Чужая речь в протоколе допроса как вид вторичного текста

DOI:

П остановка проблемы. Выбор темы исследования обусловлен задачами, стоящими перед исследователем при анализе косвенных источников информации о речевом событии. Одним из таких материальных носителей информации является юридически значимый документ – протокол допроса. Протокол допроса относится к вторичному речевому жанру делового «пространства общения» [Осетрова, 2014, с. 549], так как в нем отражаются ход и результаты речевого события допроса. Н.М. Татарникова в работе «Координация первичного и вторичного речевых жанров в официально-деловом стиле речи» описывает специфические и общие черты на всех уровнях организации двух названных жанров. Так, исследователь пишет, что «Речевой жанр допроса в рамках речевого события допроса является инициальным жанром. Он детерминирует появление речевого жанра протокола допроса, выступает как его текстовая и содержательная основа, а следовательно, как первичный по отношению к речевому жанру протокола допроса» [Татарникова, 2004, с. 10].

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2020. № 4} (¹²)

Протокол допроса, несмотря на его прямую, эксплицированную связь с первичным речевым жанром, внутрижанровую квазимонологичность, это все же самостоятельное речевое образование, созданное прежде всего исполнителем юридического документа, а значит, имеющее непосредственного автора. На автора-исполнителя протокола допроса возложена большая ответственность, он – носитель системы правовых взглядов, который, реализуя правовые предписания, должен успешно реализовать оба жанра, то есть грамотно, с позиции правовых норм провести допрос, а также успешно составить протокол допроса, зафиксировав передаваемые участником допроса показания «по возможности дословно» (п. 2 ст. 190 Уголовно-процессуального кодекса РФ). Часто при расследовании деликтов, проявляющихся в реальной действительности унижением чести и достоинства какого-либо лица, выраженным в неприличной форме, в центральной, описательной, части протокола допроса присутствуют конфликтные высказывания, относящиеся к предмету спора сторон. Данные высказывания имеют особый юридический и лингвистический статус. С одной стороны, это предмет доказывания, фактическое речевое обстоятельство, поддающееся оценке как вещественное доказательство. И с другой – это объект судебной лингвистической экспертизы, представленный в показаниях в виде конфликтной чужой речи наряду с описанием условий, в которых она была реализована.

Объектом исследования стали конфликтные инвективные высказывания, зафиксированные в протоколах допроса в виде чужой речи. Предметом анализа послужили формально-содержательная организация этих высказываний как текстовых дериватов, или вторичных текстов, а также способы их репрезентации в тексте протокола.

Смысловую основу чужой речи составляет универсальная бинарная оппозиция «свое / чужое». Н.В. Максимова в качестве ключевого структурного подхода, определяющего совокупность способов передачи чужой речи, видит разную степень «маркированности границ» и разную степень «взаимопроницаемости своего и чужого» [Максимова, 2006, с. 11]. Так, допрашиваемое лицо, руководствуясь своими установками, обращаясь к прошлому, создает репродукцию услышанного, включая в собственную речь чужое монологическое высказывание. Однако, как отмечает И.С. Попова, «даже сохраняя оригинальную речь и повторяя в точности ее содержание и стиль, адресант не может полностью воспроизвести весь контекст речевого акта» [Попова, 2009, с. 66]. Прототекст, или первичный текст, несущий в себе лингвистические признаки оскорбления, принадлежит области объективной действительности, в то время как чужая речь, будь то точное воспроизведение оригинала или же пересказ сказанного с выделением смысловых доминант, имеет субъективное начало, коррелирующее с когнитивными процессами восприятия, понимания, интерпретации услышанного, имеющимися у реципиента лингвистическими компетенциями.

Н.Д. Голев совместно с Н.В. Сайковой в их концепции вторичных текстов уделяют ведущую роль деривационному моменту, под которым авторы понимают

«образование одного текста на базе другого, преобразование (по определенным механизмам) исходного текста, сохраняющего свою мотивирующую роль в деривационной структуре вторичного текста» [Голев, Сайкова, 2001, с. 20]. Разные основания позволяют выделить три классификационных группы вторичных текстов – преобразования на уровне формы (звуко-графические, межсемиотические, межъязыковые метаморфозы), на уровне содержания (по наличию / отсутствию новых содержательных элементов), а также по линии функции (родо-жанровые изменения) [Голев, Сайкова, 2001, с. 22].

Основываясь на дефиниции понятия «вторичный текст», предложенной Н.Д. Голевым и Н.В. Сайковой, в настоящем исследовании под вторичным инвективным высказыванием в ситуации допроса мы понимаем речевое произведение, имеющее текст-основу, содержащее маркированную оценочную лексику и продуцируемое в преобразованном виде автором-ретранслятором.

Интересным представляется тот факт, что специфику вторичного инвективного текста, содержащегося в протоколе допроса, в его соотнесении со свойствами первичного текста или текста-основы практически невозможно установить ввиду отсутствия в распоряжении следствия последнего. Конфликтные ситуации редко удается запечатлеть в их аудиовизуальном единстве на какие-либо носители информации ввиду стремительности возникновения и протекания речевой ситуации оскорбления. Таким образом, не представляется возможным наблюдение над деривационными процессами, как и невозможно построить модели вторичного текстообразования, выявить типы искажений и трансформации информации, оценить ее смысловую релевантность, определяемую модусом сознания автора, его интенциями. Кроме того, воспроизводимое в протоколе допроса конфликтное высказывание относится к спонтанной звучащей речи – реконструкция таковой не передает просодических, темпоральных, качественных особенностей речи инвектора – влечет за собой редукцию как материальных, так и функционально-содержательных элементов речи.

С.В. Ионова в качестве функциональных типов вторичных текстов выделяет следующие группы: тексты репродуктивного (изложения, конспекты, рефераты аннотации), интерпретирующего (сценарий, видеоадаптация литературных произведений), адаптирующего типа (научно-популярная статья, комментарий, текстовые версии для детей) и тексты-имитации (тексты-подражания, тексты-пародии) [Ионова, 2006, с. 20]. Рассматриваемые нами вторичные тексты относятся к текстам репродуктивного типа, целью создания которых является «воспроизведение семантической структуры текста-основы с разной степенью развернутости содержания» [Там же]. Структурная и семантическая модель инвективного высказывания, помещенного в протокол допроса, должна априори восприниматься как модель речевого объекта, свойства которого искажены и подвергнуты редукции, но который при этом сохраняет признаки языковой единицы, пригодной для проведения лингвистического исследования.

Результаты исследования. В результате анализа особенностей отраженных в протоколах допроса вторичных инвективных текстов выявлены три основных

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2020. № 4} (¹²)

способа экспозиции чужой речи, заключающихся в использовании преимущественно лексико-графических маркеров.

Первый способ маркирования вторичного высказывания – это прямая речь , сопровождаемая словами автора, то есть пропозициональными предикатами говорения, восприятия, а также предикатами, обозначающими сопутствующие физические и психические реакции автора, которые указывают на сам факт ввода в собственную речь чужих слов. К примерам такого ввода чужого слова из протоколов допроса относятся следующие (приводимые примеры содержат ненормативную лексику, которая в дальнейшем будет обозначена с помощью «графического эвфемизма, основанного на синкопе – замене середины ненормативного слова знаком многоточия» [Шульгина, 2020, с. 11]; также используемые в протоколах допроса антропонимы изменены на вымышленные):

• 1)    «Когда мы подошли к домовладению, вышел Сухин А.Б., я сообщил ему, что будет зафиксирован отказ от подписи протокола, в связи с чем, привлечены свидетели, он по-прежнему вел себя вызывающе, говорил „че ты как дятел одно да потому долбишь”»;

• 2)    «<…> мы его подписали, после чего, когда уже собрались уходить, Сухин А.Б. обращаясь к Иванченко, на его слова „до свидания” сказал дословно „да пошел ты г…ндон штопаный” <…>»;

• 3)    «В результате указанных событий Ершова Л.К. разозлилась и, наклоняясь ко мне ближе через стол, громко сказала: „ты моральный урод”, после чего она вышла из кабинета»;

• 4)    «Я подошел к данному окну и увидел, а также услышал, как Голубев публично, при гражданских людях оскорбляет участкового полиции Антонова М.Б., а именно он кричал: „Да пошел ты подальше, на три советских буквы”, а также стал громко публично на весь холл кричать: „Пошел на х…й п…дор е…ый”».

Гарантирует ли такая форма фиксации вторичного текста сохранение достоверности первичного текста и отсутствие компрессии, свернутости формы и содержания – неизвестно. Недоступность текста-основы не позволяет разрешить этот лингвистический вопрос. Однако денотативная структура высказываний, зафиксированных таким способом, делает возможным анализ предметного содержания. Очевидно, что для конфликтных высказываний, о которых идет речь, актуальной с точки зрения семантической релевантности [Van Dijk, 1979, р. 115] является оценочная информация – аксиологическое содержание в рассматриваемых нами высказываниях сохраняется.

Второй способ введения вторичных конфликтных текстов – это косвенная речь , представленная очень кратким пересказом первичного конфликтного высказывания, – в качестве средств репрезентации смыслового содержания первичного текста приоритетен выбор автором языковых единиц, несущих оценочную характеристику инвектума. «Свое» и «чужое» здесь слито воедино и образует, как правило, изъяснительную конструкцию:

• 1)    «Я вышел и сказал в адрес Иванова, что он „Г…дон штопаный”»;

• 2)    «<…> он продолжил на камеру оскорблять меня, а именно сказал, что я „п...дорас” и „ложусь под мужиков” <…>»;

• 3)    «<…> Ушаков начал оскорблять Лыхина, говорил разные слова, в том числе нецензурные, точно назвать затрудняюсь, они были адресованы к событию, высказывал недовольство ситуацией, но помню, сказал, что „пошел г…ндон штопаный” <…>».

Как и в предыдущих примерах, определить степень неточности, развернутости вторичных текстов, оформленных в косвенную речь, невозможно. Однако отсутствие сведений о степени аппроксимации нивелируется сохранением извлеченных из текста-основы слов с оценочной семантикой.

Третий способ включения вторичных высказываний в структуру протокола допроса – это способ, характеризующийся максимальным уровнем компрессии. Вторичный текст представлен в виде отдельных номинативных единиц , заключенных в кавычки. Оценочные предикаты, репрезентированные инвективной лексикой, относятся к рематическим элементам содержания – и в данном случае они приводятся автором вторичного текста в качестве ключевых, текстообразующих элементов, которые, согласно экспериментальным исследованиям Л.Н. Мурзина и А.С. Штерна, несут крайне важную смысловую нагрузку [Мурзин, Штерн, 1991, с. 33]. Приведем примеры, соответствующие выделенному нами способу:

• 1)    «В ответ на указанную просьбу парень, продолжая высказываться грубой нецензурной бранью, стал обращаться конкретно к Королеву Б.Р., указывая на него пальцем, оскорблять различными словами, такими как „п…дор конченый”, „мусор”, „козел е…ый”, „сволочь”, „сука”, на что Королев Б.Р. отреагировал спокойно и вновь попросил его успокоиться»;

• 2)    «Романова стала проходить через турникет и стала высказывать в мой адрес слова, унижающие мою честь и достоинство, а именно называла меня „козлом” и „бл…ю е…ой”»;

• 3)    «Алина <…> выражалась в адрес Марьина, оскорбляя его словами „сука”, „лысая скотина”, „лысая тварь”, „г…ндон”, „п…дорас”, „козел”»;

• 4)    «Тишин Т.Р. также сравнивал меня с различными животными (коровой, лошадью), в неприличной форме отзывался о моих умственных способностях, называл женщиной с низкой социальной ответственностью и так же произносил в мой адрес другие нецензурные бранные слова»;

• 5)    «В момент когда судья вышел из зала, Шилов Л.Н. начал выражаться в мой адрес грубой нецензурной бранью, оскорблял меня как сотрудника прокуратуры, при этом назвав меня „толстым гомосексуалистом”».

Данный способ представления информации, несмотря на ее максимальную компрессию, и есть представление «смыслового кода» высказывания. Наличие ключевых слов позволяет определять смысловые доминанты высказываний, которые, в свою очередь, помогают оценить интенцию автора первичного текста.

Выделенным трем типам передачи чужой речи в протоколе допроса с точки зрения их содержания в целом присуща общая семантическая компонента – реципиенты передают смысл услышанного с помощью имен, негативно характери-

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2020. № 4} (¹²)

зующих денотат – личность. Определяющие личность языковые средства представлены посредством отдельных номинаций, дескрипций, субстантивных словосочетаний, где носителями обсценности являются имя существительное наряду с прилагательным (N обсц.Adj обсц.).

Выводы. Подводя итог рассмотрению чужой инвективной речи в протоколе допроса как вторичного текста, необходимо отметить существование, наряду с разными способами введения чужой речи, устойчивой формально-содержательной организации таких текстов, заключающейся в отражении негативно-оценочных квалификативов в качестве ключевых слов или семантического кода первичного конфликтного высказывания.

Чужие высказывания занимают свое место в коммуникативном пространстве протокола допроса: у них есть автор, преобразованные смысловое содержание и структура. Вторичные текстовые репрезентации являются лишь лингвокогнитивными симулякрами, приближенными допрашиваемым к тексту-оригиналу. Воспроизведение реципиентом ключевых слов, составляющих первичный инвективный текст, дает возможность оценить интенции автора текста-оригинала.