Феномен материнства в традиционной культуре бурят

Изучение феномена материнства становится наиболее актуальным в настоящее время. Поскольку современное общество задает новые социальные нормы для подрастающего поколения девушек, в которых освоение одной из главных ролей женщины – роли матери – перестает занимать основное место в смысложизненных ориентациях современных девушек, что в итоге приводит к снижению уровня психологической готовности к материнству, а то и к полной психологической неготовности к материнству. Проблемами материнства занимаются специалисты многих наук. Актуальность таких исследований теперь уже не нуждается в дополнительном обосновании. Полученные в исследованиях материалы о влиянии материнского поведения и отношения на развитие личности ребенка во всех возрастах говорят сами за себя.

Анализу феномена материнства свои исследования посвятили И.C. Кон, М. Мид, Э. Эриксон, В.С. Мухина, Н.П. Коваленко, Г.Г. Филиппова и др., в которых институт материнства рассматривается «как исторически обусловленный, изменяющий свое содержание в процессе эволюции общества» [10]. Исследования этнокультурных вариантов материнства говорят «о различиях в типах семьи, детства и ценностей, принятых в исследуемой культуре. Интерес представляют особенности распределения материнских функций в разных культурах, варианты материнского поведения и отношения к ребенку, на разных возрастных этапах, которые обеспечивают формирование личностных качеств, необходимых в данной культуре» [1]. Мы же обратимся к анализу феномена материнства в традиционной бурятской культуре.

Особое место в жизни женщины принадлежит роли матери, «а высшим воплощением женского начала в традиционной культуре считается образ материнства». Многозначность материнского пространства в культуре бурят, как отмечает Николаева Д.А., «обусловлена осмыслением роли и места женщины в мифологическом сознании бурят» [8].

Многие исследователи бурятской культуры отмечали высокий статус матери. «Мать выполняла основные воспитательные функции в семье: следила за поведением молодых членов семьи, обучала детей и внуков элементарным трудовым навыкам, прививала нормы и этикет внутрисемейных и общественных отношений. Мнение хозяйки дома имело большое влияние не только внутри своей семьи, но и во всем кругу ближайших родственников. Ее голос всегда принимался в расчет, а иногда был решающим при распределении семейного имущества, заключении брака ее детей и т.д. Мать почитали как священную сокровищницу, приносящую благополучие» [9]. Недаром в памятнике народной педагогики «Зерцало мудрости…» особым пунктом выделено отношение к матери [5]:

«…Коли мать прогневишь,

То ничем не согреть

Охладевшей души…

Коли мать огорчишь,

Не развеять ничем материнского горя…» (стих 2540)

Народ по достоинству оценивал высокие нравственные начала в женщине, ее внутреннюю красоту и силу, которые она передавала детям. Согласно Д.А. Николаевой, «значимость материнского статуса в структуре семьи и общества опирается не только на репродуктивные способности женщины иметь детей, но обращается к архаическим верованиям древних бурят. В соответствии с мифологическими представлениями мать в качестве хранительницы домашнего очага и чадородия выполняла ряд сакральных функций, способствующих благополучной реализации жизнедеятельности семьи и рода. Несомненно, основным было материнское начало и, соответственно, выполнение порождающих функций. И здесь следует отметить то, что именно с ней связывается формирование такого социального института как семья, что в принципе является архетипом традиционной культуры» [8].

У бурят сохранилось представление о генетическом наследии именно по линии матери. Актуальность этой темы отражена в пословицах и поговорках: «Не садись в глубине юрты, у которой дверь плоха. Не бери в жены девицу, у которой мать плоха»; «Руби дерево острым топором. Породнись с человеком из хорошего рода» . Буряты придавали огромное значение генетически качественному наследию невестки. Заветной мечтой каждого бурята было иметь здоровое потомство, а потому большое значение придавали удха (корень, происхождение) девушки «не было ли среди предков умалишенных, хронически больных, бездетных, пьяниц, калек» [2]. «При выборе невестки в первую очередь обращали внимание на ее физическое здоровье, ум, сообразительность, и только в последнюю очередь - на внешность. Девушка, соответствовавшая требованиям, ценилась очень высоко, независимо от её социального происхождения. В силу того, что забота о благополучном потомстве и умелом ведении хозяйства играла немаловажную роль, состоятельные буряты нередко брали себе невестку с «хорошими качествами» из бедной семьи. Считалось, что от свойств невестки напрямую зависело будущее всего рода». Сохранились представления о влиянии определенных черт и качеств женщин на характерные особенности бурятских родов: «От спокойной женщины родившийся бухут . От умелой женщины родившийся шарат. От красивой женщины родившийся готол» [7]. Многие названия бурятских родов произошли именно по материнской линии. «Женщины, выполняя воспроизводящую функцию, выступали хранительницами сулдэ (душ) детей и животных как в качестве природного вместилища (материнское чрево), так и моделированного через женские атрибуты (одежда, украшения, утварь). В первую очередь к ним относятся украшения, которые отличаются обилием, многосоставностью и многокомпонентностью». Их внешний вид и ношение на груди как раз символизировало заключение в них и хранение «душ детей и животных». «Шум и звон, издаваемые украшениями при исполнении ритуальных танцев во время обрядов, символизировали активизацию и стимулирование репродуктивную основу женщин, которые в данный момент являлись воплощением божества женского шаманства. Репродуктивной энергетикой обладала и одежда матери. Бездетные женщины брали на время какой-либо предмет одежды рожавшей ранее женщины, надеясь приобрести плодовитость его владелицы. В бурятском мифе от матери зависит не только рождение героя, его воспитание и дальнейшая судьба, но даже формирование пола ребенка. С женщиной также связано воспроизводство материального благополучия дома. При выборе невестки важное значение придавали умению вести домашнее хозяйство, которому обучали девочек с самого раннего детства. От умения справляться с домашним хозяйством зависело уважение в обществе не столько молодой невестки, сколько ее семьи, особенно ее матери. Это связано с тем, что вся женская работа ассоциировалась с репродуктивной символикой, поскольку именно женская атрибутика имеет пронимальные знаки, использование которых предполагает погружение/протаскивание/порождение: полая утварь (посуда, корыта, бадьи, ступа и др.), к этому ряду также относятся многочисленные женские украшения и даже структура строения жилища» [3].

С матерью также связано выполнение магической охранительной функции, направленной на защиту потомства. К нему можно отнести не только юроолы (торжественные песнопения) , исполняемые по праздникам, и ежедневные обращения к божествам, но даже регулярное исполнение колыбельных песен. Считалось, что эти песни через мелодию, интонацию, ритм, и текст, способствовали формированию, с одной стороны, психического здоровья («несчастный человек не слышал колыбельных песен матери»), а с другой, - моделировали будущее ребенка.

Особым образом почиталась материнская физиология. Например, «материнское молоко считалось эрдэни (драгоценность). Буряты полагали, что дети, которые не питались материнским молоком, вырастают бездуховными и безнравственными людьми. И наоборот, те дети, которые долго питались молоком матери, обычно вырастают не только здоровыми и устойчивыми к разным болезням, но любящими и сострадательными не только к своим матерям, но и к другим людям» [4]. В бурятском героическом эпосе материнское молоко обладает чудодейственным свойством, поддерживая силы богатырей:

«Мать, выйдя вслед за ним,

Молоком грудным побрызгала,

Благословив его, осталась...» [6].

К охранительному ряду можно отнести и волосы женщины, считалось, что если она обрежет волосы, то ее муж скоро умрет, если обрежет их во время беременности, то век ребенка будет коротким. Замужняя женщина не показывала волосы никому, в том числе мужу. Об уровне их сакральности говорит тот факт, что даже процедура расчесывания волос превращалась в церемонию. «Расчесывалась она только за занавеской, причем, сняв головной убор, она расчесывала одну половину волос, прикрывая второй рукой другую половину» [3].

С женщиной связывалось и понятие защиты благополучия дома, домашнего очага, о чем свидетельствует целый ряд предохранительных мер и обрядов, совершаемых хозяйкой дома в этих целях. Для того чтобы обладать полномочиями охранителя благополучия дома, молодая невестка во время свадебной церемонии обязательно проводила обряд угощения духов домашнего очага в домах родственников мужа: «кормлением хозяина очага в каждом доме она умилостивляла хозяина родового очага, родовых божеств». В послесвадебной обрядности невестка демонстрировала умение общаться с духами огня очага рода мужа, у которого будет просить чадородие. После чего она совершала ежедневные «брызгания» этим духам для призывания счастья и благоденствия своему дому [7].

Вместе с тем, в случае не реализации материнства, с женщиной связывалось много страхов и суеверий. Например, считалось, что она является воплощением проклятия. По архаическим представлениям, женщина могла своим несчастьем заразить людей, скот, даже землю. Нерожавших женщин не приглашали на праздники, не подпускали к ним детей, беременных и т.д., боялись ее «языка» и даже физических прикосновений. Во избежание унизительной участи такие женщины искали любые средства для избавления от бесплодия: совершали специальные обряды, посещали священные места и т.д. «В связи с этим следует отметить существование в бурятской культуре обычая, отмечавшегося многими исследователями и путешественниками - усыновление детей, которое происходило в следующих случаях. Во-первых, в случае потери всякой надежды на рождение собственных детей. Это мог быть ребенок или родственников, или чужой, как по крови, так и по национальности. Во-вторых, в традиционной культуре бурят было не принято оставлять на произвол судьбы детей-сирот. Поэтому их могли усыновлять семьи, уже имеющие детей. И, наконец, детей брали на воспитание в случае, когда умирали родные. Отношение к детям как родным, так и усыновленным было одинаково доброжелательным. Взять на воспитание чужого ребенка считалось делом добрым и благородным» [7]. Как отмечает Г.Р. Галданова, "родители зачастую отдавали своего ребенка родичам без колебаний и сомнений, так как чувство единой большой семьи у бурят было развито чрезвычайно сильно. Если семья, имеющая достаточно много детей, откажется отдать одного из них своим бездетным родственникам, этот поступок оценивался как безнравственный" [4].

Анализ этнокультурного материала показал, что буряты очень ответственно относились к пренатальному (дородовому) периоду как к базе формирования будущей личности, отвечающей идеалу человека, через комплекс запретов и предписаний для сохранения нормального физического и психического состояния женщины во время беременности. Выполнение функции материнства - рождение ребенка воспринималось как один из самых важных психофизиологических моментов, связанных с качественной сменой как функционального состояния женщина, так и ее социального статуса. Таким образом, анализ феномена материнства в традици- онной культуре бурят свидетельствует о наличии культа матери – хранительницы домашнего очага, игравшей главную роль в продолжении рода.