Дискуссионные аспекты определения термина "право на информацию"

Информация сопровождает человека всю жизнь, являясь неотъемлемой частью нормального существования, функционирования и развития как общества в целом, так и каждого отдельного его члена. Более того, начиная с конца прошлого века, информация превращается в стратегический ресурс, универсальную метакатегорию, не менее значимую, чем материя и сознание. Этим обусловлен интерес к информации, проявляемый представителями всех областей знаний, в том числе и юридической науки.

Основой нормативного правового регулирования права на информацию является ч. 4 ст. 29 Конституции РФ, согласно которой «каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом», однако легального определения термина она не содержит, как и конкретизирующее отраслевое законодательство (лишь перечень информационных правомочий), поэтому существуют различные авторские трактовки данной правовой дефиниции. В качестве иллюстрации приведем пример некоторых из них.

По мнению Д. В. Гавришова, право на информацию представляет собой обусловленное конституцией, а также детализированное в законодательстве правовое притязание человека, направленное на поиск, получение, передачу, производство и распространение сведений любым законным способом [5, с. 9– 10].

В свою очередь В. В. Стахова формулирует дефиницию «право на информацию» в виде правовой презумпции свободы поиска, получения и распространения информации различного рода субъектами информационных правоотношений [13].

С точки зрения А. А. Чеботаревой, права и свободы информационного характера можно рассматривать в качестве суммы правомочий различных субъектов в информационной сфере, а конкретнее – в области поиска, получения, передачи, производства и распространения информации, применения информационных технологий, а также обеспечения защиты информации [20, с. 49–53].

М. К. Башаратьян формулирует понятие «право на информацию» как двуединую совокупность свободы информации и права на конфиденциальность [4].

Встречаются и более развернутые трактовки термина «права на информацию». К примеру, Ю. И. Гришаева считает, что право на информацию можно рассматривать как комплексное право, сущность которого легально закреплена в ч. 4 ст. 29 Конституции РФ, и оно может рассматриваться в следующих моментах: в качестве субъективного права человека в области информации, проявляющегося в виде свободы публичного доступа к информации, в том числе конституционной основы права граждан на доступ к информации; в качестве права человека и гражданина на создание, владение, пользование и распоряжение информационными ресурсами; в качестве основанного на Конституции РФ принципа информационной открытости деятельности государственных и муниципальных органов власти, в качестве гаранта реализации права граждан на информацию; в качестве генетического правового основания будущего права на коммуникацию, которое выступит в качестве нового права социально-экономического характера [6].

В ходе исследования различных трактовок термина «право на информацию» нами был сделан вывод о том, что среди взглядов отечественных ученых можно выделить две основополагающие концепции понимания права на информацию: первая из них связана с признанием самостоятельности права на информацию, вторая – с отрицанием самостоятельности исследуемого права.

В научных работах приверженцев первого направления можно выделить широкий и узкий подход к дефиниции «право на информацию».

Ярким примером максимально широкого взгляда на термин «право на информацию» выступает точка зрения М. В. Алексеевой. Она полагает, что, говоря об информацион- ных правах и свободах, необходимо иметь в виду то не вызывающее сомнений обстоятельство, что закрепленное в Конституции РФ право на информацию выступает связующим элементом всей системы конституционных прав и свобод, возможности их реализации.

В качестве довода, иллюстрирующего широкий подход к праву на информацию, М. В. Алексеева приводит следующий пример: в соответствии с ч. 1 ст. 37 Конституции РФ каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию. Для реализации этого права, как полагает исследователь, необходимо обладать информацией, касающейся характера и особенностей того или иного рода деятельности и профессии. Сходный характер связи с правом на информацию обнаруживает и право каждого гражданина нашей страны на получение образования (ст. 43) [1, с. 16–19].

В связи с этим Э. В. Талапина обращает внимание на тот факт, что при таком взгляде на исследуемый вопрос информация лежит в основе не только любого конституционного права, но и любого обязательства гражданского характера, любых прав в процессуальной сфере и т.п., что отвечает природе информации. Тем не менее право на информацию, как справедливо полагает ученый, имеет вполне конкретные и вполне различимые границы, при этом вовсе не утрачивая своего бесспорного влияния на весь институт прав и свобод человека [14].

Попытки очертить рамки права на информацию в русле широкого подхода были сделаны рядом отечественных исследователей.

Например, М. А. Погорелова в своем диссертационном исследовании приходит к выводам о том, что конституционное право на информацию является правом сложносоставным, включающим в себя систему фундаментальных прав, комплексов прав на информацию и производных от них прав и свобод человека и гражданина. При этом непосредственно элементами конституционного права на информацию М. А. Погорелова считает выделенные крупные комплексы, тогда как их детализирующие отдельные права или комплексы прав уже должны относиться к сфере информационных прав [11].

Иными словами, представители широкого подхода право на информацию трактуют как некое комплексное субъективное информационное право, в состав которого они включают информационные правомочия свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. В отдельных случаях подразумевается также возможность поглощения данным комплексным правом иных конституционных прав граждан в сфере обмена информацией в обществе, то есть свобод мысли, слова и массовой информации [20].

Для узкого подхода к праву на информацию характерно рассмотрение его с позиций «права на доступ к информации» [2, 15, 18]. В отличие от широкого подхода, это право воспринимается как узко специальное, а не комплексное, и связывается оно исключительно с вопросами демократической открытости и прозрачности деятельности государственных органов. Целью этого подхода является исключительно обоснование законных возможностей гражданина по получению сведений, которыми располагают органы государственной и местной власти в связи с осуществлением ими своих полномочий. Исследователи отмечают, что в начале XXI века, называемом эпохой всеобщей информатизации и глобализации, право универсального доступа (право на универсальное обслуживание) можно рассматривать как новое право, базирующееся на концепции свободного потока информации [20].

Следует отметить и тот факт, что в понимании термина «право на доступ к информации» также хорошо различаются два подхода к пониманию термина. Широкий подход ставит знак равенства между правом на доступ и правом на информацию, не видя между ними каких-либо терминологических или смысловых различий [17, с. 29–41].

Узкий подход обосновывает самостоятельность права на доступ к информации. При этом ряд исследователей понимают изучаемое право следующим образом:

– право на доступ есть лишь отдельное правомочие права на информацию (наряду с правомочиями на произведение, распространение информации, на тайну и др.) [9, 16];

– право на доступ обладает статусом отдельного самостоятельного права наряду с традиционными информационными правами личности (свобода мысли, слова, печати) [20, 10].

К примеру, обосновывая данную точку зрения, А. А. Задков подчеркивает то обстоятельство, что, в отличие от гарантированных действующей Конституцией свободы мысли и слова, права производить и распространять информацию, а также свободы массовой информации, право на доступ к информации имеет принципиально иную природу. Содержательно это проявляется в том, что если свободы мысли, слова и печати требуют невмешательства государства в их осуществление, то есть являются по своей сути правами «негативного характера», то право на доступ к информации является проявлением непосредственного сотрудничества государства и конкретного гражданина, в рамках которого государство выступает как активный участник, обеспечивающий все условия к тому, чтобы человек воспользовался своим правом, то есть право на доступ к информации по природе своей есть право «позитивное» [7, с. 3].

Сходной позиции придерживается и И. Ю. Богдановская, считающая, что на конституционном уровне выделяется право на информацию, а затем право на доступ к информации в качестве двух самостоятельных прав [12, с. 15].

Стоит отметить, что аналогичной точки зрения придерживаются и иностранные специалисты, например, Cheryl Ann Bishop в своем диссертационном исследовании «Interna-tionalizing the right to know: conceptualizations of access to information in human rights law» отмечает, что в международной практике право на свободу информации («freedom to infor-mation»), вместо которого автор использует термин «freedom to expression» – «свобода выражения», детально закрепленное в международных документах, и право на доступ к информации («right of to government infor-mation») представляют собой явления разного порядка: «There exists a large body of literature discussing both the growth of transparency as an international norm and the importance of access to government information. However, very little scholarly work examines the proposition that access to government information is a human right, and only one author has attempted to delineate explicit conceptualizations of such a right… Several find that access to government information as a human right is not broadly recognized in international human rights law; nonetheless, they asserted that a right of access is emerging. Other scholars argue that access currently is a human right… Most of the scholars understood a right of access to information as a supporting right that is essential in order for other human rights to be truly realized. Some scholars referred to a right of information as an «ancillary right»; another called it a «procedural» right. Both imply that access to information plays a subordinate role to the right or rights that it is facilitating… Mendel referred to a right of access as a «foundational right», which, based on the above arguments, seems more accurate» [22, с. 17]. («Существует большое количество литературы, обсуждающей рост прозрачности международных норм и важность доступа к правительственной информации. Тем не менее очень мало научных работ рассматривают положение о том, что доступ к правительственной информации является правом человека, и только один автор [Weerantmantry] предпринял попытку очертить четкие представления о таком праве... Некоторые ученые находят, что доступ к правительственной информации в качестве одного из прав человека не является широко признанным в международном гуманитарном праве; тем не менее они утверждали, что право на доступ зарождается. Другие ученые утверждают, что доступ [к правительственной информации] в настоящее время является одним из прав человека… Большинство ученых понимают право на доступ к информации в качестве вспомогательного права, что имеет важное значение для других прав человека, чтобы быть по-настоящему реализованными. Некоторые ученые ссылались, что право на информацию есть «вспомогательная деятельность в сфере права»; другие называли его «процессуальное» право. Оба [подхода] подразумевают, что доступ к информации играет подчиненную роль права или прав, которым она способствует. Мендель упоминает право доступа в качестве «фундаментального права», которое [определение], исходя из указанных выше доводов, представляется более точным»).

На наш взгляд, наиболее приемлемой представляется позиция Э. В. Талапиной, полагающей, что можно различать право на информацию как родовое понятие и право на доступ к информации как его разновидность, выделяемую по признаку способа «добывания» [14].

Однако, как отмечалось ранее, не все ученые признают самостоятельность права на информацию. Главным аргументом приверженцев отрицания самостоятельности данного права является то, что информационные права и свободы помещены российским законодателем в одну статью Конституции РФ со свободой мысли и слова (ч. 1 ст. 29), мнений и убеждений (ч. 3 ст. 29), средств массовой информации (ч. 5 ст. 29). Из этого они делают вывод о том, что в России право на информацию рассматривается как элемент свободы мысли и слова.

Например, С. Шевердяев придерживается мнения о том, что право на информацию, которое исследователи склонны находить в ч. 4 ст. 29 Конституции РФ, является прямым следствием развития теории свободы слова и печати, и она не закрепляет самостоятельного субъективного права человека. Иными словами, по мнению исследователя, ч. 4 ст. 29 Конституции РФ не фиксирует самостоятельное субъективное информационное право, а лишь выполняет служебную гарантирующую функцию [20].

На наш взгляд, в текущий момент не вызывает сомнений самостоятельность права на информацию, которая подтверждена результатами многочисленных исследований.

Например, Е. С. Лисицына справедливо утверждает, что веским доказательством того, что анализируемое право не является элементом какого-либо другого права, можно считать формирование новой комплексной отрасли права – информационного права, относящегося к сфере публичного права. Институт права человека и гражданина на информацию является основой для формирования этой новой отрасли [8, с. 45–46].

Таким образом, по результатам исследования дискуссионных аспектов определения термина «право на информацию», можно прийти к следующим выводам.

• 1.    Термин «право на информацию» не имеет легального определения ни в Конституции Российской Федерации, ни в конкретизирующем отраслевом законодательстве, рассматривающем лишь перечень информационных правомочий.

• 2.    Среди взглядов ученых можно выделить несколько нередко взаимоисключающих подходов к пониманию дефиниции «право на информацию»: от признания самостоятельности данного права и его комплексного, универсального значения до отождествления права на информацию лишь с правом на доступ к

• 3.    Право на информацию, на наш взгляд, можно понимать как основное, неотъемлемое право личности (гражданина РФ, иностранного гражданина, лица без гражданства), состоящее из совокупности информационных правомочий (создание, поиск, получение, передача, распространение информации), а также обеспечения защиты информации и информационной безопасности личности и общества (защиты от информации), выступающее в качестве гарантии полноценной реализации всей системы прав и свобод человека и гражданина.

• 4.    Перспективы дальнейшего развития права на информацию, по нашему мнению, связаны с информационным правом, способным создать на базе конституционного права динамично развивающийся, приобретающий все большее значение в условиях глобализации институт права.

информации, а также полную противоположность первому подходу – отрицание самостоятельности права на информацию и включение его в контекст права на свободу мысли и слова.