Доживем до понедельника... Или страсти по истории в стране не выученных уроков

Всего несколько месяцев прошло с момента публикации второго издания книги Б. Н. Миронова «Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII-начало XX века» [1], как увидела свет его же книга «Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации» [2], содержащая ответы автора на отзывы, рецензии и статьи своих оппонентов по первому и второму изданию «Благосостояния населения».

О степени интереса к книге «Благосостояние населения» и ее неоднозначных оценках свидетельствует уже только тот факт, что для ответов коллегам, рецензентам и оппонентам автору понадобилось подготовить отдельную книгу. По признанию самого автора «резонанс на книгу… превзошел все мыслимые … варианты реакции». С этим трудно не согласиться.

Б.Н. Мироновым проделана колоссальная работа – объем самой книги превысил 800 страниц, а для ответов на вопросы и замечания понадобилось еще более 300, причем обе книги базируются на огромном дополнительном статистическом материале.

В рамках краткого отзыва провести полный анализ обеих книг чрезвычайно тяжело. Ограничения объема поневоле требуют выбирать только самые значимые моменты как из книги, так из полемики сторонников и противников концепции Б.Н. Миронова. Серьезная и аргументированная критика выводов, полученных автором, предполагает проведение самостоятельного исследования и альтернативного моделирования, размеры которых, скорее всего, окажутся сопоставимыми с гигантским трудом, проведенным автором монографии. По этой причине я не претендую ни на роль рецензента, ни на исчерпывающий отзыв о книге автора. Свою небольшую статью я бы назвал продолжением размышлений над книгами автора и поднятыми им проблемами, начатыми мною год назад [3].

Если театр начинается с вешалки, то, вероятно, книга начинается с обложки. По крайней мере, именно так началось мое знакомство со вторым изданием монографии «Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII-начало XX века». Первое, что бросилось в глаза – это изменение оформления иллюстрации переплета. Предыдущее издание этой работы, увидевшее свет в 2010 году и вызвавшее неоднозначную реакцию среди специалистов, встречало читателей репродукцией «Купчихи за чаем» Б.М. Кустодиева. Дородная молодая женщина, степенно распивающая чай за столом с обилием фруктов на фоне умиротворяющего пейзажа и трех церквей, наглядно и предметно демонстрировала спокойное благосостояние. Купчиха меньше всего ассоциировалась с носителями революционных идей, а принимая во внимание год ее создания (1918), вероятно, являла собой образ утраченного, а не приобретенного в результате социальных перемен. Невольно возникающий диссонанс в восприятии названия книги в контексте действующей исторической парадигмы и первой же иллюстрации, давал повод предположить, что и ее содержание окажется не менее интригующим и интересным. Так оно и было.

Не одно поколение в нашей стране выросло на ставшей хрестоматийной исторической установке о бедственном положении рабочего класса и крестьянства, о систематическом снижении уровня жизни в дореволюционной России, об отсутствии прав и свобод, а также наличии всего негатива, который только возможен в «тюрьме народов». В соответствии с этой установкой на обложке должны быть скорее репинские «Бурлаки на Волге», а не красавица-купчиха.

И вот перед нами второе исправленное и дополненное издание книги. В названии книги на обложке добавилось уточнение – «XVIII-начало XX века», а также с обложки исчезла пышнотелая купчиха. Но кто же занял ее место? Вопрос мог бы показаться искусственным и надуманным, но смею предположить, что только в отношении какого-нибудь другого автора. В нашем случае, наверняка, все обдуманно, имеет свой смысл и свое назначение.

Теперь на обложке книги красуется репродукция картины И.В. Тихонова «Идиот» из триптиха «Колесо». Выбранная для оформления книги картина, вероятно, является самой мягкой по форме выражения относительно других картин триптиха, но по сравнению с кустодиевской купчихой – это более чем жестко. Два года принципиальных дискуссий, прошедших после первого издания книги, явно дают о себе знать.

В ярко красной распахнутой рубахе и шутовском колпаке с бубенчиками, зажав в руке метлу, с диким взглядом и, судя по всему, с таким же невразумительным криком, не разбирая дороги, бежит мужичок. Он бежит вдоль того, что когда-то было селом. Разрушенные церковь и дома, парящие в дымном воздухе полумистические персонажи, разбегающиеся из-под ног черные кошки, все создает ощущение предельного гротеска и катастрофической потери. Широко раскинув руки, он то ли пытается взлететь, то ли готовит себя к крестному распятию. Каким образом попытка навести разумный порядок и обустроить жизнь (ведь брал же он в руки метлу) обернулась трагедией и полным хаосом, а сама метла в его руках теперь воспринимается как атрибут ведьм? Кому он доверился и как смогли довести его, в общем то весьма разумного человека, до того состояния, когда имя ему стало «Идиот». А самое главное, каково его будущее? Сумеет ли он осознать свою ответственность за излишнюю доверчивость, молчание и бездействие (а может быть и личное участие в процессе) во времена, когда попирали святыни, разрушали устои, громили жилища и насаждали искусственную веру? Хватит ли у него сил остановить свой бессмысленный бег, раскаяться и подняться с колен? Достанет ли терпения выпрямиться самому и помочь подняться своему соседу? Или логическим концом его бега будет полный крах?

Не менее интересен и вопрос о том, кого следует ассоциировать с персонажем обложки новой книги. В первом издании такой вопрос казался очевидным, а во втором, как говорят, есть варианты. Теоретически иллюстрация может касаться того, для кого книга написана, того, кто написал книгу и того, о ком она создана. Дальше каждый решает самостоятельно.

Выход в свет книги, в которой автор осмелился высказать альтернативную точку зрения и попытался ее доказать на основе анализа конкретных экономических и антропометрических данных, безусловно, помимо радости по поводу инновационной трактовки исторического материала должен был встретить острую критику, граничащую с полным неприятием. Что собственно и произошло, а последовавшее за публикацией обсуждение книги и полемика автора со своими рецензентами и оппонентами были не менее поучительны, чем сама монография. Итог этой дискуссии – появление полемического труда Б.Н. Миронова «Страсти по революции» с иллюстрацией «Красный петух» из того же триптиха И.В. Тихонова «Колесо».

Примененное художественное оформление с одной стороны подчеркивает концептуальное единство двух упомянутых книг, а с другой сразу дает понять, что дискуссия с оппонентами будет бескомпромиссной. Впрочем, уделив достаточно внимания обложкам, не будем забывать и о содержании самих книг.

Вероятно, главная идея книги состоит в критике и опровержении сложившейся в исторической науке парадигмы системного кризиса позднеимперской России второй половины XIX – начала XX в., которая в ряде случаев распространялась и на более ранние исторические периоды. Идея системного кризиса, охватившего все стороны общественной системы и фактически приведшего к ее нежизнеспособности, вполне логично демонстрировала признаки глубочайшего разложения самодержавного режима и полной исчерпанности его источников дальнейшего развития. Концепция кризиса полностью оправдывала и различного рода освободительные движения, и революцию, а также многочисленные последующие действия победившего пролетариата по выжиганию «каленым железом» «родимых пятен самодержавия и капитализма».

Неотъемлемой частью парадигмы имперского кризиса является и наличие ярко выраженной постоянной тенденции обеднения и ухудшения уровня жизни крестьянства и рабочего класса в России, происходящего на фоне усугубляющейся деспотичной эксплуатации, и отсутствия у трудящихся гражданских прав.

Россия рассматривалась как страна, находившаяся в особо тяжелом для трудящихся классов положении, что собственно и определило возникновение в ней революционной ситуации, закончившейся закономерной и исторически неизбежной победной пролетарской революцией 1917 года.

Собранный фактический материал и предложенный способ его интерпретации позволили автору монографии создать принципиально иной образ России имперского периода. В соответствии с этим образом Россия являлась не деградирующей, а развивающейся страной, которая как мало уступала большинству из своих европейских соседей.

Уже в самом начале книги [1, с.17] Б.Н. Миронов формулирует свое отношение к истории нашей страны: «Россия - нормальная европейская стана, в истории которой трагедий, драм и противоречий – нисколько не больше, а достижений и успехов нисколько не меньше, чем в истории любого другого европейского государства».

За эту свою концепцию Б.Н. Миронов готов сражаться до конца. В «Страстях по революции», во введении он цитирует слова А.Я. Гуревича «История – наука пристрастная, что работать, не имея никаких симпатий и антипатий, увлечений и склонностей, даже предвзятых идей, историк, который изучает людей, действующих в обществе, совершающих поступки и движимых мыслями и страстями, - не может».

Более чем смелое заявление особенно из уст признанного ученого. Невольно возникает вопрос, что в таком случае представляет собой история? Это наука или способ реализации страстей? Ответ кажется очевидным, но приводимые Б.Н. Мироновым выдержки из статей и выступлений некоторых своих оппонентов заставляют серьезно задуматься над данной проблемой. В ряде случаев страсти явно перетекают через край и граничат с вульгарными выпадами времен «охоты на ведьм».

В ставшем культовым кинофильме Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника» (1968 г.) школьный учитель истории Илья Семенович Мельников (в замечательном исполнении Вячеслава Тихонова) говорит: «История – это наука, которая делает человека гражданином!». Возможно, в этих словах содержится некоторый излишний пафос, обусловленный датой создания фильма, но лично мне такой подход к истории нравится. Если мы говорим о становлении и развитии личности, как реального гражданина, то должны отказаться как от прокрустова ложа сложившихся догматов, так и от неподкрепленного реальными данными новаторства в интерпретациях.

Наукапредставляет постоянно развивающуюся систему доказанных фактов и гипотез непрерывно пополняемых, критикуемых, проверяемых, частично отвергаемых или находящих новое истолкование. Новое знание всегда рождается в форме научного предположения, то есть гипотезы, которая предлагает новый взгляд на имеющийся набор эмпирических фактов.

К сожалению, приходится признать, что декларирование прогрессивных и диалектических воззрений на науку временами приводило к весьма ненаучным выводам. Не вдаваясь в проблемы научных споров о вселенском эфире и теплороде, происходивших в эпоху М.В. Ломоносова, напомним, что в совсем недалеком прошлом нашей страны к числу «псевдонаук» и глубочайших заблуждений относили, например, генетику и кибернетику, причем в качестве аргументации использовались риторически возвышенные категории научности и диалектичности.

Что касается методики используемой в своем исследовании Б.Н. Мироновым, то она представляется вполне обоснованной и корректно использующей принятый на сегодняшний день математический аппарат. Обвинения оппонентов в адрес автора, использующего «бухгалтерский» подход к истории выглядят не очень убедительно [2, с.37]. Еще И. Кант (уж его-то сложно заподозрить в страсти к «бухгалтерии») говорил о том, что в любом частном учении о природе можно найти науки в собственном смысле лишь столько, сколько имеется в ней математики [4, с.58]. Впрочем, давайте к этой мысли великого философа подходить без излишнего фанатизма. Однако, в работе, посвященной анализу экономического и социального благополучия населения, присутствие статистических вычислений само самой разумеется. Математические и, если хотите, «бухгалтерские» расчеты ничего плохого в себе не несут и никоим образом не умаляют значения истории как самостоятельной науки, тем более, что математические изыскания являются важной, но далеко не единственной частью исследования Б.Н. Миронова.

В качестве критерия для оценки экономики и происходящих в стране изменений автором выбрано благосостояние населения, что дополнительно акцентировано и в названии самой книги. Логика рассуждений в данном случае проста и понятна. Если благосостояние населения имеет постоянную повышательную тенденцию, то государство работает удовлетворительно, экономика его эффективна и проводимые реформы продуктивны и оправданы. Если тенденция нисходящая, то, соответственно, все наоборот.

Возникает естественный вопрос об определении понятия благосостояния и количественных способах его измерения.

Автор признает тот факт, что в современной литературе нет однозначного определения понятия «благосостояния» и его синонима

«уровень жизни», отмечая при этом близость к ним, но не синонимичность таких понятий как «качество жизни» и «положение населения».

Рассматривая и анализируя существующие подходы к количественной (численной) оценке благосостояния, включающие в себя до 50 различных показателей и индикаторов, автор совершенно справедливо указывает на практическую невозможность их использования из-за отсутствия необходимых достоверных исторических данных. С этой точки зрения представляется весьма заманчивым найти какой-либо единственный параметр, коррелированный с комплексным понятие «благосостояния».

Автором предлагается рассматривать тело человека, как интегральный показатель уровня жизни и энергетического статуса. В результате средний рост человека предлагается считать зависящим от условий жизни (питания, физических и психических нагрузок, перенесенных заболеваний, жилищного комфорта, медицинского обслуживания, чистоты воздуха, воды, климатических условий и других факторов внешней среды) на всем протяжении жизни до момента измерения. К моменту достижения полной физической зрелости человек достигает так называемого дефинитного роста, который в дальнейшем уже не увеличивается. Величина роста индивидуального человека рассматривается величиной зависящей от большого числа случайных факторов, в то время как на социентальном уровне средний рост населения считается в основном зависящим от факторов среды (физической и социальной), а, следовательно, может использоваться как показатель среднего «уровня жизни».

Идея использования среднего роста в качестве интегрального показателя уровня экономического развития общества не нова, и автор раскрывает историю развития данного подхода. В своей основе он опирается на доказанный в биологии факт, что дефинитивный средний рост человека характеризует степень удовлетворения его базисных потребностей в соответствующих природных и социальных условиях проживания. Из этой концепции следует, что в рамках одного этноса высокие люди в среднем лучше питались, имели лучший уход и прочие жизненные условия, чем люди с низким ростом. В соответствии с приведенной логикой данные о среднем росте позволяют оценить степень удовлетворенности базисных потребностей населения, а, следовательно, и судить о его благосостоянии. Принятая посылка открывает широкие возможности для использования методов статистики и математического моделирования.

В отношении применения антропометрии в историко-экономических исследованиях хотелось бы сделать небольшое замечание. Некоторые из критиков концепции Б.Н. Миронова усматривают в таком подходе «зловещую тень» расизма и фашизма. Это, конечно, идеологический перебор. Проблему возникновения предвзятых стереотипных суждений по отношению к нейтральной ситуации автор блестяще продемонстрировал на примере рассмотрения студенткой картины «Друзья-приятели» [2, с.112].

Однако, принимая во внимание размеры и глубину трагедии, которая выпала на долю нашей страны в период войны с фашизмом, а так же учитывая определенное распространение неофашизма среди нашей молодежи, вероятно, имело бы смысл более подробно описать разницу в подходах современной исторической антропометрии и нацистских изысканий. За прошедшие послевоенные годы многократно прокрученные кадры из кинофильмов, показывавших процедуры антропометрии, проводившиеся в нацистских лабораториях, создали подсознательный негативный ассоциативный стереотип у многих наших граждан. Поэтому не удивительно появление столь резкой негативной реакции у некоторых критиков. У ряда читателей, вероятно, само слово «антропометрия» вызывает реальное подсознательное неприятие, а кое-то, возможно, преднамеренно использует эти ассоциации для того, чтобы больнее задеть автора книги в пылу дискуссии. Ничего не поделаешь, ученые – тоже люди. Ведь недаром автор сам начал свою книгу словами «Страсти, страсти, страсти…», а там где бушуют страсти, трудно рассчитывать на объективность и корректность оценок.

Использование математических методов подразумевает корректность их применения, полноту представления полученных результатов и адекватность их интерпретации. С этой точки зрения к некоторым приводимым данным есть замечания.

Так, например, в первой же появляющейся в книге таблице [1, с.84] приводится рост петербургских женщин разных профессий, измеренных в 1980-2005 годах и подробно исследованный автором в одной из своих предыдущих работ. Понятно, что эти данные не имеют отношения к анализируемому в книге периоду и служат лишь для иллюстрации теоретических основ исторической антропометрии. Тем более приведение ростовых данных в этом показательном примере и ограничение только средними значениями роста и средним возрастом выглядят крайне куце. Исходя из методических соображений, было бы целесообразным привести в данном месте книги итоги своих предыдущих исследований, а не ограничиваться ссылкой на свою работу. Это позволило бы читателю увидеть данные и об объемах выборок, и об оценках дисперсии, и совсем не лишними были бы графики гистограмм для получения общего представления о законе распределения изучаемой величины. Без этих данных говорить о статистической значимости разницы в росте между представительницами различных профессий просто рискованно.

Чуть далее по тексту [1, с.152] в Таблице 4.4. Средний рост бродяг и арестантов сравнительно с другими социальными группами в России в 18011850 гг., мы встречаемся с другим аспектом не самой удачной демонстрации статистических данных. На первый взгляд все выглядит очень строго. Присутствуют и данные о размере выборок, и средние, и стандартные отклонения, и даже стандартная ошибка средних (которую, по моему мнению, как раз приводить не стоило, так как подготовленный читатель ее легко вычислит из других приведенных данных, а неподготовленный читатель вероятнее всего будет введен в заблуждение относительно точности полученных результатов).

Однако сразу возникает вопрос о проверке статистической значимости обнаруженных отличий в среднем росте. Использование критерия Стьюдента в данном случае показывает, что разница в росте бродяг и арестантов по отношению к привилегированному сословию является статистически достоверной при вероятности ошибочного заключения (уровне значимости) α≥0,1 , хотя в медицине, социологии, психологии и экономике данные обычно анализируются при более низкой вероятности ошибки (уровне значимости) α=0,05 и ниже.

Справедливости ради отметим, что со статистической значимостью разницы в росте с другими приведенными категориями населения в указанной таблице все обстоит хорошо. Этот результат совершенно объясним, исходя из имеющихся размеров выборки по каждой категории, но хотелось бы чуть большей строгости или пояснений, где и почему удалось или не удалось обнаружить статистическую значимость различий и какова вероятностная оценка полученного результата.

Подобного рода пожелания можно высказать и в отношении некоторых других таблиц книги, но я не стал бы их относить ни к ошибкам, ни тем более к стремлению выдать желаемое за действительное.

Автор цитирует вывод датского исследователя роста детей в детском приюте: «Лучше скудный обед, приправленный лаской, чем жирный окорок, нашпигованный ненавистью» [1, с.91]. Замечательный вывод, показывающий важность психологического комфорта для развития и роста организма. Учесть этот фактор количественно чрезвычайно трудно особенно в исторической ретроспективе. Хотя усреднение по большому числу наблюдений позволяет нивелировать индивидуальное влияние стресса на развитие организма, все же вопрос о построении многофакторных моделей, учитывающих помимо прочего параметры психологической экологии и психологического комфорта, мог бы стать предметом будущих изысканий, как самого автора, так и других исследований.

Хотелось бы отметить еще одну особенность монографии. По моему мнению, способ представления материала выглядит, если так можно выразиться, методически разно ориентированным. Часть пояснений ориентирована на читателя слабо знакомого со статистическими понятиями и методами, что, естественно, предполагает подробное объяснение даже самых базовых понятий, а местами пояснений (особенно в формульном виде) хотелось бы видеть больше, чтобы избежать возможного неточного восприятия идеи автора монографии. Вряд ли читатель, которому требовались пояснения относительно вида гистограммы нормального распределения, без дополнительной помощи поймет разницу между частными коэффициентами корреляции и детерминации [1, с.329]. Кроме того в монографии явное предпочтение отводится табличному варианту представления данных (что в большинстве случаев оправдано), хотя добавление графиков, могло бы способствовать лучшему визуальному восприятию информации. Впрочем, возможно, это пожелание связано с моими субъективными предпочтениями в форме представления материала. Как бы то ни было, в монографии все главные тенденции, обнаруженные автором, более чем наглядно представлены как в табличном, так и графическом отображении.

Используемый автором антропометрический подход чрезвычайно интересен сам по себе и требует дальнейшего развития и совершенствования. Так, например, на сегодняшний день историческая антропометрия пока рассматривает рост, скорее как случайную величину, а не как случайный процесс, который имеет весьма сложную частотную структуру, обусловленную высокочастотными дневными колебаниями. При этом вариабельность этих колебаний иногда оказывается сравнимой по величине с межгрупповыми различиями, обнаруживаемыми на низкочастотном тренде. Эти методологические вопросы антропометрии требуют исследования и уточнения. Кроме того считающийся на сегодняшний день доказанным факт превалирующего значения первого года жизни младенца на дефинитный рост человека, на мой взгляд, требует дополнительного исследования в антропометрии, особенно в отношении эффектов «длинной» памяти, проявляющихся в большинстве биологических систем.

Наличие некоторых неоднозначностей и ограничений в применении антропометрии вполне естественны, но сама попытка его применения к реальным историческим данным и вынесение полученных результатов на широкое обсуждение заслуживает самого глубокого уважения и признательности.

Автор в своем исследовании не ограничивается одними антропометрическими данными. Они дополняются сведениями о питании населения, соотношении цен и заработной платы, налогах, повинностях, объемах производства и других показателях благосостояния, - в общей совокупности 24 параметра [1, с.321]. Все данные создают непротиворечивую системную картину, в которой каждая отдельная деталь усиливает общую доказательность построений.

Объем приводимых в монографии разнотипных данных действительно очень большой. Поэтому дискуссии по их проверке, уточнению и корректированию, вероятно, еще будут иметь место, что никоим образом не умаляет заслуг автора монографии. Широкое обсуждение темы, поднятой Б.Н. Мироновым, является крайне полезной для нашего общества, а наличие критиков и оппонентов заставляет более вдумчиво подойти к оценке предложенного метода и полученных автором результатов. Огульное хвалебное одобрение такой инновационной работы скорее бы свидетельствовало об очередном витке «шараханья» общественных стереотипов и не дало бы реальной пользы.

Согласно выводам Б.Н. Миронова уровень жизни в имперской России, несмотря на циклические колебания, имел позитивную тенденцию медленного, но верного увеличения, благодаря общей благоприятной экономической ситуации в стране. Широкие массы населения страны в XVIII-начале XX вв. жили весьма небогато, но при этом по уровню жизни уступали лишь нескольким наиболее развитым странам.

Обнаружение циклических колебаний в социально-экономических данных влечет за собой естественные вопросы о правильности обнаружения тренда и оценки его параметров, о возможных скрытых периодичностях и их влиянии на конечный результат, об интерпретации причин визуально наблюдаемых подъемов и спадов. Автор представил ответы на них, исходя из предложенного метода исследования и имеющихся в его распоряжении фактических данных. Поскольку выводы автора монографии приводят к принципиально новой оценке истории экономического и политического развития России, вероятно, еще последует значительное количество работ посвященных как подтверждению, так и оспариванию его результатов. Это обсуждение можно только приветствовать, если оно будет проходить в рамках корректной научной дискуссии, а не опустится на уровень «охоты на ведьм» или «поиска исполнителей социального заказа».

По данным Б.Н. Миронова с конца XVIII в. и до начала первой мировой войны происходило повышение жизненного уровня населения. Основываясь на этом, автор, на мой взгляд, обоснованно, делает вывод, что модернизация страны проходила достаточно успешно и что власть страны справлялась с ситуацией, а проводимые реформы были по большей части целесообразными и эффективными. В то же время имели место деструктивные побочные явления, увеличение социальной напряженности, рост насилия и преступности. Обо всех этих явлениях автор говорит открыто и приводит значительный фактический материал, иллюстрирующий и объясняющий реальное положение дел в стране.

Особенно важна идея о том, что многие социально-экономические проблемы порождались высоким темпом развития, и что в зависимости от развития ситуации могли иметь двоякое продолжение - либо стать как причиной более крупных трудностей, либо благополучно разрешиться.

Вывод о возможности благополучного преодоления трудностей говорит об отсутствии социально-экономических предпосылок российских революций в марксистском понимании. Вероятно, именно в этом состоит самый новаторский тезис автора, так как в случае его принятия придется серьезно и критически пересмотреть многие аспекты истории России имперского периода, касающиеся неуклонного снижения уровня жизни населения и «закономерного и исторически неизбежного» свержения монархии. По мнению Б.Н. Миронова причины русских революций следует искать не в систематическом и крайнем обнищании народа, а в областях политики, культуры, демографии и социальной психологии.

Среди прочего автор анализирует и PR-активность противников монархии, и инициированные потоки дезинформации, и применявшиеся манипуляции массового сознания, и сочетание подкупа и террора по отношению к колеблющейся части населения. Указанные деструктивные тенденции, естественно, не могли развиваться сами по себе, они требовали подпитки и лидерства, роль которого взяла на себя либерально-радикальная общественность, искусственно заострявшая и гиперболизировавшая российские проблемы. В этой связи чрезвычайно интересен и полезен приводимый автором монографии сравнительный анализ описаний путевых заметок и размышлений о благосостоянии страны знаменитых современников - А.Н. Радищева и А.С. Пушкина. [1, с.433-442]. Не очень большой перерыв во времени, одна и та же дорога между двумя столицами, только направления движения разные. Дорога одна, но какие разные впечатления и какие разные слова подобраны для описания. В чем же причина? Или может быть кто-то из них, выражаясь современным языком, «выполнял социальный заказ» или «прогибался перед правительством»? Или кому-то очень хотелось быть «спасителем» бедного и неразумного русского мужика, а для этого тому самому мужику надо было объяснить, что он беден, неразумен и нещадно эксплуатируем. И опять страсти, страсти, страсти…

С момента анализируемых событий прошло более ста лет, но разве потеряли они свою актуальность. Разве не то же самое мы наблюдаем сейчас на улицах наших городов и на экранах наших телевизоров. Меняются цвета политических знамен, совершенствуется аргументация, но главный рецепт мгновенного разрешения всех экономических и социальных проблем остается прежним. Стоит свергнуть «прогнившее самодержавие», - и все проблемы разрешаться практически сами собой.

Сама постановка вопроса о возможности альтернативной интерпретации истории и альтернативных путях преодоления трудностей чрезвычайно важна по своим последствиям. В социологии и психологии известен феномен социального взаимодействия, получивший название теоремы У. Томаса, из которой следует, что если человек определяет ситуацию как реальную, то она станет для него реальной по своим последствиям [5]. Таким образом, люди реагируют не только на объективные особенности ситуации, но и на то, как они ее воспринимают. При этом оценочная сторона довольно часто имеет превалирующее значение. Логическим развитием данного феномена являются так называемые самоисполняющиеся пророчества, когда изначально ошибочное восприятие ситуации стимулирует новый образец поведения отдельного человека или больших социальных групп, что делает изначально ложное представление истинным. В результате создается дополнительный эффект закрепления первоначального заблуждения, так как возникает кажущаяся обоснованность его истинности.

Таким образом, ошибки историков в оценке прошлого имеют колоссальное влияние на процесс возникновения самоисполняющихся сценариев дальнейшего развития общества, которые в ряде случаев, к сожалению, могут иметь деструктивный характер.

Применение теоремы У. Томаса предлагает универсальный выход из порочного круга ложных представлений и их последствий. Необходимо отказаться от того ошибочного первоначального определения ситуации, которое послужило отправной точкой причинно-следственной цепочки. По крайней мере, исходное положение должно быть поставлено под вопрос и должна быть предложена новая интерпретация исходной ситуации. В этом случае верование теряет свою силу и в существенно меньшей степени влияет на реальность.

сожалению, простое появление альтернативных исторических интерпретаций еще не гарантирует избавление от прошлых заблуждений. Во-первых, новая трактовка тоже может быть не совершенной и содержать ошибки, а во-вторых, любые социальные и исторические верования и стереотипы чрезвычайно живучи. Кроме того у любой научной идеи всегда существуют сторонники и противники, которые на определенном этапе становятся победителями или побежденными. Победа помимо дополнительной уверенности в своей правоте, как правило, приносит некоторое количество дополнительных перманентных материальных благ, отказаться от которых более чем сложно.

Пока продолжаются споры и дискуссии, выясняющие истинность исторических парадигм и стереотипов, по полю виртуальной истории бежит тот самый «Идиот» с обложки. Куда он бежит? Зачем? Ему бы остановиться и задуматься, да где там. Ведь за рамками рассмотрения остались еще две картины того же триптиха. Если следовать простой пространственной логике, то «Идиот» бежит на сельскую ярмарку, где идет безудержное веселье на фоне колеса обозрения. Видимо, не случайно, эта часть триптиха была названа художником «Красное колесо». Здесь явно просматривается и связь с одноименным произведением А. Солженицина, и с эзотерической традицией изображения колеса фортуны. Летят вверх тормашками «счастливцы», добравшиеся до самого верха, а кабинки, совершившие свой зловещий круг, возвращаются вниз опустевшими. Но никто, кажется, не замечает этого, и не иссякает очередь желающих «прокатиться». Здесь на подмостках выплясывает и поет существо в таком же шутовском колпаке с бубенчиками, как у нашего «Идиота», но даже пол этого существа определить достаточно трудно.

Зачем бежит он сюда, на этот сумасшедший карнавал? Какие мысли о его собственном прошлом или счастливом будущем напоют ему эти одуревшие от экстаза бесконтрольной вольницы музыканты? Поддастся ли он соблазну испытать судьбу на колесе счастья? Присоединится ли он к обезумевшей хмельной толпе, начнет ли разгонять их своей метлой или пойдет своей новой дорогой? Кто знает. Но всем это крайне интересно и важно. Даже зловещий петух с заключительной части триптиха, и попавший на обложку «Страстей по революции», обернувшись, смотрит в его сторону. Использует ли «Идиот» свой последний шанс или как многие другие погибнет во всеобщем пожаре, который несет с собой «Красный петух»?

Возвращаясь к образу учителя истории из кинофильма «Доживем до понедельника», я вспоминаю оценку актуальности его научной работы, данную директором школы: «Сейчас для твоей темы самое время!» В наше нынешнее далеко непростое время, в век информации, как аккуратно его называет Б.Н. Миронов, чего только не пишут и чего только не издают. Разнообразные издательства, газеты, просторы интернета и некоторые каналы телевидения слишком часто выдают за установленные научные факты самые разные гипотезы и частные мнения. И вокруг этих, с позволения сказать, откровений устраиваются разнообразные обсуждения и шоу, демонстрирующие методологическую и предметную неподготовленность участников. Кипят эмоции и вырываются наружу страсти, но это нисколько не приближает к ответу на поставленные вопросы. Что поделаешь – такое время. За это платят, и «страсти» востребованы рынком больше, чем адекватный анализ настоящего и прошлого.

Отрадно, что в таких условиях появляются по-настоящему интересные исследования, к числу которых можно отнести и книги Б.Н. Миронова. Они написаны не на потребу дня, не потому, что «сейчас самое время», не потому, что все дозволено. В этих книгах есть искренняя страсть, но это страсть ученого, который хочет помочь личности стать гражданином. Автор открыто выносит на обсуждение свою концепцию, раскрывает примененную методологию и трезво оценивает качество использованных данных. Путь к серьезному обсуждению открыт и для сторонников и для противников авторской интерпретации событий.

Сложную и ответственную задачу взял Б.Н. Миронов на себя. В рамках огромного научного исследования, и предложенной инновационной интерпретации имперского периода истории России, безусловно, что-то выглядит лучше, что-то менее удачно. Однако, в любом случае, книга является чрезвычайно ценной, потому что заставляет серьезно задуматься о проблеме неоднозначности нашей истории и тяжелых последствиях проживания на как правило, искаженном виртуальном историческом поле. Всем, кто интересуется историей России и кому не безразлична ее судьба, всем, кто не хочет оставаться на изменчивом историческом пространстве с «непредсказуемым прошлым», я рекомендую прочитать эту книгу. Вне зависимости от того, согласитесь ли вы с выводами автора или будете оспаривать их, книга не оставит вас равнодушными и заставит размышлять.

Книга большая и для своего прочтения требует времени и усилий, однако они того стоят. Конечно, воспринимать историю в адаптированном варианте «краткого курса» проще, но тогда не забудьте о колпаке с бубенчиками, и скорее на «сельскую ярмарку» – там продают много специально подготовленных комиксов, которых как раз хватает на период подъема на «Красном колесе».

Время все расставит по своим местам и уточнит справедливость оценок в наших «аттестатах». Новые учебники расскажут школьникам о новых трактовках родной истории, а мы постараемся «дожить до понедельника»…