Допустимость компенсации морального вреда, являющегося последствием деликта, совершённого в советское время

Последствия деликта, как известно, могут наступать не только сразу после его совершения, но и спустя определенное время. Нередко таким отдаленным во времени последствием выступает моральный вред, так как граждане не всегда тотчас узнают о факте совершения в отношении них правонарушения, а потому не сразу начинают испытывать связанные с ним физические или нравственные страдания. И хотя моральный вред может наступить только сейчас, ответственность за его причинение в соответствии с общими правилами о действии гражданского законодательства во времени1 будет определяться нормами, действовавшими в момент совершения делинквентом противоправных действий2. А это среди прочего означает, что если бы сегодня лицо испытало физические или нравственные страдания, ставшие следствием совершенного еще в советское время деликта, то допустимость и порядок их компенсации определялись бы советским гражданским законодательством.

СТАТ Ь И

Однако специальных правил, посвященных возмещению неимущественного вреда, в нем не было3. Впервые они появились в ст. 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, введенных в действие уже в Российской Федерации 3 августа 1992 г. В связи с этим Верховный Суд РФ стал исходить из того, что если действия, повлекшие причинение морального вреда, были совершены в советское время, то такой вред ни при каких условиях не подлежит денежной компенсации4, а нижестоящие суды стали отказывать в удовлетворении подобных требований5. Впрочем, не все. Некоторые из них начали идти на всяческие ухищрения, чтобы не оставлять истцов без денежной компенсации: например, признавать действия делинквента длящимися вплоть до момента рассмотрения спора, когда они таковыми на самом деле не являлись6. А все потому, что судей, не готовых вступать в открытый спор с Пленумом Верховного Суда РФ, к этому подталкивала формулировка п. 6 его постановления от 20.12.1994 № 10 (ныне — п. 7 постановления от 15.11.2022 № 33)7.

Подобное положение дел не может не настораживать: почему суды, рассматривающие дела о компенсации морального вреда, причиненного действиями, совершенными до распада СССР, принимая решение об удов-летворении8 или об отказе в удовлетворении9 требований, полагаются исключительно на разъяснения Пленума Верховного Суда и даже не пытаются обосновать его ссылками на нормы советского гражданского права? Все-таки в соответствии с ч. 1 ст. 195 Гражданского процессуального кодекса РФ от 14.11.2002 № 138-ФЗ судебное решение должно быть законным, то есть быть принятым «в полном соответствии с нормами материального права, которые подлежат применению»10. Да, в РСФСР действительно не было специальных правил, регулирующих возмещение неимущественного вреда, но из этого не следует, что эти отношения никак не были урегулированы. Напротив, они охватывались сферой действия норм Гражданских кодексов РСФСР 1922 и 1964 гг. об обязательствах вследствие причинения вреда. Более того, как будет продемонстрировано в настоящей статье, последние не создавали никаких препятствий для удовлетворения притязаний о компенсации физических или нравственных

СТАТЬИ

страданий, а значит, сформулированная на этот счет позиция Пленума Верховного Суда РФ ошибочна и требует пересмотра.

Допустимость компенсации морального вреда по ГК РСФСР 1922 г.

Несмотря на то что ГК РСФСР 1922 г. утратил силу почти 60 лет назад, в отечественной судебной практике по-прежнему встречаются дела по поводу возникших в период его действия отношений, в том числе из причинения морального вреда.

Так, в 2021 г. Советский районный суд г. Улан-Удэ рассматривал дело, связанное с произошедшей 28 января 1955 г. подменой новорожденных детей в с. Петропавловка Джидинского района Республики Бурятия11. Еще в 1955 г. мать одной из подмененных девочек заподозрила, что вернулась из родильного дома с чужим ребенком, и попыталась инициировать обмен детьми с другой матерью, однако та ей не поверила и от обмена категорически отказалась12. Поскольку генеалогического ДНК-тестирования тогда не было, семьи продолжили воспитывать чужих детей, и лишь в 2020 г. в ходе съемок передачи «ДНК» на телеканале «НТВ» одна из подмененных девочек решилась узнать правду и познакомилась со своими настоящими родственниками13. Убедившись в подмене, она обратилась в суд с иском о компенсации причиненного ей морального вреда. Но суд в его удовлетворении отказал, руководствуясь тем, что подмена произошла «до введения в действие закона, предусматривающего возможность возмещения морального вреда» (имея в виду Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31 мая 1991 г.)14. Апелляция решение отменила и иск удовлетворила, но на основании (sic!) ст. 2 и 19 Конституции РФ и ст. 151 Гражданского кодекса РФ15. Кассация ожидаемо отменила апелляционное определение как незаконное и направила дело на новое рас-смотрение16. При новом рассмотрении суд апелляционной инстанции оставил первоначальное решение Советского районного суда г. Улан-Удэ без изменения17, каким оно и осталось при повторном рассмотрении дела кассационным судом18. Таким образом, судьи попытались обосновать две противоположные позиции касательно допустимости компенсации морального вреда, причиненного действиями, совершенными в период действия ГК РСФСР 1922 г., но по непонятной причине никто из них не посчитал для этого необходимым обратиться к содержанию его норм.

Между тем в ГК РСФСР 1922 г. имелись нормы, которые подлежали применению к спору, как, например, установленное в ст. 403 правило о том, что «причинивший вред личности или имуществу другого обязан возместить причиненный вред».

Современному российскому юристу данная формулировка хорошо знакома, так как она практически дословно воспроизводится в абз. 1 п. 1 ст. 1064 ГК РФ и известна как выражающая принцип генерального деликта, предполагающего максимально широкое определение вреда (как имущественного, так и неимущественного)19. И если сегодня данная норма находится в § 1 «Общие положения о возмещении вреда» гл. 59 ГК РФ, включающей наряду с ним специальные правила о компенсации морального вреда (§ 4), то не должно быть оснований считать, что в ГК РСФСР 1922 г. было как-то иначе и что он не допускал возмещения морального вреда.

Подобных сомнений не было и у некоторых советских юристов. В частности, А. Ганин, С. Зайцев, В. Изволен-ский и В. Лебедев честно признавались, что «ст. 403 отнюдь не является особенностью советского права, как об этом суды часто указывают в своих решениях, а заимствована из гражданского права буржуазных… кодексов»20. Стало быть, ее толкование в части допустимости возмещения морального вреда не должно расходиться с западными образцами. С этим соглашался и П. Нечаев, констатировавший, что в ст. 403 «устанавливается безусловность возмещения причиненного другому вреда, при каких бы основаниях он ни возник»21, а Б. Утевский отмечал полное соответствие компенсации физических и нравственных страданий основным началам советского законодательства, ст. 403 ГК РСФСР и «правосознанию трудящихся масс»22. Наконец, И. Брауде добавлял к этому то, что иной подход был бы несправедливым по отношению к гражданам, работающим на концессионных предприятиях иностранных заводчиков, так как последние освобождались бы от обязанности возмещать советским рабочим причиненный им неимущественный вред, хотя в своей родной стране они отвечали бы перед ними на общих основаниях23.

СТАТ Ь И

Встречались, конечно, и те, кто считал рассматриваемый вопрос в законе нерешенным24, но большинство все же отстаивало недопустимость удовлетворения требований о компенсации морального вреда25. В этом они руководствовались двумя догматическими26 соображениями. Во-первых, недопустимость возмещения морального вреда обосновывалась ссылками на ст. 410 и 117 ГК РСФСР. Согласно первой из них если вред не может быть возмещен восстановлением прежнего состояния (а при причинении морального вреда это физически невозможно), то делинквент должен возместить пострадавшему причиненные убытки, а они, в соответствии со ст. 117, определялись как положительный ущерб в имуществе и упущенная выгода. Иными словами, утверждалось, что в понимании ГК РСФСР неимущественный вред убытком не являлся и, как следствие, возмещению не подлежал27. Во-вторых, обращалось внимание на то, что советские гражданские кодификации в отличие от их капиталистических аналогов в принципе не регулировали неимущественные отношения, а потому без специального указания закона возмещение морального вреда считалось безосновательным28.

Высказанные аргументы, разумеется, нельзя признать убедительными. На первый из них можно возразить тем, что ст. 117 ГК РСФСР, вопреки своему месторасположению, не содержала общей нормы обязательственного права и определяла убытки, возникающие при неисполнении должником ранее взятого на себя обязательства, но не при причинении кредитору вреда29. Как следствие, она не могла выступать ограничителем для взыскания морального вреда. Что касается второго довода, то регулирование неимущественных отношений не было чуждо советскому гражданскому законодательству. В частности, ст. 142 ГК РСФСР прямо допускала обеспечение неустойкой неимущественных интересов кредитора, а раз так, то было бы неоправданным исключать возмещение неимущественного вреда исключительно в случае, когда между кредитором и должником отсутствовал договор30.

Любопытно, что в судебной практике иски о возмещении морального вреда получили распространение практически сразу после введения в действие первых республиканских советских гражданских кодексов. Так, в 1927 г. народный суд Лысогорского участка Саратовской губернии присудил пастуху овечьего стада 50 руб. за оскорбление и попытку его убийства поленом31. Между тем хрестоматийным в советской литературе был случай, когда четырьмя годами ранее один из харьковских нарсудов присудил гражданке Чертенковой 75 руб. за гражданское бесчестие32: ответчик обольстил ее обещанием жениться, прожил с ней «как с женой» один месяц, но затем отказался от регистрации брака и выгнал ее из дома33. Однако хрестоматийным он стал потому, что решение нарсуда было показательно отменено Харьковским губернским судом. Основанием для отмены послужило то, что с точки зрения советского правосознания и этики содеянное не могло быть квалифицировано в качестве бесчестия, ибо в действиях ответчика не было признаков уничижения человеческого достоинства34. Кроме того, Суд указал, что в свободном советском государстве унижение человеческого достоинства может иметь только уголовно-, но не гражданско-правовые последствия и что «только при капиталистическом строе, когда все продается и когда человеческое достоинство также расценивается с точки зрения материальных благ, — всякое унижение его может быть вознаграждено

СТАТЬИ

деньгами»35. Впоследствии данное положение во многом определило дальнейший вектор развития правоприменительной практики36, однако оно, как можно заметить, не имело под собой нормативного основания.

Таким образом, ГК РСФСР 1922 г. не создавал никаких препятствий для удовлетворения притязаний граждан о компенсации морального вреда, и эти препятствия имели исключительно идеологический характер.

Допустимость компенсации морального вреда по ГК РСФСР 1964 г.

Вступивший в силу 1 октября 1964 г. новый ГК РСФСР во многом остался идейным преемником своего предшественника, и в части общих положений об обязательствах вследствие причинения вреда он не претерпел кардинальных изменений. Отныне ч. 1 ст. 444 гласила, что «вред, причиненный личности… подлежит возмещению лицом, причинившим вред, в полном объеме, за исключением случаев, предусмотренных законодательством Союза ССР». Поскольку последнее никаких исключений в отношении морального вреда не устанавливало, следует полагать, что ГК РСФСР 1964 г. также допускал возможность его денежной компенсации.

Тем не менее в доктрине и судебной практике по-прежнему господствовал противоположный взгляд37, и, как и прежде, он не находил подтверждения в нормах позитивного права.

Вместе с тем в 60–70-е гг. у правоведов уже начало складываться убеждение, что de lege ferenda моральный вред должен взыскиваться, и отсылки к «социалистическому правосознанию» потеряли былой авторитет³⁸. Одним из весомых аргументов в пользу этого стало то, что в таких странах социалистического лагеря, как Болгария, Восточная Германия, Польша и Чехословакия, законодательство позволяло гражданам требовать компенсации причиненных им физических или нравственных страданий³⁹. Более того, в Польше, где до сих пор действует (собственный) Гражданский кодекс 1964 г., правовым основанием для удовлетворения таких требований выступают ст. 415 и 448⁴⁰, первая из которых является аналогом ч. 1 ст. 444 ГК РСФСР 1964 г.

Выводы и обсуждение результатов

Настоящее исследование продемонстрировало, что несмотря на отсутствие в советском гражданском законодательстве специальных правил, регулирующих возмещение морального вреда, не их неимение, а мифическое «социалистическое правосознание» в действительности мешало судам РСФСР удовлетворять такие требования.

Еще тогда юридическим основанием для них могли выступать правила о генеральном деликте, то есть предл. 1 ст. 403 ГК РСФСР 1922 г., а затем ч. 1 ст. 444 ГК РСФСР 1964 г.41, устанавливающие безусловность возмещения лицу вреда, какой правовой природой он бы ни обладал. Однако в РСФСР при осуществлении правосудия суды прежде всего должны были заниматься «всемерным укреплением социалистической законности и правопорядка»42, а присуждение гражданам материальной компенсации за испытанные ими физические или нравственные страдания почему-то шло с этим вразрез.

Современный российский суд в соответствии с ч. 1 ст. 5 Федерального конституционного закона от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» подчиняется только Конституции РФ и закону. Поэтому при рассмотрении дел о возмещении морального вреда, являющегося отдаленным последствием совершенного еще при СССР деликта, он не должен руководствоваться сложившейся на тот момент порочной практикой правоприменения и автоматически отказывать истцам в удовлетворении их требований, как к этому сегодня подталкивает абз. 1 п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15.11.2022 № 33. Вместо этого он должен самостоятельно определить подлежащую применению норму материального права, из которой следовала бы необходимость удовлетворения или отказа в удовлетворении иска. Названную норму ранее мы уже идентифицировали, и она гласит, что причинивший вред личности обязан его возместить (предл. 1 ст. 403 ГК РСФСР 1922 г. или ч. 1 ст. 444 ГК РСФСР 1964 г.).

Предложенный подход, как ожидается, позволит облегчить работу тем судьям, кто пытается обосновать допустимость компенсации морального вреда, являющегося следствием совершенного еще в советское время деликта, и кто за неимением лучшего ранее был вынужден квалифицировать действия делинквента в качестве для-щихся43.

СТАТ Ь И

Вместе с тем изменение позиции Пленума Верховного Суда РФ в соответствии с предложенным подходом нам кажется маловероятным, так как из-за того, что ответчиком в таких спорах чаще всего выступает Российская Федерация, а на требования о компенсации морального вреда, вытекающие из нарушения личных неимущественных прав и других нематериальных благ, исковая давность по общему правилу не распространяется (абз. 2 ст. 208 ГК РФ), это может привести к неожиданным и необратимым последствиям.