Духовная цензура служб и акафиста иконе Божией Матери «Знамение» Курская Коренная в синодальный период

Икона Божией Матери Курская Коренная «Знамение» является в настоящее время особо почитаемой святыней как в России, так и в Русской Православной Церкви Заграницей. В 2025 г. исполняется 730-летие обретения иконы. Считается, что особое почитание образа началось в кон. XVI в. (см.: [Нечаева, 2015, 459]), когда по указу царя Феодора Иоанновича в 1597 г. на месте обретения иконы была основана мужская пустынь — Курская Коренная в честь Рождества Пресвятой Богородицы (см. подр.: [Кочетов, 2015]).

Поскольку в названии статьи упомянуты не только службы, но и акафист этой иконе, следует отметить, что крупнейшим специалистом-акафистоведом являлся профессор Казанской духовной академии Алексей Васильевич Попов, который в нач. XX столетия написал, в 1903 г. опубликовал (см.: [Попов, 1903]) и в 1904 г. защитил диссертацию на соискание степени доктора богословия по истории написания и издания акафистов «Православные русские акафисты, изданные с благословения Святейшего Синода: История их происхождения и цензуры, особенности содержания и построения». В настоящее время работа переиздана с дополнениями и уточнениями, касающимися современного положения дел в этой области [Попов, 2013]. К сожалению, просмотр переизданного исследования показал, что в этой работе нет никаких сведений об акафисте иконе Божией Матери «Знамение» Курская Коренная — ни за дореволюционный период, ни за современный. И это при том, что в статье в «Православной энциклопедии», посвященной истории иконы, имеется ссылка на акафист, составленный игум. Иасоном1 еще в дореволюционный период, а также указываются некоторые акафисты, существующие на данный момент [Нечаева, 2015, 460].

Работа в фонде Св. Синода (РГИА. Ф. 796) позволила выявить целых три дела, описывающих три попытки провести через духовную цензуру и опубликовать как службу, так и акафист чудотворному образу Пресвятой Богородицы. Первое дело произошло в 1893-1894 гг., второе — в 1902 г., и третье — в 1912-1913 гг. Причем не только очень любопытно, но и чрезвычайно важно, что в последнем деле приведены справки, из содержания которых следует, что до 1912 г. других попыток издать службу или акафист данной иконе не было. Также с большой долей вероятности можно предположить, что и после 1912 г. таких попыток уже не было, т. к. последнее, третье дело окончательно было завершено только ближе к кон. 1913 г. Затем последовала Первая мировая война, и на повестке дня оказались уже совершенно другие вопросы и заботы. Иными словами, содержание данных трех дел и составляет всю историю попыток издать службу и акафист иконе Божией Матери «Знамение» Курская Коренная в дореволюционный период.

Из материалов первого дела следует, что уже в 1893 г. советником Курского губернского управления Титом Иоильевичем Вержбицким была составлена служба. Полное название этой рукописи следующее: «Служба Пресвятей, Пречистей и Преблаго-словенней Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии в честь Ея чудотворныя иконы, именуемыя: Знамение Пресвятыя Богородицы Курския Коренныя». Об авторе известно, что он происходил из бедной священнической семьи Подольской губернии. Не доучился в духовном училище, однако смог подняться по карьерной лестнице по ведомству Министерства внутренних дел, заняв должность полицмейстера. Через некоторое время он переехал в Курск, где сначала служил также полицмейстером, а затем судебным приставом, стряпчим, советником губернского правления, секретарем Губернского статистического комитета, а также редактором «Курских губернских ведомостей». Современные исследователи характеризуют его как плодовитого и просвещенного историка-любителя (см.: [Щавелёв, 2009, 76–77]). Для данной истории одним из важных моментов биографии автора является его происхождение из духовного сословия.

Текст службы Т. И. Вержбицким был представлен на рассмотрение в Санкт-Петербургский духовный цензурный комитет. Однако, видимо, произошла какая-то заминка, и комитет долго не отвечал составителю о своем решении. Тогда, чтобы ускорить процесс, к товарищу обер-прокурора Св. Синода Владимиру Карловичу Саблеру 5 октября 1893 г. обратился градоначальник Санкт-Петербурга Виктор Вильгельмович фон Валь. Казалось бы, какое дело столичному градоначальнику до Курской святыни? Однако из биографии этого государственного деятеля выясняется, что он с февраля 1889 г. по май 1892 г. занимал должность курского губернатора (см.: [Шилов, 2008, 30]). Более того, именно фон Валь пригласил Вержбицкого в Курск (см.: [Щавелёв, 2009, 77]). Скорее всего, они познакомились еще гораздо раньше, когда фон Валь являлся подольским губернатором — в период с июля 1884 г. по июнь 1885 г. (см.: [Шилов, 2008, 30]).

После обращения столь высокого представителя власти в начале следующего года, 8 февраля, столичный духовный цензурный комитет сообщил в Св. Синод, что данную рукопись он считает возможным пропустить к печати. Рассматривавший текст службы цензор архим. Василий (Греков), согласно тексту отношения Санкт-Петербургского духовного цензурного комитета, «нашел, что она написана довольно правильным церковно-славянским языком, составлена согласно требованиям, до церковных песнопений относящимся и удовлетворительна по содержанию, а потому и предлагал одобрить ее к напечатанию» (РГИА. Ф. 796. Оп. 175. Д. 3089. Л. 1–1 об.). Архимандрит Василий был недавно назначен на должность цензора, а поэтому еще не обладал достаточным опытом и авторитетом, чтобы дерзновенно отказать автору и его высокопоставленному покровителю. Возможно, именно поэтому он и пропустил к печати текст рукописи, к которой, как видно из последующей истории, у священноначалия возникли вопросы. Кроме того, архим. Василия современники характеризовали как всегда ласкового и приветливого священнослужителя, всегда готового помочь всем, кто обращался к нему по делам печати (см.: [Прибавления, 1896, 978]).

Теперь службу должен был, согласно действовавшему Уставу духовной цензуры, рассмотреть и одобрить Св. Синод.

В это же время, 13 февраля 1894 г., упомянутый выше градоначальник Виктор Вильгельмович фон Валь вновь обратился к В. К. Саблеру с просьбой помочь в скорейшем и, разумеется, положительном разрешении данного вопроса: «Получив ныне сведения, — пишет В. В. фон Валь, — что упомянутая служба признана духовной цензурой полезной, одобрена и представлена на утверждение Святейшего Синода, обращаюсь вновь к Вашему Превосходительству с покорнейшей просьбой не отказать в содействии к возможно скорейшему и благоприятнейшему исходу означенного дела и о последующем почтить меня уведомлением» (РГИА. Ф. 796. Оп. 175. Д. 3089. Л. 4–4 об.).

Казалось бы, учитывая статус заинтересованных лиц, а также одобрение рукописи комитетом, вопрос об издании службы должен был быть решен в кратчайший срок и в выгодном для просителей ключе. Однако все произошло иначе. Как следует из материалов дела, из синодальной канцелярии отношение комитета и текст рукописи были направлены на рассмотрение сначала митрополиту Киевскому и Галицкому Иоанникию (Рудневу). После этого рукопись дополнительно проверял митрополит Московский и Коломенский Сергий (Ляпидевский). Наконец, на заседании 24 марта 1894 г. Св. Синод рассмотрел данное дело. Главным пунктом стал «словесный о достоинствах сей рукописи отзыв члена Святейшего Синода преосвященного митрополита Московского Сергия» (РГИА. Ф. 796. Оп. 175. Д. 3089. Л. 3). Именно устный отзыв московского митрополита оказался решающим, и в итоге Св. Синод «ходатайство о напечатании означенной рукописи» отклонил (РГИА. Ф. 796. Оп. 175. Д. 3089. Л. 3). Ни из текста указа, ни из других документов, содержащихся в деле, неизвестно, что именно вызвало критику высокопреосвященного цензора.

Итак, духовный цензор архим. Василий (Греков) или под давлением со стороны представителей высшей светской и церковной власти (чтобы не конфликтовать), или в силу своей доброты и снисходительности (возможно, представленный текст действительно был неплохим по своему содержанию) одобрил текст службы. Члены же Св. Синода, особенно учитывая тот факт, что текст рассматривали сразу два митрополита, решили на своем уровне рукопись запретить. Если же принять во внимание то обстоятельство, что в Российской империи Святейший Правительствующий Синод был в том числе главным цензурным органом, а также и высшей апелляционной инстанцией по духовно-цензурным вопросам, то никакой возможности пересмотреть синодальное решение не было.

Дело 1902 г. оказалось не таким большим, как предыдущее и особенно последующее. 5 апреля 1902 г. из столичного духовного цензурного комитета в Св. Синод поступило отношение, из содержания которого следовало, что на рассмотрении цензуры находилась следующая рукопись: «Служба (с акафистом) Пресвятой Богородице в честь и память явления чудотворныя иконы Ея Знамения, нарицаемые Курския». Рассматривавший рукопись архим. Антонин (Грановский), впоследствии известный обновленческий деятель, нашел возможным одобрить ее к напечатанию, т.к. рассмотренные им богослужебные тексты отличались, по его словам, «колоритностью содержания, стильною помазанностью изложения и согревающею теплотою одушевления» (РГИА. Ф. 796. Оп. 183. Д. 4522. Л. 1).

Св. Синод, где первенствующим членом в это время был митр. Антоний (Вадков-ский), в определенной степени покровитель несколько взбалмошного архим. Антонина, вынес отрицательное решение без каких бы то ни было объяснений. Итоговое решение было максимально лаконичным: «ходатайство о разрешении к напечатанию сей рукописи отклонить» (РГИА. Ф. 796. Оп. 183. Д. 4522. Л. 2). При этом в деле не указан ни составитель этих богослужебных текстов, ни синодальный рецензент, если таковой вообще был.

Ситуация становится более понятной из третьего дела, где находится подробное письмо от 1 сентября 1912 г. игум. Иасона на имя князя Николая Давидовича Жева-хова, тогда старшего делопроизводителя Государственной канцелярии, впоследствии товарища обер-прокурора Св. Синода и автора довольно любопытных и в определенной степени предвзятых воспоминаний (см. подр.: [Фирсов, 2008]). Из текста письма видно, что за некоторое время до того князь Жевахов посещал Глинскую пустынь, встречался с о. Иасоном, который, как становится понятно, не только был автором службы с акафистом, представленных в цензурный комитет в 1902 г., но и до сих пор не терял надежды издать свою рукопись. Вот что о. Иасон сообщает в письме:

Я тогда осмелился просить Ваше Сиятельство принять мой убогий труд в Ваше попечение, провести его в печать и Синодальное разрешение для местного богослужения. Рукопись эта была уже исправлена и одобрена старшим цензором Петербургского духовного цензурного комитета (в то время цензором состоял Архимандрит Антонин в 1902 году ныне епископ) и была представлена в Синод, но к прискорбью вследствие некоторых сложившихся в то время обстоятельств, не была допущена к печати. Посылаемая мной печатаная на машинке рукопись, перепечатана с рукописи, которая была исправлена старшим цензором того время. Вероятно и эта рукопись будет подвергнута цензуре, да, это в порядке вещей и если потребуется какая-либо переделка; то я вполне согласен. Передавая этот мой убогий труд в распоряжение Вашего Сиятельства, верую что Царица Небесная озарит Вас своею благодатию, внушающею Вам действовать сообразно с Ея св. волею для умножения славы Ея (РГИА. Ф. 796. Оп. 195. Д. 1163. Л. 3–3 об.).

Далее о. Иасон, прощаясь, призывает благословение Господне на князя. Однако, возможно, предчувствуя, что и на этот раз дело может закончиться провалом, он добавляет: «Быть может, не лучше ли этот мой труд пожертвовать в пользу Святейшего Синода? На что я согласен; решить это вполне полагаюсь на мнение Вашего Сиятельства» (РГИА. Ф. 796. Оп. 195. Д. 1163. Л. 3 об.). Другими словами, игумен готов был отказаться от авторских прав в пользу Св. Синода, только бы служба с акафистом были опубликованы.

Что касается о. Иасона, то, с одной стороны, известно, что он является автором нескольких брошюр, посвященных старцам Глинской пустыни («Сказание о жизни и подвигах блаженной памяти старца схиархимандрита Илиодора, подвизавшегося в Глинской пустыни» (М., 1906); «Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни старец монах Мартирий» (Курск, 1910); «Подвижник Глинской Рождество-Богородицкой пустыни схимонах Евфимий» (Курск, 1910) и др.). С другой стороны, о его биографии известно не очень много. Так, в одном из биографических очерков сообщается, что он родился в Харьковской губернии, в 1863 г. в молодом возрасте поступил в Глинскую пустынь. В 1892 г. он уже был иеромонахом, а в 1903 г. был назначен наместником Курского Знаменского монастыря. Как долго продолжалось это его служение в новом для него монастыре, сказать достаточно сложно. Точно так же непросто и ответить на вопрос, что он делал в Глинской пустыни, когда ее посещал князь Жевахов. Возможно, он уже к этому времени был возвращен в родную обитель из Курска и проживал там среди братии, но в сане игумена, которого был удостоен в 1904 г. (см.: [Иоанн Маслов, 2009, 525–526]). Возможно, он просто посетил родную обитель в частном порядке или по приглашению настоятеля.

Письмо о. Иасона, а также саму рукопись в виде машинописи князь Жева-хов переслал товарищу обер-прокурора Св. Синода Петру Степановичу Даманскому. В письме князь просит: «Не откажите исполнить мою ... (неразборчиво. — Д. К. ) просьбу — дать движение прилагаемой при сем рукописи, переданной мне о. игуменом Глинской пустыни Иассоном, ходатайствующим об облегчении ее в Синодальной типографии за Синод[альный] счет. Мне трудно, ввиду моей неосведомленности, говорить о значении этой рукописи, но, если таковое будет признано — то не откажите порадовать благочестивого старца и ублажить (не точно. — Д. К. ) его исполнением его смиренной просьбы» (РГИА. Ф. 796. Оп. 195. Д. 1163. Л. 1).

После наведения всех необходимых справок, о которых говорилось выше, рукопись была вновь направлена на рассмотрение в Санкт-Петербургский духовный цензурный комитет. Однако на этот раз рассматривавший ее цензор архим. Александр (Григорьев) был гораздо более строг, чем десять лет тому назад архим. Антонин (Грановский). Архимандрит Александр, занимавший пост цензора с 1902 по 1915 гг., сам был автором нескольких сочинений. Впоследствии он будет участником Поместного Собора 1917–1918 гг. (см.: [Документы, 2024, 43–44]).

По словам о. Александра, «Служба и Акафист в честь чудотворной Курской иконы Богоматери» были весьма неудовлетворительны по своему изложению. Для доказательства этого вывода в качестве образца духовный цензор выписал дословно стихиру на «Слава и ныне» на «Господи, воззвах» на великой вечерне. В ней автор прославляет известное чудо при взрыве в храме в 1898 г., где помещалась икона. Вот как звучал текст этой стихиры: «В силе огнебурнаго стремления, жупельным пламенем храм Твой на-полняющаго, громопламенною яростию все сокрушающаго, егда объяша пламенномет-ныя стрелы сень Твою, Владычице: столпосень всколебашеся, камень и железо разседа-шеся и скиния Твоя разрушашеся. Тогда святую Твою икону, Дево Пречистая, посреде пламене и разрушения неврежденну показала еси, яко стену необоримую и источник чудес неизсякаемый, во спасение душ наших» (РГИА. Ф. 796. Оп. 195. Д. 1163. Л. 7). Итоговое суждение цензора было максимально строгим и безальтернативным: «Все остальные тропари, кондаки и стихиры (а равно и акафист), страдают малограмотностью. В виду таких крупных недостатков, рассмотренные мною службу и акафист не могу одобрить к печати» (РГИА. Ф. 796. Оп. 195. Д. 1163. Л. 7–7 об.).

Рукопись была возвращена в Св. Синод, который на основании отзыва цензора вынес свое отрицательное решение определением от 13 ноября (7 декабря) 1912 г. за № 10615 (РГИА. Ф. 796. Оп. 195. Д. 1163. Л. 8).

Казалось бы, на этом дело должно было быть закрыто. Однако, видимо, учитывая статус просителя, данная рукопись неофициально, т. к. никакого официального синодального указа или отношения обер-прокурора в деле нет, была передана на рассмотрение известному редактору и цензору «Троицких листков», т. е. человеку весьма опытному в издательском и редакционном деле, — архиеп. Никону (Рождественскому) (см.: [Карпук, 2023а]). Кроме того, в 1913 г. архиеп. Никон был назначен председателем только что образованного Издательского совета при Св. Синоде, который должен был заниматься в том числе изданием богослужебной литературы (см.: [Карпук, 2021; Карпук, 2023б]). Другими словами, владыка Никон мог быть заинтересован, если текст в действительности был приличным, пропустить его к печати.

Однако, к сожалению для просителей, ответ архиерея, написанный едва ли не на клочке бумаги, что говорит о неофициальности отзыва, также был отрицательным. На листке бумаги карандашом было написано несколько строк: «Жаль, что автор, после переписки, не перечитал и не исправил описок и ошибок. Служба и акафист требуют значительных исправлений как в слав[янском] языке, и изложении, а для сего следует передать знатоку слав[янского] языка, наприм[ер,] справщику С[и-нодальной] типографии Чуриловскому» (РГИА. Ф. 796. Оп. 195. Д. 1163. Л. 9). Записка в канцелярии была получена 28 октября уже следующего 1913 г. Только после этого, т. е. когда все средства и способы пройти духовную цензуру были исчерпаны, князю Жевахову была отправлена бумага от 30 октября 1913 г. с отказом, выраженным в максимально мягкой форме, помочь в просьбе. Согласно рекомендации архиеп. Никона, князю было предложено обратиться к упомянутому справщику Чуриловскому (РГИА. Ф. 796. Оп. 195. Д. 1163. Л. 10). О последнем известно, что его звали Николаем Фавстовичем и что в рассматриваемое время, будучи справщиком Синодальной типографии в Петербурге, он работал в Комиссии по исправлению богослужебных книг (1907–1917) (см.: [Кравецкий, Плетнева, 2001, 80, 92, 112, 117, 122, 294–295]). Скорее всего, учитывая, что буквально спустя полгода после окончательного завершения данного дела началась Мировая война, рукопись Чуриловскому так и не была передана. Впрочем, это только предположение.

Подводя итог, отмечаем, что в последние десятилетия синодального периода было предпринято две попытки издать службу иконе Божией Матери Курская Коренная и один раз — акафист. При этом в первых двух случаях цензоры были вполне благосклонны, однако запрет следовал со стороны Св. Синода. В третьем случае запрет последовал не только со стороны духовного цензора — официальный, но и архиеп. Никона (Рождественского) — неофициальный. Обстоятельства данного дела в очередной раз показывают субъективность духовно-цензорского контроля, когда, например, один цензор разрешает, а второй тот же самый текст, да еще и с исправлениями, — запрещает. Кроме того, в то или иное «цензурное дело» могли быть вовлечены не только авторы, издатели и собственно цензоры, но и представители высших церковных и политических кругов, что в определенной степени оказывало давление на принятие объективных решений. Также необходимо констатировать, что вплоть до настоящего времени нет официально утвержденного и разрешенного текста акафиста иконе Божией Матери «Знамение» Курская Коренная, несмотря на большое почитание этой святыни православными христианами как в России, так и далеко за ее пределами.