Другая история античной географии?

Как известно, есть известные известные – вещи, которые мы знаем, что знаем. Также известно, что есть известные неизвестные, т.е. мы знаем, что некоторых вещей мы не знаем. Но есть также неизвестные неизвестные – о которых мы не знаем, что мы их не знаем. И … именно последняя категория склонна создавать трудности.1

Дональд Рамсфелд

1.    Проблематика, методология и структура исследования

Современные изложения истории античной географии – это преимущественно истории немногочисленных «звёзд», т.е. самых известных фигур, выстроенных в последовательное повествование.2 Такими «звёздами» являются авторы единственных двух дошедших до нас «полноценных географических трудов» – Страбон и Птолемей,3 всего 4–6 «больших географов» (geographi majores), чьи сочинения сохранились – те же Страбон, Птолемей, Стефан Византийский, Плиний (книги III–VI) и, с оговорками, Помпоний Мела и Павсаний,4 а также ещё 20–30 авторов и источников, которых нельзя не упомянуть (Гекатей, Геродот, Эратосфен и т.д.). За рамками такой истории остаётся, с одной стороны, то, что общее число авторов и источников, связанных с античной географией, почти в 10 раз больше – 200–250. С другой стороны – то, что львиная доля наших знаний об этих авторах определяется горсткой ключевых источников (максимум 15, см. ниже). Шагом к лучшему пониманию истории античной географии была бы попытка не дополнения и исправления, но перехода от «линейной» к «объёмной» картине – такой, которая бы учитывала ещё два «измерения»: показывающие, (1) в каком соотношении «звёзды» стояли к совокупности прочих авторов, и (2) в какой мере и каким образом наши знания об этом обусловлены особенностями источников. Здесь главные для нас вопросы: что в наших знаниях об античных географах можно считать достаточно надёжным, не зависящим от превратностей рукописной традиции, а что, напротив, результатом случайности, определившей, какие тексты сохранились? Какова вероятность того, что какие-то важные имена оказались нам неизвестны, а известные неверно оце-нены?5 В конечном счёте, если бы корпус источников оказался иным, насколько иной могла бы предстать перед нами и вся история античной гео-графии?6

Знакомство с наследием античности всегда оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, тщательность, с которой каждое свидетельство изучено за многие века, убеждает, что новейшие исследования дают лучшее из возможных отображений исторической действительности, которое едва ли удастся существенно дополнить или исправить. С другой стороны, поражает то, как мало сохранилось, и насколько поэтому шатки основания наших представлений об утраченном.7

Большинство дискуссий вокруг античности в основе своей обусловлены, так или иначе, недостаточностью наших знаний. Исследователь античности ограничен информационным пузырём сохранившихся источников и часто вынужден изучать не то, что ему хотелось или следовало бы, а то, что источники позволяют. Тем не менее, исследователь всегда имеет некие имплицитные предположения об объёме и содержании того, что осталось за пределами этого пузыря, что неизбежно влияет на его оценку известных фактов. Варианты того, какую точку зрения он может принять, в пределе сводятся к дилемме: либо (1) cколь бы значительны ни были потери среди источников, основные вехи, имена, произведения, идеи и т.п. нам известны; либо (2) потери таковы, что картина, рисуемая нам источниками, может столь же значительно отличаться от той, какая была доступна их современникам.

Дефицит информации часто приводит к необходимости согласовать конфликтующие свидетельства, что сводится к дилемме: сведения какого источника предпочесть – более обстоятельного и потому считающегося надёжным или же того, который не вызывает такого доверия, потому что более обстоятельные сочинения, на которые он опирался, оказались утрачены? Применительно к отдельным источникам этот вопрос оборачивается вариантом «дилеммы Евтифрона»: источник ли дошёл до нас в силу своей значимости, или мы считаем его значимым только потому, что ему посчастливилось сохра-ниться?8 Попытка заглянуть за рамки ограничений, налагаемых дефицитом информации, и проложить оптимальный курс между отмеченными крайностями вынуждена балансировать между банальностью, т.е. повторением известных фактов и основанных на них очевидных наблюдений, и рискованными предположениями. Успешным можно считать тот результат, который даст более строго определённое наполнение неизбежной констатации того, что «большая часть сведений утрачена», но «самое важное нам известно».

Прежде чем рассуждать, насколько иной могла быть история античной географии, и строить предположения о том, чего мы не знаем, необходима краткая опись того, что известно: Какую литературу можно считать географической? (раздел 2) Какие источники дошли, какие географы известны, и сколько их? Как те и другие группируются по содержанию и ранжируются по значению? (разделы 3 и 4) Какие источники рассказывают об истории географии, и каких авторов они в неё включают? (раздел 6) Наконец, кого из авторов нельзя не упомянуть в современном рассказе об античной географии, а кого можно опустить (разделы 10–12)?

Подход, используемый далее для построения более «объёмной» истории географии, если сформулировать в общем виде, состоит в том, чтобы рассмотреть её через сопоставление двух, отмеченных выше, составляющих наших знаний: лучше отражённых в «более обстоятельных» источниках и потому считающихся более надёжными, и хуже отражённых, часто в менее надёжных источниках и потому обычно остающихся на втором плане. Соотношение между этими составляющими может рассматриваться как проксимера репрезентативности наших знаний: того, насколько история географии, доступная современникам, могла отличаться от известной нам. Сопоставление проводится по ряду критериев:

Критерий	Лучше отражённое в источниках	Хуже отражённое
Определение	Строгое формальное –	Широкое фактическое – лю-
географической	жанры, составляющие	бые работы, служившие гео-
литературы	«ядро» географической литературы: Περίοδος γῆς, Περιήγησις, Περίπλους, Περὶ λιμένων, itinerarium, Σταθμοί, Σταδιασμός, Γεωγραφία, Χωρογραφία, Κοσμογραφία, Περὶ τοῦ ᾽Ωκεανοῦ	графическими источниками: Περὶ νήσων, Περὶ ποταμῶν, Περὶ τοῦ Νείλου, близкие географии исторические, пара-доксо- и этнографические, антикварные и др. сочинения
Сохранность	Источники («извест-	Фрагменты («известные не-
работ	ные известные»)	известные»)
Списки	В опорных источни-	Во вспомогательных источ-
значимых	ках: Агафемер,	никах: Агафархид, Псевдо-
географов	Страбон, Стефан	Скимн, Плиний, Авиен, Маркиан и др.
Рейтинг	«Звёзды» – наиболее	Упомянутые в 1–2 источни-
цитируемости	часто упоминаемые авторы	ках
Ранжирование по	Фигуры первого ряда –	«Скамья запасных» – мало-
значению	те, которых нельзя не упомянуть	известные авторы, обычно остающиеся в тени

Таблица 1 . Разделение античных авторов на группы более значимых и менее значимых для истории географии.

Для решения поставленной задачи используются следующие подходы:

• (1)    Оценка репрезентативности корпуса источников как выборки из общей совокупности географической литературы через их сравнение, а также через своего рода «стресс-тест», т.е. выявление источников, которые можно

считать сохранившимися «случайно» (в единственной рукописи) или же нельзя считать показательными (раздел 5);

• (2)    Сравнение списков наиболее значимых географов из разных источников позволяет оценить относительную репрезентативность каждого из них, определить, насколько общепринятыми были их оценки отдельных авторов и предположить, сколько ещё авторов могли остаться нам неизвестными (разделы 6–7);

• (3)    Распределение авторов по числу упоминаний, с учётом соотношения между его «головой» и «хвостом», также позволяет косвенно оценить, сколько их могло остаться недооценёнными или вовсе незамеченными (раздел 9);

• (4)    Оценка зависимости наших знаний о географах «первого ряда» от имеющихся источников через «стресс-тест», т.е. выявление того, насколько знания о них чувствительны к утрате отдельных источников (раздел 11), а также через анализ того, кто из менее известных географов имел шанс попасть в первый ряд, если бы им более повезло с источниками (раздел 12);

• (5)    Выявление в наших знаниях об истории географии «слепых зон», обусловленных нехваткой источников, рассказывающих о ней, а также поиск следов того, что в этих «слепых зонах» могут быть скрыты некие пропущенные звенья (раздел 13), в частности, того, что некоторые источники опирались на неизвестные нам географические работы (раздел 14).

2.    Определение географии

Прежде всего, следует определить критерии, по которым авторы и произведения могут быть отнесены к «географии». Источники не дают удовлетворительного определения. Собирательно его можно сформулировать следующим образом: география – это описание, прежде всего, пространственного расположения всего, что можно изобразить на карте, и во вторую очередь – самих этих объектов.9

Возможны два подхода к определению произведений как географических. Формально жанровая принадлежность определяется уже заглавием.10 Фактически же к географии следует отнести всё, что к ней относят источники, даже если с современных позиций мы бы с ними не согласились.11 Формально ядром античной географической литературы можно считать следующие жанры.

Древнейшая география представлена тремя жанрами с приставкой περί- в заглавии: Περίοδος γῆς / «обход земли», Περιήγησις / периэгеса (букв. «проводник» или «путеводитель»), Περίπλους / перипл (букв. «обплытие» или «плавание вокруг» моря вдоль побережья); к периплам примыкали сочинения Περὶ

λιμένων / «О гаванях».12 На практике эти жанры не имели чётких границ, так что одно и то же сочинение разные источники часто называли и «периодом», и периэгесой, и периплом. Не менее древней и основополагающей формой следует признать сухопутный эквивалент перипла, известный под римским термином itinerarium (греческий аналог Σταθμοί / «Стоянки», т.е. описание пути по суше).13 Термин Σταδιασμός / «Стадиасм» (т.е. измерения расстояний в стадиях, в наши дни сказали бы «километраж») мог обозначать как пе-риплы, так и итинерарии.14 В эллинистическую и римскую эпохи такими же основополагающими становятся три новых жанра с корнем -γραφ- в основе: Γεωγραφία (или производные), Χωρογραφία, Κοσμογραφία.15 Также к географам следует отнести путешественников (или полководцев) и всех, кто связан с созданием карт, как бы их работы ни назывались.16

С оговорками к географическим можно отнести сочинения Περὶ νήσων (или Νησιωτικά) / «Об островах» и Περὶ ποταμῶν / «О реках», по строению представляющие собой каталог, а по содержанию близкие к парадоксо- и мифо-графии.17 Особняком стоят ещё две группы работ, посвящённых отдельным вопросам: Περὶ τοῦ ᾽Ωκεανοῦ / «Об Океане» (т.е. о приливах/отливах)18 и Περὶ τοῦ Νείλου / «О Ниле» (или Περὶ τῆς τοῦ Νείλου ἀναβάσεως [ἀναδόσεως] / «О разливах Нила»).19

Отчасти, иногда большей частью, географическими считаются сочинения об отдельных народах и странах, особенно о далёких: либо с суффиксом -κ- в заглавии (Ἰνδικά и т.п.) либо с предлогом περὶ (Περὶ Ὑπερβορέων и т.п.), хотя судить о соотношении в них географических, исторических и иных элементов обычно затруднительно. На каждое сочинение, обычно классифицируемое как географическое (Ἰνδικά, Αἰθιοπικά, Ἀραβικά, Σκυθικά, отчасти Λιβυκά, Σικελικά, Παρθικά), приходятся в разы больше работ о менее экзотических странах, которые, скорее всего, также содержали географические сведения (наряду с историческими, этно-, мифо-, парадоксографическими и антикварными). Большая часть такой литературы заносится или, вслед за Феликсом Якоби, в категорию “Geschichte von Städten und Völkern (Horographie und Eth-nographie),” или в “Regional and Local History.”20

Фактически же географическая литература всегда имела размытые границы: прежде всего, со стороны истории (в частности, сочинений Κτίσεις / «Основания [городов]»), а также – этнографии (Νόμιμα βαρβαρικά / «Варварские обычаи»), парадоксографии и антикварных штудий, филологии (особенно – комментирования Гомера и других знаменитых поэтов) и философии (физики, как её части; сюда относятся, в частности, метеорологика и трактаты «О ветре»).21 Все эти сочинения можно считать «периферией» географической литературы.

Соотношение между ядром географической литературы в строгом формальном смысле и её фактической периферией можно приблизительно оценить, подсчитав их доли среди как вообще всех известных античных авторов, так и, в частности, среди цитируемых в главных источниках. Всего «географов» в терминологически строгом смысле удаётся насчитать лишь 14,22 ещё 10 авторов или источников определяются как «хорографы»,23 11 – «периоды», 20 – «периэгесы», а в сумме – 56 (одни и те же могут попадать в несколько групп; см. приложение 1). Самыми же многочисленными группами оказываются путешественники, периплографы и историки – 52, 49 и 48 имён или названий.24 В наших главных источниках к числу географов (в строгом смысле, без учёта историков) можно отнести: у Страбона 26–33 из 120 прозаиков (считая и двух поэтов: Аристея и Александра Лихна), у Плиния 30–33 из 81 упомянутого в III–VI книгах и указателях источников к ним, у Стефана Византийского 33–43 из (приблизительно) 230 прозаиков (тогда как историков насчитывается 110), но при этом на них приходится 30–43% всех ссылок.25 Конечно, во всех таких подсчётах неизбежно приходится смешивать апельсины с яблоками, а спорные оценки отдельных авторов – это, скорее, правило, чем исключение. Поэтому получаемые значения следует рассматривать как условные и приблизительные, а внимание обращать не на точность, а на со- отношение между ними. Наиболее важным результатом в таком случае становится не малочисленность географов в строгом смысле, но то, что авторов, образующих периферию географической литературы, оказывается так же немного.

3.    «Известные известные»: источники

В отборе источников и авторов, относимых к античной географии, опору даёт многовековая традиция исследований, итоги которой сведены вместе в новейших обобщающих монографиях (см. прим. 2), изданиях текстов (прежде всего, GGM и GLM )²⁶ и фрагментов ( FGrH / BNJ ), а также биографических справочниках ( EANS ).²⁷ Корпус основных источников включает в себя 40–50 текстов, с рядом оговорок – 38 всю информацию см. в приложении 1, ещё 22 – это историки, поэты и иные авторы, приводивших географические экскурсы), 4 папирусных текста,²⁸ ряд эпиграфических памятников с итине-рариями, из которых 6 заслуживают упоминания,²⁹ и 4 изображения, которые можно назвать картами.³⁰

По содержанию большая часть источников легко делится на три группы:31 (1) периплы и итинерарии – описания морских и сухопутных путей, изложен- ные обычно сухим языком и отвечающие, прежде всего, на утилитарный вопрос «как попасть из пункта А в пункт Б?» (18 текстов),32 (2) «популярные» работы, отвечающие на вопрос «что средний человек должен знать об окружающем мире?», т.е., прежде всего, явно вторичные по отношению к более обстоятельным утраченным трудам, часто краткие, путанные и/или отчётливо развлекательные (минимум 11 текстов),33 (3) исторические и иных жанров сочинения с географическими экскурсами (минимум 22 текста).34 Почти каждый источник по-своему незаменим (см. прим. 54), но даже одного перипла или итинерария достаточно, чтобы составить общее представление об этих жанрах. Так же одного «популярного» сочинения, Помпония Мелы или Дионисия Периэгета, достаточно, чтобы судить об общем характере схожих утраченных работ.

Только шесть источников явно выбиваются из этой классификации и могут быть отнесены к числу тех самых «более обстоятельных трудов», пять из них – это geographi majores , по определению историков XIX в. (прим. 4): Страбон («География»), Плиний (III–VI книги «Естественной истории»), Птолемей («Географическое руководство»), Павсаний («Описание Эллады»), Стефан Византийский («Этника»), а также к ним может быть добавлена карта

Певтингера. Четыре из них воплощают в себе вершины развития предшествующей традиции, каждый в своём направлении: Страбон – в описательной географии,35 Птолемей – в математической,36 Павсаний – в литературе, которую можно условно назвать периэгетической,37 Стефан – как лексикон этнонимов и топонимов.38 Из римских источников в один ряд с ними встают только обладающие сопоставимой информативностью Плиний и карта Пев-тингера, в своём роде столь же уникальная.

По значению источники крайне неравны. Косвенно оценить их информативность позволяют три формальных критерия: (1) объём текста, (2) число упомянутых названий, (3) число и объём цитирований других географов. По всем критериям первые места занимают почти одни и те же источники и, что неудивительно, именно те, которые выше отмечены как «более обстоятельные» (рис. 1). По объёму текста: Страбон (288825 слов), Павсаний (224600), Стефан (98600), Птолемей (ок. 90000), Плиний (книги III–VI, ок. 40000).39 По числу названий: Птолемей (ок. 8000), Плиний (ок. 6000), Равеннский аноним

(ок. 5000), Стефан (не менее 3659 по числу словарных статей), карта Певтин-гера (ок. 3300), Страбон (ок. 3200).40 По числу цитирований: Стефан (ок. 3344 ссылок на 284 автора),41 Страбон (ок. 1800 ссылок на 160 авторов, из них 118 прозаиков),42 Плиний (280 ссылок на 81 автора в тексте III–VI книг).43 По числу упомянутых географов в широком смысле (включая некоторых историков, парадоксографов и грамматиков; см. рис. 2; подробнее: раздел 9): Плиний (79 во всех книгах, но в книгах III–VI и списках источников к ним только 71), Страбон (63), Стефан (59), схолии к «Аргонавтике» Аполлония (43), Равеннат (34). Проще говоря, эти источники дают нам львиную долю всех географических сведений, а также фрагментов значимых географов, что и делает их для нас основополагающими.

4.    «Известные неизвестные»: авторы утраченных работ

Новейшая и наиболее полная The Encyclopedia of Ancient Natural Scientists насчитывает 246 авторов и анонимных источников, отнесённых к категории

«география», за почти полторы тысячи лет от Гомера до Равеннского анонима (ок. 700 г. н.э.).44 Этот список даёт наиболее удобную основу для дальнейших рассуждений. Более строгий подсчёт сокращает его до 224 пунктов (включая источники), и ещё 19 поздних авторов упомянуты только Равенна-том (всю информацию см. в приложении 1). В отношении многих авторов неизбежны разногласия в том, стоит ли включать их в этот список, но в любом случае его объём едва ли может выйти за пределы 150–250 имён.

По содержанию список удобно делится на пять групп: (1) путешественники, (2) описания отдельных стран (часто их трудно различить с рассказами путешественников), (3) описания и карты всего известного мира или значительной его части (например, Средиземного моря, Европы, Азии или Ливии), (4) исторические труды с географическими описаниями (часто их трудно отличить от описаний отдельных стран), (5) сочинения, не вписывающиеся ни в одну из групп (в том числе: сочинения философов, грамматиков и др.). По идее описаний путешествий и отдельных стран должно быть заметно больше, чем описаний всего мира, но на деле эти группы измеряются схожими величинами (таблица 2): путешественников – 50, региональных географов – 32, географов всего мира – 51, а всех прочих (включая «Об островах», «О реках», «О Ниле») – ещё 38.

По значению ранжировать авторов недошедших работ позволяют три формальных критерия, которые полностью определяются сведениями источников, перечисленных выше: (1) наличие положительных отзывов (таких авторов насчитывается 20; см. раздел 8), (2) включение в историографические списки географов (47 авторов),45 (3) известность – число источников, цитирующих данного автора (только 25 авторов упомянуты в 5 и более источниках; см. раздел 9).46 Также со значимостью произведений явно коррелирует их объём (исключение составляют авторы кратких работ: Эратосфен, Гека-тей, Полибий, Посидоний; рис. 3) и географический охват (большую часть известного мира описывали или могли описывать 51 автор). Соответствие этим критериям позволяет выделить наиболее значимых географов.

5.    Сравнение корпуса источников и утраченных работ

Насколько репрезентативны имеющиеся источники как основа наших знаний об античной географии? Они составляют 19% от общего числа авторов, отнесённых к географам.47 Если рассматривать только «полноценные географические труды», по определению Ревиля Нетца, каковых уцелело всего два – Страбона и Птолемея – то среди авторов утраченных работ сопоставимых с ними можно насчитать 15 (см. раздел 8), что уже даёт коэффициент 12%.48 Это можно счесть показателем неплохой сохранности географических текстов и, следовательно, их репрезентативности.49 Но для более взвешенной оценки следует учесть три критерия:

• (1)    Насколько закономерно/случайно то, что этот источник сохранился? (2) Насколько этот источник показателен для своего времени? Был ли он известен? (3) Насколько этот источник типичен/уникален среди остальных? Иными словами – в случае его утраты, насколько адекватное представление о нём можно было бы составить на основе оставшихся источников? Какой другой источник в этом случае занял бы его место в корпусе наших знаний об античной географии?

6.    Античные истории географии

Если источник (1) сохранился почти случайно (например, в единственной рукописи), (2) не был известен, т.е. в истории географии не сыграл заметной роли, (3) выбивается из ряда других источников, так что на их основе нельзя составить о нём адекватное представление, тогда это всё позволяет подозревать, что и основанные на нём представления не могут быть репрезентативными.

Из 38 источников 13, притом среди них особо важные, дошли в единственной рукописи,50 11 – только частично или в сокращении,51 а 23 не оставили в истории следа в том смысле, что не были упомянуты ни в одном источнике ни разу (в том числе потому, что 11 из них анонимны). Также и главный наш источник, Страбон, вплоть до V–VI вв. (до Маркиана и Стефана) оставался почти неизвестен и поэтому тоже, можно сказать, сохранился почти случайно.52 Подчеркнём, что большинство источников, на основании которых мы судим об античной географии, и которым по идее следовало бы знать труд Страбона (Агафемер, Мела, Плиний, Арриан, Птолемей, Павсаний), не содержат признаков знакомства с ним (см. раздел 12). Проще говоря, историю эллини- стической, а во многом и более ранней географии, мы видим глазами источника, который в свою эпоху не имел авторитета ни как географ, ни как историк географии.

Пять из шести основополагающих источников (Страбон, Птолемей, Пав-саний, Стефан, карта Певтингера; шестой – это Плиний) уникальны в том смысле, что, если бы они не сохранились, то на основании остальных источников нам ни за что не удалось бы составить верное представление об их объёме и сложности.53 В этом отношении они напоминает не научную коллекцию, где каждый экспонат служит характерным представителем определённого вида, а Кунсткамеру, где собраны редкие аномалии. Отчасти это верно и в отношении остальных источников, среди которых трудно указать такие, которые бы не сообщали нам, так или иначе, уникальных сведений, и без которых мы могли бы обойтись.54

При сравнении корпуса источников и списка географов, цитируемых источниками, очевидно, что это слабо пересекающиеся общности. Среди источников закономерно преобладают поздние тексты, анонимные, компилятивные и утилитарные (периплы, итинерарии, списки топонимов).55 Другие источники такие работы (почти) не цитируют, очевидно, не считая достойными внимания. Напротив, цитируют чаще всего и считают наиболее достойными авторов далёкого прошлого, причём их хронологическое распределение зеркально обратно распределению источников: чем древнее – тем их больше (таблица 2). Так, из 20 географов, которых источники прямо называют наиболее значимыми, до нас дошли сочинения только четверых (Страбон, Дионисий, Птолемей, Гонорий), тогда как из 16 остальных позже Страбона жили только Марин и Папп (раздел 8). Всё сказанное склоняет к тому, что корпус источников не может считаться репрезентативной выборкой из общей совокупности географической литературы, а значит, история античной географии, какой она известна нам, должна заметно отличаться от того, какой она была известна в своё время. Если же допустить, что к той категории источников, которые никакими античными авторами не упоминались, но до нас дошли, применим тот же коэффициент сохранности, что действовал для наиболее значимых географов (из 17 дошли 2), это означает, что подводная часть айсберга античной географической литературы должна была включать ещё две-три сотни аналогичных сочинений, оставшихся нам неизвестными.

Обрывочные сведения о более чем двух сотнях авторов складываются в относительно связную историю за счёт того, что такую историю начали писать уже сами античные географы, составляя историографические очерки или просто списки наиболее значимых предшественников. Такие очерки и списки дают следующие источники (упомянутые ими авторы отмечены в приложении 1):

• • 2 историографических очерка – подробный у Страбона (по сути, все I–

II книги его «Географии») и похожий, но краткий (всего ок. 300 слов) у Агафемера;56

• • 4 списка наиболее значимых авторов, которыми предваряют свои со

чинения Агафархид (ок. 145–132 гг. до н.э.),57 Псевдо-Скимн (ок. 127–94 гг. до н.э.),58 Авиен (вторая половина IV в.)59 и Маркиан (предположительно V в.);60

• • 2 источника (Плиний и Стефан Византийский) ссылаются на предше

ственников достаточно часто, чтобы тех можно было ранжировать по числу цитирований, а Плиний ещё приводит списки источников для каждой из книг, которые не совпадают с тем, каких авторов он цити-рует;61

• • 4 источника (схолии к «Аргонавтике» Аполлония, Афиней «Пирующие

софисты», Элиан «О свойствах животных», словарь Суда), не будучи географическими, цитируют многих авторов, в том числе географов.62

Сравнение этих списков позволяет оценить их относительную полноту, степень сходства/различия, вклад в наши знания об античной географии, а в итоге – косвенным образом их репрезентативность, как отражения той истории географии, какой она могла быть известна в античности.63 Теоретически можно ожидать, что результат такого сравнения будет тяготеть к одному из трёх вариантов. (1) Выявляется общее ядро – более или менее устойчивая группа имён в основе большинства списков, к которой каждый добавляет что-то своё – что также можно было бы назвать «каноном», подобным канону историков (Геродот, Фукидид, Ксенофонт) или трагиков (Эсхил, Софокл, Еврипид). (2) Выявляются хотя бы два таких сопоставимых ядра. (3) Общего ядра нет, различий больше, чем совпадений. Второй и третий варианты указывали бы на то, что история античной географии, какой её знали в древности, была шире и разнообразнее, чем та версия, которую сохранили источники.

Списки сильно различаются по своему вкладу в наши представления об античной географии. Современные изложения её истории следуют, в первую очередь, историографическим очеркам из наших опорных источников, каковые дают, прежде всего, Страбон – для эпохи эллинизма, и Эратосфен – для предшествующего ему времени. Именно Страбон даёт нам большую часть сведений почти о каждом из упоминаемых им географов (включая Эрато-сфена),64 а Эратосфен – автор первого труда по географии stricto sensu и первого же известного нам очерка истории географии, который лежит в основе сведений Страбона, Агафемера и Плиния.65 Для эпохи после Страбона у нас нет аналогичных историографических очерков, поэтому наиболее значимым из источников для неё оказывается Стефан Византийский – как один из самых поздних текстов, который притом даёт наибольшее количество цитат географического содержания из наибольшего числа авторов с самым широ-66

ким хронологическим и тематическим охватом.

Можно сказать, что именно Эратосфен, Страбон и Стефан формируют основу наших представлений об истории античной географии, тогда как остальные источники играют вспомогательную роль и дают альтернативную версию.67 Такой альтернативой служат для Эратосфена – Агафархид и Псевдо-Скимн, большей частью Авиен и Маркиан (т.к. они цитируют ранних авторов), отчасти Плиний и Стефан. Для Страбона – Агафемер и Плиний (современные ему по своим источникам), отчасти Маркиан и Стефан, а также в какой-то мере все прочие (Афиней, Элиан, схолии к Аполлонию, Суда и др.). Для Стефана – Птолемей и отчасти Авиен и Маркиан (наиболее близкие к Стефану по времени). Соответственно, сравнение далее будет строиться, прежде всего, на сопоставлении списков, которые дают Эратосфен, Страбон и Стефан, с альтернативными версиями.

Эратосфен (в передаче Страбона) упоминает 23 имени, ещё 3 имени Страбон и 1 имя Плиний черпают, вероятно, тоже у него, но уже без ссылок.68 Большинство этих авторов Эратосфен критикует или использует отдельные их сведения, и только 7 из них отмечены в его фрагментах как значимые предшественники: Анаксимандр, Гекатей, Демокрит, Эвдокс, Эфор, Дикеарх, Ти-мосфен.69 Из остальных источников одни со списком Эратосфена/Страбона большей частью согласуются, другие – расходятся. Агафемер и Плиний (в списках источников в книге I) перечисляют имена, близко совпадающие со списком «значимых предшественников» Эратосфена.70 Агафархид, Псевдо-Скимн, Авиен и Маркиан дают списки, которые со списком Эрато-сфена/Страбона большей частью расходятся: из 29 упомянутых ими имён, которые могли быть известны Эратосфену, у него фигурируют только 10.71 Притом из семи авторов, особо отмеченных Эратосфеном, в остальных кратких списках упомянуты только трое: Гекатей, Эфор, Тимосфен. Друг с другом все пять кратких списков географов до Эратосфена (Агафемер, Агафархид, Псевдо-Скимн, Авиен, Маркиан) тоже расходятся большей частью: нет ни одного автора, который бы упоминался хотя бы в четырёх из них, и даже упомянутых в трёх – всего трое (Гекатей, Клеон, Тимосфен). Плиний упоминает 31–37 имён (некоторые датировки спорны), которые могли быть известны Эратосфену, но только 16 из них фигурируют в его фрагментах, хотя из остальных не менее 9–15 ему по идее следовало бы знать.72 Если сложить списки всех перечисленных источников, вместе они дадут 21–34 имени, которые могли быть, но не были упомянуты Эратосфеном. Остальные источники добавляют к ним ещё 6 имён.73

Страбон всего упоминает 63 авторов, которых можно отнести к географам, но географию эпохи эллинизма представляет пятью главными именами: Эратосфен, Гиппарх, Полибий, Артемидор, Посидоний .⁷⁴ Прочие источники, которые выделяют, так или иначе, главных эллинистических географов, дают списки, которые, каждый по-своему, и каждый следующий всё более, отличаются от варианта Страбона: только Эратосфен и Артемидор присутствуют в большинстве источников, Полибий упоминается тоже часто, а Гиппарх и Посидоний – несколько раз (прим. 124). Агафемер – единственный, кто даёт, независимо от Страбона, похожий список: Эратосфен, Кратес, Гиппарх, Артемидор, Посидоний, Менипп .⁷⁵ Плиний позволяет выделить топ-

10 наиболее цитируемых им (в книгах III–VI) авторов, которые могли быть известны Страбону, однако тот знает только половину из них, и только трое из них входят в его «большую пятёрку», и то у Плиния они стоят не на первых местах: Агриппа, Юба, Эратосфен, Исидор, Варрон, Артемидор, Полибий .⁷⁶ Маркиан упоминает географов как из «пятёрки» Страбона ( Эратосфен, Ар-темидор ), так и из числа забытых им ( Исидор, Менипп ).⁷⁷ Элиан и Афиней тоже упоминают как известных Страбону авторов ( Эратосфен, Полибий, Ар-темидор, Агафархид, Полемон ), так и добавленных Плинием ( Исидор, Юба ), а также пропущенных ими обоими ( Мнасей, Сем, Нимфодор) .⁷⁸ Суда, странным образом, не знает о географических работах Эратосфена, Гиппарха, Ар-темидора и Посидония, но упоминает никому более не известные работы других авторов ( Полемон, Сем, Тимаген ). Получается, что Страбон упускает минимум четырёх своих современников, которые могли бы встать в один ряд с выделенной им «пятёркой»: он не знает ни одного из трёх географов, которых Плиний ценит выше всех остальных, включая Эратосфена (Агриппа, Юба II, Исидор),⁷⁹ а четвёртого (Мениппа) упоминают только Агафемер и Маркиан.

Стефан Византийский упоминает наибольшее число авторов, сообщавших какие-либо географические сведения, что позволяет выделить среди них топ-10 наиболее цитируемых и аналогичные «десятки» среди географов (или условно относимых к ним авторов) для отдельных периодов.80 Особенность Стефана в том, что значительная доля его источников – авторы, чьи сочинения дошли до нас, хотя бы частично: 16% авторов (46 из 284), которые, однако, дают 40% всех ссылок (1322 из 3228), а из 25 самых часто упоминаемых авторов дошли сочинения 14, которые дают более 50% ссылок (1130 из 2101). Особенно заметно это в отношении географов и близких географии историков: если исключить Гомера, в топ-10 самых цитируемых авторов войдут Страбон, Геродот, Полибий, Павсаний и Маркиан. Топ-10 географов у Стефана совпадает отчасти и со списком Эратосфена (5 имён), и с большой пятёркой Страбона (ещё 3 из 11, если добавить самого Эратосфена).81 Правда, верхние позиции в рейтинге Стефана занимают не те авторы, которых Эратосфен и Страбон ценили более всего (отчасти потому, что Стефан больше внимания уделял историкам).82 Зато по отдельности топ-10 географов периодов до Эратосфена и от Эратосфена до Страбона совпадают со списками авторов, известных, соответственно, Эратосфену и Страбону, уже большей ча-стью.83 Географы периода после Страбона (исключая недатируемых) – это у Стефана только те авторы, чьи сочинения до нас дошли.84 Таким образом,

Стефан оказывается тем ключевым звеном, которое демонстрирует преемственность между «библиотеками» Эратосфена и Страбона и современным корпусом географических источников, и убеждает нас, что за 750 лет между Эратосфеном и Стефаном состав этой библиотеки остался большей частью тем же.

Поздняя античность не дала ни одного источника сопоставимой информативности, который позволил бы проверить полноту сведений Стефана, как, например, Плиний позволяет проверить Страбона. Однако там, где такая проверка возможна, у Стефана обнаруживаются значительные лакуны. Так, он не называет ни одного из 9 авторов, упомянутых Птолемеем (см. ниже), ни Исидора и Протагора, которых ценит Маркиан, хотя сами Птолемей и Мар-киан ему известны.85 Эти упущения можно объяснить тем, что Стефан фокусируется на авторах эпохи классики и эллинизма, но так же поступают и близкие ему по времени Авиен и Маркиан, однако упоминаемые ими «древние» авторы Стефану тоже незнакомы.86

Подводя итог, ситуацию можно охарактеризовать как двойственную. С одной стороны, прослеживается относительно выраженный «мейнстрим» – линия преемственности, берущая начало от Эратосфена и связывающая наиболее важные источники (Страбон, Агафемер, Плиний, Стефан), которые дают похожие списки значимых географов, хотя каждый список отличается по-своему. С другой стороны, в остальных источниках списки отличаются от вариантов Эратосфена (списки Агафархида, Псевдо-Скимна, Авиена, Марки-ана) и Страбона (списки Плиния и Маркиана) уже большей частью. Притом между авторами, которые воспроизводят список Эратосфена (Страбон, Ага-фемер, Плиний), и теми, кто с ним расходятся (остальные), различие принципиальное. Первые, судя по характеру ссылок, к работам предшественников Эратосфена сами не обращались, но называли их имена только под его влия-нием.87 Вторые, наоборот, не несут признаков такого влияния Эратосфена (хотя Агафархид, Псевдо-Скимн и Маркиан знакомы с его трудом). Иными словами, Эратосфенова версия истории географии была влиятельной, но не единственной и другими, независимыми от него, авторами не поддерживаемой. Похожим образом близость между списками эллинистических географов у Страбона и Агафемера объяснима влиянием Посидония (прим. 75). В остальных источниках (Плиний, Маркиан, Элиан, Афиней) списки совпадают с вариантом Страбона лишь отчасти, а если даже и большей частью (Стефан), то всё равно на первые места в них выходят другие авторы. Такое же двойственное положение в системе наших знаний об античной географии занимает Стефан Византийский. С одной стороны, именно он убеждает нас, что сумма знаний об античных географах, доступная в VI в., мало отличалась от того, что было известно Эратосфену и Страбону, а корпус географических текстов, имевшихся в VI в. сохранился до наших дней большей частью. С другой стороны, там, где возможна проверка, в знаниях Стефана выявляются пробелы такие же значительные, как и до него у Эратосфена и Страбона. Таким образом, из отмеченных в начале этого раздела возможных вариантов соотношения между списками имён ни один не реализуется полностью. Можно сказать, что список Эратосфена был наиболее влиятельным (вариант 1), однако другие списки с ним большей частью расходятся (вариант 3). Mutatis mutandis похожая ситуация наблюдается при сравнении Страбона и Стефана с параллельными источниками. В итоге ничего похожего на «канон» наиболее значимых географов, признаваемых большинством других географов, не наблюдается.

7.    Три периода истории античной географии и «эффект Матфея»

«Опорные» источники удобно разграничивают историю античной географии на три сопоставимых периода: приблизительно 300 лет до Эратосфена, 250 от Эратосфена до Страбона, 500 от Страбона до Стефана. Каков вклад этих трёх, а также остальных источников в общую сумму наших знаний о географах каждого из периодов?

За 300-летний период до Эратосфена нам известно 67–77 авторов (некоторые датировки спорны), связанных с географией.88 Из них пять кратких списков имён упоминают 27–33 (некоторые датировки неясны), а Эратосфен 27 имён – в обоих случаях менее 50%.

Все эти числа выглядят значительными, но такое впечатление обманчиво: не менее 35–43 из общего числа – путешественники и/или авторы описаний отдельных стран,89 ещё 6 – философы, затрагивавшие отдельные вопросы, связанные с географией,90 ещё 3 – авторы сочинений о реках и островах.91 Остаются всего 19 авторов, которые могли давать более или менее связное описание большей или центральной части известного мира. Эта группа делится на две равные части. С одной стороны, 9 авторов упоминаются Эратосфеном и они же неплохо известны другим источникам (а труд Геродота дошёл до нас).92

Источники					Утраченные сочинения
Периоды	(1)	(2)	(3)	(1)	(1/2)	(2)	(3)	(н/д)
Путешественники	2		2	29	5	4	11	1
Описания стран	1	1	10	3	3	11	2	13
Описания всего мира	1	2	12	16	2	22	7	4
Историки	1	3	6	6		4	2
Прочие	4	4	4	5		6		1
Всего	9	10	34	59	10	47	22	19
Об островах, О реках, О Ниле	1		3	10		8	3	5

Таблица 2 . Распределение источников и авторов утраченных сочинений по категориям и по трём периодам: (1) до Эратосфена, (2) от Эратосфена до Страбона, (3) от Страбона до Стефана, (1/2) не ясно, до Эратосфена или после, (н/д) недатируемые.

Из остальных 7 – отсутствуют у Эратосфена, а другими источниками упоминаются всего по одному разу; к ним можно добавить Клеона, упоминаемого неоднократно, но о работе которого не известно ничего.93 Ещё двое – это неоднократно упоминаемый Филей и малоизвестный Эвдокс Родосский, чья датировка неясна.94 Такая корреляция между известностью автора и его упоминанием у Эратосфена едва ли случайна, но объясняется, очевидно, не влиянием Эратосфена, а, скорее, наоборот – тем, что он был склонен упоминать более известных авторов.95

За 250-лет от Эратосфена до Страбона нам известно 52–63 авторов, связанных с географией (к ним следует добавить ещё кого-то из 19 недатируемых).96 Из них Страбон упоминает только 26. Только 22–24 автора (и ещё 4 недатиру-емых) можно отнести к «описаниям всего известного мира», из них Страбон упоминает всего 8,97 из остальных 5 – это римские авторы (которых Страбон едва ли стал бы упоминать),98 а 6 – упомянуты всего в одном-двух источниках (к ним можно добавить ещё Агриппу).99

От 500 лет между Страбоном и Стефаном дошло 34 источника100 и ещё 22 автора известно (плюс ещё кто-то из 19 недатируемых). Из этих 34 источников 17 – римляне (которых Стефан не цитирует), ещё 3 – анонимные работы,101

а из оставшихся 9 упоминаются Стефаном и дошли до нас.102 С этой точки зрения, можно сказать, что Стефан демонстрирует удивительную осведомлённость о географах своей эпохи. Однако, с другой стороны, из 22 авторов утраченных работ он знает всего двоих, да и те – историки отдельных стран (Капитон и Ураний), а из 19 недатируемых знает 8. Наиболее значимыми из этих 22 представляются предшественник Птолемея Марин, а также его последователи Протагор и Папп, но никто из них Стефану не известен.

Таким образом, каждый из опорных источников, с одной стороны, охватывает менее 50% географов, известных нам для соответствующего периода. Это позволяет подозревать, что сведения менее обстоятельных источников были ещё менее полны, а периоды, не попавшие в перекрёстное освещение нескольких источников, представлены ещё хуже (см. разделы 13–14). Разумно предположить, что, появись у нас ещё хотя бы один источник сопоставимой информативности, и он, вероятно, дал бы нам существенно иной взгляд на историю географии. С другой стороны, большая часть географов, оставшихся неохваченными в опорных источниках, известны нам всего по одному или нескольким упоминаниям.

Примечательно, что три «опорных» источника связывает отчётливая преемственность, тогда как между остальными источниками таких связей не наблюдается: Эратосфен – самый высоко ценимый и часто цитируемый географ у Страбона, а тот, в свою очередь, второй по цитируемости автор у Сте-фана.¹⁰³ Самым же цитируемым автором у Стефана, самого позднего из ge-ographi majores , оказывается Гекатей, самый ранний из значимых географов – так символично закольцевалась история античной географии. Притом половиной своих цитат из Гекатея Стефан обязан именно Эратосфену: судя по сообщениям Страбона (1.1.11 C7) и Афинея (2.70a–b), вторая часть труда Гекатея, посвящённая Азии, была утрачена и возвращена в оборот Эратосфеном (F 12), который опознал её в рукописи, ранее приписываемой Каллимахом (F 437 Pfeiffer) некому Несиоту.

Эти четверо занимают первые места в любом «табеле о рангах» античных географов: Гекатей – самый знаменитый логограф, Эратосфен – главный эллинистический географ, Страбон – наш главный источник по описательной географии, Стефан – составитель самого обширного свода географических цитат, собранных из всей античной литературы. Если воздержаться от оценки содержания трудов, то здесь, как и при сравнении того, каких авторов Эратосфен, Страбон и Стефан упомянули, а каких пропустили, можно увидеть проявление своего рода «эффекта Матфея» (Merton 1968): наиболее известными стали те авторы, которые опирались на наиболее известных предшественников. Эта формула действует в обе стороны.

8.    Античные географы о своих коллегах

Далеко не все из 40–60 источников и прочих 160–200 авторов и даже не все из 47 входящих в историографические очерки и списки заслуживают упоминания в рассказе об античной географии (прим. 45). Условно их можно разделить на три группы: (1) «фигуры первого ряда» – те, кого нельзя не упомянуть, (2) «второй ряд» – те, кто не дотягивают до «первого», но могли бы в него попасть, будь у нас больше информации, (3) остальные. Такое разделение обречено оставаться спорным, поэтому, чтобы минимизировать субъективный фактор, важно максимально следовать заранее определённым формальным критериям. Опору в этом нам дают, прежде всего, сами античные географы, либо прямо называя своих наиболее значимых предшественников, либо просто цитируя их чаще других.

Так, Эратосфен (в изложении Страбона) из более чем 30 упоминаемых им авторов прямо «хвалит» (ἐπαινεῖ) одного Тимосфена (F 134 Roller = Strab. 2.1.40 C92), остальных чаще критикует или избирательно использует их сведения. Полибий (в изложении Страбона) рассматривает взгляды только двух географов – Дикеарха и Эратосфена, противопоставляя их «древним», которые были уже рассмотрены этими двумя и потому могут быть оставлены без внимания (34.5.1 Büttner-Wobst = Strab. 2.4.1 C104). Псевдо-Скимн, перечисляя 9 авторов, на которых он опирается, на первое место ставит Эратосфена, на второе – Эфора (112–114). Цицерон, собираясь писать трактат по географии, за ориентир берёт троих – Эратосфена, Гиппарха и Серапиона (Ad Attic. 2.4.1, 6.1).104 Поэт Кринагор называет «мастером описания разных земель» (ὦ πάσης ἴδρι γεωγραφίης) Мениппа.105 Агафемер упоминает 14 авторов, но реально ис- пользует сведения, вероятно, только троих или четверых – Эратосфена, возможно, через Посидония (прим. 75), Артемидора и Мениппа, и только последних двух он называет «достойными доверия» (ἀξιόπιστοι: 5.20).106 Страбон в начале своего труда выделяет, как наиболее значимых и заслуживающих подробного рассмотрения, четверых – Эратосфена, Гиппарха, Полибия, Посидония (1.2.1 C14). Они же вместе с Гомером составляют топ-5 авторов, наиболее часто цитируемых им в книгах I–II.107 В остальных книгах Страбон так же часто цитирует и Артемидора (зато Гиппарха, напротив, больше не упоминает). Также похвалы Страбона удостаиваются Эвдокс (9.1.2 C390–391) и Эфор (8.1.1 C332; 10.3.5 C465). Плиний из всех упомянутых им в III–VI книгах авторов специально отмечает только троих – Агриппу, Юбу и Исидора.108 В книге II, говоря об измерении Земли, он называет ещё Эратосфена и Гиппарха (2.247).109 Те же Агриппа, Юба, Эратосфен и Исидор, с добавлением ещё Арте-мидора, составляют топ-5 авторов, наиболее часто цитируемых им в II–VI книгах. Птолемей в качестве своих предшественников указывает всего двоих – Гиппарха (1.4.2) и Марина (1.6–18 passim). Маркиан в «Эпитоме перипла Мениппа» (1.3, 6 Müller I 565–566) из двух десятков упомянутых им географов выделяет, как «наиболее добросовестных из всех упомянутых» (ἀκριβέστεροι πάντωντῶν προειρημένων), троих – Артемидора, Мениппа и Страбона, а в «Перипле Внешнего моря» (1.1, 4; 2.2) добавляет четвёртого – «божественного и учёнейшего» (θειότατος καὶ σοφώτατος) Птолемея. Иоанн Филопон (De opificio mundi 4.5 p. 169 Reichardt) называет «наиболее достоверными из географов» (τῶν γεωγράφων … ἀκριβέστεροι) Птолемея и Паппа, а его современник Иордан Птолемея – «выдающимся описателем земного круга» (orbis terrae discriptor egregius; Get. 3.16). Наконец, Кассиодор (Inst. 1.25) рекомендует читателю трёх авторов – Гонория, Дионисия Периэгета и Птолемея. Всё изложенное даёт нам 20 имён.110 Кроме того, Стефан Византийский из 284 упоминаемых им авторов никого специально не отмечает, но позволяет выделить топ-5 наиболее часто цитируемых географов или близких географии авторов (т.е. без учёта «чистых» историков и грамматиков, а также Гомера): Гекатей, Страбон, Александр Полигистор, Геродот, Полибий.

Возражения может вызывать присутствие в этом списке шести авторов: Геродота, Александра Полигистора, Серапиона, Дионисия, Гонория и Паппа. Геродот и Александр – очевидно не географы stricto sensu.111 Серапион почти неизвестен: помимо Цицерона, его упоминает только Плиний в списках источников к книгам II, IV, V. Папп полностью опирался на Птолемея (Hewsen 2018). Дионисий и Гонорий тоже слишком вторичны, и называет их Кассиодор – не самый искушённый в географии писатель эпохи упадка. В итоге остаются 17 авторов (из них дошли только Страбон и Птолемей), упомянутых 10 источниками (без Стефана) – это и есть самый узкий круг имён, которые нельзя не упомянуть в рассказе об античной географии.

9.    «Рейтинг цитируемости» античных географов

Ранжирование авторов по числу цитирующих их источников позволяет высказать предположение о том, сколько их могло оказаться неверно оценёнными или остаться вовсе незамеченными в нашем корпусе источников. Здесь я исхожу из того, что отчётливое неравенство между «головой» и «хвостом» распределения (небольшая группа общепризнанных «звёзд» на фоне заметно преобладающих малоизвестных авторов тематически схожих сочинений), указывало бы на то, что за пределами кругозора наших источников осталась значительная часть существовавшей литературы.

Известных авторов всегда цитируют охотнее. В рамках отдельных источников это выражается в том, что небольшая группа «звёзд» захватывает всё внимание. Так, в наших опорных источниках распределение авторов по цитированию отчётливо следует кривой Ципфа: у Стефана один Гекатей на вершине рейтинга упоминается чаще, чем 192 автора в его конце (или 67% от их общего числа, 284), а топ-14 авторов получают столько же цитирований, сколько остальные 270; у Плиния в III–VI книгах топ-10 авторов дают больше цитирований, чем остальные 71.112 Авторы, упомянутые по одному разу, составляют самую значительную долю среди цитируемых источников: у Стефана – 126 (44%) из 284, у Страбона – 43 (38%) из 114 прозаиков,113 у Плиния – 40 (49%) из 81 (упомянутых в книгах III–VI).

Однако если тех же авторов сравнить по числу источников, которые их цитируют, разрыв между «головой» и «хвостом» распределения сократится на порядок. Географов, упомянутых хотя бы в 10 источниках, можно пересчитать по пальцам (прим. 46). Среди них по числу положительных отзывов и упоминаний лидирует Эратосфен,114 но без учёта содержания цитат и с учётом всех анонимных схолий самым цитируемым географом оказывается Эв-докс.115 Далее следуют Артемидор, Тимосфен и Гекатей.116 В поздней античности почти так же широко известен Птолемей.117 Кроме того, почти так же часто упоминается Пифей, однако все крупные географы относятся к нему с недоверием.118 С другой стороны, авторы, упомянутые только в одном источнике, составляют 33% от общего числа известных нам географов (53 из 162, без учёта источников). Иными словами, если автор упоминается хотя бы в одном источнике, то с вероятностью 67% он окажется упомянут минимум ещё в одном. Именно так, из числа малоизвестных географов – таких, которые писали на специфическую тему, упоминались только в связи с нею и вскользь – несмотря на всё это, 26 (ещё 16%) упомянуты в двух независимых источниках.119 Таким образом, особенностью неравномерной цитируемости географов оказывается то, что группа «звёзд» выделяется недостаточно отчётливо, а упомянутые единожды авторы не слишком многочисленны. Такая конфигурация рейтинга цитируемости, с «коротким хвостом» и «низкой головой», говорит, скорее, о том, что вне кругозора источников осталось не так много авторов в сравнении с числом упомянутых ими.120

Четыре источника выделяются тем, что упоминают наибольшее число географов или условно приравниваемых к ним авторов: Плиний – 65 имён, Страбон – 63, Стефан – 43, схолии к Аполлонию – 36.121 Вместе они упоминают 103 авторов из 121 (85%), известных до Страбона, и 82% от числа географов, упомянутых в источниках хотя бы один раз (174). Однако друг с другом каждая пара из этих списков демонстрирует больше расхождений, чем совпадений (каковые составляют 25–44% от числа имён в обоих списках; см. рис. 4). Статистический анализ показывает, что, если бы эти списки были случайными выборками из общей совокупности, доступной всем четырём источникам, то число географов в этой совокупности, с наибольшей вероятностью, стремилось бы к 112.122 Даже с учётом того, что на самом деле эти выборки не были случайными, но каждый источник стремился называть наиболее достойных авторов, а значит, «недостойные» остались недопредставлены, приведённые значения предполагают, что вместе эти источники сообщают нам о большей части географов до времени Страбона, какие были известны в античности.

«Уникальные» имена (упомянутые только в одном источнике) или уникальные сведения о ком-то из географов приводят большинство значимых источников.123 Так, Страбон даёт почти все наши сведения о географических работах Гиппарха и Посидония.124 Плиний – единственный, кто рассказывает о работе Агриппы, и главный источник об Исидоре и Юбе.125 Птолемей – единственный, кто рассказывает о Марине и ещё 8 путешественниках (прим. 123). Стефан Византийский – единственный источник фрагментов периэгесы Аполлодора Афинского, а также 90% географических фрагментов Гекатея и 70% – Александра Полигистора. Словарь Суда – единственный, хотя и ненадёжный, источник, упоминающий о географических сочинениях в остальном известных авторов: Дионисия Милетского, Харона Лампсакского, Поле-мона, Сема и Тимагена.

С другой стороны, среди перечисленных авторов, для истории географии по-настоящему значимы только шесть: Гиппарх, Посидоний, Агриппа, Исидор, Юба, Марин. Притом все они, кроме Агриппы и Марина, упоминаются другими источниками, хотя и без подробностей. Работа Агриппы, хотя без упоминания его имени, также известна через анонимные трактаты Divisio or-bis terrarium и Demensuratio provinciarum .¹²⁶ Ещё 12 редких имён фигурируют в списках географов (у Агафархида, Псевдо-Скимна, Авиена и Маркиана) наравне со «звёздами», однако об их работах неизвестно почти ничего.¹²⁷ Ещё 23 автора упоминается вскользь по одному разу (некоторые по два), однако эти упоминания дают понять, что писали они об отдельных странах или узких вопросах и уже только по этой причине не могли сыграть в истории географии заметную роль, так что их малая известность не удивляет.¹²⁸ Показательно, что пять поздних источников – Афиней, Элиан, схолии к Аполлонию,

Стефан и Суда – которые, каждый по-своему, стремились упомянуть как можно больше авторов, по числу цитируемых географов сопоставимы со Страбоном и Плинием и даже приводят ряд уникальных имён (см. прим. 123), тем не менее, никаких по-настоящему значимых для географии фигур тоже не называют.

Все эти наблюдения склоняют нас к выводу, что подводная часть айсберга античной географической литературы была на самом деле невелика.129

10.    Краткая история античной географии

Обобщив всё сказанное, к географам условного «первого ряда» можно отнести тех, (1) кого мы сами уверенно выделяем как наиболее значимых (потому что это наши главные источники, или же содержание их работ известно достаточно хорошо), (2) кого источники прямо выделяют как наиболее значимых, включают в историографические списки или чаще других цитируют, и (3) кто писал обо всём известном мире или его большей, либо центральной части (Средиземноморье). С такими ограничениями история античной географии легко сводится к списку из менее чем 25 имён. Рассмотрим пошагово, как складывается этот список и насколько прочны в нём позиции каждого из авторов.

Основу его составят наши главные источники: Страбон, Птолемей, Стефан, Плиний, Равеннат, карта Певтингера (раздел 3). С натяжкой из остальных могут быть выделены ещё три: Геродот – как единственный источник V в. до н.э., который описал, так или иначе, большую часть известного мира, а также Помпоний Мела и Дионисий Периэгет – как добротно составленные краткие описания известного мира эпохи расцвета империи. Остальные источники в сравнении с этими – либо слишком сжатые и путаные и/или вторичные, либо, хотя и подробные, но сугубо утилитарные описания отдельных маршрутов, либо описывают только отдельные регионы или конкретные путешествия, либо не были известны в античности.

Далее следуют авторы утраченных сочинений, которых наши источники, так или иначе, выделяют среди остальных: 17 географов, прямо называемые лучшими (раздел 8), до 25 наиболее часто упоминаемых авторов (раздел 9) и примерно 47 авторов в списках наиболее значимых (раздел 6). Из них всех, по сути, единственный, чьё значение для географии признано широко и безоговорочно – это Эратосфен. С ним по известности могут сравниться только Эвдокс, Артемидор, Гекатей и Тимосфен. При выборе наиболее важных фигур из остальных заметно, как мы всё более оказываемся в зависимости от мнения отдельных источников. Благодаря, прежде всего, Страбону, в число главных географов эпохи эллинизма, наряду с Эратосфеном, попадают ещё трое: Гиппарх, Полибий, Посидоний. Благодаря Плинию, к ним добавляются ещё три современника Страбона, им пропущенные: Исидор, Юба и Агриппа. Агафемер и Маркиан позволяют присоединить к ним четвёртого – Мениппа. Птолемей вводит в пантеон главных географов своего предтечу – Марина Тирского. Остальные географы III в. до н.э. – II в. н.э. либо ограничивались описанием отдельных регионов или путешествий, либо не имели своего «рекомендателя» – источника, который бы представил их нам, как, например, Страбон Посидония, Плиний Агриппу, а Птолемей Марина, либо же о содержании их работ известно слишком мало.

Из авторов эпохи до Александра упоминания безусловно заслуживают двое: Гекатей – самый знаменитый логограф, автор первого сочинения с описанием и картой известного мира, Эвдокс – автор самого объёмного для своего времени и часто цитируемого труда, к тому же первого, основанного на идее шарообразности Земли и использующего измерения широты и концепцию широтных зон. К ним обычно добавляют Эфора, а из географов раннего эллинизма – Дикеарха и Тимосфена, хотя уже про них не вполне ясно, что такого уж значимого и оригинального они привнесли в развитие географии. Про остальных многочисленных предшественников Эратосфена, как-либо связанных с географией, известно и того меньше.

Итого, мы получаем список из 22 имён, из которых 7 – это авторы сохранившихся сочинений (или с оговорками, включая Полибия, Мениппа и Исидора, от чьих работ дошли лишь отрывки – 10), плюс карта Певтингера. В хронологической последовательности получается следующий ряд:

Автор	Время	Чем известен?Почему попал в список?
1. Гекатей	ок. 500 г. до н.э.	Самый знаменитый логограф. Первое сочинение с описанием и картой всего известного мира. Часто цитируется.
2. Геродот	третья четверть V в. до н.э. до н.э.	Самый знаменитый историк. Единственный источник V в. до н.э. с географическими описаниями, затрагивающими большую часть известного мира.

3.	Эвдокс Книдский	середина IV в. до н.э.	Самый большой труд (7 книг) до Тимо-сфена и первый, учитывающий шарообразность Земли. Измерение окружности Земли (?). Первые оценки широты и геометрические построения. Концепция широтных зон. Часто цитируется.
4.	Эфор	ок. 340 гг. до н.э.	Описание всего известного мира.
5.	Дикеарх	ок. 300 г. до н.э.	Описание всего известного мира. Измерение окружности Земли (?), геометрические построения, измерение высоты гор.
6.	Тимосфен	ок. 280– 240 гг. до н.э.	Самый большой труд (10 книг) до Скимна. Описание Средиземноморья. Экспедиция по Красному морю. Роза ветров как способ ориентации. Часто цитируется.
7.	Эратосфен	третья четверть III в. до н.э.	Самый знаменитый географ античности. Ввёл термин «география». Первое описание известного мира в терминах параллелей, меридианов, геометрических фигур и расстояний. Измерение окружности Земли. Первый очерк истории географии. Проблема изменения границ моря и суши.
8.	Гиппарх	ок. 135–126 гг. до н.э.	Главный критик Эратосфена с программой большей математизации географии, позже реализованной Птолемеем: с использованием градусной сетки, измерений широт и долгот и тригонометрических вычислений. Таблица широт отдельных пунктов.
9.	Полибий	ок. 126 г. до н.э.	Ввёл термин «хорография» для более практичной, чем «география», формы описания отдельных стран. Экспедиция вдоль западного побережья Африки и теория обитаемой зоны на экваторе. Целиком дошёл только экскурс о Чёрном море.
10.	Артемидор	ок. 104 г. до н.э.	Один из самых больших географических трудов (11 книг) с описанием всего мира. Широко использует периплы и итинера-рии. Часто цитируется. Сохранился папирус с отрывком текста и наброском карты.

11. Посидоний	ок. 90–80   Изучал влияние Луны на приливы и (?) гг. до    Солнца на природу и обычаи народов раз- н.э.        ных широт. Очерк развития идей о ши ротных зонах. Измерение окружности Земли.
12. Менипп*	ок. 36–26   Подробный перипл Средиземного моря. гг. до н.э.    Сохранился фрагмент описания Чёрного моря.
13. Исидор*	конец I в.   Описание известного мира, вероятно, об- до н.э.      новившее сведения Артемидора. Описа ние Парфии, от которого сохранился ити-нерарий.
14. Юба II	рубеж эр    Ряд работ о географии, истории и при роде Африки, Аравии и других стран Азии.
15. Агриппа #	ок. 12 г. до   Записки, на основании которых создана, н.э. – 14 г.   по сути, официальная римская карта н.э.         мира. Описание известного мира в гео метрических терминах границ и расстояний. Промежуточное звено между Эратосфеном и Птолемеем.
16. Страбон	до 23 г. н.э. Единственный в своём роде, самый большой и обстоятельный из сохранившихся географических трудов. Синтез разных направлений географии: научной, утилитарной (периплы), культурной, исторической. Главный источник по истории географии.
17. Помпоний Мела*	ок. 43 г.     Римское краткое описание известного мира эпохи расцвета империи. В этом качестве второй по значению источник после Плиния.
18. Плиний	до 77 г.     Самый значительный римский географи ческий труд. Второй по значимости источник по истории географии после Страбона. Второй по числу топонимов источник после Птолемея.
19. Дионисий Периэгет	ок. 125 г.     Греческое краткое описание известного мира эпохи расцвета империи. В этом качестве второй по значению источник после Страбона. Самый известный географический учебник поздней античности.

20. Марин #	первая по- Предтеча и главный источник Птолемея. ловина     Один из ключевых географов математи- II в.         ческого направления, наряду с Эратосфе ном, Гиппархом и Птолемеем.
21. Птолемей	ок. 150 г.    Вершина развития античной географии. Единственный в своём роде труд по математической картографии, в котором весь мир описывается в терминах координат. Самое большое количество географических названий.
22. Карта Певтингера*	в основе    Единственная в своём роде восходящая к III–IV вв.    античности «хорографическая» карта с изображением путей всего известного мира.
23. Стефан Византийский	ок. 530 г.    Единственный в своём роде лексикон эт нонимов и связанных с ними названий. Самый большой свод цитат географического содержания из утраченных сочинений.
24. Равеннский космограф	ок. 700 г.    Единственное позднеантичное описание известного мира по объёму информации сравнимое со Страбоном, Плинием и Птолемеем.

Таблица 3 . Географы и источники, отнесённые условно к «первому ряду».

Жирным шрифтом отмечены авторы, чьи труды до нас дошли, путь даже только частично (Полибий, Менипп, Исидор). Звёздочка * указывает источники, дошедшие в единственной рукописи. Зачёркнуты имена авторов, чьё попадание в список обусловлено той или иной случайностью, решёткой # отмечены авторы, известные благодаря единственному источнику (см. ниже).

Очевидно, что некоторые имена могли бы легко выпасть из этого списка, если бы нам не так повезло с источниками, а другие могли быть добавлены, если бы о них было известно больше. Рассмотрим далее эти две возможности.

11.    «Стресс-тест» для списка географов первого ряда

Насколько этот список чувствителен к потерям отдельных источников? Без Страбона наша «краткая история» почти полностью лишается Гиппарха и Посидония (прим. 124). Без Плиния она полностью лишается Агриппы и по- чти полностью – Исидора и Юбы (прим. 125). Без Птолемея – полностью лишается Марина. Таким образом, из 15 наиболее важных географов, чьи сочинения утрачены (включая Полибия, Мениппа и Исидора), 6 авторов своим попаданием в “short list” обязаны, по сути, исторической случайности.

Так же заметно состав этого списка зависит от мнений отдельных авторитетных географов. Дикеарх вошёл в «краткую историю» только потому, по сути, что его отметил Эратосфен, а помимо этого, о содержании его работы известно исчезающе мало.130 Эфор выделяется среди других историков нечуждых географии потому, главным образом, что его ценил Страбон.131 Ме-нипп представляется важной фигурой благодаря Маркиану, сохранившему для нас отрывок его сочинения.132 Да и Эвдокс и Тимосфен своей репутацией ключевых географов обязаны, во многом, Эратосфену и Страбону.133

Из числа источников труд Страбона оставался почти неизвестен до V– VI вв. (до Маркиана и Стефана) и потому может считаться сохранившимся почти случайно. Словарь Стефана появился тоже на самом закате античности, поэтому никакого влияния не оказал, да и не был географическим трудом stricto sensu . Сочинение Мелы и карта Певтингера дошли до нас в единственных экземплярах. Тот же Мела и Дионисий Периэгет – авторы известных, но вторичных работ, которые не имели бы шанса войти в нашу «краткую историю», если бы более содержательные труды, лежавшие в их основе, не были утрачены, а их известность – скорее, результат и симптом упадка культуры после II в. Равеннская «Космография» состоит из сухих списков названий, которые не позволяют составить об описываемом даже то общее представление, какое дают Мела и Дионисий.

В итоге из 23 авторов, попавших в список, только 9 имеют для этого достаточно прочные основания, а из них всего 3 – источники:134 Гекатей, Геродот, Эвдокс, Тимосфен, Эратосфен, Полибий, Артемидор, Плиний, Птолемей. Грубо говоря, своим попаданием в нашу «краткую историю» более половины авторов обязаны разнообразным случайностям, а 7 из них (Эфор, Гиппарх, Посидоний, Агриппа, Исидор, Юба, Марин) – всего трём главным источникам (Страбону, Плинию, Птолемею).

Всего от нескольких источников мы критически зависим не только в том, какие географы нам известны, но ещё более в том, какими они известны. Сравнив, например, образы Эратосфена (равно как и любого другого из значимых географов) по данным Страбона, Плиния и Стефана, мы увидим трёх совершенно разных Эратосфенов, и каждый из них сообщит нам больше о Страбоне, Плинии и Стефане, чем об Эратосфене: Страбон – единственный, кто даёт, хотя фрагментарное и часто путанное, но в целом разностороннее и достоверное представление, Плиний интересуется только расстояниями, Стефан – только названиями. Опираясь лишь на Плиния и Стефана, мы бы не имели шанса представить себе того Эратосфена, какой известен нам из Страбона.

С должной осторожностью эти наблюдения следует иметь в виду, оценивая географов, которым не повезло – о которых мы знаем так же мало, как знали бы, например, о Страбоне в случае утраты его «Географии», или о тех, которые известны нам, главным образом, благодаря тому же Страбону.

12.    «Скамья запасных»

Кто из географов в принципе мог бы попасть в первый ряд, но не попал, прежде всего, потому, что ему не так повезло с источниками? Прежде всего – достаточно известные авторы работ широкой тематики и большого объёма. От периода до Эратосфена на такую «скамью запасных» могут быть помещены: Скилак, Филей, Клеон, Эвдокс Родосский (возможно, после Эратосфена). Для периода до Страбона: Мнасей, Полемон, Скимн, Сем, Серапион и Нимфодор (возможно, после Страбона).135 Также Ктесий, Тимей, Деметрий из Каллатиса и Тимаген, как историки нечуждые географии, могли быть не менее важными фигурами, чем Геродот, Эфор и Полибий. Неожиданным образом в ряду авторов самых объёмных трудов, наравне со Страбоном, Артеми-дором и Птолемеем, оказываются также малоизвестные Скимн, Мнасей и Тимаген (рис. 3).

Автор

Время       Чем известен? Почему попал в список?

До Александра

1.    Скилак Кариандский	конец VI в.    Известный путешественник, даже Ге- до н.э.         родот (4.44) и Аристотель (7.13.1-2.1332 b 12) упоминали его, а Авиен и Мар-киан включали в списки значимых географов, ему же приписывали дошедший перипл IV в. до н.э.
2.   Филей Афинский	Периплограф. Авиен и Маркиан включали в списки географов.

3.	Клеон Сицилийский		Периплограф, довольно часто упоминаемый: в списках географов Псевдо-Скимна, Авиена и Маркиана, а также в схолиях к Аполлонию и у Стефана.
4.	Пифей	325–306 гг.	Самый известный мореплаватель ан-
	Массальский	до н.э.	тичности, один из первых географов математического направления. Путешествие вдоль Атлантического побережья Европы к Британии и далее на север. Измерения широт, наблюдения за приливами.
От Эратосфена до Страбона
5.	Эвдокс Родосский	конец III в. до н.э.	Историк, периплограф, включён в список географов у Маркиана.
6.	Мнасей Патарский	конец III в. до н.э.	Объёмный труд (6 или 8 книг), охватывающий весь мир и довольно часто цитируемый.
7.	Полемон Периэгет	II в. до н.э.	Сочинения об отдельных областях и «О реках». Суда приписывает ему «Всемирную периэгесу» (Κοσμικὴ περιήγησις), возможно, объединяя под этим названием отдельные работы.
8.	Скимн Хиосский	II в. до н.э.	Самое большое географическое сочинение античности (не менее 26 книг), о котором сохранилось всего 9 упоминаний у Геродиана, Аполлония Парадоксографа Стефана и в схолиях к Аполлонию.
9.	Сем Делосский	II в. до н.э.	Суда приписывает ему ряд работ об отдельных островах и областях и некие «Периоды».
10.	Серапион Антиохийский	I в. до н.э.	Географ математического направления, упомянут Цицероном наравне с Эратосфеном и Гиппархом, указан в списке источников Плиния рядом с Гиппархом.
11.	Александр	ок. 80–40 гг.	Не менее 17 сочинений о разных
	Полигистор	до н.э.	странах, содержащих гео- и этнографические сведения.
12.	Нимфодор Сиракузский	?	«Перипл Азии» и периэгеса «О достопримечательностях Сицилии».

Известен Плинию, Афинею, Элиану и Стефану.
Историки
11.	Ктесий Книдский	конец V – начало IV вв. до н.э.	Работы или одна и та же работа под названиями «Период», «Перипл» и «Периэгеса» в 3 книгах. Важные географические сведения содержали его известные сочинения «Персика» и «Индика». Часто цитируется.
13.	Тимей из Тавромения	первая треть III в. до н.э.	Авторы объёмных всеобщих историй с географическими экскурсами. Агафархид и Псевдо-Скимн вклю-
14.	Деметрий из Каллатиса	ок. 200– 150 гг. до н.э.	чают обоих в список значимых географов.
15.	Тимаген Александрийский	третья четверть I в. до н.э.	Автор всеобщей истории «О царях». Суда приписывает ему перипл всех морей в 5 книгах.

Таблица 4 . Географы, занимающие «скамью запасных» к «первому ряду».

Если судить с позиций вульгарной наукометрии (только по числу цитирующих источников), то многих из этих авторов (в частности, Скилака, Филея, Клеона, Тимея, Деметрия) можно считать не менее значимыми, чем Эфор, Дикеарх, Менипп, Исидор или Юба, а Мнасей и Нимфодор окажутся наравне с Гиппархом и Посидонием.

Два обстоятельства характеризуют большинство перечисленных авторов не лучшим образом: (1) их обычно обходят молчанием главные источники (Страбон, Агафемер, Плиний);136 (2) их сочинения (во всяком случае, Эвдокса Родосского, Мнасея, Скимна и Нимфодора), судя по фрагментам, были ближе к занимательной парадоксографии, нежели к трудам Эратосфена или Страбона. Тут мы имеем дело с типичной «дилеммой Евтифрона»: наши ли главные источники не цитируют этих авторов, потому что те не вызывали доверия? или мы считаем их незаслуживающими доверия, потому что сведения о них дают только те источники, которые не являются географическими и/или намеренно фокусируются на описании диковин (Афиней, Элиан, схолии к

Аполлонию, отчасти это верно и в отношении Стефана и Суды)?137 Надо иметь в виду, что, если бы, например, труд Страбона не сохранился до V–VI вв., то всё, что мы бы о нём знали – это 5 упоминаний вскользь: 2 у Афинея (о солёной рыбе и ветчине у иберийцев: 3.92, 14.657–658), 2 у Гарпократиона (s.v. Λευκάς, s.v. Λεχαῖον – обе ссылки могут быть глоссами) и у Сократа Схоластика (7.25). В таком случае Страбон ничем бы не отличался для нас от Скимна или Нимфодора.138

То, что Страбон и Агафемер не упоминают таких авторов, как Эвдокс Родосский, Мнасей и Скимн, неудивительно. Страбон следовал жёстким критериям оценки предшественников, и Агафемер, судя по тому, что он упоминал почти тех же авторов, что и Страбон, стоял на схожих позициях. Так, Страбон считал незаслуживающими доверия не только Гелланика, Ктесия и Гекатея Абдерского (1.2.35; 7.3.6; 11.6.3; 12.3.21), и так имевших репутацию фантазёров, но и Геродота, Эвдокса Книдского и Пифея (1.4.3, 5; 2.3.5; 2.4.1; 2.5.8; 3.2.11; 4.5.5; 7.3.1; 11.6.5; 12.3.21). Ситуация с Эвдоксом и Пифеем особенно показательна: современные историки ценят их как математических географов, однако в античности Эвдокс, как географ, был известен, главным образом, сведениями парадоксографического характера, которые у него ничем не отличались о того, что рассказывали Ктесий, Мнасей или Скимн, а Пифей был широко известен, но все крупные географы относились к нему с недоверием.

Всё изложенное показывает, что различие между «первым рядом» и «скамьёй запасных» не было принципиальным. При иных дошедших источниках мы могли бы не заметить разницы между Страбоном и Скимном, Геродотом и Ктесием, Пифеем и Гекатеем Абдерским или двумя Эвдоксами – Книдским и Родосским.139 Нетрудно представить, что в таком случае в наш «первый ряд» могли бы попасть не Дикеарх, Гиппарх и Посидоний, а, скажем, Клеон, Сера-пион и Тимаген. Ещё легче представить, что образованный человек эпохи второй софистики, решив писать о географии, за образец взял бы не Посидония и даже не Эратосфена, чьи труды к тому моменту, возможно, уже были утрачены, но, скорее, Александра Полигистора и Юбу.140

13.    Белые пятна, слепые зоны и недостающие звенья

В истории античной географии лучше всего освещена эпоха до Эратосфена (сразу 5 источников дают списки географов: Эратосфен, Агафархид, Псевдо-Скимн, Авиен, Маркиан). С другой стороны, выделяются два «тёмных века», для которых нам не известно (почти) ни одного крупного географа: от Эратосфена до Гиппарха и от Страбона до Марина с Птолемеем.

Примечательно, как по-разному столетие от Эратосфена до Гиппарха представляют опорные и вспомогательные источники. Единодушие, с которым крупные географы II в. до н.э. (Гиппарх, Полибий, Аполлодор, Артеми-дор), о которых мы знаем из опорных источников (Страбона, Агафемера, Плиния, Стефана), считают своим главным предшественником Эратосфена, убеждает, что в этом столетии едва ли мог скрываться какой-либо достойный упоминания автор, который остался нам неизвестен.141 Однако именно к этому периоду относятся Эвдокс Родосский (?), Мнасей, Полемон, Сем и Скимн, но сообщают о них только источники второго ряда: Элиан, Афиней, схолии к Аполлонию, Маркиан, Суда, отчасти Стефан (знает Мнасея и Скимна) и др.

Столетие между Страбоном и Марином/Птолемеем кажется таким же «пустым», но теперь уже и второстепенные источники не заполняют эту пустоту. Однако если учесть, какими источниками мы располагаем, ситуация не выглядит столь однозначной. От Гекатея и до Птолемея все крупные географы строили свои работы на полемике с наиболее значимым(и) из ближайших предшественников.142 Притом те, кого они полагали таковыми предшественниками, отстояли от них, чаще всего, лет на 50–100.143 Неудивительно поэтому, что ни Эратосфен, ни Страбон, ни Плиний не упомянули своих непосредственных современников. Однако если упущения Эратосфена позволяют восполнить Агафархид, Псевдо-Скимн, Авиен и Маркиан, упущения Страбона восполняет Плиний, то для самого Плиния аналогичного источника уже не нашлось: Птолемей ограничился рассмотрением одного только Марина, а позднеантичные авторы (Авиен, Маркиан, Стефан) склонны были ссылаться уже не на ближайших предшественников, а на наиболее древних и знаменитых.144 Вместе с тем, для поздних авторов Птолемей уже заслонил своих предшественников (прим. 117). В итоге, период между

Страбоном и Птолемеем оказывается для нас в «слепой зоне». Если бы в нём действовал некий крупный географ, у нас почти не было бы шансов узнать о его существовании: источников, сравнимых со Страбоном и Плинием, которые бы специально рассказывали о географах этого периода, не дошло, а второстепенные источники (Афиней, Элиан, отчасти Стефан) не упомянули бы его по той же причине, по какой не упомянули Гиппарха, Серапиона, Посидония и Марина.

Заглянуть внутрь «слепой зоны» возможно через анализ содержания источников. Признаком присутствия в ней скрытых для нас фигур может служить заметный скачок в уровне содержательной сложности между источниками разного времени, который трудно объяснить иначе, чем наличием в наших знаниях о развитии географии пропущенных звеньев. Наши основные источники I–II вв. н.э. (Агафемер, Страбон, Помпоний Мела, Плиний, Дионисий) в этом отношении ничем существенно не превосходят утраченные работы географов III–I вв. до н.э., на которых они и ориентируются (Эратосфен, Артемидор, Посидоний, Исидор и др.), а отчасти даже и авторов эпохи классики, сведения которых они часто используют (Геродот, Эвдокс, Эфор). Скачок наблюдается только в одном случае – если сравнить работы всех перечисленных авторов или, в частности, Страбона, как их наиболее выразительного представителя, с «Географией» Птолемея. Разрыв между ними столь велик, и в методах, и просто в объёме, что ответственность за него трудно возложить на одного лишь Птолемея и его alter ego Марина.145 Если где-то и могли быть недостающие звенья в наших знаниях о развитии античной географии, то, скорее всего, в интервале между Страбоном и Птолемеем. Неудивительно поэтому, что именно Птолемей приводит имена сразу 9 географов и путешественников, не упомянутых более никем.

14.    «Неизвестные неизвестные»

Проведённый выше анализ цитируемости отдельных авторов склоняет к выводу, что традиция античной географической литературы была весьма стабильной и герметичной. Так, вероятность того, что автор, связанный с географией, раз уж он упомянут в одном источнике, окажется упомянут и во втором, составляет около 70%, и 50% – что будет упомянут ещё и в третьем (раздел 9). Стефан Византийский – который упоминает больше авторов, связанных с географией, чем любой другой источник, и тем самым подводит итог всей тысячелетней истории античной географии – чаще всего цитирует, в целом, тех же авторов, что и Эратосфен и Страбон за 500–750 лет до него (разделы 6–7). Другие поздние источники – Авиен, Маркиан и Суда – даже когда упоминают имена или сочинения, неизвестные нам иным путём, черпают их тоже из эпохи классики и эллинизма.

На этом фоне, явная склонность источников эпохи империи (Мелы, Плиния, Дионисия Периэгета, Гонория и др.) описывать реалии далёкого про-шлого,146 с одной стороны, а также известность таких географов, как Гекатей, Эвдокс, Артемидор, и значительное число фрагментов их сочинений, с другой, дают основание ожидать, что в источниках удастся выявить влияние этих географов.147 Иногда эти ожидания оправдываются: так, у Дионисия Периэгета отчётливо прослеживается влияние Эратосфена, Посидония и некоторых более ранних авторов.148 Однако чаще с известными географами в источниках удаётся связать, в лучшем случае, отдельные детали.149 Это означает, что, если источники и опирались на географов далёкого прошлого, то, скорее, на тех, которые нам мало- или совсем не известны.

Более того, вопреки ожиданиям, есть основания полагать, что пять важнейших источников (Мела, Плиний, Птолемей, Авиен, Равеннат) опирались в значительной мере не на тех авторов, которых они сами цитируют, а на каких-то иных, не поддающихся идентификации. У Мелы выделяются две фазы в развитии его представлений о форме и границах ойкумены, причём на ранней фазе определяющее влияние на него оказал неизвестный источник (Shcheglov 2007). Ссылки Плиния на других географов, за редким исключением, не связаны с остальным текстом, представляя собой, скорее, вкрапления в более или менее однородную ткань основного описания. В этом отношении Плиния можно определить как «обманчивый» источник – такой, который ссылается на одних авторов, но реально использует других (Щеглов 2008). У Птолемея значительная часть материала восходит, с большой вероятностью, не к Марину, которого тот называет своим главным источником, но к неназванным напрямую «хорографиям», дававшим более детальные сведения об отдельных регионах (Isaksen 2011; Щеглов 2014). Авиен опирается, по общему признанию, на не поддающийся идентификации источник эпохи эллинизма или ранней империи, из которого он заимствует ссылки на, как минимум, 11 авторов, перечисленных им во введении (Roller 2022, 122–123). Некоторые исследователи предполагают, что значительная часть сведений Авиена восходит к ещё более раннему и также неизвестному источнику.150 Равеннский аноним цитирует источники на удивление часто, однако, по общему мнению исследователей, главным источником ему послужила некая ни разу им не упомянутая карта, схожая с картой Певтингера (Lozovsky 2018). Последняя также имела длительную предысторию, которая, однако, прямо нигде не отражена, а только реконструируется через сопоставление с другими источниками (Rathmann 2020). Этим наблюдениям созвучен тот факт, что значительная доля позднеантичного корпуса «малых географов» – это сочинения, которые остальные источники вообще или почти не упоминают.151 Всё изложенное склоняет к подозрению, что такое разделение – цитировать известных авторов, но притом молчаливо использовать сведения малоизвестных – было, скорее, общей тенденцией для географов, по крайней мере, эпохи империи. Образно говоря, наш корпус географических источников и круг авторов, известных только по цитатам, в значительной мере – как замок, запирающий большую часть имеющихся у нас знаний, и ключ, который к нему, однако, не подходит.

Таким образом, если подойти к истории античной географии со стороны дошедших источников, то вывод о её стабильности и герметичности, основанный на анализе цитируемости, оказывается подорван. Анализ сведений минимум трёх источников (Мела, Плиний, Птолемей) вновь указывает на наличие в I–II вв. неизвестных нам географических работ.

Выводы

Насколько же история античной географии, какой она была доступна современникам, могла отличаться от того, какой она известна нам, если ввести поправку на специфику источников?

• (1)    Анализ корпуса источников и авторов, известных только по цитированиям, дают существенно разные ответы. По мере того, как фокус смещается с отдельных источников сначала к кратким спискам наиболее значимых, а затем и к наиболее полным спискам упоминаемых географов, оценка, к которой склоняет рассматриваемый материал, меняется диаметрально. С одной стороны, обращение к отдельным источникам (как ключевым - Страбону, Плинию, Птолемею, Стефану, так и не самым важным) демонстрирует нашу критическую зависимость от них, убеждая, что их утрата или появление нового сопоставимого с ними источника могли бы изменить наши представления кардинально. Сравнение кратких списков наиболее значимых имён (списка Эратосфена с Агафархидом, Псевдо-Скимном, Авиеном и Маркиа-ном или списка Страбона с Плинием, Маркианом и Стефаном) показывает, что представления самих античных географов об истории географии различались так же существенно, и что в оценке значения отдельных географов мы критически зависим от мнения нескольких ключевых источников (Страбона, Плиния, Птолемея). Только в оценке самых знаменитых географов (Ге-катей, Эратосфен, Артемидор, Птолемей) среди их античных коллег имел место относительный консенсус. Это даёт основания полагать, что появление любого нового источника, сравнимого по информативности с имеющимися, неизбежно бы существенно изменило наши оценки остальных географов. С другой стороны, сопоставление наиболее полных списков географов (упомянутых у Страбона, Плиния, Стефана и в схолиях к Аполлонию), равно как и анализ распределения географов по частоте цитирования в источниках, склоняют к выводу, что нам известны, по меньшей мере, имена большинства географов, пользовавшихся известностью в античности. Это противоречие отчасти снимается тем, что рассмотрение ряда ключевых источников (Мела, Плиний, Птолемей, Авиен, Равеннат, корпус «малых географов») позволяет подозревать, что аналогичное расхождение между цитированием и реальным использованием источников было присуще уже самим географам эпохи империи: цитироваться продолжали наиболее известные авторы, но сведения черпались часто из иных источников, остающихся неназванными.

• (2)    Важное наблюдение, косвенно характеризующее степень полноты и репрезентативности наших знаний об античных географах, состоит в том, что, при разделении их, по какому бы то ни было критерию, на более значимых и менее значимых, получающиеся группы количественно описываются схожими величинами. Так, географов, описывавших весь мир, известно 66, а описывавших конкретные путешествия - 54, отдельные страны - 44. В списках наиболее значимых географов оказываются 47 имён, а имён, упомянутых

всего единожды, насчитывается 53. Наши наиболее информативные «опорные» источники (Эратосфен, Страбон, Стефан) упоминают каждый чуть менее 50% географов известных нам для соответствующих периодов. Из 24 авторов и источников, которых мы отнесли к фигурам условного «первого ряда», 15 могли бы выпасть, если бы нам меньше повезло с источниками, но «скамья запасных» из тех авторов, которые имели бы шанс занять их места, насчитывает тоже около 15 имён. Точность всех этих оценок условна, реальное значение имеет общее соотношение между ними, которое едва ли может сильно измениться при иных способах подсчёта. Ни по одному из критериев не выявляется такого скрытого резерва, чтобы из него, если бы нам больше повезло с источниками, могло бы появиться заметное число незаслуженно забытых авторов.

• (3)    Ситуация с тем, какой представляют себе историю географии разные источники (в форме списков значимых географов), неоднозначна. С одной стороны, устойчивого «канона» общепризнанных географов не выявляется. Между имеющимися историографическими списками расхождений больше, чем совпадений. С другой, прослеживается преемственность, связывающая наиболее значимые источники¹⁵² и наиболее известных географов, на которых те ссылаются,¹⁵³ тогда как географов, считающихся второстепенными, упоминают обычно только второстепенные источники.

• (4)    Наши главные источники по истории географии (Агафемер = Эратосфен, Страбон, Плиний) почти не упоминают своих непосредственных современников, и восполнить их упущения удаётся только благодаря более поздним источникам. Такая цепочка неизбежно должна была где-то прерваться вместе с общим упадком античности. Так, если упущения Страбона выявляются благодаря Плинию, то источника, который мог бы выявить упущения Плиния, уже не находится. Между тем, именно за столетие от Страбона до Птолемея в географии происходит качественный скачок, а главные географы этого периода (Мела, Плиний, Птолемей) черпали сведения из неназванных ими источников. Это всё позволяет подозревать, что, если в античности и остались неизвестные нам авторы, внёсшие в развитие географии существенный вклад, то искать их следует в «слепой зоне» между Страбоном и Птолемеем.

Дополнительные материалы к статье: