Цивилизационные ценности в компаративном аспекте

Salud, dinero y amor (Здоровья, денег и любви. Испанский тост пожелание)

Поводом для данной статьи послужило одно весьма внушительное общеевропейское исследование (для его обозначения был принята аббревиатура ESS) «Жизненные ценности российского населения: сходства и различия в сравнении с другими европейскими странами» [1].

В этом исследовании ценности определяются как убеждения человека в значимости (или важности) лично для него, некоторого объекта или явления и в этом смысле можно утверждать, что речь идет об индивидуальных ценностях [2, c. 33]. Авторы, естественно, рассматривают индивида в определенном контексте. Как основной инструмент в этом исследовании применялся «Портретный ценностный вопросник» Ш. Шварца. Ключевым в нем являются 10 типологических ценностных индексов: безопасность конформность, традиция, самостоятельность, риск-новизна, гедонизм, достижение, власть-богатство, благожелательность, универсализм [3, c. 37]. Много усилий прилагают авторы исследования для того, чтобы усреднить разнообразие человеческих мнений и, например, преодолеть гендерный фактор как искажающий объективную картину бытующих в различных человеческих сообществах ценностях.

Испанский тост-пожелание выведен в виде эпиграфа с намерением показать, что базовые человеческие ценности вообще-то тривиальны и очевидны. Они как бы всплывают из глубин общественного сознания и общественного бессознательного на поверхность и здесь достаточно легко обнаруживаются, поскольку получают всеобщее признание. Пожелание здоровья в этом смысле весьма показательно, поскольку распространено повсеместно у самых разных народов. Вероятно, возможно и полезно обосновать рационально-научным образом возникновение подобного рода ценностей, но очевидно также и то, что такое обоснование никогда не сможет быть исчерпывающим и однозначным, поскольку, во-первых, само их возникновение в действительности весьма слабо связано с научно-рационалистической традицией, а во-вторых, противоположная по смыслу ценность – болезнь - может благодаря научнорационалистическим спекуляциям оказаться не менее значимой. Например, несомненно, правильным будет утверждение, что именно благодаря болезни мы знаем, что такое здоровье. Но ведь никому и в голову не придет пожелать кому-либо из близких болезни.

Нет, ценностью является именно здоровье, и именно оно желательно, несмотря на всегда присутствующий в ценности элемент иррационального.

Есть в избранном нами примере и другие ценности – это деньги и любовь, есть и иерархия ценностей – главная, конечно же, здоровье, поскольку всем известно, если нет здоровья, то не в радость ни богатство, ни любовные игры.

На втором по значимости месте – деньги, опять же всем известно, что именно они позволяют комфортно устроить свою жизнь и с ними много больше шансов хорошо устроиться и с третьей ценностью – то есть с любовью. Необходимо отметить, деньги в их ценностном измерении есть нечто другое, чем экономическая категория, абстрактный эквивалент количества и качества трудовой деятельности, но, напротив, являют собой некие волшебные знаки, которые легко обмениваются на красивые и удобные вещи, а главное, существенным образом увеличивают и усиливают другую важную для человека ценность, которая называется свободой.

Забавно и показательно, что и специалисты в области экономики и кредитно-денежных отношений, то есть люди, которые, как кажется, знают все о природе и функциях денег, не избавлены от такого профанно-магического, по сути фетишистского отношения к деньгам и, если удается существенно приумножить свой капитал, радуются этому с вполне детской непосредственностью. Ну а рассуждения о «любви» увели бы нас слишком далеко от обозначенной темы.

Итак, главное, на что хотелось бы обратить внимание – это специфическая природа ценностей и специфичность ценностного отношения человека к миру или на философском жаргоне – аксеологической составляющей этого отношения. В связи с этим хотелось бы заметить, что набор тех «ценностных индексов», которым оперируют авторы исследования, зачастую лишен существенных для ценностей качеств – общезначимости, самоочевидности, эмоциональной и аффективной наполненности в самом что ни на есть обыденном, повседневном смысле. Действительно, давайте попробуем отыскать в таком понятии, как «универсализм», черты, характерные для такой ценности, как «здоровье». Конечно, понятие это (универсализм) для читающей публики знакомо, но, во-первых, именно для читающей, а во-вторых, вообразите себе, что вам в качестве тоста-пожелания предлагается этот самый «универсализм».

Но, быть может, мы слишком понизили уровень наших теоретических притязаний и опошлили проблему, растворив ее в обыденном повседневном?

Ничуть ни бывало. Здоровье как подлинная ценность является, помимо всего прочего, еще и важнейшим средством институализации общественной жизни. Оно в виде «продолжительности жизни» является одним из индексов социального благополучия. Определенным образом понятое, оно выступает одной из причин разного рода социальных программ и общественных движений и является важным концептуальным инструментом социологического знания. Иначе говоря, истинные ценности легко модифицируются из обыденного, массововидного в концептуальное и теоретическое. Хорошим примером этому является философия Платона, в которой значимые социальные, этические и эстетические максимы выводятся именно из общераспространенных, обыденных представлений людей, проходят благодаря сравнительному критическому анализу теоретическую обработку и представляются в виде завершенного системного целого.

Таким образом, одной из главных проблем для социологического исследования, направленного на анализ общественно значимых ценностей, является именно отбор таких ценностей и критерий такого отбора.

Зададимся вопросом, из каких методологических предпосылок исходили авторы ESS. Здесь очевидно преобладание западноевропейских ценностей. Общеизвестно определение основных типов цивилизации, которое сформулировал С. Хантингтон. По его мнению, все разнообразие цивилизаций можно разделить на две основные группы. Первые он обозначает как сообщества современного типа, вторые – традиционного. Первые характеризуются им как индивидуалистические, основанные на частной собственности и рыночной экономике, либерально-демократическом общественном устройстве, гражданском обществе и такой системе права, которая ориентирована, прежде всего, на защиту прав отдельной личности. Таким цивилизациям присуще постоянное стремление к обновлению (отсюда понятие «модерн») и инновациям.

Вторая совокупность, напротив, ориентирована на коллективистские, общинные начала с сильно обобществленной экономикой, характеризуется тоталитарными тенденциями в политической сфере, тяготению к традиционным общественным укладам, отсутствию правовых инсти- тутов в их европейском понимании. Здесь доминирует традиция, освященный веками социальный уклад, господствует консерватизм.

Мы не будем здесь дискутировать о правомерности такой дифференциации (как теоретический инструмент она вполне допустима) и о преимуществе одного типа цивилизации над другим (хотя очевидно тяготение авторов исследования к идеологии цивилизации современного или модернистского типа). Скажем только, что если мы намерены исследовать основные ценности общества, тяготеющего к традиционной модели, а в России, как известно, имеют место быть, по крайней мере, элементы такого традиционализма, нам не избежать использования в нашем исследовании подобного рода ценностей, ибо в противном случае мы упускаем нечто существенное для данного общественного образования и рискуем утратить объективнонаучное качество нашего исследования. И поэтому методологическая база анализируемого исследования не является, на наш взгляд, адекватной. Первое, как было показано выше, ценности это не просто некие важные для человека существенные характеристики социальной реальности, но такие ее определенности, которые маркируют социальную реальность, придают ей сетевой характер, делают ее близкой и привычной средой для обыденного существования больших масс людей. При этом подчеркнем еще раз, они часто эмоционально окрашены и реализуются в аффективных формах поведения людей.

Если эти характерные черты ценностного отношения к действительности не будут учитываться, тогда исследование утрачивает собственно аксиологическое содержание. Об этом свидетельствуют те результаты и выводы, к которым приходят авторы исследования. Главный вывод исследования заключается в том, что российский конгломерат базовых ценностей не имеет существенно важных отличительных характеристик от соответствующих европейских, и в нем отчетливо просматриваются все основные ценностные индексы, которые имеют место в сознании населения «старой» Европы. Вывод этот крайне далек не только от того, что принято именовать объективной научной истиной, но и от элементарного здравого смысла. Как может менталитет сибирского мужика, проживающего в какой-то Богом забытой деревне, где условия жизни таковы, что помести в них, например, жителя той же Швейцарии, он, скорее всего, просто погибнет, мужика, для которого «сто верст – не дорога, сто рублей – не деньги, а сто грамм – не выпивка», который одновременно ненавидит современную власть и в то же время ему «за державу обидно», как могут ценности этого самого мужика быть «в основном» тождественными ценностями того же швейцарца – это знает только современная социологическая наука.

Какие же ценности, согласно материалам исследования, преобладают у россиян? Наиболее значима для населения России ценность «безопасность», на этом основании делается вывод о том, что у нас в обществе очень высок уровень тревожности или даже страха. Второе-третье место делят «универсализм» и «благожелательность», на четвертом – «самостоятельность», на пятом – «традиция», в нижней части иерархии находятся ценности «достижение», «конформность» и «власть - богатство» (шестое – восьмое места), а на девятом и десятом местах ценности «гедонизм» и «риск – новизна» [4, с. 57-58].

Есть ли в тексте данного социологического исследования научная достоверность и объективность? Несомненно. Здесь действительно проделана большая и добросовестная научная работа. Но, если понимать ценности так, как они определены выше, все это напрасная трата времени и средств. Гора родила мышь. Наше сознание легко скользит по тексту, отдавая должное методической квалификации авторов, но именно скользит легко и незаинтересованно, эмоционально мы остаемся равнодушны. В то время как истинные ценности должны были бы вызвать в нас глубокий душевный отклик.

Для сравнения приведем фрагмент знаменитого сочинения Н. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма»: «Противоречивость русской души определялась сложностью русской исторической судьбы, столкновением и противоборством в ней восточного и западного элемента. Душа русского народа была сформирована православной церковью, она получила чисто религиозную формацию. И эта религиозная формация сохранилась и до нашего времени, до русских нигилистов и коммунистов. Но в душе русского народа остался сильный природный элемент, связанный с необъятностью русской земли, с безграничностью русской равнины» [5]. У русских «природа», стихийная сила сильнее, чем у западных людей, особенно людей самой оформленной латинской культуры. Элемент природно-языческий вошел и в русское христианство. В типе русского человека всегда сталкиваются два элемента – первобытное, природное язычество, стихийность бесконечной русской земли и православный, из Византии полученный аскетизм, устремленность к потустороннему миру. Для русского народа одинаково характерен и природный дионисизм и христианский аскетизм. Бесконечно трудная задача стояла перед русским человеком – задача оформления и организации своей необъятной земли. Необъятность русской земли, отсутствие границ и пределов выразились в строении русской души.

Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли, та же безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широта. На Западе тесно, все ограничено, все оформлено и распределено по категориям, все благоприятствует образованию и развитию цивилизации - и строение земли, и строение души. Можно было бы сказать, что русский народ пал жертвой необъятности своей земли, своей природной стихийности… Для русских характерно совмещение и сочетание антиномических, полярно противоположных начал. Россию и русский народ можно характеризовать лишь противоречиями. Русский народ с одинаковым основанием можно характеризовать как народ государственно-деспотический и анархически-свободолюбивый, как народ, склонный к национализму и национальному самомнению, и народ универсально духа, более всех способный к всечеловечности, жестокий и необычайно человечный, склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный. Эта противоречивость создана всей русской историей и вечным конфликтом инстинкта государственного могущества с инстинктом свободолюбия и правдолюбия народа. Вопреки мнению славянофилов русский народ был народом государственным - это остается верным и для советского государства - и, вместе с тем, это народ, из которого постоянно выходила вольница, вольное казачество, бунты Стеньки Разина и Пугачева, революционная интеллигенция, анархическая идеология, народ, искавший нездешнего царства правды. В созданном через страшные жертвы огромном государстве-империи этой правды не было. Это чувствовал и народный слой, и лучшая часть культурного дворянства, и вновь образовавшаяся русская интеллигенция.

Русское царство XIX в. было противоречивым и нездоровым, в нем был гнет и несправедливость, но психологически и морально это не было буржуазное царство и оно противопоставляло себя буржуазным царствам Запада. В этом своеобразном царстве политический деспотизм соединялся с большой свободой и широтой жизни, свободой быта, нравов, с отсутствием перегородок и давящего нормативизма, законничества. Это определялось основной устремленностью русской природы к бесконечности и безгранности. Ограниченность, разделенность, малость несвойственны были русскому царству, русской природе и русскому характеру. Мы увидим, что Россия не пережила ренессанса и гуманизма в европейском смысле слова. Но на вершинах своей мысли и творчества она пережила кризис гуманизма острее, чем на Западе. Русский гуманизм был христианским, он был основан на человеколюбии, милосердии, жалости даже у тех, которые в сознании отступали от христианства. Весь петровский, императорский период существовал конфликт между Святой Русью и империей» [6, с. 1].

Мы привели эту, может быть, слишком большую цитату из Н. Бердяева с намерением показать существенную разницу между двумя типами социологического мышления. В первом случае (ESS) мы видим попытку систематического формального социологического исследования ценностей, во многом предзаданного мировоззренческой и методологической установкой. В этом исследовании мы видим, как авторы намеренно избегают эмоциональной и аффективной окрашенности своих выводов. Ценностные индексы выхолащиваются и усредняются. В результате мы имеем некий малозначимый фрагмент из формальной социологии ценностей европейского сообщества, и российская совокупность доминирующих ценностей предстает чем-то периферийным и посредственным. Полноценное социальное бытие этого текста заканчивается сознанием самих исследователей и небольшого круга узких специалистов.

Во втором случае небольшой, в сущности, фрагмент рисует нам объемную и драматическую картину самоидентификации населения России на содержательном фоне социальных и исторических коллизий. Этот текст, конечно же, лишен академической безмятежности, выглядит несколько рваным, отдает публицистикой, и строгий критик, наверное, найдет в нем немало недостатков. Однако беспристрастный и квалифицированный читатель обнаружит в нем, во-первых, широту социально-философского и исторического кругозора, во-вторых, то, что является предметом данного исследования - объемный набор основных цивилизационных ценностей, присущих российскому национальному сознанию.

Из текста Н. Бердяева видно, как вызревают и противоборствуют в этом сознании основные ценностные доминанты. Как массово-распространенные византийско-православные ценностные стереотипы сосуществуют с архаично-языческим уровнем общественного сознания. Как новейшие результаты западноевропейской социально-политической мысли адаптируются к российской действительности.

Важной особенностью российского аксиологического мира является напряженно противоречивое сосуществование противоположных ценностей. Этот диалектический характер взаимодействия ценностей, разумеется, присущ и миру европейских ценностей, но особенно наглядно он выражает себя в общественном сознании России, что отчетливо выражено в вышеприведенном отрывке. На наш взгляд, самоочевидно, что приведенный выше небольшой фрагмент из текста Бердяева несет в себе значительно большую содержательную нагрузку, чем все ис- следование ESS. Конечно, это субъективные интуиции, но, во-первых, любая социологическая методология, в том числе и интуитивистская, ценна именно по своим конкретным результатам (книга «Истоки и смысл русского коммунизма» долгое время была классическим произведением в советологической и антикоммунистической традиции), во-вторых, исследование ESS также начинается с набора интуитивистских ценностных индексов и, в-третьих, бердяевские интуиции также нетрудно перевести в соответствующие ценностные индексы.

Однако здесь возможно одно возражение, вытекающее из анахронизма нашего сопоставления современного исследования с текстом, возникшим в первой половине ХХ в., а своими сущностными предпосылками уходящим даже в XIX в. Замечание существенное, поскольку динамика общественной жизни возрастает, и мы, конечно же, имеем принципиально иную социальную среду, чем во времена Н. Бердяева.

Эти новые условия, несомненно, требуют и новых исследовательских подходов. Ценностные монолиты российского общества трансформируются и расщепляются, и следы этих процессов можно обнаружить в разнородном социально-культурологическом материале. Однако в целях прояснения существенных методологических недостатков исследования ESS мы намеренно допустили этот анахронизм, поскольку бердяевский текст является классическим для интуитивистского направления социальной мысли, а потому помогает нам прояснить те теоретические проблемы, которые мы обнаружили в анализируемом исследовании.

Ссылки:

• 1.    Магу В., Руднев М. Жизненные ценности российского населения: сходства и отличия в сравнении с другими европейскими странами // Вестник общественного мнения. 2008. № 1 (93). Январь-февраль. URL: http://ecsocman.edu.ru (дата обращения: 01.07.2012).

• 2.   Там же.

• 3.   Там же.

• 4.   Там же.

• 5.   Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. Библиотека Русской религиозно-философской и художественной

  литературы «ВЕХИ». URL: http://www.vehi.net/berdyaev (дата обращения: 01.07.2012).

• 6.   Там же.