Дневники Базара Барадина как исторический источник по реконструкции бурятских дацанов конца XIX - начала XX в

Реконструкция бурятских дацанов заключается в детальной научной презентации всех наличных письменных, архивных, иллюстративных источников. Источниковедческая, фактологическая база явно недостаточна для воссоздания целостной картины деятельности буддийских монастырей Бурятии. Первичная сводка известного и неизвестного необходима для того, чтобы определить возможности пополнения недостающих материалов. Уровень развития современной исторической науки требует изучать и осваивать различные типы источников. Такой подход к истории существенно расширяет комплекс исторических источников, дает возможность по-новому рассмотреть вопросы истории и определить новые проблемы научного изучения прошлого.

В отделе рукописей Санкт-Петербургского Института востоковедения РАН хранятся неопубликованные Дневники1 Базара Барадина, командированного в 1903 г. Русским комитетом2 в Забайкалье для изучения буддийской иконографии и жизни дацанов. На наш взгляд, эта предварительная работа, продолжавшаяся и в 1903, и в 1904 гг., содействовала ознакомлению с буддийским бытом и, вероятно, стала «экзаменом» перед его успешной поездкой в Лавран. Если сравнить дневники его поездок в Забайкалье и Лавран, то типологическая схема изучения монастырей идентична.

В дневнике 1903 г. объектом изучения Б. Бара-дина выступает «повседневная жизнь» монастырей и монахов, а предметом исследования – буд- дийская иконография. Он содержит конкретные сведения об основании Гусиноозерского, Аца-гатского, Анинского, Эгитуйского, Агинского, Цугольского дацанов, количестве малых храмов в монастырском комплексе; обозрения религиозных праздников; данные о числе лам и образе жизни духовенства. Записи включают описания внутреннего убранства храмов, разъяснение иконографических объектов, особое внимание автор уделяет истории постройки дацанов. Отдельные разделы дневника посвящены школам иконописи, технологии малярных иконописных работ и литейных изделий, подробному описанию техники их исполнения и персоналиям.

Своеобразие дневника – в способе отражения действительности, заключающемся в регулярной синхронной фиксации явлений общественной и духовной жизни монастырей. Привлекает внимание способность автора к установлению доверительного контакта с информантами, его умение органично вписаться в изучаемую буддийскую среду. Первые строки дневника: «Гусиноозерский дацан. 5 июля. < 1 > Выехав из дома 1 июля, прибыл я с товарищем Жамцарано³ по ж[елезной] дороге в г. Верхнеудинск 3-го числа. Отсюда на лошадях, сделав 160 верст⁴, добрался до Гусиноозерского дацана⁵ 5 июля 12 часам дня. Так как я не был близко знаком с Хамбо Ламой⁶, то не решился с первого же раза заехать к нему на квартиру, а остановился в так называемой «квартире для высокопоставленных лиц».

Скрупулезные, ежедневные записи дневника Б. Барадина позволяют не только детально воспроизвести маршрут его поездки, повседневную деятельность ученого, восстановить его дорожные впечатления, уникальность зафиксированных встреч в пути, но и уловить элементы «научного быта» ученого. Так, на страницах дневника, помеченных 8 июля 1903 г., встречаем: «Сегодня мы порешили выехать из дацана, так как здесь материалов более или менее было исчерпано. Еще раз перед отъездом был в храме для < 13 > тщательного обозрения и расспросов об иконах, но не нашел ничего нового для себя, только казалось мне немного странным присутствие одного изображения особого вида Хаягривы⁷ так называемого rta mgrin eangs gsang⁸, которого почти не чтут последователи Зонхавы⁹, а чтут, главным образом, последователи красношапочного секта и Бадма Самбавы¹⁰. Я не мог добиться объяснения с лам о присутствии этого бурхана. Некоторые из лам говорили мне, что этот бурхан, наверно, старого времени периода распространения здесь буддизма и привезен, наверно, тангутами какой-нибудь не зонхавинской секты и случайно здесь до сих пор находится. … Вообще я должен сказать, что Гусиноозерский дацан, хотя считается резиденцией главного Хамбо Ламы буддистов В[осточной] Сибири по ряду с прочими дацанами < 14 > занимает второстепенное место как по учености, многочисленности духовенства и т. д.... Дацан вообще имеет очень много монгольского характера в противоположность от некоторых монастырей Забайкалья, которые имеют характер тибетских монастырей. Так напр[имер], нет так называемое Шаби Хубсусун”¹¹, т. е. форма индусско-тибетского духовного ученического одеяния, которое составляет характерное отличие монахов тибетских монастырей, от монахов монгольских монастырей. Здесь, несмотря на энергичное старание передовых монахов о сформировании «Шаби Хубсусун”, придер < 15 > живаются той традиции одевания халата, которой придерживаются все монастыри Монголии, особенно халхаские монголы во главе с Ургинским Хутухтой¹²».

Каждая запись путевого дневника датирована, указано место, где она сделана. Часто в дневнике встречаются исправления, вычеркнутые слова, добавления и т.д., что свидетельствует об особом отношении автора к стилю и содержанию дневника. В размышления вкрапляются материалы из разговоров с местными жителями, дающие много дополнительной информации. В записи, датированной 11 июля, фиксируются тонкости встречи с Р. Номтоевым, что само по себе является очень ценным источником по истории жизненной повседневности: «По дороге я ночевал у своего знакомого богатого бурята Намсарай Намжила, который на завтрашний день меня довез на своих лошадях до дома Ринчина Номтоева13. Я должен сказать несколько слов об этом замечательном буряте. Он бурят Хоринского ведомства, раньше он был ширетуем Ацагатского дацана, но потом добровольно оставил духовное звание и сделался мирянином. Ему уж теперь лет 80.

Он замечателен своими многочисленными < 29 > переводами с тибетского на монгольский, которые почти все имеются в печати среди бурят. Замечателен также его огромный труд – Тибетско-Монгольский словарь, который, к сожалению, до сих пор не может выйти в печати, хотя уже давно хлопоты идут об издании его¹⁴.

Он всю жизнь занимался изучением буддизма и переводами, и теперь не оставил своей работы, хотя его лета преклонные и силы его покинули, и едва ходит на ногах.

Он во всем Забайкалье, в среде ученого мира лам также и мирян пользуется большой популярностью и почетом, он состоит действительным членом ИРГО-ства15…

Когда я рассказал ему о своих занятиях санскритом и проч., то у него сразу засверкали глаза и старик сделался необыкновенно оживленным и бодрым. Наша беседа с ним продолжалась около двух часов, после чего я должен был ехать дальше. Он, между прочим, предлагал мне прочесть его сочинение о правилах чтения дарани16 и сравнить с тем, как преподают европейцы фонетику санскрита».

В дневнике 1904 г. объектом изучения Б. Ба-радина выступает описание главных храмов Цу-гольского и Агинского монастырей, предметом исследования – буддийская иконография. Дневник открывает многое в понимании личности ученого. Б. Барадин не только собирает значительное количество буддийских рукописей и ксилографов, но и изучает исторические факты жизни дацанов, совмещает изучение разговорного тибетского языка, обращается к истории буддийских догматов, вникая в их суть. Наряду с эмоциональными оценками событий ярко выражена оценка этих событий с позиций ученого, профессионального историка. Дневник свидетельствует: «Эти книги были отчасти тибетские и монгольские (последняя – переводы). Из них тибетские я передал своему другу Чойжи Ванчук’e (chos keidbang phyug) для переписывания, а монгольские – оставил у себя, чтоб переписать их сам… <7> Из них – основное сочинение (по убеждению забайкальских зурачинов17) и руководство по буддийской иконографии на тиб[етском] языке thig rtsa mchan ’grel. Сочинение тибетского ученого ламы sum pa mkhampo ye shes dral ’byor18, а остальные – на монгольском языке по тому же предмету. Чойжи Ванчук согласился переписать первую книгу. Для сличения мы решили достать еще печатный один экземпляр этой книги из библиотеки Гыгена19… <8> Если будет переписана эта книга и переведена когда-нибудь на один из европ[ейских] языков, то книга впервые появится в Европе и представит большой интерес для специалистов как основное руководство буддийских иконописцев Тибета, Монголии и Забайкалья. По крайней мере, к этому убедило меня до сих пор всеобщее мнение забайкальских зурачинов относительно этой книги, хотя они знают, что существуют еще многие другие книги по этому предмету… Сегодня я наводил у лам справки о том, что существуют ли вообще образа бурханов pancaraks’u20. Лама по имени Доржи Палам Соржиев передал мне, что он видел 5 бурханов статуев Банзаракши (монг.) в Агинском дацане у одного ламы, ныне покойного Сымпил Доржи. Эти бурханы сделаны в Долон Норе. Он кроме этого нигде не видел таких бурханов Банзаракши. Кроме этого, он мне лишь передал, что у одного ламы имеются два экземпляра] истории Будо-на21, один, по-видимому, <10> известной лхасской работы, как экземпляр в нашей университетской библиотеке в Петербурге, а другой каменной печати, – эта последняя, кажется, не полная».

Наряду с указанием о собраниях книг по иконографии, разбором сочинений по главам, разъяснениями терминов, информацией по истории тибетских сект дневник Б. Барадина содержит сведения о явлениях и фактах, увиденных и услышанных в дороге, в разговорах с местными жителями, являющихся свидетельством исторического прошлого: «Только сегодня мне удалось окончить списывание книг. Вечером мне пришлось беседовать с одним ламой. Он рассказал мне некоторые сведения, < 20> которые он добыл из бесед с одним новоприбывшим из Лхасы ламой-бурятом. Этот лама по имени Цыден передал ему некоторые отрывочные сведения о положении вещей в Тибете 7-8 месяцев тому назад. Он, по-видимому, был человек малосведущий в делах Тибета или же в то время было в Тибете спокойно, по крайней мере, в Лхасе. Но тем не менее, по его словам, в Тибете шли большие толки о приближении пили-нов, т. е. англичан, о вступлении их в пределы Тибета. В то время ему неизвестно, чтоб тибетцы что-либо предпринимали против англичан, только ограничивались созывом в Лхасу гуртынов (sku rten)22 (чойджинов) числом до 70 человек. < 21 > Они будто предсказали, что никакой опасности для веры нет и т. п. Вот и все, что знал он о Тибете в момент своего выезда оттуда. Да еще он виделся с Агваном Доржиевым23, только что прибывшим в Лхасу из Забайкалья.

Мне передали сегодня об одном интересном обстоятельстве, что здесь в дацане ходят по рукам предсказания Садэна Бандиты о гибели Центрального Тибета, что это предсказание прислано из Тибета в нынешнем году каким-то бурятским ламой своему близкому и распространилось уже повсюду в забайкальских монастырях. Мне пока не пришлось видеть его. Она, как говорят, в первоначальном своем варианте была на тиб[етском] языке, написанное скорописью «шара»²⁴. < 22> Говорят также есть и монгольский перевод. Ламы чрезвычайно заинтересованы этим страшным предсказанием (lung bstan). Среди лам существует странное поверие, что центр буддизма переселится из Тибета в Амдо (amdo) в монастырь Лавран, куда прибудет из Лхасы Чжо Сакья Муни и лхасский Монлам (lha sa smon lam), т. е. всео б щий хурал в Лхасе, с ов е ршаемый всеми ламами тамошних монастырей (особенно) СынбрейГусум’а (se ‘bras dgegsum)²⁵. Здесь я встречал бывших в Тибете особенно в Амдо и получивших там образование, которые, к моему удивлению, рассуждали о тамошних непорядках совершенно свободно. Поэтому я считаю не < 23 > лишним говорить некоторые из них. Напр[имер], мне рассказал один молодой гыбши Доржи Палам о своем слышанном: «в Лавране, в самом центре лучшем по строгости и благоустроенности почти во всем не только в Амдо, но и Тибете, – отношение лам к простым мирянам прямо возмутительное; сокченский гыбкой²⁶ (dge bskos) представляет деспота, распоряжающуюся над жизнью и смертью мирян, он ни на йоту не позволяет повысить цены на продукты при продаже ламам выше установленной монастырем цены, не допуская свободной конкуренции».

Таково воззрение бурятских лам, более или менее знающих Тибет и <25> Амдо как по личным своим впечатлениям на месте, так и по общерас- пространенным разговорным сведениям».

Наиболее значимый историографический аспект для исследователей представляют планы-схемы Агинского и Цугольского дацанов, определяющие характер культовой деятельности дацанов, структуру, обрядовую специализацию и раскрывающие особенности культовой системы агинской конфессии. Подробное описание Б. Ба-радина внешнего вида и внутреннего убранства дацанского комплекса дает возможность детально проанализировать соотношение архитектурных и эстетических решений с религиозными традициями и существенно расширить базу для последующих исследований. Из дневника Б. Барадина: «Этот этаж отличается маленьким размером и сделан из дерева. Длиною не больше упомянутого отделения среднего этажа, т. е. около 6 с.²⁷, шириною 3 с., вышиною 1 1/3 с. Он имеет одну дверь и по бокам – по два окна. Кругом его можно ходить, и сделаны перила. Так как < 17 > верхняя крыша храма весьма большая сравнительно сраз-мером этого этажа, то крыша выдается вперед на все четыре стороны. Выступы крыши кругом этажа держатся деревянными столбами. Под этими выступающими карнизами, богато украшенными деревянной резьбой, можно сделать круговой обход этажа. Этот этаж как бы поставлен на верхней площади главного каменного корпуса. На всех четырех сторонах этого этажа, от основания до края главного корпуса храма сделана желтая крыша из железа. < 18 > Как раз над дверью в рамке прикреплено барельефное изображение Арья Бало (phyag bzhi pa)²⁸ на мраморной плитке 1/3 арш. вышиной. На южной стороне юго-западного угла такое же изображение богини Маричи (odzercan ma)²⁹ с запряженными свинками. На западной стороне у северо-западного угла находится писанное изображение этой же богини. На северной стороне у северо-западного угла – барельефное изображение этой же богини. На самой середине северной стены два таких же изображения: налево – Бадмасамбава, направо – Зонхава. На этой же стене у северо-восточного угла - такие же изображения упомянутой богини. < 19 > В середине восточной стены – такое же изображение богини Зеленой Тары. На южной стороне юго-восточного угла - такое же изображение богини Маричи».

В целом, характеризуя дневник Б. Барадина, необходимо отметить, что в текстах комплекса его дневников кроме общих сведений о монастырях освещаются все основные сферы деятельности и социальная структура буддийского монастыря. В общем корпусе текста дневников Б. Барадина необходимо выделить анализ книг по буддизму, иконографии и выводы автора, где присутствует профессиональная оценка историка-религиоведа, свидетельствующая об особом научно-аналитическом характере его исследований.