Цифровизация права в контексте его сущности и применения

Институт государства и права Российской Академии Наук, Москва, Россия, ,

Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia, ,

В теории государства и права давно разработаны теоретические основы функционирования государства. Однако современное общество диктует новый формат коммуникаций не только между его членами, но и в сфере отправления публично-властных функций.

Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин в послании Федеральному собранию ясно сформулировал одно из основных направлений совершенствования взаимодействия государства и граждан: «Уже через три года абсолютное большинство государственных и муниципальных услуг должно предоставляться гражданам России дистанционно в режиме 24 часа в сутки семь дней в неделю, т. е. на постоянной основе» [1]. Предложенная главой государства принципиально новая модель отправления публично-правовых функций призвана оптимизировать государственную деятельность, максимально сократить сроки исполнения государством своих обязанностей, а также способствовать минимальному влиянию чиновников на принятие решений по тем или иным вопросам [2, с. 290].

Одним из важнейших направлений реализации послания президента является цифровизация экономической и правовой сфер. Следует согласиться с тем, что цифровизация предопределяет модернизирование права [3, с. 14].

В науке можно встретить мнение о том, что уже в 2021–2030 гг. так называемый искусственный интеллект будет наделен правовым статусом (пусть и ограниченным) и, как следствие, возможностью вступать в правоотношения [4, с. 36]. С данной точкой зрения трудно согласиться. Как справедливо отмечает А.В. Габов, право создано человеком и для человека, оно антропоцентрично [5, с. 97].

Представляется обоснованным суждение о том, что в настоящее время цифровизация выражается в трех аспектах: переходе с аналоговой формы передачи информации на цифровую; «оцифровывании» информации для ее дальнейшего использования и хранения; широком применении цифровых и иных технологий в современной жизни [6, с. 43]. Переход с аналогового телевизионного вещания на цифровое также часто связывают с цифровизацией экономики [7, с. 96-97].

Следует согласиться с мнением, высказанным В.С. Циренщиковым. Процесс цифровизации ученый сравнивает с внедрением в экономику химических, электрических процессов и остроумно отмечает, что, несмотря на это, «электрической» или «химической» экономик не появилось [8, с. 105].

Как верно отмечают в литературе, цифровые технологии должны способствовать максимальному сокращению сроков передачи данных от производителей к потребителям [9, с. 32]. В области права цифровизация представляется инструментом систематизации, анализа, обобщения правовых норм и практики их применения. Как справедливо указывает А.В. Холопов, ее оборотной стороной могут стать формализация права, сведение его к формализованным инструкциям и правилам, лишенным метафизического смысла, деградация права [10, с. 9].

Однако существует мнение о том, что цифровизация не сводится к автоматизации правовых процессов и должна приводить к кардинальным структурным изменениям, особенно в правоохранительной деятельности, в том числе по внедрению в нее так называемого искусственного интеллекта [11, с. 10]. При этом некоторые авторы отмечают, что значение человеческого капитала, в первую очередь умственного труда, в обществе только возрастает [12, с. 87]. Ученые справедливо указывают, что цифровизация не просто не отодвигает индивида на второй план, как это может показаться сначала, именно интересы человека, его воля ставятся во главу угла [13, с. 313].

В целом цифровизация - это техническая категория. Иногда ученые разводят понятия «компьютеризация» и «цифровизация» [14, с. 7]. Применение цифровых технологий хотя и привносит известную специфику в привычные правоотношения (например, в куплю-продажу товаров в Интернете), тем не менее существа правоотношений не меняет.

В частности, некоторые авторы пишут о цифровых технологиях в трудовых правоотношениях, отмечая, что работодатель при приеме на работу может проводить собеседования по видеосвязи [15, с. 106]. Конечно, если работодатель довольствуется таким вариантом, это очень удобно. Однако суть трудовых правоотношений подобный формат собеседования не изменит: будучи принятым, работник становится традиционным субъектом трудового права и расторгнуть трудовой договор в одностороннем порядке на основании того, что собеседование с использованием видеосвязи не позволило работодателю в полной мере составить профессиональный портрет сотрудника, не получится.

Необходимо помнить, что право - это модель социального поведения, взаимодействия людей друг с другом. Как писал великий русский ученый Н.М. Коркунов, «право и обязанность составляют принадлежность субъекта. Без субъекта они существовать не могут: и право, и обязанность должны непременно быть чьи-нибудь» [16, с. 155].

В настоящее время цифровые ресурсы (сеть Интернет, различные социальные сети и сайты, мессенджеры) не только дают возможность социального общения, профессиональной, семейной и дружеской коммуникации (как это изначально предполагалось), но и предоставляют прямые ресурсы для извлечения нетрудового дохода, уклонения от уплаты налогов, а также совершения различных правонарушений. Нарушения гражданского, авторского, налогового, предпринимательского и иного неуголовного законодательства также требуют соответствующих решений законодателя и определения общих принципов практики их применения.

Основные законодательные акты как Российской Федерации, так и многих стран мира сконструированы в основном без учета возможности использования цифровых технологий: так, не предусматривается порядок определения ответственного лица за вред, причиненный источником повышенной опасности (автомобилем) в случае, если он управляется электронным устройством (автопилот); не обозначены вид и мера ответственности разработчика и обладателя прав интеллектуальной собственности на цифровое (робототехническое) устройство в случае причинения кредитным и иным организациям или гражданам имущественного вреда при сбое или технической ошибке данного устройства; не определяется ответственность обладателей прав на цифровые платформы или домены в ситуации размещения на них противоправной, клеветнической информации и т. д. Все это свидетельствует о необходимости модернизации отечественного законодательства – как материального, так и процессуального. Как справедливо полагает А.И. Овчинников, цифровизация права увеличивает риски технократического отношения к правам и свободам человека [17, с. 257].

Особую остроту приобретают вопросы отправления правосудия и осуществления надзорных функций в условиях цифровизации правовой сферы. Например, одним из ключевых принципов судопроизводства (как гражданского, арбитражного, так и административного, уголовного) является непосредственность. В соответствии с этим принципом суд, рассматривающий дело, должен лично, непосредственно, изучить все доказательства в деле. Разумеется, принцип непосредственности появился в российском законодательстве неслучайно. Те же доказательства судья может рассмотреть и без вызова сторон, однако заслушивая объяснения, возражения, ответы на вопросы, он составляет психологический портрет их представителей и на основании своего профессионального опыта делает выводы об их искренности, добросовестности, осознании каких-либо обстоятельств (в частности, в деле о признании сделки недействительной). Все это помогает ему принять не формально законное, а справедливое решение. А правосудие – это, как известно, суд правый, т. е. справедливый.

То же касается отправления надзорных функций. Цифровой прокурорский надзор, как и электронное правосудие, – путь к формализму в правоприменительной деятельности, венцом которого будет уничтожение гуманизма и справедливости.

Таким образом, цифровизация правовой сферы означает появление еще одной, сопутствующей традиционной, формы реализации правоотношений. Сути права это не меняет – его теоретические основы остаются прежними. Однако использование информационно-коммуникационных ресурсов, робототехнических устройств, цифровых площадок требует переосмысления и переформатирования способов отправления государственных функций, в связи с чем видится неизбежным принятие новых законов, направленных на регулирование применения цифровых технологий.