Русская литература и литература народов России. Рубрика в журнале - Новый филологический вестник

Публикации в рубрике (26): Русская литература и литература народов России
все рубрики
"Чваш тнчи" как "изобретенная традиция" в поэтическом воображении чувашского модернизма и постмодернизма

"Чваш тнчи" как "изобретенная традиция" в поэтическом воображении чувашского модернизма и постмодернизма

Кирчанов Максим Валерьевич

Статья научная

Цель этого исследования - анализ образов «чӑваш тӗнчи» или «чувашского мира» в поэзии модернизма и постмодернизма. Автор анализирует «чӑваш тӗнчи» как совокупность различных нарративов, которые формируют изобретенную традицию идентичности, представленной в литературе. В статье проанализированы поэтические эксперименты Ҫеҫпӗл Мишши, Андрея Пе-токки, Митта Ваҫлейҫ, Петера Хусанкая, Г. Айги и И. Трера. Автор анализирует как Ҫеҫпӗл Мишши воображал и конструировал идеальные образы «чувашского мира». В статье также показан культурный вклад Андрея Петокки, Митта Вадлейе, Петера Хусанкая в формирование и развитие «чувашского мира» как одной из «изобретенных традиций» идентичности. Вклад этих авторов анализируется в контекстах интеграции чувашской поэзии в официальный идеологический канон. Предполагается, что образы «чӑваш тӗнчи» или «чувашского мира» в поэзии модернизма и постмодернизма стали его «изобретенными традициями», которые содействовали конструированию и воображению идентичности в советской и постсоветской культурных ситуациях. Автор анализирует попытки визуализации образов «чӑваш» в категориях изобретенной традиции чувашской литературе ХХ в., предполагая, что такие культурные практики были в одинаковой степени характерны для советского модернизма и современного постмодернизма. Результаты исследования позволяют предположить, что концепт «чувашский мир» стал одной из «изобретенных традиций» идентичности, включив мотивы утопического «чувашского мира» будущего; завода как источника социальных изменений и трансформаций, стимулирующих модернизацию, а также образы прошлого, редуцируемых в постмодернизме до концептов «солнца» и «предков» как возможных ориентиров для национального и культурного воображения.

Бесплатно

Pro et contra: "Пушкинская речь" И. Шмелева и "Стихи к Пушкину" М. Цветаевой

Pro et contra: "Пушкинская речь" И. Шмелева и "Стихи к Пушкину" М. Цветаевой

Кихней Любовь Геннадьевна

Статья научная

Статья посвящена сравнительному анализу «Пушкинской речи» Ивана Шмелева и цикла «Стихи к Пушкину» Марины Цветаевой. В дискуссионном разрезе эти тексты сопоставляются впервые, чем и определяется актуальность и новизна исследовательского подхода. Цель исследования - проследить смысловые и образные переклички указанных текстов в дискуссионном ракурсе, не упуская из виду идеологический контекст эмигрантской культурной диаспоры. Обращение к компаративистскому методу позволило рассмотреть тексты Цветаевой и Шмелева как бы в «двойной оптике». Выдвигается мысль о том, что смысловая энергия этих текстов направлена как на личность и творчество Пушкина, так и на самих авторов как на архетипических реципиентов, моделирующих образ Пушкина не только как данность, но и как некий паттерн восприятия современников и потомков. Обосновывается гипотеза о внутренней связи цветаевского цикла с «Пушкинской речью» Шмелева, явившегося своего рода потаенным спором со Шмелевым и его духовными соратниками. Выявление ряда адресных подтекстов позволяет утверждать, что цветаевские стихи о Пушкине, интегрируя в себе ключевые поэтологические идеи и коммуникативно-полемические тактики поэтессы, стали косвенным, имплицитным (и, возможно, подсознательным) ответом на речь Ивана Шмелева и подобные ему выступления в честь пушкинского юбилея (И. Ильина, П. Струве, Г. Федотова, С. Франка, о. С. Булгакова и др.). Показывается, что «Стихи к Пушкину» Цветаевой и «Пушкинская речь» Шмелева концентрируют в себе диаметрально противоположные концепции Пушкина как национального поэта. Оба текста формируют модель посмертного, юбилейного образа Пушкина, задают координаты его восприятия. В цветаевском цикле культивируются образ Пушкина как абсолютно свободной личности; в то же время для поэтессы принципиально важна «мускулатура» пушкинского письма, ибо стихотворство для нее - результат тяжелейшего труда, а не вдохновения. У Шмелева же ни о какой беспредельной свободе речи не идет, напротив, пушкинская Муза «послушна» «велению Божию». Отсюда проистекает идея о боговдохновенной природе стихов Пушкина, его мистическом взаимодействии с высшими силами. В итоге доказывается, что каждый из анализируемых авторов обратился к разработке русского национального типа поэта, конституируемого на основе своих собственных поэтологических представлений. В то же время в статье показано, что эти авторские концепции Пушкина включены в неотрадиционалистскую (религиозно-мистическую) и модернистско-авангардистскую культурные парадигмы. Перспективы исследования связаны с дальнейшим изучением восприятия творчества Пушкина потомками - собратьями по перу, исследованием закономерностей формирования его посмертной репутации и мифологизации в зависимости от социокультурных установок и философских запросов времени.

Бесплатно

«Надломленная роза»: архетипы фемининности в лирике Н. Львовой. Статья вторая

«Надломленная роза»: архетипы фемининности в лирике Н. Львовой. Статья вторая

Кузнецова Е.В.

Статья научная

Поэтическое наследие Надежды Львовой невелико, но представляет значительный интерес в аспекте осмысления процесса становления женской авторской субъектности в литературе русского модернизма. Размышления Львовой над проблемой воплощения женственного в культуре прошлых эпох и современности реализуются в ряде архетипических общеевропейских образов стихотворений ее сборника «Старая сказка» и примыкающих к нему посмертно изданных произведений. Эти архетипы также можно назвать проекциями фемининности. Некоторые из них она примеряет на себя: сказочная невеста (царевна), мечтательница, Прекрасная Дама, незнакомка, Муза, Эвридика, Франческа, дева-воительница, вестница (предтеча). А некоторые роли возникают как объект культурно-философской рефлексии: Мадонна (святая), блудница (грешница), Вечная Женственность. В статье рассматривается эволюция поисков Львовой в области конструирования образа автора в тексте. От традиционных гендерных ролей вечно ждущей и покорной фемининности она движется к отрицанию этой модели и попыткам обрести самостоятельность, предстать в роли Поэта, а не Музы. В статье прослеживаются связи архетипов женственности в ее лирике с моделями, предложенными в мужской поэзии эпохи модернизма, прежде всего, в стихотворениях А. Блока и В. Брюсова, которые она переписывает с точки зрения женского субъекта. Для реконструкции взгляда поэтессы на вопрос женской самореализации к анализу привлекается также ее критическая статья «Холод утра», посвященная проблеме женского авторства.

Бесплатно

«С Пушкиным на дружеской ноге»: гений и ничтожество Ивана Александровича Хлестакова

«С Пушкиным на дружеской ноге»: гений и ничтожество Ивана Александровича Хлестакова

Савинков С.В.

Статья научная

В статье предлагается еще раз задаться вопросом об особой роли Хлестакова в комедии «Ревизор» в контексте давней полемики между писателем Сергеевым-Ценским и литературоведом Ю.В. Манном. С. Сергеев-Ценский увидел в Хлестакове не обыкновенного враля, а большого художника, гениально сыгравшего роль того, за кого его приняли. Это суждение писателя было оспорено. С точки зрения Ю.В. Манна, Хлестаков не выходит за пределы своего кругозора - его воображение дерзко, но убого и тривиально. Таким образом «гений» и «ничтожество» стали признаками одного и того же лица. Гоголь наделил Хлестакова характеристиками, которые связывались в сознании писателя и с ним самим, и с именем Пушкина. Одна из них - неуемное воображение и язвительный смех, а другая - завораживающий протеизм. Только при достижении их союза Гоголю удалось осуществить свой замысел - «собрать в одну кучу все дурное в России» и «за одним разом посмеяться над всем». Особое внимание в статье уделяется пушкинскому контексту. Сближение Хлестакова и Пушкина рассматривается в перспективе гоголевского текста о Пушкине, а точнее, того важного плана, где развивается идея пушкинской всеотзывности. Очевидно, что семантическая конфигурация образов Пушкина и Хлестакова у Гоголя одна и та же. Ее определяют отсутствие личностной определенности и обусловленная этим возможность трансформации. Хлестаков предстает перед «Городничим и Ко» в тех образах, которые рисует их воображение. Художническая гениальность Хлестакова как раз и состоит в том, что он заставляет поверить в создаваемые им фигуры воображения самого себя и других. При этом в статье отмечается неслучайное различие между Хлестаковым, уносящимся под «сень струй» в доме городничего, и Хлестаковым, выказывающим саркастическую меткость наблюдения в письме к Тряпичкину. Гоголевский Хлестаков дополняет пушкинского подобно тому, как Гоголь дополняет Пушкина в своих размышлениях о нем. Отдавая должное Пушкину, Гоголь тем не менее отказывал ему в значимости для современности. Желание к пушкинскому прибавить и гоголевское могло повлиять на логику авторского поведения в комедии «Ревизор».

Бесплатно

«Старый» интеллигент в повести Н.С. Тихонова «Анофелес» (1930): кризис маскулинности и невозможность «второго рождения». Статья 1

«Старый» интеллигент в повести Н.С. Тихонова «Анофелес» (1930): кризис маскулинности и невозможность «второго рождения». Статья 1

Чечнв Я.Д.

Статья научная

Статья посвящена восстановлению литературных и социально-политических контекстов повести Н.С. Тихонова «Анофелес». Показано, что произведение носит явно сатирический характер по отношению к представителям дореволюционной интеллигенции и отвечает одной из ключевых задач эпохи первой пятилетки (конец 1928-1932) - «реконструкции человека», «социалистической переделке человеческого материала» вследствие «реконструкции народного хозяйства». Повесть Тихонова стояла в начале литературно-художественной «одержимости» темой «второго рождения», но развивала она противоположные мотивы: трагический разлад человека с современностью, невозможность некоторых граждан «жить и большеветь» (Мандельштам), омоложаться вместе со всей страной. Писатель выводит карикатурный образ человека «старой» формации, сконструированный из нескольких литературных источников. В числе вероятных - легенда о крысолове из Гамельна, Данко из рассказа «Старуха Изергиль» и герой «Караморы» А.М. Горького. Персонажу соответствует выдуманная «доктрина» об анофелесах, в основе которой превратно понятая теория опрощения Л.Н. Толстого вкупе с максимами, характерными для маскулинного гендерного порядка рубежа веков. В своей теории герой воспроизводит иерархическую патриархатную логику, где женщина занимает стандартно низкое положение по отношению к мужчине. Его тезис - отражение доминировавшего веками гендерного эссенциализма, отождествлявшего биологическое (пол) и социальное (положение в обществе). Страх активной фемининности, имплицитно представленный в теоретических выкладках персонажа, отражает представления о подчиненном, пассивном положении женщины. Такая трактовка фемининности мешает герою переродиться в соответствии с запросами времени.

Бесплатно

А.М. Горький в Германии: исповедальный портрет писателя глазами В.Ф. Ходасевича и Н.Н. Берберовой как эгодокумент русского зарубежья

А.М. Горький в Германии: исповедальный портрет писателя глазами В.Ф. Ходасевича и Н.Н. Берберовой как эгодокумент русского зарубежья

Кудлай Оксана Сергеевна

Статья научная

А.М. Горький сыграл важную роль в литературной и культурной жизни Русского Берлина периода 1921-1923 гг. и, в частности, в творческой судьбе одних из самых ярких его представителей - В.Ф. Ходасевича и Н.Н. Берберовой. Их с А.М. Горьким объединяло не только общее литературное дело - журнал «Беседа» в Берлине, но и жизненные сюжеты (они жили с писателем в Германии в 1922-1923 гг.). В.Ф. Ходасевич справедливо писал, что «зарубежный» период 1920-х гг. в жизни А.М. Горького остается наименее изученным. В связи с этим целью статьи является воссоздание объективного портрета писателя, свободного от идеологических клише, на основе исповедальных воспоминаний ближайшего окружения писателя тех лет - двух одноименных очерков Ходасевича о Горьком и книги мемуаров «Курсив мой» Берберовой. В ходе сравнительного анализа эгодокументальных текстов о Горьком описывается специфика конструирования образа писателя Ходасевичем и Берберовой посредством соотношения художественного и документального начал, сочетания объективности и субъективности. В результате исследования формулируются основные оппозиции, на основе которых Ходасевич и Берберова демонстрируют двойственность, неоднозначность фигуры Горького. Важно отметить, что построенный на контрастах «двойной» портрет писателя, освобождаясь от советского мифа о «писателе-властителе дум», писателе-босяке нередко приобретал новые мифологические черты. Наряду с развенчанием советского «культа личности» Горького представители эмиграции создавали собственный миф о писателе.

Бесплатно

А.М. Горький в Германии: хроника Нины Берберовой

А.М. Горький в Германии: хроника Нины Берберовой

Клинг Олег Алексеевич

Статья научная

Природа книги Н.Н. Берберовой «Курсив мой» сложная: и литературная, и мемуарная. Однако «горьковский текст» Берберовой подчеркнуто документален. Он создан по дневниковым записям, сделанным в доме писателя. Воспоминания Берберовой о Горьком помогают реконструировать малоизученный немецкий период жизни и творчества писателя. Эта реконструкция была частично проведена В.Ф. Ходасевичем. Но этот опыт не умаляет ценность книги Берберовой. «Курсив мой» - своего рода хроника жизни Горького, в том числе в Германии, которая важна для летописи жизни и творчества писателя. Берберова подчеркивает хронологическое несовпадение ее и Ходасевича посещения Херинсдорфа, где жил Горький. Она впервые посетила Горького вместе с Ходасевичем 27 августа 1922 г. Но ее портрет Горького написан не от лица «мы» (я и Ходасевич), а от лица «я» (Берберова). В этой зарисовке сиюминутное впечатление от облика персонажа. Но в ней есть и наслоение позднейших впечатлений, суждений. Здесь проявляется преимущество словесного материала в работе над портретом перед живописным: наложение нескольких пластов изображения, временных и пространственных, разных точек зрения. Это свойство распространяется на другие берберовские портреты. Их много: Андрея Белого, И.А. Бунина, А.А. Блока, Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус, других. Общее в них - наложение первого зрительского восприятия героев своей книги на более поздние, личностного видения на чужое. Прием «сдвижения» разных временных и пространственных пластов есть и в структуре других, не портретных частей книги «Курсив мой». Это закономерно для мемуарной литературы. У Берберовой во временной организации описания первой встречи с Горьким доминирует вечер. Она не раз обозначает в книге это время, создавая в сюжете о Горьком своеобразный аналог цветаевского «Нездешнего вечера». По-иному, чем первый «нездешний вечер» с Горьким в Херинсдорфе, Берберова структурирует еще один немецкий отрезок жизни писателя - в Саарове. Семантический центр жизни Горького в Саарове - воскресный обед в доме писателя. Формально немецкий период Горького охватывает 1921-1923 гг., однако верхнюю планку - не по географическому принципу - Берберова поднимает до 1924 г.

Бесплатно

Агиографическая топика в житии Иоанна Синайского (на материале старопечатного издания Лествицы 1647 г.)

Агиографическая топика в житии Иоанна Синайского (на материале старопечатного издания Лествицы 1647 г.)

Дорофеева Людмила Григорьевна

Статья научная

В статье проводится анализ топики в кратком Житии Иоанна Синайского, составленном Даниилом Раифским, на материале старопечатного издания Лествицы 1647 г. В качестве перевода на русский язык используется оптинский текст Лествицы как наиболее авторитетный. Автор решает вопрос о соотношении универсальной агиографической «схемы» житий преподобных святых и вариативности форм выражения топики в конкретном житии. Для выявления своеобразия топики используется герменевтический метод прочтения текста с углублением в его смысловое содержание. Обнаруживается каноничность структуры жития, наличие ключевых топосов, характерных для монашеского типа житий. При этом выявляется своеобразие форм выражения топосов, что определяется содержанием образа святого, его личностными чертами, характерными особенностями его подвига, а также писательской манерой агиографа. Главным топосом с точки зрения ценностной иерархии в данном Житии является образ Небесной Горы - синоним Царствия Небесного, к которому подвижник восходит по лествице (славянский вариант слова лестница), состоящей из 30 ступеней (степеней) духовного совершенства. Мотив лествицы - второй важнейший сюжетный топос, имеющий структурообразующее значение. Основной конфликт в житии выражается в борьбе святого со страстями и его движении от «вещественного» (телесного) к «невещественному» (духовному), чем обусловлена и структура топики, также разделяемой по этому принципу. Смысловое содержание топосов определяется установкой на изображение не внешнего, но внутреннего пути подвижника. В целом устойчивые мотивы, формулы, образы данного жития характеризуется символизмом, метафоричностью, предельной краткостью выражения, высокой степенью риторичности, что объясняется близостью данного жития жанровой форме панегирика.

Бесплатно

Акмеизм в оценке С.М. Городецкого (на материале газетных и журнальных публикаций 1916-1921 гг.). Статья 2

Акмеизм в оценке С.М. Городецкого (на материале газетных и журнальных публикаций 1916-1921 гг.). Статья 2

Филатов А.В.

Статья научная

На материале критико-литературных текстов Городецкого, опубликованных в 1916-1921 гг., показано, что поэт в это время постепенно менял свои взгляды на акмеизм и его художественные и мировоззренческие принципы, окончательно пересмотрев их к началу 1920-х гг. Одновременно с этим Городецкий был убежден в положительном влиянии совместной кружковой работы на творчество членов «Цеха поэтов», выступая в печати с позиции мэтра литературной школы, которая, как он считал, не прекратила существования и продолжала занимать важное место в литературном процессе, противостоя символизму. «Цех» оставался для Городецкого образцовой формой поэтической организации, акмеистическим традициям которой он следовал во время своей культурно-просветительской деятельности в Закавказье, создав тифлисский «Цех поэтов» и подчеркнув его преемственность по отношению к петербургскому объединению, что подтверждается также воспоминаниями участников тифлисского кружка. Резкая перемена в отношении к акмеизму и его представителям (в первую очередь, другому его теоретику - Н.С. Гумилеву), произошедшая у Городецкого в 1920-1921 гг., имела идеологические причины, однако отношение к наследию литературной школы не было однозначно негативным. Ряд ее эстетических принципов и мировоззренческих положений оставался ценным для поэта и в дальнейшем.

Бесплатно

Библейская "Книга Иова" и "Иов многострадальный" А.М. Бухарева в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы"

Библейская "Книга Иова" и "Иов многострадальный" А.М. Бухарева в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы"

Баршт Константин Абрекович

Статья научная

В статье выдвигается гипотеза о влиянии, которое оказала книга архимандрита Феодора (А.М. Бухарева) «Иов многострадальный» на формирование ряда эпизодов романа Достоевского «Братья Карамазовы», в частности, известного диалога между Иваном и Алешей Карамазовыми о природе и сущности мирового зла, мере ответственности за него людей и Господа Бога и связанной с этой темой историей о мальчике, затравленном охотничьими собаками. Судя по имеющимся данным, Достоевский познакомился с книгой Бухарева об Иове в начале 1870-х гг.; ранее, в майском номере своего журнала «Время» за 1861 г. он опубликовал статью А.А. Григорьева «Оппозиция застоя. Черты из истории мракобесия» в защиту архимандрита Феодора от жестокой травли, которой подвергся священник за свою идею о необходимости реального строительства в стране христианской культуры, сближению смысла евангельских заповедей и реальности общественной жизни как единственного способа победы над злом в условиях, когда многие христиане склоняются к языческой или фарисейской модели своей религиозности. В статье делается предположение, что специфическая трактовка теодицеи библейского Иова, которую мы видим в книге Бухарева, оказала существенное влияние на формулирование протеста Ивана Карамазова, отказывающегося от самой возможности рая в условиях, когда жестокость и насилие в мире все еще продолжаются. Ряд аргументов Ивана, согласно нашему мнению, является парафразом реплик Иова в его беседах с друзьями и комментариев А.М. Бухарева к библейской книге.

Бесплатно

Д.В. Аверкиев и П.И. Чайковский, или муравьиные следы

Д.В. Аверкиев и П.И. Чайковский, или муравьиные следы

Андрущенко Е.А.

Статья научная

В статье с помощью подходов, характерных для культурной микроистории, осмыслены механизмы взаимопроникновения явлений культуры на границах разных областей искусства и науки, литературы, музыки, книгоиздания. Деятельность писателя, драматурга, критика, переводчика Дмитрия Васильевича Аверкиева (1836-1905) рассматривается как культуртрегерство, проявившееся в приобщении русской публики к ценным и важным достижениям европейской литературы и науки. Благодаря Аверкиеву русский читатель впервые познакомился с «Разговорами» Гёте, обратившими на себя внимание Н.С. Лескова, А.П. Чехова, В.В. Розанова, Д.С. Мережковского, П.А. Флоренского, читал произведения Ф. Купера, П. Мериме, О. де Бальзака, Л. Стерна, А.Ф. Прево, научные труды по физике, химии, физиологии, энтомологии, переведенные на русский язык просто, ясно и доступно. Адресатом Аверкиева были не только хорошо образованные и сведущие в науке люди, но и широкий круг обычных читателей, для которых работала издательская империя А.С. Суворина «Новое время». Примером того, какой отклик в принимающей культуре получила переведенная Аверкиевым книга, могут быть маргиналии П.И. Чайковского на страницах труда Дж. Лёббока «Муравьи, пчелы и осы» (1884). Знакомый с творчеством Аверкиева и просивший его написать либретто для несостоявшейся оперы о Ваньке-ключнике, в этом случае Чайковский был увлечен наблюдениями над муравьями, особенно в той части, где они напоминают людей.

Бесплатно

Истории нереализованных замыслов М. Горького: почему повести "Мать" и "Сын" так и не стали дилогией

Истории нереализованных замыслов М. Горького: почему повести "Мать" и "Сын" так и не стали дилогией

Егорова Юлия Михайловна

Статья научная

Творческое наследие любого писателя или поэта едва ли можно считать полным без изучения его нереализованных замыслов. Без них довольно сложно до конца понять художественный и идейно-эстетический мир автора. В полной мере это относится и к творчеству А.М. Горького. Его наследие также разнообразно и многослойно по своему составу. Большое количество произведений этого писателя получили широкое признание во всем мире, им посвящено немало исследовательских работ не только российских, но и зарубежных авторов. Несколько хуже дело обстоит с так называемыми нереализованными замыслами Горького, которые по тем или иным причинам получили меньшее внимание или вовсе остались незамеченными. Возможно, это произошло потому, что исследователи считали тему невоплощенных замыслов неперспективной. Однако восполнить эти пробелы необходимо. Цель настоящей статьи - заполнить лакуны в изучении раннего творчества Горького, связанные с несостоявшимися замыслами; представить историю создания повести «Сын», как наименее изученную в горь-коведении; разобраться, почему повести «Мать» и «Сын» так и не стали дилогией; понять, какой художественный прием объединяет нереализованные замыслы в творчестве Горького. Поставленные цели выдвигают ряд задач, некоторые из них определяют научную новизну данной статьи: в ходе проведенного исследования были названы и освещены истории нескольких наиболее известных нереализованных замыслов писателя, достаточно полно исследованных учеными-филологами; более подробно представлен наименее изученный неосуществленный замысел Горького - повесть «Сын» - продолжение повести «Мать»; обозначены причины, по которым дилогия не состоялась.

Бесплатно

Исторический роман и житийная литература роман протоиерея Николая Агафонова «Жены-мироносицы»

Исторический роман и житийная литература роман протоиерея Николая Агафонова «Жены-мироносицы»

Бойко С.С.

Статья научная

В романе протоиерея Николая Агафонова «Жены-мироносицы» гармонично сочетается поэтика исторического романа и поэтика современной житийной литературы, имеющие много общих жанровых особенностей. Известные инварианты исторического романа, характерные и для современной житийной литературы, - это кризисная эпоха как время действия, соединение мотивов общественной и частной жизни, противопоставление представителей разных культурно-исторических сил, наличие исторической справки. Как в художественной прозе, так и в современной житийной литературе, сила самого факта, документа, становится эмоциональной кульминацией повествования. События, известные из Евангелия, достоверны и воспроизводятся в точности. В качестве романиста отец Николай широко прибегает к вымыслу, что специально оговорено в предисловии; сочиняются эпизоды и реплики, которые проясняют для читателя связь между известными событиями. Так, из предыстории Марии Магдалины в Евангелиях сообщается только, что Господь изгнал из нее семь бесов; романист сочиняет историю о том, как в Марию вследствие тяжелого потрясения в детстве «вселилось семь бесов», то есть постигла тяжелая форма заболевания, поскольку на языке Священного Писания число семь есть символ полноты. Из европейской агиографии взяты сюжеты о проповеди Марии в Риме и в Галлии. Принцип документальности, преобладающий в современной житийной литературе, последовательно применяется и в романе «Жены-мироносицы». Научно-популярное Приложение облегчает для читателя изучение исторической основы романа. Писатель кратко излагает здесь сведения о мироносицах, а также прилагает свой конспект научного богословского труда епископа Михаила Грибановского «Над Евангелием» (1896), где, в частности, была выявлена последовательность всех известных из Евангелия событий Воскресной ночи. Подлинные исторические сведения, в противовес распространенным домыслам, расширяют кругозор читателя, что характерно как для исторического романа, так и для современной житийной литературы.

Бесплатно

История переводов романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание" на немецкий язык: роль издательств и первых собраний сочинений. Статья 2'

История переводов романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание" на немецкий язык: роль издательств и первых собраний сочинений. Статья 2'

Головачева Екатерина Александровна, Седельникова Ольга Викторовна

Статья научная

В цикле статей выявлены важнейшие этапы истории переводов на немецкий язык романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» (1866), сыгравшего особую роль в восприятии наследия писателя не только в Германии, но и в Европе в целом. Комплексно исследуются причины множественности переводческих интерпретаций романа «Преступление и наказание» в Германии, подробно рассмотрена роль переводчиков и издательств в истории немецкой переводческой рецепции указанного произведения. Во второй статье цикла представлен полный обзор известных в настоящее время переводов романа на немецкий язык, выполненных с 1910-х гг. до настоящего времени. Впервые изложены факты реализации проектов издательств «Инзель» и «Ауфбау» по выпуску собраний сочинений Ф.М. Достоевского в Германии. Проведенная реконструкция истории переводов «Преступления и наказания» на немецкий язык, анализ роли издательств и просветительских проектов по выпуску собраний сочинений Достоевского позволили объяснить причину множественности переводческих интерпретаций указанного произведения (Г. Рель, А.С. Элиасберг, Р. Хоффманн, М. и Р. Бройер, С. Гайер). Установлено, что фактами немецкой культуры в указанный период становятся переводы романа, подготовленные Г. Релем (1912), А.С. Элиасбергом (1921), Р. Хоффманном (1960) и С. Гайер (1993). Множественность переводов и описанные в статье детали их появления свидетельствуют о влиянии определенных политических и культурных событий в Германии в XX-XXI вв. на популярность романа «Преступление и наказание» и рецепцию творчества Достоевского в немецкой культуре.

Бесплатно

Мифопоэтическая стратегия Н.Н. Садур: зороастрийский код в пьесе «Летчик»

Мифопоэтическая стратегия Н.Н. Садур: зороастрийский код в пьесе «Летчик»

Доценко В.В.

Статья научная

В статье рассматривается мифопоэтическая стратегия Н.Н. Садур, реализованная в пьесе «Летчик» (2009). В драматическом произведении особенности мифопоэтики определяются, с одной стороны, родовой спецификой текста, а с другой - генетической связью драмы с мифом, которая была отмечена еще Александром Н. Веселовским. Пьеса Садур отличается сложной полигенетической природой. План выражения в ней задан картинами повседневной жизни Москвы конца ХХ - начала XXI вв., а план содержания соотносится со средневековым алхимическим учением, с античной и славянской мифологиями, включая воззрения на хаос и первоэлементы, с мифологемами, заимствованными из творчества Н.В. Гоголя. При этом интегрирующим элементом мифопоэтики пьесы становится зороастризм. Основной конфликт «Летчика» - столкновение человеческих ценностей. В его основе лежит мифологический дуализм, воплощенный в произведении при помощи зороастрийского кода: противостояние добра и зла, света и тьмы, соотносящееся с борьбой верховного божества Ахура-Мазды и его антагониста Ангра-Майнью. Эта стержневая для зороастризма оппозиция поддерживается в тексте благодаря античному мифу о Гиперборее. Несмотря на внешнюю разнородность данных религиозно-мифологических систем, в пьесе они оказываются внутренне взаимосвязаны и выступают в роли «шифра», раскрывающего значение рассказа главного героя. Таким образом, мифопоэтическая стратегия Н.Н. Садур наследует традиции создания неомифологических «текстов-мифов» писателями XX в. Для таких произведений характерна гетерогенность компонентов разных систем, которые при кажущейся несовместимости образуют единую мифопоэтическую структуру.

Бесплатно

Образ царя Давида в художественном сознании И.А. Бунина

Образ царя Давида в художественном сознании И.А. Бунина

Урюпин Игорь Сергеевич

Статья научная

В статье в широком историко-культурном и нравственно-философском контексте рассматривается творчество И.А. Бунина, выявляются его религиозно-онтологические и аксиологические константы, определяющие художественную картину мира писателя, сформировавшуюся под мощным влиянием прецедентных текстов древнейших цивилизаций Ближнего Востока, среди которых наибольшей мифо-суггестивной валентностью обладают книги Ветхого Завета, признающиеся сакральными для иудаизма, христианства и ислама. Проблема духовного влияния Священного Писания на миропонимание и жизнеотношение И.А. Бунина, давно поставленная в литературоведении, получает новый аналитический ракурс осмысления, связанный с выявлением конкретных форм и способов репрезентации библейского материала в разножанровых произведениях художника, в которых современность постигается через выявление идейно-смысловых аналогий и параллелей с древностью. Образы ветхозаветных пророков и духовных учителей человечества на протяжении всей жизни неизменно привлекали внимание И.А. Бунина, в творчестве которого особенно значима фигура библейского царя-псалмопевца Давида. В художественном сознании писателя царь Давид выступает как искатель истины, совершающий в процессе своего духовного поиска нравственные восхождения и падения. Проецируя героев своих произведений на фигуру Давида (и наоборот), И.А. Бунин определяет морально-этический потенциал современного человека. Аллюзии и реминисценции, связанные с жизнью и служением царя Давида Богу и миру, образуют культурно-философский фон творчества И.А. Бунина, который становится неотъемлемой частью духовноинтеллектуального пространства русской литературы ХХ века, интегрируя в него факты и артефакты библейской истории.

Бесплатно

Окказиональный фразеологизм как способ экспликации и характеристики субъекта речи в «Балладе о детстве» Владимира Высоцкого

Окказиональный фразеологизм как способ экспликации и характеристики субъекта речи в «Балладе о детстве» Владимира Высоцкого

Доманский Ю.В.

Статья научная

Объектом статьи выступает фрагмент из текста песни Владимира Высоцкого «Баллада о детстве». В статье рассматривается случай, когда в речь первичного субъекта вторгается прямая речь персонажа - анализируется окказиональный фразеологизм «без вести павшие», находящийся в «Балладе о детстве» в прямой речи одного из персонажей - Евдокима Кирилыча. Возникает этот окказиональный фразеологизм через синтез фразеологизма «без вести пропавшие» с фразеологизмом «геройски павшие» (или «павшие смертью храбрых»). Получившееся в результате синтеза искажение в системе с прочими моментами указывает на индивидуальные особенности речи персонажа, который получил возможность высказаться так, как ему хочется, коверкая устоявшиеся речевые клише. В статье доказывается, что этот окказиональный фразеологизм не только является способом маркировки персонажа, но и может стать важным показателем для осмысления определенных граней авторского мироощущения. Таким образом, целью исследования является и осмысление данного окказионального фразеологизма как способа авторской характеристики персонажа, в речи которого этот окказиональный фразеологизм находится, и рассмотрение данного фразеологизма в качестве способа приблизиться к определенным граням авторского мироощущения, что возможно и через соотнесение (и даже отождествление в этом соотнесении) позиции автора и позиции персонажа. В итоге доказывается, что окказиональный фразеологизм, возникающий в речи персонажа, во-первых, характеризует этого персонажа, во-вторых, характеризует авторское отношение к персонажу, в-третьих, выступает знаком определенных граней мироощущения автора.

Бесплатно

Пушкинский код в "посмертных" стихах Г.В. Иванова

Пушкинский код в "посмертных" стихах Г.В. Иванова

Коптелова Наталия Геннадьевна

Статья научная

В статье анализируется пушкинский код, присутствующий в «посмертных» стихах Г.В. Иванова, включающих в себя цикл «Дневник» (третью часть сборника «Стихи», 1958) и итоговую книгу стихов «Посмертный дневник» (1958). Характеризуются его содержание, функции, эволюция и способы художественного воплощения. Показывается, что в «посмертных» стихах Иванова пушкинский код играет роль циклообразующей скрепы и обеспечивает создание особого ансамблевого единства, «последнего» лирического дневника, запечатлевшего как отталкивание поэта-эмигранта от литературного опыта великого предшественника, так и притяжение к нему. Доказывается, что пушкинский код в «посмертных стихах» Иванова выполняет также коммуникативную функцию. Освоение пушкинской традиции в «последнем» лирическом дневнике Иванова воплощается в форме творческого диалога с поэтом-классиком. Этот диалог разворачивается на образно-мотивном, реминисцентно-аллюзивном и интонационном уровнях и, несмотря на определенную зигзагообразность, движется от полемики к согласию. В статье отмечается, что содержание пушкинского кода, задействованного в дневниковых стихах Иванова, коррелирует с поэтологией Пушкина. Оно также гармонично соотносится с пушкинской традицией создания идеального женского образа, символизирующего Музу поэта. Апелляция к пушкинской традиции, происходящая в «посмертных» стихах Иванова-эмигранта, во многом определяет его творческую самоидентификацию. Делается вывод о том, что действие пушкинского кода не только продвигает поэзию позднего Иванова к внешней простоте и безыскусности, но и трансформирует природу ивановского лиризма, обостряя предельную искренность и обнаженную исповедальность его «посмертных» стихов.

Бесплатно

Репрезентация карьеры писателя-беллетриста в романе Д.В. Григоровича "Проселочные дороги"

Репрезентация карьеры писателя-беллетриста в романе Д.В. Григоровича "Проселочные дороги"

Козлов Алексей Евгеньевич

Статья научная

В конце 1840-х гг. Д.В. Григорович, как и многие его современники, обращается к сюжету, связанному с карьерой писателя-беллетриста. Часто такой сюжет предполагал негативные сценарии, связанные с духовной или физической гибелью молодого мечтателя. В статье показано влияние сюжетной схемы «Утраченных иллюзий» О. Бальзака и концепции «Человеческой комедии» на замысел произведений «Неудачи» и «Проселочные дороги». В частности, в обоих произведениях литература и живопись понимаются как вещь и товар, экономические свойства которых первичны по отношению к эстетическим. В то же время, работая над первым в своей карьере романом «Проселочные дороги», Григорович ориентировался на образцы английской романистики (Ч. Диккенс, У. Теккерей) и «Мертвые души» Н.В. Гоголя, однако отказывался от профетического пафоса своих предшественников. Руководствуясь фабульными и характерологическими образцами, Григорович строил названный им «роман без интриги» по принципу романа-фельетона. Особого внимания в этом контексте заслуживает история начинающего литератора Аполлона Егорьевича Дрянкова - приживальщика в доме влиятельных провинциальных помещиков. Отталкиваясь от названия романа «Непризнанная индейка», автор статьи показывает возможные варианты интерпретаций и траектории прочтения этого произведения, в том числе указывая на возможную автопародию, а также показывает точки соприкосновения автора и его героя в плоскости текста. Статья подготовлена к 200-летнему юбилею Григоровича и 170-летнему юбилею первой публикации романа «Проселочные дороги» в журнале «Отечественные записки».

Бесплатно

Романы Владимира Набокова в контексте русской межвоенной прозы: стилеметрический аспект

Романы Владимира Набокова в контексте русской межвоенной прозы: стилеметрический аспект

Двинятин Ф.Н., Ковалев Б.В.

Статья научная

В статье изучается стиль русскоязычных романов Владимира Набокова и выявляется их место в литературном потоке межвоенного периода при помощи количественных методов. Главным инструментом в рамках исследования служит Delta Берроуза - один из наиболее надежных и распространенных на сегодняшний день стилеметрических инструментов, оценивающий предпочтения авторов в области наиболее частотной лексики (служебных слов) и на этой основе позволяющий сравнивать тексты между собой. В ходе исследования выясняется, что романы исследуемого периода делятся на несколько групп, среди которых наиболее крупными оказываются «одесско-фединская» и «набоковско-гриновская», а сами русскоязычные романы Набокова делятся на две группы: ранние тексты («Машенька», «Защита Лужина», «Король, дама, валет», «Подвиг», «Камера обскура») и поздние («Отчаяние», «Приглашение на казнь», «Дар»). Существенно, что Delta показывает стилистическое сходство романа Леонова «Скутаревский» с поздними текстами Набокова, атрибутируя его последнему, а также выявляются признаки стилистики Леонова в «Даре». При эксперименте на расширенном корпусе c добавлением иных романов Леонова корректность атрибуции восстанавливается, тексты Леонова воссоединяются на одной ветви, однако сходства стилей авторов также констатируются. Результат подтверждает гипотезы некоторых критиков о сходстве стилей двух ровесников и является значимым стилистическим показателем в контексте изучения эволюции стилей авторов и сопоставительного анализа их текстов.

Бесплатно

Журнал