Дороги в жизни калмыцкого ханства XVIII в. (на материале документов Национального архива Республики Калмыкия)

DOI:

Цитирование. Сусеева Д. А., Горбань О. А. Дороги в жизни Калмыцкого ханства XVIII в. (на материале документов Национального архива Республики Калмыкия) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2023. – Т. 28, № 5. – С. 59–69. – DOI:

Введение. Истории калмыцкого народа посвящена значительная литература, касающаяся широкого круга вопросов. Тем не менее остается много нерешенных проблем, историография пополняется работами, в которых не только ставятся новые задачи, рассматриваются новые факты, но и переосмысливаются уже известные. Немаловажную роль в этом играет и расширение источниковедческой базы исследований, привлечение все большего количества материалов, в первую очередь архивных.

Предки калмыков, как большинство монгольских племен, примерно в первом тысяче- летии до н. э. перешли к кочевому скотоводству, которое сохраняли на протяжении веков и калмыки. Данный способ хозяйствования составлял основу экономического и социального уклада жизни, определял культуру и ментальность народа. Круглогодичное или в течение большей части года кочевание по степи в поисках пастбищ для скота неразрывно связано с дорогами. Дороги в жизни калмыков – это не только устоявшиеся маршруты передвижения со скотом, но и дипломатические, военные, торговые пути в другие государства и т. д., наконец, исторические пере- селения [1; 5; и др.]. Постоянное пребывание в движении определило формирование близких друг другу концептов «дорога», «перемещение», «кочевье» как одних из важнейших в калмыцкой культуре, на что указывают многие исследователи. Эти образы нашли отражение в словесном творчестве, национальных обрядах, верованиях, имея свою специфику по сравнению со сходными концептами в других культурах [7; 26; 28; 29]. Сложившиеся представления о мире не утрачивали свою значимость на протяжении веков, несмотря на переломные события в судьбе народа, связанные с его переселением на берега Волги и Каспия.

В начале XVII в., как известно, несколько владений ойратского происхождения (тор-гуты, дербеты, хошуты), войдя в состав Российского государства, положили начало формированию калмыцкой народности. Будучи кочевниками, калмыки стали осваивать новые для себя местности, пригодные для разведения многочисленного скота. Сохранение кочевого образа жизни было одним из направлений политики России в отношении к ним [6, с. 8]. Вместе с тем калмыки постепенно погружались во внутреннюю и внешнеполитическую жизнь Российского государства. В этом новом контексте складывались внешние (с Российским государством, иными соседними народами и государствами) и внутренние (между социальными, родовыми объединениями, отдельными личностями) контакты, развивались различные стороны жизни калмыков [30], что, безусловно, было связано с разнообразными передвижениями. Направления и цели этих передвижений являются объектом рассмотрения в данной статье.

Методы и материалы. О том, что в XVIII в. калмыки уже были заметной составной частью Российского государства, свидетельствуют многочисленные послания калмыцких ханов и владельцев того времени, созданные с использованием старокалмыцкого письма (тодо бичиг «ясное письмо»), которые хранятся в Национальном архиве Республики Калмыкия (далее – НА РК). Несколько сотен названных документов и их русских переводов, осуществленных в Коллегии иностранных дел, опубликованы [22–24]; параллельное представление данных текстов в издани- ях позволяет видеть адекватность переводов оригиналам; далее мы будем ссылаться на эти публикации.

Немаловажную роль играют также документы российских учреждений рассматриваемого периода – Калмыцкой комиссии Коллегии иностранных дел, Астраханской губернской канцелярии и др., отложившиеся в фондах НА РК.

Опубликованные письма XVIII в. калмыцких ханов и их современников, а также неопубликованные русскоязычные документы НА РК, в особенности письма В.Н. Татищева по тем или иным вопросам российско-калмыцких отношений в бытность его астраханским губернатором и состоящим при калмыцких делах (1741–1745 гг.), являются источниковой базой исследования. Документы разного происхождения, калмыцкие и русские, позволяют увидеть описываемые факты в различных ракурсах.

Исследование проводится с использованием приемов историко-описательного, типологического методов, основывается на содержательном анализе источников, выявлении данных о различных передвижениях представителей Калмыцкого ханства, на типологизации этих передвижений в соответствии с их направлениями, целями, характеризующими образ жизни калмыков в XVIII веке. Лингвистический анализ слова хаал h а «дорога» в калмыцком языке призван определить понятие, отражающее исследуемый объект.

Анализ. Прежде всего, необходимо уточнить этимологию слова хаал hа, которое в современном калмыцком языке имеет значение «дорога, путь, трасса» [4, с. 560]. Оно исторически образовано от глагола хаах «закрыть» и первоначально обозначало «то, что закрывало вход в жилище», то есть «дверь юрты». В современном монгольском языке соответствующее слово хаалга(н) сохранило свое первоначальное значение «дверь; ворота» [2, с. 1]. Значения слова в родственных языках разошлись в силу того, что калмыцкое хаалhа некогда подверглось метонимическому переосмыслению, в результате которого дверь (хаалhа) отдала свое название дороге, берущей начало от двери жилища (гер). В калмыцком языке XVIII в., как свидетельствуют материалы НА РК, хаал hа обозначает именно дорогу. Например, в письме от 4 февраля 1715 г. на имя астраханского воеводы М.И. Чирикова нойон Чакдоржаб, старший сын хана Аюки, сообщает: «Хобонду hурбан ха-ал h аар hурбан хйэ кYYталбиба бида…» [24, с. 82], то есть «По Кубанской дороге поставили заставы в трех местах...». В свою очередь, дорога в источниках того времени называется только словом хаалh а, хотя у калмыков было и другое слово – зам / ям, заимствованное русскими в форме ям, однако оно является устаревшим.

Слово хаалh а , как и русское дорога , означает не столько полосу земли для перемещения, сколько направление, путь следования, в большей степени сам процесс передвижения, путешествие и символически – жизненный путь, способ существования [4, с. 560; 8]. Образ дороги – это образ постоянного движения ¹. Объектом анализа в данной статье являются дороги не в техническом или геоэкологическом, а в социальном аспекте как пути сообщения и как передвижения по этим путям с определенной целью.

Содержание документов показывает, что все дороги можно классифицировать по нескольким основаниям: пространство, время, цель (функция).

Во-первых, были дороги, важные для внутренней жизни Калмыцкого ханства, определявшиеся кочевым образом жизни народа. В этом плане калмыки различали дороги сезонные (зимние, весенние, летние, осенние). Их целью была смена пастбищ для скота.

Во-вторых, выделялись дороги, которые связывали калмыков с внешним миром за пределами Калмыцкого ханства. По функциональному признаку они делились на почтовые, служебные, дипломатические, военные, торговые, религиозные и др. Передвижения, вероятно, могли иметь одновременно и несколько целей.

Внутренние дороги. Они связаны с сезонными перекочевками калмыков. В документах говорится, что территории для кочевания калмыкам определялись царским правительством. В качестве примера можно привести письмо на калмыцком языке астраханского губернатора генерал-майора И.П. Измайлова в адрес нойона Дондук-Омбо от 15 ноября 1735 г. [22, с. 448]. Губернатор со- общает, что получен «Указ ея императорского величества самодержицы всероссийской», по которому владельцу Дондук-Омбо и владельцам его партии, пришедшим с Кубани на Волгу и ставшим подданными ее величества, принявшими присягу «при россощах Сарпы реки», объявляется, что калмыки могут кочевать «при Волге и при других реках, где бы во области ее императорского величества не было будут кочевать или в города кого от себя посылать или ездить для торгу, и прочие им потребности оным никакого в озлобление им обид и приметок и грабительства не чинить; равно и им, калмыкам, русским и прочим всякого звания людям, подданным ее императорского величества, так же оного не чинить же по опасениям суда» [22, с. 450].

Во многих источниках указаны территории кочевий крупных калмыцких владельцев, время и направление их сезонных перекоче-вок, названы трудности, возникавшие при этом. Например, ханша Дарма-Бала, вдова хана Аюки, в письме астраханскому губернатору от 6 мая 1731 г. сообщает, что обрадовалась, получив указ императрицы, касающийся кочевий ее сына Черен-Дондука, «чтоб он между Яику и Волги по прежнему обыкновению со всеми калмыками кочевал» [22, с. 377]. В другом письме она обращается с просьбой к коменданту г. Царицына В.П. Беклемишеву, чтобы ей помогли перебраться с ее нутуком (людьми и скотом) на луговую сторону Волги для зимовки. В связи с этим она просит поставить мост в местечке Чабчигсан, ниже г. Царицына [23, с. 23].

Наместник Калмыцкого ханства Убаши в докладной записке от 22 марта 1767 г. подробно пишет о местах кочевки калмыцкого народа в летнее и зимнее время. Он сообщает о своем летнем кочевании от Сасыколя вверх по Волге до Тарлыка, других калмыков – от Тарлыка до Самары; о зимних кочевках по Куме до Кизляра, по Тереку до Моздока, от устья Сарпы по донским притокам и т. д.; при этом выбор места может варьироваться в зависимости от погодных условий и состояния кормов [22, с. 852–853].

У калмыков была налажена определенная система сезонной кочевки, которая позволяла точно знать, кто и где кочует, на каком расстоянии, какое время и с кем. Сезонные кочевки, если опираться на материалы НА РК, проходили не по надуманному «кругу», а реально «с юга на север и с севера на юг» по течению трех рек: Волги, Дона и Яика.

Сведения о сезонных передвижениях калмыков содержатся и в многочисленных документах российских учреждений, поскольку обеспечение безопасности кочевников и при необходимости – помощи им входило в обязанности соответствующих должностных лиц. Так, 16 февраля 1742 г. В.Н. Татищев пишет атаману Войска Донского Д.Е. Ефремову о необходимости обеспечить защиту калмыцких людей от возможных кайсацких нападений во время весеннего переезда с нагорной (правого берега Волги) на луговую (левый берег Волги) сторону, для чего предполагается помощь донского и яицкого войск [9]. Позже, 9 марта, Татищев сообщает ему же: «въ обсчемъ совете положено чтоб онымъ казакамъ конечно вступить с первых чиселъ апреля и к половине она-го притит к Черному Яру»2 [9], – и отправляет промеморию в Оренбургскую комиссию о выступлении яицких казаков [20]. По просьбе наместника губернатор принимает и иные меры безопасности, в том числе отправку пушек «с артиллерийскими служители» [11].

По просьбе наместника Дондук-Даши и ханши Дарма-Балы и в соответствии с высочайшими указами для переправы через Волгу В.Н. Татищев обеспечивает их судами, выделяя собственные шлюпки, продуктами, лекарствами. С этой целью только за один день, 6 апреля 1742 г., он отправляет указ императрицы в астраханскую австерию [25], отдает надлежащие распоряжения разным лицам, уведомляет о состоянии дел наместника Дондук-Даши и ханшу Дарма-Балу [12].

В связи с сезонными кочевками стоял вопрос о «скудных» калмыках, не имеющих скота. Им разрешалось ловить рыбу с русскими ватагами, иным образом добывать себе пропитание в российских городах. Промемо-рией в Оренбургскую комиссию астраханский губернатор просит, чтобы в Яицком городке принимали «скудных» калмыков, которые придут «для прокормления» [20, л. 238]. В письмах наместнику Дондук-Даши содержится роспись «скудных» калмыков по ватагам с указанием мест их промыслов, говорится об отдаче им лодок [10].

Во время кочевок калмыки навещали друг друга, ездили в гости, отмечали знаменательные события и праздники. Так, 10 мая 1742 г. В.Н. Татищев по приглашению наместника Дондук-Даши и ханши Дарма-Балы побывал на празднике Урюс-Сар, связанном с приплодом скота и пробуждением природы после зимы. В протоколе Калмыцкой комиссии об этом есть подробная запись, из которой узнаем, что почетными гостями наместника были астраханский губернатор со своей свитой, знатные калмыки с женами и детьми. Проведение праздника было схоже с тем, как это описывается в эпосе «Джангар»: были разбиты шатры, где угощали гостей (в протоколе написано трактованы , то есть угощены ) вином, сделанным из молока, кислым молоком (по-калмыцки чигян ); звучала национальная калмыцкая музыка; были устроены состязания борцов, для чего был создан суд из двух партий по 12 человек; состязания осуществлялись «на интерес» – денежные средства, скот и др. [21, с. 20–22].

Внешние дороги. Особого внимания заслуживают внешние дороги в жизни Калмыцкого ханства. Среди наиболее важных можно выделить почтовые, служебные, дипломатические, военные, торговые, религиозные.

В XVIII в. в Российском государстве существовала определенная система почтовых дорог между разными уголками его обширной территории. Свидетельством тому может служить переписка калмыцких ханов и владельцев с центральными и губернскими органами власти на протяжении всего XVIII века. Необходимо отметить скорость и интенсивность этой переписки. Есть примеры, когда ответы из Санкт-Петербурга на письма калмыцких владельцев приходили в течение месяца. Это обеспечивалось хорошо по тем временам налаженной почтовой связью. На магистральных дорогах стояли ямы (станции), где люди, несшие государственную службу, могли сменить лошадей. Заслуживает внимания тот факт, что на дорожных ямах всегда стояли не только государственные сменные повозки с лошадьми, но и обывательские, которые использовались в случае отсутствия первых. Следовательно, была развита перевозка на дальние расстояния уездными и частными возчиками (обывателями, как пишется в доку- ментах НА РК). Для этого людям, выполнявшим служебные обязанности, в дорогу выдавали кормовые и прогонные деньги, а также подорожную за подписью и печатью представителей властных структур.

Калмыцкий хан Дондук-Омбо почтовую повозку называл шовун терген «птица-повозка». Калмыцкие ханы и владельцы получали в день по несколько писем из разных мест (Москвы, Санкт-Петербурга, Царицына, Астрахани, Саратова, Оренбурга и др.) и сами отправляли «посыльщиков» с письмами и «словесными приказами» в различные города Российского государства и за его пределы. Об этом свидетельствуют и их многочисленные письма, и документы российских чиновников. Так, В.Н. Татищев писал гене-рал-поручику Тараканову:

Сего февраля 26г(о) числа словесно и писмян-но наместникъ ханства Дундукъ Даши обявилъ, что получил онъ известие чрезъ приехавшаго изъ улу-совъ ево служителя Цагалая которои с темъ извес-тиемъ присланъ былъ Дамбы Даржи... [15].

Различного рода служебные поездки связаны были не только с перепиской. Посыльные от калмыцких ханов имели поручения привозить денежное жалование, продукты, подарки, «и порохъ и свинецъ и железа и сталь» [24, с. 218, 330, 513, 333, 183] и мн. др. Поездки могли быть по судебным делам, решению тех или иных вопросов жизни калмыков и т. д. Так, хан Аюка в письме астраханскому обер-коменданту М.И. Чирикову от 25 июля 1717 г. сообщает об отправке в Астрахань своих людей «судить меж рускими люд-ми калмыки татары» [24, с. 308]. От наместника направлялись к губернатору в Астрахань зайсанги для распределения улусов Дондук-Омбо [17] и т. д.

К служебным поездкам особого рода можно отнести дипломатические : в Китай, Крым, Персию и др. Разнообразие таких внешних связей видно, например, из письма Чак-доржаба М.И. Чирикову от 25 января 1713 г.:

Посылщик н(а)шъ был в Китаях и кита’ско’ ц(а)рь того посылщика велми отдарил и провожатых рускихъ люде’ такожде отдарилъ <...> Да люди мои по лету были в Крыму и ис Крыму пришли к намъ с крымскимъ посылщикомъ [24, с. 18].

Калмыцкие зайсанги при посредничестве российских властей неоднократно съезжались в Оренбург, Астрахань, на Ахтубу для заключения и подтверждения мира с кайсаками, что явствует из промеморий и писем астраханского губернатора. Среди значимых дорог были, безусловно, визиты знатных представителей ханства ко двору, например «къ ея имп: вел(и)ч(ест)ву со всеподданнейшимъ поздравлением ея имп: вел(ичест)во с возше-ствиемъ на всероссийский императорский престолъ и для всеподданейшего бл(а)года-рения за пожалование... наместником ханства» Дондук-Даши [16]; в дорогу посланцам были выданы кормовые и прогонные деньги, кибитки для них, для конвойных и под подарки [18]; на время отсутствия наместника губернатор решал вопрос о защите его улусов [13].

Особую значимость для ханства имели военные дороги, так как калмыки принимали участие в охране юго-восточных границ Российского государства, в военных походах и сражениях. Об этом свидетельствуют письма, царские грамоты, указы из фондов НА РК [23, с. 66, 67]. Хан Аюка пишет астраханскому бригадиру 23 февраля 1719 г.:

к намъ какие неприятели или к вам будутъ и вам бы за нас стоят акож и нам за вас стоять... мы вместе с вами живемъ и другъ за друга надо быть и стоять [24, с. 422].

О результатах участия калмыцкого войска в походе на Азов владелец Доржи Назаров с сыновьями в письме астраханскому губернатору от 13 июля 1736 г. сообщают, что калмыки взяли Азов и немало других городов; тех, кого надлежало разорить, «тех разорили»; тех, которых надо унять, «тех мы уняли», а сейчас вернулись из Азова в свой нутук по договоренности с фельдмаршалом И.П. Измайловым, чтобы сменить войско и лошадей для предстоящего через месяц нового военного сражения при Азове [22, с. 499–500].

В переписке упоминаются совместные с русскими походы, указываются меры, которые предпринимаются калмыками для охраны границ и дорог, по которым могут неожиданно прийти противники [24, с. 82–85, с. 620], и т. д.

Большое место в жизни калмыков занимали торговые дороги. Калмыки торговали скотом в Астрахани, Дербенте, Царицыне,

Саратове, Москве и других городах, там же покупали необходимые товары. Хан Аюка торговал с Бухарой, посылал своих людей с товаром через Астрахань «во все четыре стороны» торговать [24, с. 183], а Доржи Назаров, родственник хана Аюки, даже контролировал торговые пути, ведущие в Среднюю Азию, и брал с купцов по два бурмена [24, с. 496]. О торговле калмыков лошадьми в Москве говорит письмо Джалы, жены Чакдор-жаба [24, с. 176], а о том, что торговцы хана Аюки ходили в Хиву, – его письмо астраханскому воеводе [24, с. 135]. Торговые дороги часто бывали опасными для калмыков, которые, например, могли быть захвачены кубанцами [24, с. 312].

Особую роль в духовной жизни народа играли дороги религиозные . В первую очередь это были паломничества в Тибет. Как пишет Джала 13 января 1713 г. астраханскому воеводе, «я по своеи вере хочю к дале ло-м(е) ехать молитца» [24, с. 10–12]. По переписке калмыцких ханов и владельцев можно установить, какими путями их посланники в XVIII в. добирались с Волги до Тибета и обратно. В письме астраханскому воеводе 28 января 1719 г. Чакдоржаб просит направить подводу в г. Тобол для встречи находящегося там его посланца, вернувшегося из Тибета [24, c. 389–391]. В письме И.И. Бахметеву и В.П. Беклемишеву 8 декабря 1729 г. Намка-ге-люн сообщает о своей предстоящей поездке со свитой в 30 человек к Далай-Ламе сибирским путем для поминовения души хана Аюки и построения там храма [22, c. 348–357].

Калмыки могли принимать также крещение. Для этого они переправлялись в г. Став-рополь-на-Волге как сухим, так и водным путем, что обеспечивалось, включая их защиту, российскими должностными лицами (см., например: [14; 19]; о существовании проблемы защиты государством крещеных калмыков говорится в: [27, с. 115]).

Результаты. Как показали письма калмыцких ханов и владельцев XVIII в., документы Калмыцкой комиссии при Коллегии иностранных дел (в частности, переписка астраханского губернатора В.Н. Татищева), хранящиеся в НА РК, дороги как пути сообщения и как передвижения по ним в разных направлениях и с разными целями, играли в жизни Кал- мыцкого ханства важную роль. В первую очередь для народа, основой хозяйствования которого было кочевое скотоводство, сезонные перемещения для выпаса скота во внутренних пределах ханства составляли сам образ его жизни – временную и территориальную организацию поселений, взаимоотношений между родами, социальными слоями и т. д. Не менее важную роль играли дороги внешние, благодаря которым осуществлялось разнообразное взаимодействие с Российским государством, соседними странами и народами: активная почтовая связь с государственными учреждениями и лицами, обмен материальными ценностями, решение текущих управленческих, правовых и иных вопросов, дипломатические сношения, участие в военных кампаниях, торговля, религиозные отправления и т. д. Все это помогает раскрыть особенности жизни калмыков, их представления об окружающем мире и взаимоотношения с ним.

И внутренние, и внешние связи Калмыцкого ханства, реализуемые через многочисленные передвижения, так или иначе были включены в контекст политики Российской империи. Письма калмыцких ханов и владельцев, с одной стороны, и документы представителей российского государства, с другой стороны, позволяют увидеть исторические факты в разных ракурсах, показывают практические действия субъектов как реализацию их сложного, многогранного взаимодействия: перекочевка калмыков на новые пастбища, визит калмыцких владельцев к царскому двору вызывали необходимость со стороны российских властей обеспечить их безопасность от враждебных нападений, организовать транспорт, пропитание и др.; в свою очередь, решение военных задач России требовало активных действий калмыков в военных походах, охране границ и т. д.