Февральская революция 1917 года и земельная собственность российского монарха: общегосударственное измерение и региональный фактор

DOI:

Citation. Afanasyev P.A., Demchik E.V. The February Revolution of 1917 and Land Property of the Russian Monarch: Nation-Wide Dimension and Regional Factor. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija 4, Istorija. Regionovedenie. Mezhdunarodnye otnoshenija [Science Journal of Volgograd State University. History. Area Studies. International Relations], 2017, vol. 22, no. 6, pp. 77-86. (in Russian). DOI:

Цитирование. Афанасьев П. А., Демчик Е. В. Февральская революция 1917 года и земельная собственность российского монарха: общегосударственное измерение и региональный фактор // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2017. – Т. 22, № 6. – С. 77–86. – DOI:

Отречение Николая II в ходе Февральской революции 1917 г. и последовавшая ликвидация института монархии в России ознаменовали для страны начало новой государственности. Политическая сторона процесса падения монархии в силу исторической значимости всегда привлекала историков, и на сегодняшний день она получила достаточно полное и всестороннее освещение. Гораздо меньше внимание исследователей сосредоточивалось на владельческо-собственнических аспектах ликвидации российского самодержавия, связанных, в том числе, с важнейшей частью имущества бывшего императора – землями и управлявшими ими структурами Кабинета Его Императорского Величества, входившего в Министерство императорского двора. К началу 1917 г. кабинетское землевладение было представлено 2 крупными округами: Алтайским в Западной Сибири и Нерчинским в Восточном Забайкалье. Доходы от эксплуатации природных ресурсов этих регионов являлись одним из источников финансирования монархии. Поэтому падение самодержавия неизбежно затрагивало проблему земельной собственности отрекшегося царя.

Одно из единичных обращений к судьбе императорской собственности в целом после Февральской революции предпринято И.В. Зиминым. Из всех объектов собственности подробно рассматривая лишь состояние капиталов императорской семьи, автор на их примере раскрывает взаимосвязь владельческих аспектов и политического значения проблемы «бывшего царя» в ходе революционного процесса [9, с. 471–566]. Ликвидация землевладения свергнутого императора в большей степени вызывает интерес у региональных исследователей. На несколько десятилетий основополагающим стало обращение к этой проблеме в монографии Г.П. Жидкова. Автор рассматривал ликвидацию кабинетского землевладения с позиции интересов крестьян, проживавших в Алтайском и Нерчинском ок- ругах и притесняемых политикой Кабинета в предреволюционное десятилетие. Поэтому ликвидация земельной собственности императора в его округах привела к массовому движению населения против региональных чиновников Кабинета и проводимой ими хозяйственной политики [6, с. 238–256]. Н.Ф. Иванцова подробно рассмотрела положение бывших кабинетских земель Алтайского округа в процессе развития революционных событий 1917–1918 гг., не заостряя внимания на ликвидации этой формы собственности [10]. Публикации Е.С. Полякова характеризуют ситуацию, возникшую в Управлении Алтайского округа после ликвидации кабинетского землевладения, не касаясь ее причин и особенностей [13; 14]. В целом в исследовательской литературе ликвидация земельной собственности свергнутого императора рассматривается достаточно упрощенно, что можно объяснить вполне предсказуемым ее результатом – передачей этих земель государству. Между тем анализ деятельности правительственных структур по этому вопросу, дополненный обращением к региональным особенностям Февральской революции в крупнейшем владении императора – Алтайском округе, позволит выявить и оценить мотивы, факторы и событийную сторону процесса ликвидации землевладения российского самодержца.

К началу 1917 г. крупнейшим объектом в структуре землевладения российского императора был Алтайский округ площадью свыше 41 млн десятин. Эксплуатация природных богатств в этом регионе с середины XVIII в. являлась одним из источников дохода для Кабинета Его Императорского Величества. Такое значение Алтайского округа для финансирования российской монархии еще более закрепилось после 1906 г., когда Основные законы Российской империи зафиксировали неизменным ежегодный отпуск денег из казны Министерству императорского двора в размере 16 359 595 рублей. Недостающие суммы Министерство должно было зарабатывать самостоятельно, увеличивая доходность своих подразделений [2, с. 88–89].

По официальным данным наибольшую долю (почти 20 %) в собственных доходах Министерства императорского двора давал именно Алтайский округ. В 1906 г. он принес 2,5 млн рублей [6, с. 91; 11, с. 87]. Проводившаяся в регионе с 1907 г. интенсификация хозяйственной политики была направлена на стабилизацию этого дохода, получаемого главным образом от лесного и земельного хозяйства. Через 10 лет, в 1916 г., управляющий Кабинетом генерал Е.Н. Волков весьма позитивно оценил результаты этого хозяйственного курса, отметив, что «все прежние указания его выполнены» [7, л. 15]. С 1912 г. ежегодная общая прибыль по Алтайскому округу превышала 3,5 млн руб. [11, с. 87], а дальнейшие хозяйственные мероприятия в регионе проектировались «в целях увеличения доходности округа и рационального использования вверенного ему кабинетского имущества» [7, л. 16].

Обратной стороной этого позитивного для Кабинета развития являлась его жесткая политика по отношению к населению. В 1910-е гг. она вызывала общественную критику с трибуны Государственной думы и в периодических изданиях, что доставило немало сложностей Кабинету [3]. В годы Первой мировой войны Кабинет также неохотно шел на помощь местному населению, продолжая прежнюю хозяйственную политику [4]. В целом в предреволюционное десятилетие кабинетское ведомство в отстаивании земельнофинансовых интересов императора, как правило, оказывалось сильнее государственных структур, вынужденных в итоге считаться с требованиями Кабинета в отношении монаршего землевладения. Поэтому к началу 1917 г. землевладение и хозяйственная политика Кабинета вряд ли обладали полной поддержкой в государственных структурах из-за противоречий с интересами государства, что дополнялось далеко не однозначным отношением со стороны местного населения.

Вполне объяснимо, что после политического свержения самодержавия в ходе Февральской революции Временное правительство не могло оставить без внимания землевладение Кабинета как существенную часть «наследия» императора. Уже на первом заседании вновь созданного правительства, состоявшегося 2 марта, по инициативе министра финансов М.И. Терещенко был поднят вопрос об охране всех земель императорской фами- лии – дворцовых, кабинетских и удельных – путем установления надзора над ними одного комиссара, подчиненного министру финансов [8, с. 386]. Очевидно, здесь имелась в виду юридическая защита земель, предотвращавшая любые посягательства на нее. Примечательно, что это предложение никак не касалось вопроса о собственности всех перечисленных категорий земель, существенно отличавшихся по своему юридическому статусу. Причина такой быстрой постановки вопроса об императорском землевладении, скорее всего, была связана с главным политическим вопросом, рассмотренным на этом же заседании, – «о дальнейшей судьбе членов бывшей императорской фамилии», посвященным обеспечению их безопасности. Хотя предположение министра финансов было сразу же одобрено, но никаких сведений о его исполнении обнаружить не удалось.

Представленное решение свидетельствовало, что четкой позиции по вопросу о земельной собственности свергнутого императора у нового правительства еще не существовало, но имелось лишь понятие о значимости этой проблемы. При этом Временное правительство оказывалось в непростой правовой ситуации. С одной стороны, дворцовые, удельные и кабинетские земли разделялись юридически в зависимости от их принадлежности разным членам рода Романовых. С другой стороны, как утверждает И.В. Зимин, новая власть не преследовала конфискационных целей по отношению к личному имуществу членов семьи Николая II, но это требовало четкого определения размытой границы государственной и личной собственности Романовых [9, с. 493].

Актуальным этот правовой вопрос являлся для кабинетских земель Алтайского и Нерчинского округов. Еще до революции в бюрократической среде в связи с подготовкой освободительной реформы 1861 г. и землеустройства в округах в конце XIX – начале XX в. поднимался вопрос о юридическом статусе кабинетского землевладения. Было признано их отличие от уделов и принципиальная разница с государственными землями. Чиновники склонялись к тому, чтобы считать кабинетские земли особым видом частной собственности, принадлежащей правящему императору [12, л. 4–4 об., 19 об.]. В то же время в практике делопроизводства нередко кабинетские земли назывались личной собственностью, вотчиной императора. Взаимосвязанным с правовым статусом кабинетского землевладения был вопрос о поступавших с них доходах. Они шли в бюджет Министерства императорского двора, откуда большая часть тратилась на нужды монархии как государственного института [6, с. 92–94]. Поэтому рассматривать доходы кабинетского землевладения «личным карманом» императора было бы неверно. Являясь вторым после финансирования из казны источником обеспечения бюджета министерства, кабинетские земли этой своей задачей явно выделялись из категории личных земель. Со всеми этими правовыми сложностями теперь предстояло столкнуться Временному правительству в решении судьбы кабинетских земель.

Новое обращение к собственности свергнутого императора Временное правительство предприняло на заседании 4 марта. Предшествовавшее представление министра финансов теперь получило иное направление. По его же представлению в ведение Министерства финансов был передан Кабинет Его Величества с назначением в него комиссара И.В. Титова [8, с. 27]. Формально это решение было гораздо шире предложения, принятого 2 марта, поскольку Кабинет распоряжался всеми финансово-хозяйственными делами Министерства императорского двора. Решение, безусловно, устанавливало контроль государства над всем финансированием бывшего императора, но при этом оно никак не проясняло положение земельной собственности, находившейся в управлении Кабинета. Только в заседании Временного правительства 7 марта вопрос о землях бывшего императора был заявлен как самостоятельная проблема. Министр земледелия А.И. Шингарев сообщил о необходимости установить порядок заведования и использования земель Кабинета [8, c. 46]. Возложив в ответ разработку этого вопроса на министров земледелия и финансов, правительство тем самым подтверждало отсутствие у него каких-либо четких представлений о дальнейшей судьбе землевладения императора.

Но уже через 3 дня в заседании 10 марта вновь был косвенно затронут вопрос о зе- мельной собственности Романовых. Предложения уже исходили от министра-председателя Г.Е. Львова. По его представлению было сохранено Главное управление уделов, ведавшее землями императорской фамилии, с оставлением на посту его руководителя В.С. Кочубея без назначения комиссара от правительства. Также полностью сохранялся и Кабинет. В контексте принятых ранее решений это, очевидно, должно было свидетельствовать об отсутствии у правительства каких-либо радикальных планов относительно земельной собственности императора и семьи Романовых. Косвенно об этом может говорить указание, данное тут же Кабинету, «на необходимость льготного отношения к крестьянам» [8, с. 67]. В русле дореволюционной хозяйственной политики Кабинета данное поручение было направлено на смягчение противоречий на местах. Контекст этого указания прямо говорил, что никакого коренного пересмотра в кабинетском землевладении правительство предпринимать не собирается. В определенной степени принятое предложение князя Г.Е. Львова проясняло запрос министра земледелия о главных принципах управления и использования земель Кабинета, демонстрируя со всей очевидностью, что правительство не склонно к радикальному решению вопроса о земельной собственности свергнутого императора.

На фоне отсутствия четко выраженной правительственной позиции о судьбе кабинетского землевладения ситуация в самом Алтайском округе складывалась поначалу независимо от центра. Развитие революционных событий в регионе началось 3–4 марта 1917 г. после получения и опубликования известий о свержении самодержавия. Главное управление Алтайского округа, не имея связи с Кабинетом и руководящих указаний от него, поначалу заняло выжидательную позицию к создаваемым на местах комитетам общественного порядка. Лишь получив 7 марта первую телеграмму из Петрограда о подчинении Министерства императорского двора Временному правительству и сохранении без изменений всех местных учреждений ведомства, руководство Алтайского округа стало конкретными шагами закреплять формальное сохранение своих полномочий в регионе [1, с. 29–30].

Ввиду неясности судьбы кабинетских земель Главное управление Алтайского округа на подведомственной территории пыталось максимально полно сохранить сложившуюся хозяйственную практику, отказываясь от каких-либо радикальных решений и допуская лишь разумный компромисс с новыми органами местной власти и требованиями населения [1, с. 30–33]. Такая позиция, по-види-мому, не устроила Барнаульский комитет общественного порядка, претендовавший на полноту власти в регионе. Поэтому по своей инициативе 9 марта этот орган отправил телеграмму министру-председателю, министру земледелия и министру юстиции с требованием скорейшего решения вопроса о «громадном многомиллионном состоянии Алтайского округа, состоящего из земель, лесов, богатых земельных недр, заводов, домов» в целях обеспечения порядка и спокойствия в регионе. Особо авторы телеграммы отметили «громадную отрицательную роль, которую до сих пор Кабинет играл в жизни нашего Алтайского края» [16, л. 9], рассчитывая этим повлиять на решение правительства.

Телеграмма Барнаульского комитета актуализировала перед Временным правительством в решении вопроса о кабинетском землевладении мощный фактор, широко применявшийся с первых дней Февральской революции, – давление со стороны масс. Как показывает И.В. Зимин, оно имело место и по отношению к собственности Романовых. Если в Петрограде военные караулы отказывались охранять великокняжеские дворцы, требуя признать их собственностью государства [9, с. 498–499], то в Алтайском округе объектом притязаний населения стали, главным образом, леса Кабинета. Помощник начальника округа Л.Л. Маслов, сообщая в Кабинет о ситуации в регионе, писал, что в округе с первых дней революции наблюдалось «открытое выражение желаний раздела всего кабинетского имущества и смелые выступления против администрации округа» [5, с. 30]. Первые сообщения о самовольных порубках, прекращениях продажи леса и увольнении лесной стражи поступили в Управление округа 4 и 5 марта [15, л. 69 об.]. В Алтайском округе началось движение против кабинетских чиновников, которых население смещало с должно- стей лесничих, разоружало, выдворяло в другие селения. С конца первой декады подобные проявления активности населения лишь усилились [10, с. 61–62]. Этому способствовала не только революционная эйфория, но и предшествовавшая хозяйственная политика Кабинета наряду со свержением верховного собственника алтайских земель. Поэтому телеграмма Барнаульского комитета общественного порядка, вызванная ростом конфронтации населения с местными кабинетскими чиновниками, в концентрированной форме выразила давление населения Алтая на Временное правительство в скорейшем решении судьбы кабинетского землевладения.

Требование, полученное из Алтайского округа, заставляло правительство не только ускорить выработку решения о кабинетских землях, но и вынуждало принять к руководству уже фактически осуществлявшийся населением радикальный вариант захвата и распоряжения лесами и землями округа. Но правительство в лице Г.Е. Львова, по-видимому, сомневалось в таком решении, чем и можно объяснить последовавшую 10 марта рекомендацию Кабинету «льготного отношения к крестьянам». Однако уже 12 марта на заседании Временного правительства было рассмотрено представление министра земледелия А.И. Шингарева о кабинетских землях. Изучив размеры кабинетских земель и отнеся их к частной собственности императора, он «ввиду отречения Николая II» предложил осуществить передачу всего землевладения Кабинета в собственность государства [16, л. 17, 19 об.]. Также полностью прекращалось финансирование Кабинета из государственной казны, в которую теперь передавались и все доходы Кабинета. Радикальное решение вопроса о кабинетском землевладении сопровождалось узаконением передела кабинетской собственности. Все земельные, лесные, горнопромышленные объекты Кабинета подлежали распределению между двумя министерствами. Министерство земледелия принимало заведование лесными и земельными угодьями. В ведение министерства торговли и промышленности передавались недра и предприятия по их разработке на бывших землях Кабинета. До окончания разграничения предусматривалось сохранение существовавших управленческих структур Кабинета и их чиновников [8, с. 84]. Таким образом, представленные министром земледелия основания предусматривали фактическую ликвидацию Кабинета и его землевладения как самостоятельной автономной структуры.

Принятое решение о готовящейся в ближайшем будущем передаче землевладения и имущества Кабинета государству 13 марта было сообщено в Алтайский округ [16, л. 11]. Для Барнаульского комитета общественного порядка это решение, видимо, представлялось закономерным ответом на отправленную ранее телеграмму в связи со складывающейся в округе ситуацией. Однако для местных чиновников Кабинета данное сообщение означало потерю контроля над ситуацией в регионе и неясность перспектив своей службы.

Для согласования и рассмотрения предложения о передаче всех имуществ Кабинета в казну Временное правительство 12 марта создало комиссию при Министерстве земледелия [8, с. 84; 16, л. 47]. Совещание, рассматривавшее передачу кабинетских земель, состоялось 24 марта [16, л. 44]. По всей видимости, оно не внесло никаких принципиальных и существенных новшеств в проект министра земледелия. Очевидно, в этом не было необходимости, поскольку еще до официального объявления принятого решения, 20 марта, Временное правительство объявило все имущество Министерства двора перешедшим в собственность государства и состоящим под его охраной [8, с. 139]. Это решение, косвенно касавшееся и кабинетского ведомства, стало одним из первых публичных заявлений о судьбе царской собственности и было направлено на успокоение населения и предотвращение дальнейшего растаскивания того, что принадлежало ведомству императора.

Переход кабинетской собственности в государство окончательно был утвержден на заседании Временного правительства 27 марта 1917 года [17, с. 656]. Принятое постановление полностью повторяло представленные ранее министром земледелия правила. Теперь официально все кабинетские земли передавались в собственность государства. Постановление, однако, никак не разъясняло юридических основ данной передачи, не учитывало колебания дореволюционных чиновников Каби- нета относительно природы и статуса кабинетских земель. Очевидно, в условиях новой государственности, реального положения на местах и ожиданий местного населения подобное решение вопроса о бывшей императорской земельной собственности предполагалось не подлежащим никаким сомнениям. Вместе с тем принятое постановление никак не объясняло порядок пользования для населения вновь ставших государственными земель, в том числе возможной их аренды, пользования и т. п.

Постановление от 27 марта 1917 г., принятое без достаточного обсуждения, вряд ли являлось глубоко продуманным мероприятием. Нерешительность Временного правительства в первые дни работы в отношении земельной собственности императора натолкнулась на радикальные настроения населения. Поэтому можно считать, что принятое 12 марта и официально утвержденное 27 марта решение о кабинетском землевладении в определенной степени было результатом давления со стороны населения Алтайского округа. Для Временного правительства принятое постановление было лишь направлено на скорейшее решение одного из многих вопросов, связанных со свергнутым царем.

В конечном итоге передача земель Кабинета в казну оказалась удобной для правительства. Постановление о землях Кабинета в какой-то степени развязывало руки Временному правительству во многих вопросах, связанных с царем. Передача кабинетских земель в собственность государства разом прекращала любые споры и сомнения относительно их юридического статуса и возможности их учета как личных владений императора. Ликвидация кабинетского землевладения сразу же создавала правовое основание для лишения финансирования бывшего императора и его семьи. В дальнейшем при решении вопросов финансирования семьи Романовых лишь подтверждалось, что земли как источник доходов для бывшего императора больше не существуют [9, с. 497–498]. Изъятие кабинетской собственности в государство позволяло без каких-либо юридических тонкостей подобным же образом объявить собственностью государства все крупные объекты бывшего Министерства двора, а чуть позже и удельно- го ведомства [8, с. 289–290]. Поэтому постановление от 27 марта 1917 г. в какой-то степени можно считать ключевым в политике Временного правительства по отношению к владельческим вопросам бывшей императорской фамилии.

Для столичных властей решение вопроса о кабинетском землевладении переводило эту проблему в разряд неактуальных. Для местных структур бывшего Кабинета постановление Временного правительства только открывало сложный период приспособления и преобразования своей работы к новым условиям [18, л. 5–5 об.]. Ликвидация единого комплекса кабинетских земель в Алтайском округе привела к развалу ранее созданного хозяйственно-территориального комплекса и сопротивлению бывших кабинетских чинов этому процессу [13]. Однако положение в регионе теперь зависело не столько от правового статуса бывшего императорского землевладения, но в большей степени от радикализации настроений населения, многовластия на местах и углубления революционного процесса.