Диалектика реализации жанрового и строфического потенциала сонета в условиях цикла

Быков, Д. Литература отдувается за все / Д. Быков // Дружба народов. 2008. ¹ 1.

Забродин, Г.Д. Рок: искусство или болезнь? / Г.Д. Забродин, Б.А. Александров. М.: Сов. Россия, 1990.

Ильин, Д.П. «Роковая любовь» или вечные истины?: Полемические заметки / Д.П. Ильин. М.: Современник, 1988.

Курдюмов, М. Сердце смятенное. О творчестве А.П. Чехова. 1904 – 1934 / М. Курдюмов // Лит. обозрение. 1994. № 11 - 12.

Ленч, Л. Странные, странные люди / Л. Ленч // Лит. газ. 1970. 11 февр.

Новиков, Вл. Честная игра / Вл. Новиков // Лит. обозрение. 1979. ¹ 11.

Сотникова, Т.А. Токарева / Русские писатели 20-го в.: биографический словарь /

Т.А. Сотникова; гл. ред. и сост. П.А.Никола-ев. М.: Большая рос. энцикл., 2000.

Токарева, В.С. Зануда // В.С. Токарева // Этот лучший из миров: Повести и рассказы. М.: АСТ, 2005.

Токарева, В.С. Лиловый костюм / В.С. Токарева // Все нормально, все хорошо: Повести и рассказы. М.: АСТ, 2005.

Токарева, В.С. Мой мастер / В.С. Токарева. Розовые розы: Повести и рассказы. М.: АСТ, 2002.

Токарева, В.С. Одна из многих / В.С. Токарева // Одна из многих: Повести и рассказы / В.С. Токарева. М.: АСТ, 2007.

Токарева, В.С. Пять фигур на постаменте / В.С. Токарева // Все нормально, все хорошо: Повести и рассказы. М.: АСТ, 2005.

Токарева, В.С. Рарака / В.С. Токарева Летающие качели. Ничего особенного: Повести и рассказы / В.С. Токарева. М.: Сов. писатель, 1987.

Токарева, В.С. Этот лучший из миров: Повести и рассказы / В.С. Токарева. М.: АСТ, 2005.

Хемингуэй, Э. Снега Килиманджаро / Э. Хемингуэй Фиеста. Рассказы. М.: Худож. лит., 1988.

Чехов, А.П. Ионыч / А.П. Чехов // Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. М.: Наука, 1986. Т. 10.

Шитова, В. Необременительные уроки психологии / В. Шитова // Новый мир. 1970. ¹ 11.

А.В. ОСТАНКОВИЧ (Ставрополь)

ДИАЛЕКТИКА РЕАЛИЗАЦИИ ЖАНРОВОГО И СТРОФИЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА СОНЕТА

В УСЛОВИЯХ ЦИКЛА

Дан анализ сонетного цикла-двойчатки «Греция. Два сонета» В.И. Туманского и лирической поэмы в сонетах “Venezia la Bella” А.А. Григорьева – специфики функционирования сонетов-частей в рамках циклов, обладающих признаками жанра и свойствами твердой поэтической строфы.

Сонет как системная структура, обладающая мощным потенциалом самоорганизации, в полной мере проявляет его, функционируя и как жанр, и как твердая форма строфы. В своей жанровой ипостаси сонет обладает композиционно-образной завершенностью, но при этом сохраняет способность к бесконечному во времени нелинейному содержательному развитию. Этой открытостью он в соответствии со своей диалектической сутью демонстрирует готовность к вхождению в циклические единства. В них, как структурная единица более крупного художественного образования, он может, в зависимости от авторского замысла и жанровых условий произведения, реализовать себя и как жанр, и как твердую строфическую форму, т. е. осуществлять взаимодействие лирических и эпических принципов изображения, определяя доминирующее положение одного по отношению к другому.

Если в поэтическом повествовании доминирует стремление к описанию завершившего свое развитие явления и лирической рефлексии по его поводу, а событийное начало реализовано в качестве фонового, то в результате сонеты-части в рамках цикла функционируют преимущественно как жанр. При этом единичное произведение в составе целого сохраняет относительную автономность как структурно завершенное целое, в котором тема заявлена и содержательно разрешена. Если же доминирует установка на воспроизведение средствами сонета событийной канвы изображаемого явления в плоскости линейного конечного времени, то сонет преимущественно реализует признаки твердой строфы, членящей текст на ре-куррентно повторяющиеся порции. Нередко в таких случаях избрание соответствующей строфы может сопровождаться авторской рефлексией.

В отечественной поэзии сонет сначала состоялся как жанр. Он обретал свое содержание через переводы-пересоздания, формально-эстетические эксперименты, усвоение антитетичного содержания, жанровые взаимодействия с посланием, элегической медитацией, одой, мадригалом, эпитафией, эпиграммой, портретной и пейзажной зарисовкой.

Наши поэты уже в XVIII в. опробовали циклические возможности сонета. Но их сонет, помещенный в систему цикла, был ориентирован на выражение внутренне завершенного, самодостаточного художественного целого, инвариантные центры которого, в принципе, могли быть диало- гически развиты в других произведениях. Но довольно скоро отчетливо проявила себя тенденция использования сонета как строфы в рамках событийно организованного сюжета. Так, В.И. Туманский в 1825 г., вдохновленный восстанием греков против османского владычества, отчасти полемизируя со скепсисом пушкинского «сеятеля», пишет цикл-двойчатку «Греция. Два сонета», в котором отчетливо проявляется строфическая суть каждого из сонетов. Сонеты с идентичной рифменной конфигурацией стихов, совмещающие французский тип рифм катренов с итальянским – терцетов (АbbА АbbА cDD ccD), представляют собой сюжетные этапы в развитии общей темы. В первом сонете автор пафосно говорит о рабском настоящем страны античных героев, во втором – о восстании и прославляет восставших сынов современной Эллады. Его событийная недостаточность подчеркнута 13 – 14 ст., оформляющими сюжетный переход ко второму сонету цикла: «Но дивный нам ты берегла ответ / И грозное приготовляла время» (цит. по: Совалин 1983: 35).

Сонеты Туманского по отдельности и как целое развиваются по законам золотого сечения, которое заявляет о своей гармонизирующей роли на микро- и макроуровне. В первом сонете гармонический центр традиционно размещается в девятом стихе: «Узрев тебя, мы восклицали: “Нет!”... ». Именно он являет собой перелом в развитии темы, т. к. содержит итоговую мысль об окончательном забвении и гибели Греции. Он же служит началом для композиционной части, посвященной ложному приговору европейцев грекам. Девятым стихом начинается его пространное изложение (9 – 12 ст.): «... Нет! / Угасло там мужей великих племя! / Там край рабов: им груз цепей не бремя; // Наследных прав для них не свят завет».

Второй сонет (1 – 2 ст.: «Внемли! Чей зов потряс пещер сих своды, / Глубокий мир сих вековых дубрав?»), так же как и первый (1 – 2 ст.: «Давно ль твой плач, как жалкий плач вдовицы, / Твоим сынам был праведный упрек?»), симметрично начат вопросом-обращением, устанавливающим интонационно-стилистическое единство цикла. Но в целом он опровергает первый, потому что в нем описывается то, что ранее признавалось невозмож- ным. Гармонический центр второго сонета также расположен в девятом стихе: «И се кругом звук брани пробежал ». Он подводит итог содержанию катренов, посвященных рассказу о пробуждении в греках древнего духа свободы, который в точке золотого сечения логично воплощен как следующее за чувством действие – восстание, объединившее Элладу и обеспечившее ее гражданам непреходящую славу.

Гармоническим центром всей двойчатки считаем пятый стих второго сонета: «Восстал, восстал великий дух свободы!». Понятием «дух свободы» объединены славное прошлое и настоящее, античная и современная Греция. Его наличие в предках и отсутствие в современном поколении отвергал первый сонет, его пробуждению и вызванному им восстанию посвящены второй катрен и два терцета второго сонета. Повторяющимся предикатом «восстал» также подчеркивается переход от рабского смирения народа к деятельному сопротивлению, роднящему славное прошлое с настоящим и будущим: «Восстал, восстал великий дух свободы! / Воздвигнув крест, булат препоясав, / Как ангел битв, на выкуп славных прав / Он вас зовет, гонимые народы! // И се кругом звук брани пробежал; / Как ратный стан, Эллада вос-шумела; / Сомкнулись в ряд бойцы святого дела / Грозней твердынь, неколебимей скал, – / Как божий гром, их меч врага попрал, / И слава их по миру загремела!»

Строфическое назначение сонетов Ту-манского определяется, в первую очередь, наличием эпического начала в замысле поэта. Сонет как сюжетно-композиционная часть произведения должен представлять собою некий этап в развитии общей темы. При этом отдельные сонеты-строфы с точки зрения целого не самодостаточны: их сюжетные связи с соседними строфами подчеркивают их сюжетно-образную незавершенность и содержательную открытость, сохраняя, однако, структурную целостность.

Масштабным использованием сонета в роли строфы отличается опыт 1857 г. А. Григорьева. Его “Venezia la Bella” насчитывает 48 сонетов-строф. Название своего произведения он включил в целый заголовочный комплекс, в котором дважды подчеркнута его эпическая природа: «Дневник странствующего романтика», в свою очередь представляющий собой «Отрывок из книги “Одиссея странствующего романтика”». О.И. Федотов обоснованно отмечает в произведении А. Григорьева жанровые черты поэмы и романа: «Примечательной разновидностью сонетной книги следует считать особое жанровое образование роман в сонетах. Первым среди русских поэтов его применил в 1857 г. Аполлон Григорьев. Будучи в Италии в качестве учителя детей князя Трубецкого и находясь, с другой стороны, под впечатлением от творчества У. Шекспира, комедию которого “Сон в летнюю ночь” он тогда переводил, поэт пишет вначале лирический цикл “Титании”, включающий в себя семь сонетов, а затем поэму “Venezia la bella”, в которой определенно просматриваются контуры романа» (Федотов 2002: 415).

В лирическом дневнике А. Григорьева сонет функционирует как строфа в силу ряда структурно выраженных признаков. В первую очередь бросается в глаза графическая монолитность архитектонических частей, синтезирующих традиции итальянского и английского сонетов: аВаВа-ВаВсDсDee. Cоответствует ей и синтаксическая организация, иногда преодолевающая традиционную архитектонику (29% предполагаемых катренов, катренных и терцетных частей синтаксически не разграничены, а в 37% случаев их разделенность выглядит ослабленной из-за явно выраженной смысловой связи между сонетными архитектоническими частями, например, на стыке катренов и терцетов восьмой строфы: «Везде лежит полуза-стывшей лавой: // Тревожный дух какой-то здесь живет»), иногда, в 34% случаев, следующая ей. Не разделив сонеты-строфы в соответствии с сонетной архитектоникой, автор подчеркнул их сюжетно-тематическое единство как частей своей лирической поэмы и адаптировал структурно усложненную четырехсоставную строфу к условиям единого повествования, предполагаемого жанром поэмы. Не будем исключать и ближайшего влияния пушкинского «Евгения Онегина», строфически восходящего к сонету, и более отдаленного – «Новой жизни» Данте Алигьери; тем более что его образ возникает в двадцать седьмой строфе через цитирование стиха «Божественной комедии»: “Nell mezzo del cammin di mia vita”. “Venezia la Bella” вообще представляет собой доволь- но обширное интертекстуальное образование: в частях 2, 3, 4, 24, 25, 28, 31, 37, 47, 48-й встречаются прямые или косвенные цитаты из произведений Пушкина, Островского, Данте, Шекспира, Гете, Байрона, Гейне, Гофмана.

Строфическую природу сонетов Григорьева определяет и обилие межстрофных стиховых переносов, которые создают условия для драматически напряженного, монологического по форме, но диа-логизированного по сути лироэпического повествования: 3 – 4 – 5-я; 12 – 13-я; 15 – 16-я строфы.

Отметим и два случая, когда автор употребил в строфе вместо четырнадцати пятнадцать стихов – 7-я и 12-я строфы. Последним стихом 7-й строфы автор отметил сюжетный переход-перемещение в ситуацию карнавала: «То карнавал, то Ponte dei sospiri» (цит. по: Совалин 1983: 153 – 172). Стихи сочетаются по схеме аВаВаВаВаСdCdee и образуют строфу 9 – 4 – 2, т. к. предполагаемые катрены соединены стиховым переносом: « ...Надевала // Вновь черный плащ, обшитый серебром». Двенадцатая строфа, имея рифмы аВаВа-ВаВсDсDcEE, и синтаксический раздел катренов, архитектонически построена так: 8 – 5 – 2. Возможно, количественное нарушение вызвано в том числе и разной степенью дискретности текста Григорьева: части-строфы не стремятся к пуант-ной коде, а достаточно плавно перетекают друг в друга посредством стихового переноса или свободно и внешне немотивированно обрывают тему, чтобы так же свободно перейти к новой.

Лирическая поэма А. Григорьева не имеет выраженного событийного сюжета в качестве своей основы; сюжетно она опирается прежде всего на лирические отступления от лирического же монолога героя, что, тем не менее, позволило сонету реализовать прежде всего строфическое, а не жанровое содержание. “Venezia la Bella” корректирует ставшее классическим представление В. М¸нха об отсутствии промежуточных форм между двумя типами сонетных циклических единств. М¸нх полагал, что циклизация сонетов происходит двумя разными путями с разными же, естественно, последствиями: в первом случае многообразно варьируется та или иная лирическая тема, благодаря чему каждый отдельный сонет сохраняет свою самосто- ятельность; во втором случае активным структурным стержнем становится эпический сюжет, не исключающий, а предполагающий лирические отступления от него, тогда сонеты лишаются своей обособленности и приобретают статус повторяющихся строф (Mцnch 1955).

Единство лирического и эпического начал достаточно определенно реализовано характером смысловых связей между частями-строфами. Связь большинства из них основана на многообразно варьируемом выражении героем любовного чувства-воспоминания в процессе лирического монолога. Так, части 25, 26 и 27-я связываются сменой объектов рефлексии: «я» о себе и своем чувстве; «я» и враждебноироничное непонимание окружающих, которое сменяется признанием его естественности в ситуации романтического отчуждения, рождающего иронию; от отрицания уместности иронии лирический герой переходит к покаянному обращению к возлюбленной: «25) 13. Что в меру я – уж так судил мне бог – / 14. Ни радоваться, ни страдать не мог!; 26) 1. О вы, насмешкой горько-ядовитой... / 13. Что б ни было – я благодарен вам: / 14. Я в юморе искал отрады сам; 27) 1. Но ты ... тебя терзать мне было любо ...».

В «дневнике» Григорьева нет событий лирического настоящего: его строфы сю-жетно основаны на переживании воспоминаний о событиях более или менее давних. Объединяет их общий эмоциональный фон страдания из-за неразделенного любовного чувства, сюжет – путешествие по каналам Венеции с многообразным воздействием на душу лирического героя. Строфы, вытягиваясь в едином лирическом повествовании, композиционно группируются во вполне ощутимые сюжетные образования, связанные временем и пространством. Сюжетно-композиционно 48 сонетов-строф делятся на две части. Первая часть (1 – 7-я строфы) – обращение героя к возлюбленной, объясняющего в эпистолярной форме появление своего произведения. В первой строфе автор объясняет выбор сонета строфой для своей лирической поэмы: «... Вы можете эпистолы писать ... / Я выбрал формы строгие сонета; / Во-первых, честь Италии воздать / Хоть этим за радушие привета / Мне хочется, а во-вторых, в узде / Приличной душу держат формы те!». В экспозиционных строфах 2 – 4 излагается история вза- имоотношений с возлюбленной, в 5 – 7 – развивается тема Италии, поэтическая красота которой вновь обострила в герое чувство потери. Строфы 8 – 48 продолжают монолог героя о сжигающей его страсти. В этой части он погружен в атмосферу ночного венецианского карнавала, движется в гондоле от площади Святого Марка. Карнавал, тема Италии, пространственное возвращение к собору Сан-Марко в соответствии с традицией эпических произведений закольцовывают и композиционную часть и целое, т. к. произведение оканчивается обращением к возлюбленной: «8. И в оный мир я весь душой ушел, – / Он всюду выжег след свой: то кровавый, / То траурный, то черный цвет гондол, / То, как палаццо дожей, величавый; 48. Аннунциата!.. Но на голос мой, / На страстный зов я тщетно ждал отзыва. / Уже заря сменялася зарей / И волны бирюзовые залива / Вдали синели... Вопль безумный мой / Одни палаццо вняли молчаливо, / Да гондольер, встряхнувши головой, / Взглянул на чужеземца боязливо, / Потом гондолу тихо повернул, / И скоро вновь Сан-Марко предо мною / Своей красой узорчатой блеснул. / Спи, ангел мой да будет бог с тобою. / А я?.. Давно пора мне привыкать / Senza amare по морю блуждать».

“Venezia la Bella” образом героя – «странствующего романтика» ориентирована на традиции романтической поэмы, в которой, как известно, доминирующую роль играет лирическое начало. С другой стороны, сменой планов изображения и интонаций через использование форм несобственно-прямой речи ее повествование диалогизируется и приобретает черты романного. Строфы-сонеты в произведении А. Григорьева в значительной мере проявили свои содержательные возможности. За счет актуализированного конфликта сонетной архитектоники и синтаксиса, межстрофных переносов автору удалось создать эмоционально напряженное диалогизиро-ванное лирическое повествование, обогатить форму лирического монолога от первого лица голосами других участников и свидетелей любовной драмы, поместить ее в пространство Италии, венецианского карнавала, наполнить отсветом шедевров европейской и русской поэзии.