т.д., представляет собой потенциальное место уединения человека, его возможности побыть наедине со своими мыслями, наедине с собой, внутренне освободиться, продвинуться по пути «выше себя» (в терминах Платона [3]), по пути духовного своего личностного восхождения и творчества, а сама природа, её кр а соты, тут как раз и являются тем стимулом и жизненным пространством, в котором человек возвращается к себе, к своей подлинности, подлинности своего существования.

Не говоря уж, совсем очевидное, о том, что природные достопримечательности есть ярчайшее проявление того, что так или иначе связано с ценностным образцом Родины . И соответственно, также, самым коренным и определяющим образом связаны с полноценным воспитанием человека, его личности.

А не будь подобного рода прекрасных мест, природных достопримечательностей, пространств уединения и размышления, доставляющих человеку чувство эстетического наслаждения и дарующих творческое вдохновение, соответственно, сохраняемых как объекты природного наследия, – то как сразу резко ужмётся пространство внутреннего возвышения и освобождения человека, обрубятся возможности его полноценного воспитания, полноценного формирования его личности, его творчества.

Кстати, при наличествующей, вышеуказанной, глобальной тенденции к тотальному «цифровому» контролю над человеком, можно предположить, что природные достопримечательности, в частности, могут оказаться (и уже оказываются) подвергнуты либо первоочередному уничтожению, либо – запрету на посещение их людьми; а зачастую, и то, и другое одновременно.

И потому, можно заметить, что именно по объектам культурного наследия, связанным с Великой Отечественной Войной, братским могилам и т.п., с одной стороны, и по объектам природного наследия, природным достопримечательностям, с другой стороны, сегодня и наносятся целенаправленные удары акторами грядущей новой «цифровой» «нормальности», с её расчеловечивающей системой тотального контроля и слежки (с использованием, при этом, в качестве своего инструмента, лоббистов и марионеток, крупный бизнес, связанный со строительством, и коррумпированное чиновничество всех уровней).

И оттого, тем паче, полагаем, для нас, особо ценным и приоритетным является сегодня сохранение объектов природного наследия. Более того, как я полагаю, таковых объектов должно становиться всё больше и больше.

В принципе, всякий объект культурного и природного наследия может быть рассмотрен и определён сквозь призму той высшей ценности (или нескольких высших ценностей), на которой он, собственно, зиждется, и через которую определяется в качестве объекта культурного наследия страны.

И в то же время, всякий новый потенциальный объект культурного наследия также может быть определён и утверждён в качестве объекта культурного (или природного) наследия именно через ту высшую ценность (ценностный концепт, образец), которая, собственно, и определяет его, потенциально, в качестве объекта культурного наследия.