Формирование институтов интеграции постсоветских стран

Развитие интеграции в постсоветском пространстве объективно требует усиления регулирующей роли интеграционных институтов. Институты интеграции способствуют формированию сначала общего, затем единого институционального пространства взаимодействия экономических субъектов мегарегио-нального объединения, становятся проводниками общих для народов стран-участниц, а также международных и глобальных норм и ценностей в хозяйственную практику. Институты создают условия для успешного продвижения национальных производителей на мировой рынок; реализуют разнообразные формы защиты их интересов; обеспечивают «усиленную поддержку эффективно действующих или уникальных национальных систем воспроизводства материальных ресурсов, человеческого капитала, культурообразующих ценностей» [9, с. 238, 248].

Институты интеграции выступают как устойчивые по отношению к изменению поведения или интересов отдельных субъектов и их групп, продолжающие действовать в пространстве интеграционного объединения в течение значимого периода времени формальные и неформальные нормы либо системы норм; а также принципы, установки, соглашения, обеспечивающие эффективное регулирование различных форм сотрудничества стран-участниц интеграционного объединения посредством специальной системы ролей и статусов (см.: [8; 13–15 и др.]). Институты интеграции организуют реально функционирующее интеграционное объединение. Расширение и углубление экономических взаимосвязей в нем возможно лишь в том случае, когда оно будет основываться на развитии и упрочении ценностей, норм и правил консолидированного экономического поведения [7, с. 250].

Поэтому институциональный анализ интеграционных процессов в постсоветском пространстве может стать особенно плодотворным для выявления причин торможения и определения перспектив развития интеграции.

К числу основных свойств, которыми обладают институты интеграции, можно отнести следующие: они определяют качество и масштабы интеграционного взаимодействия; уменьшают неопределенность, структурируя взаимодействия между участниками интеграционного процесса; определяют и ограничивают набор альтернатив, которые имеются у интегрирующихся стран; задают структуру побудительных мотивов интеграционного взаимодействия.

Формальные институты интеграции включают: создающие интегрированный рынок интеграционного объединения нормы, формирующие основу сокращения и последующей ликвидации барьеров на пути экономических трансакций (движения ресурсов, факторов и результатов производства) и обеспечения автономного функционирования рыночного механизма; а также регулятивные нормы, определяющие поведение хозяйствующих субъектов стран-участниц интеграционного процесса, направленное на достижение определенных внеэкономических целей: безопасности, социальной справедливости и т. д. (см.: [11, с. 148–150]).

Экономические институты, обусловливающие эффективность сотрудничества стран постсоветского пространства, включают в себя, помимо формальных норм, широкий спектр неформальных правил, обычаев и традиций. Накопленный опыт интеграционного взаимодействия показывает, что тактика стран-участниц формируется исходя из национально-государственных интересов (см.: [1, с. 132]), сложившихся порядков, национальных особенностей деловых отно- шений. Далеко не всегда правовые компоненты (достигнутые соглашения и заключенные договоры о сотрудничестве) могут занять главенствующее место.

Противоречия формальных и неформальных институтов проявились, прежде всего, в разном понимании странами Содружества целей и задач созданного объединения, целесообразности самой интеграции. Спектр интересов и устремлений выглядел следующим образом (см.: [6, с. 79]): желание найти собственный путь (Узбекистан, Украина, Киргизия, Молдова); взять на себя роль лидера (Россия, Белоруссия, Казахстан); уклониться от участия в трудном договорном процессе (Туркменистан); получить военно-политическую поддержку (Таджикистан); решить за счет Содружества внутренние проблемы (Азербайджан, Армения, Грузия). Признавая на словах ключевую роль России в постсоветский период, на деле руководство ряда стран СНГ откровенно проводило антироссийскую политику. Национальные правящие элиты сознательно нагнетали «страсти», постоянно твердя о стремлении «старшего брата» управлять ими. В отдельных политических, интеллектуальных и хозяйственно-административных кругах некоторые интеграционные начинания и процессы воспринимались как угрожающие национально-государственным интересам.

Происходило нарастание расхождения политических и хозяйственных интересов руководящих элит стран СНГ. Это проявилось (см.: [4, с. 56; 16, с. 20]):

• -    в различиях сценариев, методов и инструментов проведения реформ (от ярко выраженных либерально-рыночных до директивно-централизованных): по пути «шоковой трансформации» пошли Россия, Киргизия и Молдавия; модель постепенной трансформации избрали Белоруссия, Узбекистан и Туркменистан, причем последние выделяются сохранением особенно высокого уровня государственного вмешательства в экономику;

• - в различиях политических режимов в СНГ (некоторые встали на путь демократизации, другие – на путь авторитаризма);

• -    в стремлении (прежде всего России) к дистанцированию от других постсовет-

• ских стран из-за опасения стать экономическим донором для них, к переориентации связей на дальнее зарубежье, в частности как на источник инвестиций. Этому примеру в различных формах и с разной степенью интенсивности последовали и многие другие государства Содружества;

• -    в различиях геополитической и внешнеэкономической ориентации государств СНГ. Если Украина и Молдавия ориентированы на ЕС, то Туркменистан, Азербайджан и Киргизия тяготеют к исламскому миру, Казахстан и Узбекистан пытаются соединить азиатские ценности и американскую рыночную эффективность. В то же время в Европейском Союзе страны обладают сопоставимыми ценностями и имеют четко выраженный общий интерес – построение объединенной Европы.

В процессе культурной самоидентификации в некоторых постсоветских странах возникли проблемы национальных меньшинств, которые в ряде случаев вылились в серьезные этнополитические конфликты (в Таджикистане, Молдавии, на Южном и Северном Кавказе), сопровождавшиеся военными действиями (см.: [12]). Поиски собственной идентичности углубили институциональную дифференциацию между постсоветскими странами.

Постоянное сравнивание ЕС и СНГ вызывает упрек Содружеству в слабой активности. Оно мало преуспело, хотя экономические, и особенно производственно-технические, связи между бывшими союзными республиками были к исходному этапу интеграционного образования более тесными, чем в конце 1940-х – начале 1950-х гг. в Западной Европе. Однако эти связи осуществлялись в совсем иных институциональных условиях: не рыночных, а планово-распределительных отношений внутри фактически унитарного государства. К тому же, как показала практика, процесс формирования самостоятельных государств со всеми присущими атрибутами во времени никак не совместим с формированием интеграционной организации, по замыслу ориентированной на создание наднациональных органов (см.: [16, с. 19]).

В результате естественным приоритетом национально-хозяйственных интересов стран Содружества было избрано станов- ление самостоятельной государственности, а задачи развития интеграционного сотрудничества отошли на второй план. Экономическое содержание данного процесса было организовано так, чтобы сначала приватизировать то, что еще осталось от СССР и что еще по инерции предоставляла Россия; затем наладить конкурентоспособное национальное производство; параллельно активно использовать западную помощь (кредиты Всемирного Банка, МВФ и других международных и национальных западных финансово-банковских структур).

Вместе с тем стало очевидным, что руководящие элиты в странах СНГ все же не сумели наладить конкурентоспособное производство, обеспечивающее устойчивый экономический рост их экономик. Развитые страны, при всем желании проникнуть в постсоветское пространство, не продемонстрировали готовности вложить в экономику бывших советских республик огромные средства ради достижения геополитических преимуществ. В современных условиях позиции США или ЕС ни на одном участке постсоветского пространства не выглядят предпочтительнее (см.: [3]).

Причиной этому стали неформальные правила и ограничения, присутствующие в сознании народов СНГ, которые сложились как результат многовекового опыта совместного проживания и исторического развития. В большой степени «институты – это результат процессов, происходивших в прошлом…» – считает Т. Веблен [2, с. 202]. Оказалось, что географическая, историческая и культурная общность перевешивает ограниченные инвестиции и экономическую помощь.

Поэтому, рассматривая условия формирования институциональной основы интеграции стран СНГ, необходимо учитывать не только существующие в настоящий момент экономические и политические особенности, но и предшествующий период развития общества, его историю, традиции, психологию и отличительные свойства общественного самосознания. Именно идентичностью культурных традиций и менталитета народов, социально-экономических условий проживания, ведения общественной и хозяйственной деятельности в евразийском пространстве объясняется тот факт, что при наличии столь ярко выраженной разнонаправленности интересов политических элит стран СНГ, препятствующей их эффективной интеграции, значительная часть населения постсоветских государств заинтересована в укреплении всесторонних отношений с Россией.

К особенностям постсоветского менталитета принято относить веру в изначальное равенство людей; коллективистское мировосприятие; нелюбовь к государству и в то же время воспитанное веками признание его доминирующей роли в общественной жизни, а также уважение к сильной, пусть даже жесткой, власти. Короткий период формирования государственности в странах СНГ не успел поколебать эти фундаментальные основы миропонимания, а дальнейшие события лишь укрепили их.

Исходя из этого, анализ институтов интеграции в постсоветском пространстве целесообразно проводить с позиций дифференциации в их составе эффективных институтов, формирующих стимулы для интеграционного сотрудничества; неэффективных институтов как элементов механизма торможения интеграции, воспроизводящих пассивное или нейтральное по отношению к интеграционным процессам поведение хозяйствующих субъектов; институтов дезинтеграции, являющихся источником центробежных тенденций.

Поскольку в развитии интеграционных процессов постоянно присутствуют объективные основы как для центростремительных, так и для центробежных процессов, в ходе разработки и реализации стратегии развития интеграционного объединения необходимо учитывать интернальные и экстерналь-ные эффекты функционирования перечисленных институтов.

Причины неэффективности методов и инструментов реализации целей интеграционного взаимодействия в СНГ можно оценить с позиций институциональной теории, в частности социально-конструктивистского институционализма. Центральной для данного подхода является идея институционального изоморфизма, в соответствии с которой институты формируются в результате «подражания» институциональным системам, сложившимся в других регионах. Такое «подра- жание» может быть вызвано внешним давлением (по принципу «будь таким, как все»), как формальным, так и неформальным; желанием в условиях неопределенности «скопировать» уже опробованную институциональную модель; наличием определенных идей и представлений о «правильном» институциональном порядке в сообществе профессионалов, чьи консультации лежат в основе принятия решений (см.: [11, с. 147]).

По меньшей мере, второй и третий факторы сыграли немаловажную роль в формировании институтов СНГ. Европейский Союз традиционно рассматривается как своеобразный «образец интеграции», к копированию которого стремятся все прочие интеграционные группировки (см.: [10, с. 14]). Достаточно четко можно проследить заимствование различных форм интеграции ЕС в практике постсоветских государств (иногда принимающего форму прямого копирования – например, Евроазиатское объединение угля и стали). Господствующее представление об интеграции как о процессе гармонизации законодательства и экономической политики, создания мощных наднациональных органов, структура и особенности этих органов, наконец, само стремление к постоянному углублению интеграции заимствованы из опыта ЕС. В результате на фоне относительно слабых успехов реальной интеграции в СНГ формируется сложная и разветвленная система межгосударственной бюрократии, а политика постоянного углубления интеграции ведет к «бумажной интеграции», когда не реализованные или застопорившиеся инициативы «закрываются» новыми договорами и соглашениями, реализация которых также невозможна. К сожалению, в постсоветском пространстве институциональный изоморфизм не обеспечил успеха интеграционным процессам.

Европейская интеграция возникла в специфических социально-исторических условиях (после Второй мировой войны в условиях противостояния систем) и основывалась на длительной политической традиции, ориентированной на интеграцию стран Европы. Попытка копировать модель в совершенно иных условиях связана с существенными трудностями, тем более что многие интеграционные группировки следуют сегодня другим моделям, отвеча- ющим современным реалиям мировой экономики (модели «открытого регионализма», «рыночно-конкурентной интеграции» и др.).

Социально-конструктивистский институционализм в сочетании с институционализмом рационального выбора позволяет выявить еще одну проблему, обусловливающую неэффективность интеграционной политики. В условиях СНГ изоморфизм зачастую превращается в псевдоморфизм, когда за интеграционными мероприятиями скрывается нечто принципиально отличное от их формального содержания. Например, интеграция в сфере торговли во многом представляет собой механизм не интенсификации конкуренции, а защиты неэффективными монополистами своих позиций (см.: [5, с. 115]).

Сложившаяся в постсоветском пространстве ситуация требует глубоких институциональных преобразований, формирования адекватной институциональной основы интеграции путем развития институтов, эффективно формирующих стимулы для интеграционного сотрудничества; содействующих активизации и мобилизации пассивных или нейтральных по отношению к интеграционным процессам хозяйствующих субъектов стран-участниц; обеспечивающих нейтрализацию негативного действия институтов дезинтеграции на основе преодоления противоречий между интересами интеграционного объединения в целом и интересами отдельных стран-участниц.