Диалектика традиций и инноваций в хозяйственной культуре

В ХОЗЯЙСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЕ

Диалектика традиций и инноваций имеет давнюю историю и проявляет себя схожим образом во всех сферах культуры [1]. Если традиция передает определенные общественные установления, нормы поведения, ценности, идеи, обычаи социального и культурного наследия от поколения к поколению во всех областях общественной жизни, то инновация – явление культуры, которого не было на предшествующих стадиях ее развития. К ним относятся технологии, формы организации общества от образования, управления до организации труда.

Диалектика заключается в том, что наступает процесс внедрения этого нового в ткань культуры уже в качестве новой традиции с фиксированным получением дополнительной ценности, например прибыли, опережения, приоритета, улучшения, качественного сдвига, прогресса. Понятие «инновация» относится как к радикальным, так и к постепенным изменениям в продуктах, процессах и стратегии организации. Исходя из того что целью нововведений является повышение эффективности, экономичности, понятие инновационности можно отождествить с предприимчивостью и восприимчивостью к новым идеям усовершенствования работы организации (государственной, хозяйственной, морально-этической).

Инновационная деятельность направлена на изменение технологий, логики, методов и поэтому рискованна. Под риском обычно понимают такие обстоятельства, которые способны вызывать неблагоприятные, непредусмотренные результаты в самом процессе деятельности. Ульрих Бек ввел понятие «общество риска». Современные риски, в отличие от опасностей прошлых лет, – это последствия, связанные с масштабом модернизации и порождаемой ею глобальной нестабильностью и неопределенностью. В обществе риска неизведанные и неожиданные последствия приобретают характер господствующей силы [2, с. 21–22].

Однако общество может вводить механизмы страхования риска и давать гарантии компенсации потерь, ущерба при осуществлении той или иной деятельности, более того, поощрять, поддерживать инициативу индивидов, групп и категорий населения. Социальная традиция воспроизводит социальный опыт взаимодействия с другими людьми, организуемый для выполнения общих задач. Этот опыт важен для информирования их о своих намерениях и учета намерений других, что является значимым в любых начинаниях, тем более связанных с модернизацией хозяйственной деятельности, где важно договариваться о целях и достижении определенных результатов. Эти встречные процессы чаще всего соединяются в инновациях [3, с. 115–116], но уходят корнями в традиции. Э. Уилсон вводит понятие «культурного гена» и наделяет его эпигенетическим смыслом. Даже знание он рассматривает как инструмент биологического существа, его специфический орган, развитие которого преобразует все телесное в человеке [4].

Уравновесить неопределенность «общества риска» могут культурные установки, в частности связанные с отношением людей к труду, соотносящиеся с традицией, без учета которой ни один модернизационный процесс не будет успешен. Так, для России всегда был традиционным коллективный труд. Идеи «соборности» в царской России, идеи советского коллективизма – яркое тому подтверждение. Чувства взаимопомощи и справедливости, лежащие в основе коллективного труда, являлись действенными механизмами на пути хозяйственных преобразований.

Общества и страны, которые творчески сочетают традиции и инновации, довольно успешно двигаются по пути модернизации. К таким странам относится современный Китай. Страна осуществляет процесс развития, соблюдая традиции, ценности, а также идеи культуры. В то же время в XX в. в процессе модернизации меняются традиционные культурные основания начавших индустриализацию регионов. Постепенная модернизация отдельных регионов с последующим переносом положительного опыта на остальные регионы – взвешенность и корректировка действий выгодно отличают такую стратегию от взрывоопасных результатов шоковой экономической политики. Соблюдение разумного баланса старого и нового представляет особенность китайской модернизации, сочетающей заимствования передового опыта как Запада, так и Востока, ориентирующего на соблюдение национальных целей, многообразие и поиски собственных методов их достижения.

Китайская модернизация, не порывая с прошлым, как это зачастую происходит в России [5], и руководствуясь китайской идентичностью, процессуально связывающей старое и новое, достигает нового витка модернизации не преимущественно за счет политических реформ, а путем изменений в хозяйственной жизни наиболее готовых к этому провинций [6, с. 101]. В.Г. Федотова приводит мнение профессора Йельского университета И. Селеньи о том, что в Восточной Азии наблюдается «капитализм снизу», т. е. хозяйственные навыки в Китае делают население активными предпринимателями. Государство играет важную роль в создании и регулировании капиталистической экономики, но основой модернизации является все же само население.

«Капитализм сверху» произошел в посткоммунистических странах Восточной Европы и России. Это был ускоренный переход к капитализму. Радикализм сознания, разрыв с традициями в хозяйственных преобразованиях наряду с другими причинами (развал СССР, потеря хозяйственных связей с его бывшими республиками) внесли разлад в общество, парализовали инициативу населения, замедлили темпы роста экономики. В 1990-е гг. в России была предпринята попытка догоняющей модернизации без предпосылок хозяйственной активности масс (которые в течение 70 лет воспитывались в идеологии осуждения частной собственности и хозяйственной инициативы как буржуазных пережитков).

«Капитализм извне» строился в странах Балтии, Венгрии, Чешской Республике иностранным капиталом и транснациональными корпорациями. В этих странах позитивно восприняли либеральный капитализм, выросший из политических перемен и соответствующих им хозяйственных навыков. Однако сегодня многие страны, следующие этим путем, находятся в зависимости от Европейского союза, препятствующего осуществлению их национальных интересов [7].

Учитывая вышесказанное, возникает важный вопрос: каковы должны быть ценностно-мировоззренческие предпосылки модернизации, в рамках которых видится и оценивается настоящее, прошлое и будущее России?

Следует согласиться с Г.Ю. Канаршем [8, с. 18–19], который приводит результаты исследования ученых Центра динамического консерватизма (руководитель – В.В. Аверьянов). Учитывая российскую социокультурную специфику, они предлагают традиционно российскую концепцию высокоэффективного хозяйственного механизма – производственную (предпринимательскую) артель. Именно в артели выражались поисковое начало, народное предпринимательство, социальное творчество, мастерство и предприимчивость. Просматривается аналогия между русской артелью и бригадным подрядом в СССР. Идеи сотрудничества и взаимопомощи оказываются востребованными сегодня также в новейших западных теориях по командообразованию в современных корпорациях, в которых, подобно артели, команда «понимается как “живая структура”, способная к самоуправлению и самоорганизации». Это гармонизация отношений в социальном организме, которая оказывается созвучной русскому национальному характеру и идеям новой современности. Кроме того, ученый обращает внимание на национально-психологические предпосылки повышения качества трудовых мотиваций и социальной справедливости в общественно-политическом устройстве, которые, как показывают исследования, в настоящее время востребованы как никогда в российском обществе [9, с. 18–19].

Идея справедливости может стать стратегией государства, действующего в интересах трудового большинства населения и ставящего своей целью создание общества социальной справедливости и подлинного социального государства.

Коренной вопрос, который предстоит решить России, заключается в том, состоится или не состоится ее переход на национальный (цивилизационный) путь развития. Но в любом случае и в настоящее время теоретически сохраняется возможность совершения такого перехода. Возрастание давления на власть как слева, так и со стороны консерваторов – защитников исторической традиции, трезвая оценка самой властью внешних угроз, негативно сказывающихся на темпах и результатах экономического развития страны, могут привести к появлению новой идеологии развития и к давно ожидаемой смене стратегической перспективы для России XXI в. [10, с. 36].

Соглашаясь с Н. Бердяевым, который пишет в работе «Судьба России», что «Россия – самая не буржуазная страна в мире», считаем, что именно поэтому идеи социальной справедливости найдут в ней своих последователей быстрее, чем в любой другой стране мира. Именно эта стратегия должна стать приоритетной на дальнейшую долгосрочную перспективу развития.

Концепция догоняющей модернизации не должна быть доминирующей стратегией в российских преобразовательных реформах. Это ориентирует на поиск взаимодополняемости разных социально-экономических моделей – традиционных и модернизационных с учетом особенностей российской национальной культуры и требований современного российского общества.

Традиция – это механизм функционирования культуры, система связей настоящего с прошлым, залог преемственности поколений. Культурная традиция выступает как часть традиции социальной, как реализация институциональной стороны общественной жизни. Она воплощается в социальном строе и реализуется в культурном контексте.

Ссылки:

• 1.    См., например: Данилова М.И., Путилина Л.В. Традиции и инновации в образовании как диалектическое целое // Казанская наука. 2013. № 7. С. 130–132.

• 2.    Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М., 2000.

• 3.    Шавель С.А. Дерзание риска: философские и социологические аспекты инноваций // Философские науки. 2016. № 7. С. 109–121.

• 4.    Wilson E.O. Sociobiology: The New Synthesis. Cambridge (Mass.), 1975. 697 p.

• 5.    См. подробнее: Данилова М.И., Анастасов В.Д., Побегуца А.В. О радикализме в решении крестьянского вопроса в России [Электронный ресурс] // Политематический сетевой электронный научный журнал Кубанского государственного аграрного университета (Научный журнал КубГАУ). 2012. № 05 (79). URL: http://ej.kubagro.ru/2012/05/pdf/36.pdf (дата обращения: 09.06.2017).

• 6.    Федотова В.Г. Модернизация Китая и ее уроки для России // Философские науки. 2015. № 1. С. 99–115.

• 7.    Там же.

• 8.    Канарш Г.Ю. Труд и экономическая культура в контексте российской модернизации // Философские науки. 2015. № 10. С. 9–22.

• 9.    Там же. С. 18–19.

• 10.    Шевченко В.Н. Значение исторического опыта современного Китая для России и других государств-цивилизаций // Философские науки. 2016. № 8. С. 23–39.