Дневники В.Н. Муромцевой-Буниной: вопросы источниковедения и текстологии

В статье впервые рассматриваются дневники В.Н. Муромцевой-Буниной в своей целостности. Описаны все сохранившиеся автографы дневника, а также их машинописные тексты. По упоминаниям в эмигрантских записях установлен год начала систематического ведения дневника В.Н. Муромцевой – 1911 г. Практически все дореволюционные дневниковые записи В.Н. Муромцева оставила в Москве у родственников при отъезде с И.А. Буниным в Одессу летом 1918 г., захватив лишь отдельные записи за 1905, 1914–1915 гг. Исследованы особенности дневников В.Н. Муромцевой-Буниной по форме и содержанию. Сохранились автографы и машинописные варианты дневников, которые далеко не всегда совпадают с автографами. Вероятно, машинописные тексты В.Н. Муромцева готовила для публикации в эмигрантской периодике или отдельным изданием. Ею были подготовлены машинописи за 1918–1922, 1924–1927, 1931–1933 гг. Однако этот замысел не был осуществлен, а работа над машинописным текстом не была закончена. В статье определено время и прослежен ход работы над машинописями. Отдельное внимание уделено машинописным текстам дневника за 1919 г., т.к. он имеет варианты. Отмечается, что с дневниками В.Н. Муромцевой был знаком И.А. Бунин и положительно оценил их. Установлено, что И.А. Бунин читал дневники жены во время работы над «Окаянными днями». Настоящая подготовительная работа направлена на достижение главной цели – подготовить научное издание полного текста дневников В.Н. Муромцевой-Буниной со всеми вариантами и научным аппаратом.

ючевые слова

В.Н. Муромцева-Бунина; дневник; Гражданская война; русское зарубежье; датировка; текстология.

S.N. Morozov (Moscow)

VERA MUROMTSEVA-BUNINA’S DIARIES:

PROBLEMS OF SOURCE STUDIES AND TEXTUAL STUDIES1

bstract

A

The article is the first to examine the diaries of Vera Muromtseva-Bunina in their integrity. All surviving autographs of the diaries, as well as their typewritten variants, are described. The year of the beginning of systematic diary keeping by Vera Muromtseva, 1911, is established according to the references in the emigrant records. Vera Muromtseva left almost all of her pre-revolutionary diaries in Moscow with her relatives when she left with Ivan Bunin for Odessa in the summer of 1918, taking only some records for 1905 and 1914–1915. The peculiarities of Vera Muromtseva-Bunina’s diaries in terms of form and content have been studied. Autographs and typewritten versions of the diaries, which do not always coincide with the autographs, have been preserved. It is likely that Vera Muromtseva prepared typewritten texts for publication in emigrant periodicals or as a separate edition. She prepared typescripts for 1918–1922, 1924–1927, 1931–1933. However, this plan was not fulfilled, and the typewritten text was not finalised. The article defines the time and traces the course of work on the typescripts. Special attention is paid to the typewritten texts of the diary for 1919, as it has variants. It is noted that Ivan Bunin was familiar with the diaries of Vera Muromtseva and appreciated them. It is established that Ivan Bunin read his wife’s diaries while working on “The Cursed Days”. The present preparatory work is aimed at achieving the main goal – to prepare a scientific edition of the full text of the diaries of Vera Muromtseva-Bunina with all variants and scientific apparatus.

ey words

Vera Muromtseva-Bunina; diary; Civil War; Russian Abroad; textual dating; textology.

Первое знакомство с дневниками Веры Николаевны Муромцевой-Буниной (1881–1961) стало возможно только благодаря трехтомнику «Устами Буниных», подготовленному М.Э. Грин [Устами Буниных 1977–1982]. Более сорока лет это издание являлось настольной книгой буниноведов и остается таковым до настоящего времени. М.Э. Грин провела огромную работу по созданию свода дневниковых текстов и некоторых других архивных материалов И.А. и В.Н. Буниных. Полные тексты дневников И.А. Бунина уже изданы в научной серии «Литературное наследство» [Литературное наследство 2022, 5–441]. Дневники его супруги доступны нам пока только по изданию «Устами Буниных», где представлены выдержки из них.

Исследование дневников В.Н. Муромцевой до недавнего времени не проводилось по причине отсутствия возможности работать с первоисточниками. Однако в 2010-х гг. ситуация изменилась, автографы и машинописи стали доступны, но их изучение только начинается. Пока вышло только три статьи на основе этих материалов [Васильева, Коростелев 2017; Коростелев 2018; Пономарев 2024]. Благодаря финансовой поддержке Российского научного фонда появилась возможность более глубоко и всесторонне изучить обширные днев- ники В.Н. Муромцевой-Буниной и начать подготовку их текста к научному изданию.

Все сохранившиеся дневники В.Н. Муромцевой-Буниной хранятся в Русском архиве Лидса (Великобритания, далее – РАЛ). Они включают записи за 1905, 1914–1915, 1918–1961 гг. При исследовании дневников прежде всего обращает на себя внимание их разрозненность и отрывочность за некоторые годы.

В.Н. Муромцева начала вести дневник более или менее регулярно в 1911 г. До этого времени были лишь отдельные записи – например, сохранились две миниатюрные тетрадки с записями простым карандашом об октябрьской забастовке в Москве в 1905 г. [РАЛ. MS 1067/346, 347]. Позднее, в эмиграции, Вера Николаевна отмечала в дневнике 14 октября 1925 г.: «Сегодня 14 лет, как я веду дневник. Многое ли удалось занести, что видели мои глаза, слышали уши. Трудно судить» [РАЛ. MS 1067/383]; 14 октября 1931 г: «Двадцать лет, как веду более или менее систематический дневник. Раньше бывали лишь записи отдельные. Неужели все пропало. Дорого дала бы иметь их в руках. Если все попало к Мите, то все уничтожено, если к Павлику – сохранено. Так мне кажется» [РАЛ. MS 1067/403]. Здесь упомянуты братья Веры Николаевны: Дмитрий Николаевич Муромцев (1886–1937) – юрист, Павел Николаевич Муромцев (1887–1933) – врач.

Позднее Вера Николаевна вновь писала о времени начала ведения дневника. Так, 13 октября 1941 г. она отметила: «Завтра буду уже писать в другую тетрадь. Завтра 30 лет, как я веду систематически дневник, конечно, с пропусками иной раз очень значительными. Я думаю, что я больше дневника не буду писать. А буду писать всякие мысли, записи, делать выписки» [РАЛ. MS 1067/410]. Однако вести дневник Вера Николаевна продолжила, как и ранее, так и позднее там имели место выписки из книг, писем.

Покидая вместе с И.А. Буниным Москву в начале июня 1918 г., В.Н. Муромцева оставила у родителей свой архив, взяв с собой лишь несколько фотографий своих родных и единичные дневниковые записи. Это подтверждает приведенная выше цитата из эмигрантского дневника от 14 октября 1931 г. Следовательно, все ее дореволюционные дневники с 1911 г. также остались в Москве. Бунины даже не могли предположить, что они уезжают из Москвы навсегда. Судя по вышеупомянутой цитате, личный архив Веры Николаевны мог быть уничтожен, но мог и уцелеть у ее родственников.

Косвенные сведения об этом содержатся, например, в записи В.Н. Буниной о ее встрече с Е.П. Пешковой в начале декабря 1928 г. Тогда, приехав во Францию, Е.П. Пешкова позвонила В.Н. Буниной, и они встретились в Ницце. В дневнике В.Н. Муромцевой довольно подробно изложена их беседа (запись от 2 декабря 1928 г.), в частности, отмечена следующая деталь: «Я спросила Ек<атерину> П<авловну>, нельзя ли нам достать от наших наши дневники, старые письма и, если остались, то вещи? // Ек<атерина> П<авловна> сказала, что кое-что я могу привезти. А вот если бы раньше, то Ал<ексей> М<акси-мович> мог все что угодно вывезти, – у него багаж не осматривали…» [РАЛ. MS 1067/393]. Больше они не встречались, и, конечно, никаких архивных материалов вывезено из России не было. Поиски дореволюционного архива В.Н. Муромцевой в Москве пока не дали никаких результатов.

Главная текстологическая особенность дневниковых записей В.Н. Муромцевой-Буниной, отложившихся в РАЛ, заключается в том, что они представлены в автографах и машинописях. Автографы дневника Веры Николаев- ны составляют 79 единиц хранения [РАЛ. MS 1067/345–349, 351–353, 358–360, 367, 368, 371, 373, 379–381, 383, 385, 387, 388, 392–395, 397–401, 403, 404, 406, 408, 410–441, 444–454, 456, 457], машинописи – 26 единиц хранения [РАЛ. MS 1067/354–357, 361–366, 370, 372, 374–378, 382, 384, 386, 390, 391, 405, 407, 409, 458]. Всего – 105 единиц хранения.

В результате исследования автографа дневника и имеющихся машинописей удалось прийти к следующему выводу: Вера Николаевна, перепечатывая записи за некоторые годы, по всей видимости, готовила их к печати. Пока не обнаружены сведения о том, каким именно образом, в какой форме (газетными, журнальными фельетонами или отдельной книгой) и в какие сроки Вера Николаевна хотела публиковать фрагменты дневника, переписанные на машинке.

Определить точное время ее работы над машинописями дневников затруднительно. Однако в дневнике есть несколько упоминаний, по которым можно получить представление о ходе этой работы. Так, вскоре после приезда в Париж, 28/15 апреля 1920 г. Вера Николаевна отметила в дневнике: «Немного отдохнула, пора приниматься за дело: надо собрать все, что записано о большевиках, привести в порядок то, что видела и пережила с момента оставления Одессы. Думаю это сделать в форме писем, это гораздо свободнее, и можно собрать интересный материал» [РАЛ. MS 1067/367].

В начале эмиграции Вера Николаевна размышляла о форме своего дневника, пытаясь свои записи сделать более интересными и содержательными. 31 декабря 1922 г. она отметила: «Тетрадка кончается. Многое удалось вписать в нее? Мало, очень мало. Дневник вещь очень трудная и несовершенная. Есть время, здоровье – событие заносится, случайно нет – и приходится зачастую пропускать то, что следовало занести. Особенно трудно, когда живешь тройной жизнью: ты и прислуга, и общественная деятельница, и “светская дама”» [РАЛ. MS 1067/374]. Следующая запись от 3 февраля 1923 г.: «У меня мысль: записывать все, что вспоминаю, без всякой связи, но зато очень подробно. Природу, людей, все, все, что сохранила память, как ни было бы мало событие. Я думаю, это очень интересно, что за год вспомнишь» [РАЛ. MS 1067/379]. Вполне возможно, что при перепечатывании дневника на машинке, Вера Николаевна могла добавлять что-то по памяти.

29 мая 1923 г. она записала: «Я начала работать: привожу в порядок свои записки о большевиках». [РАЛ. MS 1067/379]. 2 декабря 1928 г.: «Вчера я переписывала свой дневник за 1920 г. – нашу эвакуацию. После завтра<ка> села перечитать написанное» [РАЛ. MS 1067/393]. 5 декабря 1928 г.: «Вчера переписывала дневник последних дней Одессы и нашу эвакуацию. Жаль, что мало вносила я в свою голубую тетрадочку. И все от слабости» [РАЛ. MS 1067/392]. По этим кратким заметкам видно, насколько долго Вера Николаевна работала над текстом своих дневников периода Гражданской войны. Это подтверждает и количество сохранившихся машинописей за 1918–1919 гг. и начало 1920 гг.: они занимают 11 единиц хранения [РАЛ. MS 1067/354, 355, 356, 357, 361, 362, 363, 364, 365, 366, 370].

Следующие упоминания о работе над машинописями относятся уже к эмигрантским дневникам. 14 августа 1928 г. В.Н. Бунина отметила: «Перестукиваю 25<-й> год – это работа почти механическая» [РАЛ. MS 1067/393]. 31 декабря 1928 г. она записала: «Утром перестукивала висбаденский дневник» [РАЛ. MS 1067/392] – имеется в виду дневник за лето 1921 г.

В январе 1929 г. В.Н. Муромцева-Бунина перепечатывала дневник за 1927 г. Об этом свидетельствуют ее записи от 15, 21, 22, 23 января 1929 г. [РАЛ. MS 1067/395].

Машинописные тексты дневника имеются за 1918–1922, 1924–1927, 1931–1933 гг. По всей видимости, Вера Николаевна планировала опубликовать свои дневники за три периода: Гражданская война и начало эмиграции, середина 1920-х гг., годы перед Нобелевской премией и сами нобелевские дни.

В результате исследования машинописи за отдельные годы установлено, что работа с ними проходила в несколько этапов. Об этом свидетельствует не только разный цвет ленты пишущей машинки, но и авторские пометы в тексте разными чернилами и простым карандашом, исправленная нумерация страниц. Кроме того, подтверждает длительную работу над текстом дневников наличие нескольких вариантов машинописного текста дневника за одни и те же даты. Вера Николаевна не просто перепечатывала свой дневник, сокращая или что-то добавляя в нем, она работала и с самой машинописью, стремясь сделать текст своего дневника более стройным и содержательным.

В подтверждение нашего вывода о том, что В.Н. Бунина готовила свой дневник за некоторые годы к печати, служит еще и наличие именного указателя к дневнику [РАЛ. MS 1067/345]. Этот указатель, который, по всей видимости, остался незаконченным, Вера Николаевна составляла для себя, чтобы удобнее было ориентироваться в тексте своего обширного дневника. Однако можно предположить, что и в печати предполагался именной указатель для удобства работы с будущей книгой.

В связи с этим текстология дневников оказалась довольно сложной. Отличия между автографом и машинописями имеются разного типа: а) в машинописи обычно опускались записи о состоянии здоровья, некоторые интимные подробности и т.д.; б) в машинописи появляются записи за отдельные дни (иногда подряд за несколько дней), которые отсутствуют в автографе дневника; в) в машинописи присутствует переформатирование текста: например, в автографе в записи за один день излагается информация за несколько предыдущих дней, а в машинописи эти сведения уже разведены по конкретным датам, которые упомянуты в автографе.

В результате обсуждений вопросов текстологии на рабочих семинарах по проекту РНФ «В.Н. Муромцева-Бунина – летописец Серебряного века и русской эмиграции» было принято решение: основной текст дневника публиковать по автографу. Но при этом возник вопрос: как публиковать те записи, которых нет в автографе, но которые имеются только в машинописи?

Исходя из авторских особенностей дневников В.Н. Муромцевой-Буниной, предлагается следующее решение: текст дневника следует выстраивать в единый хронологический свод, включая в него записи за отдельные даты, отсутствующие в автографе, т.к. эти записи 1919 г. были перепечатаны с отдельных страничек, которые В.Н. Муромцева прятала во время пребывания большевиков в Одессе. Позднее, уже в эмиграции, Вера Николаевна делала отдельные записи, относящиеся к одному году, в разных тетрадях. И в этом случае надо их выстраивать в единый хронологический свод. Все частные разночтения между автографом и машинописью предлагается давать в подстрочных сносках. Таким образом, в научном издании будет представлен дневник в своем хронологическом единстве, перед глазами читателя в одном месте будет располагаться и основной текст дневника, и разночтения (с дополнениями) между автографом и машинописью – последние в подстрочных сносках, что упростит восприятие текста и станет более удобным для научной работы с ним.

Рассмотрим некоторые особенности дневника В.Н. Муромцевой-Буниной за разные годы. Более или менее регулярные дневниковые записи сохрани- лись со времени отъезда Буниных из Москвы, начиная с 7 июня 1918 г. (по новому стилю). Автограф за 1918 г. содержится в четырех единицах хранения [РАЛ. MS 1067/349, 351–353], машинопись – тоже в четырех единицах хранения [РАЛ. MS 1067/354–357]. Сравнивая текст автографа с машинописью, удалось определить следующую закономерность: в автографе встречаются отчеркивания на полях и зачеркивания, выполненные простым карандашом, в машинописи эти отмеченные карандашом фрагменты отсутствуют. Таким образом, при подготовке основного текста по автографу текст воспроизводился полностью, зачеркивания карандашом игнорировались, потому что они были связаны с подготовкой текста дневника для печати. В основном Вера Николаевна вычеркивала сведения личного характера, которые она не хотела предавать гласности.

При подготовке машинописи Вера Николаевна не только сокращала текст дневника, но и нередко что-то изменяла в структуре некоторых записей, уточняла и дополняла их содержание, раскрывала криптонимы. Например, в автографе записи от 17(30) июня 1918 г. читаем: «У нас П.А.Н.» [РАЛ. MS 1067/351], в машинописи эта краткая запись расшифрована и дополнена: «У нас Нилус. Он согласился на предложение Яна жить с нами, Буковецкий еще колеблется» [РАЛ. MS 1067/355]. В автографе записи от 22 июня (5 июля) 1918 г.: «У них был художник Ганский» [РАЛ. MS 1067/351], в машинописи далее дополнено: «первый русский импрессионист» [РАЛ. MS 1067/355]. Иногда в машинописи Вера Николаевна дописывает небольшие фрагменты, возможно, по памяти. В автографе запись от 30 июня (13 июля) 1918 г. содержит кратко записанную беседу И.А. Бунина с В.П. Катаевым [РАЛ. MS 1067/ 351], а в машинописи после этого диалога читаем отсутствующее в автографе предложение: «Я искоса посматриваю на Катаева, на его темное, немного угрюмое лицо, на его черные, густые волосы над его крепким невысоким лбом, слушаю его отрывистую речь с небольшим южным акцентом» [РАЛ. MS 1067/355]. В автографе дневника от 28 августа (10 сентября) 1918 г. кратко отмечено: «За комнаты Бук<овецкому> нужно по 1 июня уплатить 3600 р<ублей>» [РАЛ. MS 1067/ 351], в машинописи перед этой записью вставлено поясняющее предложение: «Мы решили зимой жить у Буковецкого. Он сдает нам свою спальню, кабинет и умывальню, будем иметь отдельную часть его дома» [РАЛ. MS 1067/355].

К наиболее проблемным с точки зрения текстологии стоит отнести дневник 1919 г.: его автограф занимает четыре единицы хранения [РАЛ. MS 1067/353, 358–360], а машинопись – шесть единиц хранения [РАЛ. MS 1067/361–366]. В 1919 г. Вера Николаевна некоторые информативные и оценочные записи о большевиках, слухи, сводки о положении на фронте, сведения о злодеяниях красноармейцев и т.д. делала на отдельных листочках, которые прятала, а уже в эмиграции с этих листочков перепечатывала записи, распределяя их в единой хронологии. Сохранились лишь несколько подобных листочков [РАЛ. MS 1067/358, 359], большинство из них было или утеряно, или уничтожено. Например, в машинописи запись от 31 мая (13 июня) 1919 г. содержит важное указание на причину отличия автографа от машинописного текста: «Пишу на разрозненных страничках, прячу их в разных местах. В книжку боюсь» [РАЛ. MS 1067/361]. Запись за эту дату существует только в машинописи, автограф ее не сохранился. Таких записей, которые имеются только в машинописи, за 1919 г. довольно много. Для удобства чтения дневника и для сохранения единого хронологического ряда, все подобные машинописные записи будут включаться публикаторами в научном издании в основной текст дневника, при этом к каждой такой записи дается подстрочная сноска с указанием, что она существует только в машинописи.

Например, в записи от 22 июня (5 июля) 1919 г., имеющейся только в машинописи, говорится: «В газетах список расстрелянных в 11 человек. Расстрелян Левашев. Значит, никакие хлопоты не помогли. // Стали брать заложников. Еще арестовано шесть профессоров и тридцать присяжных поверенных. Пожалуй, скоро примутся и за писателей…» [РАЛ. MS 1067/363].

Если запись за конкретную дату, имеющаяся в автографе дневника, в машинописи дополнена и уточнена, то все эти дополнения и уточнения приводятся в подстрочных сносках. Однако в машинописных текстах дневника за 1919 г. существуют варианты некоторых записей, в большинстве случаев разночтения между ними не существенные и поэтому обращать на них внимание мы считаем излишним; в то же время содержательные разночтения будут фиксироваться в подстрочных сносках.

Если за 1920–1921 гг. дневники и в автографе, и в машинописи наиболее полные (со всеми имеющимися разночтениями), то за 1922 г. сохранилось только шесть страниц автографа – за 7 и 8 января, 3, 8, 15 февраля [РАЛ. MS 1067/373], а машинопись (в двух экземплярах), наоборот, содержит полный текст дневника за весь 1922 г. [РАЛ. MS 1067/374, 375], а также два экземпляра записей за 30 и 31 мая 1922 г. [РАЛ. MS 1067/376, 377, 378], которые отсутствуют в основной машинописи. Безусловно, дневник за 1922 г. перепечатывался с автографа, но почему от тетради с автографом дневника за этот год сохранилось только несколько страничек – неясно.

С дневниками за 1926 г. ситуация обратная: имеется полный автограф дневника [РАЛ. MS 1067/385, 387], а в машинописном тексте воспроизведена запись только за 11 (24) апреля 1926 г. [РАЛ. MS 1067/386].

В автографе дневника за 1927 г. имеются записи только за отдельные даты января, февраля, апреля, мая, июня и сентября [РАЛ. MS 1067/388]. При этом машинописный текст дневника 1927 г. значительно полнее: в одной единице хранения записи начинаются 1 января и заканчиваются 29 декабря [РАЛ. MS 1067/390], в другой содержатся записи лишь за четыре дня августа 1927 г. [РАЛ. MS 1067/391] с некоторыми разночтениями по сравнению с текстом в предыдущей единице хранения.

Автограф дневника за 1931 г. включает две единицы хранения: одна представляет собой тетрадь, в которой содержатся записи за все месяцы [РАЛ. MS 1067/403], другая – несколько листов, вырванных из тетради, с записями только за 17 и 18 июля 1931 г. [РАЛ. MS 1067/404]. По содержанию записи от 17 июля становится ясно, что Вера Николаевна пыталась вести параллельный отдельный «дневник бездарной женщины», как она его обозначила в первых строчках этого фрагмента. Во всяком случае, записи в этих двух дневниках за указанные даты не совпадают. Вероятно, «Дневник бездарной женщины» должен был состоять или состоял из записей сугубо личного свойства, не предназначенных для чужих глаз (в том числе и для глаз И.А. Бунина). Можно только предполагать, что эта тетрадь с личным дневником была более или менее заполнена, однако позднее из нее были вырваны листы с записями за 17 и 18 июля 1931 г., а все остальное уничтожено.

Машинописный текст дневника за 1931 г. имеет самостоятельное заглавие: «Литературный дневник 1930 года» [РАЛ. MS 1067/405]. Год в этом заглавии указан ошибочно, все записи дневника в машинописи относятся к 1931 г. При сравнении автографа и машинописи становится ясно, что перепечатанный текст готовился к публикации. Машинописный вариант представляет собой отдельный текст, составленный на основе дневника за 1931 г. Это действительно по преимуществу литературный дневник, так как в нем зафиксированы беседы о литературе, критике, искусстве, журналах и газетах, устройстве вечеров с выступлением писателей, о Нобелевской премии по литературе, об издателях и различных издательских проектах, переписке с писателями и т.д. и т.п. Заканчивается машинописный текст на записи от 4 июня.

По поводу этого текста остается несколько открытых вопросов: почему в машинописи дневник заканчивается 4 июня 1931 г., когда автограф дневника имеется в полном объеме за весь год? Возможно, вторая половина машинописи не сохранилась или Вера Николаевна не закончила работу по подготовке машинописи «литературного дневника»? Может быть, она хотела как раз остановиться на этой дате и дальше не продолжать перепечатывать дневник?

Появление столь необычного, единственного в своем роде, «литературного дневника» может быть косвенно объяснено несколькими записями Веры Николаевны. Скорее всего, идею подготовки именно «литературного дневника» ей подал Л.Ф. Зуров. Так, в записи от 24 июля 1930 г. Вера Николаевна отметила: «Вечером у меня долго сидел Лёня. <…> Говорили о дневниках. Его интересует лишь литературный. Советует все переписать и выкинуть ненужное. “Тогда получится гораздо гуще”. М<ожет> б<ыть>, он прав» [РАЛ. MS 1067/398]; 31 августа 1930 г.: «Я целый день перестукивала свои дневники. Переписала 16 страниц. // Говорили вообще о дневниках. Лёня уверяет, что в 18-ом году почти никто не вел дневника и что всякий дневник будет очень ценен. Советует при переписке пропускать все личное, незначительное, а то мелочи затопят важное, и будет скучно» [РАЛ. MS 1067/398]; 14 мая 1931 г: «До обеда я с Галей сидела в саду и говорила о дневниках. Как писать? Лёня находит, что ценны только приведенные разговоры известных лиц, а мы склоняемся к тому, что дневник прежде всего должен быть отражение<м> личности пишущего» [РАЛ. MS 1067/403]. Вполне возможно, Вера Николаевна сделала попытку подготовить в машинописи именно «литературный дневник» за 1931 г., но, скорее всего, не закончила эту работу: или по недостатку времени, или потеряла к ней интерес.

Так или иначе, каждая из трех частей дневника за 1931 г. имеет самостоятельное значение, и весь дневник за этот год придется публиковать в научном издании согласно этому делению в основном тексте: автограф текста за весь год, затем автограф личного дневника за 17 и 18 июля 1931 г., далее машинописный текст «Литературный дневник 1931 г.». Такое решение вытекает из характера этих текстов, которые нельзя совмещать в один с помощью подстрочных сносок.

Положение с дневником за 1932 г. следующее: сохранился автограф дневниковой записи от 30 января 1932 г., выполненной простым карандашом на листочке, вырванном из записной книжки [РАЛ. MS 1067/406]. Автограф остальных записей за 1932 г. отсутствует. Машинописный вариант текста дневника представлен за все месяцы 1932 г. [РАЛ. MS 1067/407]. По всей видимости, автограф дневника за этот год был уничтожен или не сохранился в архиве В.Н. Буниной. Судя по содержанию дневника в машинописи, его текст, безусловно, перепечатывался с автографа.

В отношении дневника за 1933 г. ситуация обратная: сохранился его автограф за все месяцы [РАЛ. MS 1067/408], машинописный текст представлен только одной страницей с записью от 3 декабря 1933 г. без окончания [РАЛ. MS 1067/409].

В результате рассмотрения всех имеющихся машинописей дневников, можно сделать следующий вывод: В.Н. Бунина работала над машинописными вариантами своих дневников в 1920-х – первой половине 1930-х гг., цель этой работы – попытаться подготовить переработанный текст дневника для предполагаемой публикации в периодике или отдельным изданием. Судя по сохранившимся машинописям, работа эта не была закончена. Сведений о том, предлагала ли Вера Николаевна свои дневники в какое-либо периодическое издание, не обнаружено.

Следует обратить внимание на один важный факт: И.А. Бунин, работая над «Окаянными днями», читал дневник жены. Вера Николаевна записала 20 июня 1925 г.: «Ян сегодня два раза сказал, что мой дневник интересен. А я временами так падаю духом, ничего не записываю и от этого страдаю» [РАЛ. MS 1067/383].

Впервые «Окаянные дни» публиковались в парижской газете «Возрождение» начиная с первого номера, вышедшего 3 июня 1925 г. Необходимо отметить, что некоторые события и факты, имевшие место в 1918–1919 гг., зафиксированы и в дневниках В.Н. Муромцевой, и в «Окаянных днях». Это, конечно, вовсе не означает, что И.А. Бунин пользовался дневниками жены при написании своего художественно-публицистического произведения, написанного в форме дневника. Дневники самого И.А. Бунина за тот период, который охвачен в «Окаянных днях», почти все были уничтожены. Не исключено, что Бунин мог читать дневники жены как дополнительное свидетельство о тех трагических годах.

Настоящая предварительная работа направлена на решение главной задачи – подготовить научное издание полного текста дневника В.Н. Муромцевой-Буниной со всеми вариантами и научно-вспомогательным аппаратом.