Численность спецпереселенцев в Красноярском крае в начале 1930-х гг. в постсоветской историографии

В последние годы в российском обществе все большую популярность набирает личность И.В. Сталина. Как показал опрос ВЦИОМ 2017 г., 62 % россиян согласны с тем, что необходимо размещение в публичных местах бюстов, картин и досок с информацией о достижениях Сталина, а против сообщений о неудачах и преступлениях Иосифа Виссарионовича высказалось 65 % граждан [1].

С именем Сталина неразрывно связаны почти три десятилетия истории развития Советского Союза. В современной историографии 1930– 1950-е гг., как правило, рассматриваются в рамках мобилизационной модели. Одним из важных компонентов этой модели являлся принудительный труд, который напрямую был связан с массовыми репрессиями. В оценке мобилизационной модели развития до сих пор сохраняется дискуссионность [2].

Плюрализм мнений свидетельствует о необходимости более точного историко-философского осмысления репрессивной политики сталинизма и ее взаимосвязи с экономической политикой в СССР в 1930-е гг.

Данному осмыслению будет способствовать анализ численности сосланных «кулаков», которые в разное время назывались спецпереселен-цами, трудпоселенцами и спецпоселенцами [3, с. 18; 4, с. 3].

История спецпоселенчества началась в 1929 г., когда на спецпоселе-ние были отправлены первые партии «кулаков» и «подкулачников» [5, с. 3].

В 1930–1931 гг. в СССР было выселено с отправкой на спецпоселение 381 026 семей общей численностью 1 803 392 человека [6], часть которых была сослана на территорию Красноярского края, а часть отправлена в «ссылку внутри данного региона».

30 августа 1931 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило «Инструкции о порядке дальнейшего выселения кулацких семейств», в которых предписывалось: «выселение кулацких хозяйств из районов сплошной коллективизации в массовом порядке прекратить» [7, с. 31]. К этому моменту процесс формирования основного контингента в местах поселений в целом завершился.

Мы разделяем точку зрения С.А. Красильникова о том, что к 1932 г. массовые депортации крестьянства, затрагивающие все регионы страны, закончились [8, с. 44–45]. Следовательно, процесс концентрации спец-контингента в местах спецпоселений завершился. Это позволяет оценить их численность в региональном масштабе.

В отечественной историографии сталинских репрессий выделяются советский (с 1930-х до 1990-х гг.) и постсоветский (с 1991 г. по настоящее время) этапы [9, с. 131].

В данной статье рассматривается часть второго этапа. В 1991 г. в историографии произошли достаточно радикальные изменения, связанные с такими историческими событиями, как распад СССР и образование РФ, а также появление указов «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г. и «О реабилитации репрессированных народов» от 26 апреля 1991 г. Кроме того, в 1992 г. были сняты ограничительные грифы и началась «архивная революция» [10, с. 239].

В 2004 г. вступил в силу новый Закон об архивном деле в Российской Федерации, а в 2006 г. последовал совместный приказ Министерства культуры, МВД и ФСБ о порядке доступа к делам репрессированных. Этими актами был наложен запрет исследователям на доступ к личным делам репрессированных на срок 75 лет [11, с. 242–243]. В 2009 г. началось «Архангельское дело» против создателей книг памяти по российским немцам [12, с. 242–243].

Таким образом, по оценке В.М. Кириллова, на этом период «архивной революции» завершился. Поскольку на этом этапе произошло уже- сточение архивной политики и это не могло не отразиться на историографии. Поэтому исследования, опубликованные на втором этапе, после 2004 г., целесообразно рассматривать отдельно, это не входит в задачу данного исследования.

Во второй половине 1931 - начале 1932 г. Красноярский край не являлся отдельным регионом. С 11 августа 1930 г. основная часть территории края относилась к Восточно-Сибирскому краю [13, С. 39], и только после 7 декабря 1934 г. он стал самостоятельным [14, С. 255].

В силу названных обстоятельств сведения о численности спецпере-селенцев по Красноярскому краю за этот период включены в численность спецпереселенцев по Восточно-Сибирскому краю. А данные по трем районам (Шарыповский, Боготольский и Тюхтетский) современного Красноярского края, входившим с 1930 по 1934 г. в ЗападноСибирский край, включают сведения по этому региону.

С началом «архивной революции» появляются первые работы, в которых исследовалась численность спецпереселенцев, находившихся в Красноярском крае во второй половине 1931 - начале 1932 г.

Одним из первых ранее засекреченные сведения о численности спецпереселенцев в 1930-е гг., как в общесоюзном, так и в региональном масштабе, ввел в научный оборот В.Н. Земсков. По его данным, в Восточной Сибири на 1 января 1932 г. насчитывалось около 92 тыс. спецпе-реселенцев [15, с. 122].

В 1990-е гг. тему спецпереселенцев изучал В.Я. Шашков. Согласно его исследованию, на 1 сентября 1931 г. число высланных семей в процессе раскулачивания в СССР в 1930–1931 гг. в Восточной Сибири насчитывалось 9 077 семей (46 287 человек). Кроме того, он привел сведения о количестве «раскулаченных» и высланных семей в Восточной Сибири на 20 сентября 1931 г. - 14 508 семей (73 111 человек) [16, с. 140,143].

Сибирские ученые также исследовали проблему спецпереселенцев. Так, С.А. Папков приводит данные о том, что в течение 1930–1931 гг. ОГПУ переселило в Восточную Сибирь 25 348 семей (91 714 человек) [17, с. 72].

В начале 1990-х гг. вышел сборник ранее не публиковавшихся документов о спецпереселенцах Западной Сибири из рассекреченных фондов новосибирских архивов. Архивные данные, содержащиеся в данном сборнике, позволяют вскрыть механизм формирования и функционирования системы спецпоселений, а также оценить масштабы применения принудительного труда этой разновидности спецконтингента в регионе [18]. Однако в этих документах лишь фрагментарно отражена численность «кулаков», сосланных в Красноярский край, поскольку ЗападноСибирский край включал в себя только три района современного Красноярского края.

В преобладающем числе исследований, опубликованных в начале 2000-х гг., численность спецпереселенцев рассматривается в территориальных границах, существовавших в 1930-е гг. регионов СССР. Выделялись только Западно- и Восточно-Сибирский края.

Так, П.М. Полян пишет, что в 1931 г. намечалась высылка в Восточную Сибирь, но ее масштабы в документах не указывались. В общей сложности ЦК поручил ОГПУ сослать более 200 тыс. семей. Однако это оказалось технически невозможно (110 тыс. семей разместили в различных регионах). Исследователь не указывает, что стало с оставшимися 90 тыс. семей [19, с. 72]. Также исследователь приводит данные о численности спецпереселенцев за 1931 г. совокупно по Сибири, Уралу, Северному краю и Казахской ССР – 1 230 тыс. человек [20, с. 245].

Пожалуй, одним из наиболее полных исследований, затрагивающих вопросы численности высланных спецпереселенцев в общесоюзном масштабе, является монография В.Н. Земскова «Спецпереселенцы в СССР. 1930–1960». Однако по Восточно-Сибирскому и ЗападноСибирскому краю новые данные о численности спецпереселенцев приведены не были [21, с. 22].

В монографии Н.А. Ивницкого данные о численности спецпересе-ленцев указаны к началу 1932 г.: по Западно-Сибирскому краю – 265 846 человек и Восточно-Сибирскому краю – 91 720 человек [22, С. 71].

С.А. Красильников приводит численность спецпереселенцев на 1 января 1932 г.: в Западной Сибири: – 265 тыс. человек и Восточной – около 92 тыс. человек [23, с. 211].

По данным О.В. Корсаковой, в конце 1931 г. на территории Красноярского края (по административному делению на 1934 г.) находилось около 30 тыс. семей спецпереселенцев, или около 130 тыс. человек [24, с. 200].

В рассмотренных выше исследованиях можно выделить три основных параметра.

Во-первых – это территориальные границы исследования. В большинстве публикаций приводятся данные в рамках границ Восточной Сибири: у В.Н. Земскова, С.А. Красильникова и Н.А. Ивницкого и в диссертации В.Я. Шашкова. Численность спецпереселенцев в рамках границ Красноярского края указана только у О.В. Корсаковой. П.М. Полян пишет о том, что в Восточную Сибирь планировали ссылать спецпересе-ленцев и приводит совокупные данные совместно по нескольким крупным регионам.

Во-вторых, есть различия и в датах, на которые показано количество спецпереселенцев. У П.М. Полян это 1930–1931 гг., у О.В. Корсаковой – конец 1931 г., у В.Я. Шашкова – на 1 и 20 сентября 1931 г., у В.Н. Земскова, С.А. Красильникова и Н.А. Ивницкого – 1 января 1932 г.

В-третьих, имеются расхождения в общей численности спецпересе-ленцев. П.М. Полян указывает численность – 1 230 тыс. человек, О.В. Корсакова – около 130 тыс. человек; В.Н. Земсков, С.А. Красильников и Н.А. Ивницкий около 92 тыс. человек; В.Я. Шашков – 46 287 и 73 111 человек.

Наибольшая численность спецпереселенцев, приведенная П.М. Полян, связана с более широкими территориальными границами, в рамках которых исследователь указывает данные. Наименьшую численность приводит В.Я. Шашков, вероятно, потому, что указанные им данные относятся к периоду, когда процесс концентрации спецпереселенцев в регионах еще не завершился.

Таким образом, можно констатировать, что в историографии рассматриваемого периода сведения о численности спецпереселенцев существенно разнятся по ряду параметров.

Практически всех авторов объединяет то, что они рассматривают численность спецпереселенцев в границах одного административнотерриториального образования. У В.Н. Земскова, С.А. Красильникова, Н.А. Ивницкого и у В.Я. Шашкова данные о численности ссыльных «кулаков» приводятся в рамках Восточно-Сибирского края.

Однако, если В.Н. Земсков, С.А. Красильников и Н.А. Ивницкий указывают численность спецпереселенцев – около 92 тыс. чел., то В.Я. Шашков приводит разную численность в динамике, на две даты 1931 г.: на 1 сентября 46 287 и 20 сентября 73 111 человек.

Несовпадение количественных показателей у разных авторов вызвано и тем, что В.Я. Шашков указывает сведения о численности спец-переселенцев на 1 и 20 сентября 1931 г., а В.Н. Земсков, С.А. Красильников и Н.А. Ивницкий – на 1 января 1932 г.

По-видимому, это связано с тем, что численность спецпереселенцев с течением времени менялась из-за побегов, смертности и прибытия новых депортированных крестьян в течение второй половины 1931 – начале 1932 г. Кроме того, вполне вероятно, что такое несовпадение связано с высылкой спецпереселенцев в Восточную Сибирь в 1931 г., о которой пишет П.М. Полян, но не приводит точных цифр. Можно предположить, что масштаб этой ссылки и стал причиной различия в численности.

Если это предположение верно, то численность спецпереселенцев, прибывших в Восточную Сибирь в период с 1 по 20 сентября 1931 г., составила около 26–27 тыс. человек. Впоследствии с 20 сентября 1931 г. по 1 января 1932 г. в Восточную Сибирь прибыло еще около 19 тыс. человек.

Необходимо отметить, что такой подсчет не совсем корректен, так как нужно учитывать смертность и побеги с мест спецпоселений и т. п.

Наиболее полно вопрос численности спецпереселенцев в Красноярском крае в указанный нами период рассмотрен О.В. Корсаковой.

Существенным упущением, на наш взгляд, является то, что в рассмотренных выше публикациях нет разбивки численности спецпересе-ленцев по отдельным населенным пунктам рассматриваемого региона.

Вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что в рассмотренной историографии отсутствуют точные данные о численности спецпе-реселенцев в Красноярском крае в конце 1931– начале 1932 г.

Остающиеся статистические «лакуны» не позволяют оценить точную численность спецпереселенцев в крае на момент завершения процесса массовой высылки в регионы Сибири. Это, в свою очередь, препятствует определению влияния спецпереселенцев на демографическую ситуацию в регионе, а также подсчету количества работоспособного населения, находившегося в Красноярском крае во второй половине 1931 – начале 1932 г.

Выявленные несоответствия свидетельствуют о необходимости дальнейшего исследования такого явления, как «кулацкая ссылка» в Красноярском крае и в том числе в отдельных районах, которые вошли в состав края в 1934 г.

Решение этой проблемы позволит установить общее количество рабочих, прибывших в конкретные населенные пункты Красноярского края в начале 1930-х гг. В свою очередь, это позволит дать оценку роли принудительного труда в народном хозяйстве данного региона.

Установление численности спецпереселенцев будет способствовать осмыслению механизмов функционирования «мобилизационной модели» развития и одного из ее важнейших компонентов – репрессивной политики, как в масштабах страны, так и на региональном уровне.

С. 71.