Функционально-семантические особенности производных субстантивов в текстах летописного жанра

DOI:

Изучение произведений средневековой словесности позволяет приоткрыть завесу над тайнами картины мира человека той эпохи, представить его систему ценностей и рассмотреть способы репрезентации универсальных категорий культуры. Анализ богатейше- го языкового материала древнерусских текстов дает возможность выявить особенности ментальности и мировоззрения древних людей, их отношения к миру, обществу и самим себе. Через исследование языковых единиц осуществляется познание национальной кар- тины мира, появляется возможность «войти в культурно-исторический пласт ментально-лингвального комплекса» [6, с. 12].

Обладая обобщающей функцией, слово способно передавать в свернутом виде результаты человеческого опыта по освоению окружающей действительности. Внутри каждого этноса существуют собственные культурные традиции, формируется определенный образ мира. Обращение к истокам, прошлому позволяет взглянуть на мир с учетом древнейших воззрений и лучше понять ценностные для русского человека представления. Выявлением исторических предпосылок формирования русской языковой картины мира занимаются многие современные ученые (см., например: [1–3; 5]), проводя лингвокультурологические исследования древних текстов с целью выявления важных для этноса универсалий.

Культурное содержание имеют языковые единицы разных уровней языковой системы. Особое место здесь занимает словообразовательный уровень. С помощью словообразования создаются номинации реалий, значимых для общественного сознания, входящих в систему ценностных представлений человека средних веков. «Изучение словообразования в его погруженности в жизнь показало, что оно является не пассивной объективацией внешнего мира, а сознательным и целенаправленным актом словотворчества, в котором познавательное и ценностное сливаются в единое целое» [1, с. 8]. Кроме того, изучение словообразовательно маркированных языковых единиц позволяет проводить стилистические исследования, так как деривационные средства были четко разграничены по жанровым сферам употребления.

Наиболее объемным и разноплановым источником, отразившим весь строй языка периода средневековья, являются летописные своды. В них представлены различные произведения, объединенные общей канвой исторического повествования. В летописях наиболее отчетливо наблюдается зависимость в употреблении единиц разных словообразовательных типов от жанра повествования. Внутри арсенала словообразовательных средств существовала оппозиция стилистически маркированных и немаркированных дериватов. Производные имена, образованные при помо- щи разнообразных морфем, функционировали в контекстах определенного типа. «У каждой формальной операции и каждого словообразовательного средства есть свой диапазон действия и свое назначение, своя номинативная цель» [7, с. 81]. Словообразовательные средства имели стилистическую закрепленность, что использовалось в реализации концептуально значимой для средневековья оппозиции «светское» – «религиозное».

Учитывая бинарный характер производного слова, необходимо иметь в виду, что для характеристики стилистического потенциала производного слова важны особенности сочетания производящей основы и словообразующего аффикса. «Стилистическую нагрузку при единстве основ несут форманты, а при единстве форманта – производящие основы» [8, с. 129]. Возможны различные типы сочетаний производящей основы и словообразующего аффикса в субстантивном словопроизводстве, определяющие степень стилистической маркированности производного слова. Стилистически наиболее нагружены дериваты, которые образованы соединением стилистически маркированной производящей основы и стилистически маркированного аффикса, например: мучитель, въздержание, прегр 4 шение. Стилистически маркированный аффикс может соединяться и со стилистически нейтральной производящей основой, например: грабление, скрипание, рьзание и под. Такие дериваты используются для экспрессивизации повествования, придания ему большей выразительности. Стилистически нейтральный аффикс может осложнять стилистически отмеченную производящую основу, например: церковьникъ, кънижьникъ, в 4 ра, трепетъ и под., в результате чего образуются маркированные лексемы, связанные с репрезентацией религиозных представлений. Соединение нейтрального аффикса и стилистически нейтральной производящей основы приводит к созданию нейтральных или даже сниженных слов типа лапоть-никъ, путьникъ, гребьць и под.

Способы концептуализации действительности эпохи средневековья связаны с теологическим мировоззрением того времени. Поэтому язык конфессиональной культуры занимал в средневековых текстах значительное место. Этот язык отличался богатством и разнообразием словообразовательных средств. В нем получили широкое распространение словообразовательные модели с общеславянскими по происхождению суффиксами -(е)ни(е), -ост(ь), -ств(о), -тел(ь), особенно продуктивными в производстве отвлеченной лексики – необходимого элемента любого произведения на религиозные темы.

Как известно, в деривационной системе древнерусского языка были представлены два основных семантических центра – поле деятеля и поле действия [9]. Первый центр представлен высокочастотными образованиями со значением лица. Анализ дериватов, обозначающих деятеля, позволяет реконструировать образ человека той эпохи, составить представление о его жизни, отношении к религии, профессиональных навыках, военных занятиях и т. д. Наиболее продуктивными аффиксами со значением лица в древнерусском языке являлись суффиксы -(ьн)ик(ъ), -ьц(ь), -тел(ь) . Суффиксы -(ьн)ик(ъ) и -ьц(ь) относились к стилистически нейтральным, немаркированным формантам, в то время как суффикс -тел(ь) был связан с высоким стилем.

Однако суффиксы -(ьн)ик(ъ) и -ьц(ь) также могли использоваться для номинации лиц, связанных с сакральной сферой, в том случае, если они выступали в соотнесенности с производящими основами религиозной семантики. Помимо языковой маркированности, такие формы приобретали и культурную маркированность, поскольку были связаны с церковно-книжной традицией. Соответствующие дериваты выступают в религиозных произведениях: житиях святых, сказаниях о религиозных подвижниках, цитатах из священных книг, морализаторских отступлениях автора и под. Так, среди форм на -(ьн)икъ отмечаются наименования представителей церковной иерархии и лиц, посвятивших себя служению Богу: псаломьникъ, к 4 леиникъ, кънижь-никъ, скимьникъ, церковьникъ, жьрьць, скопьць, черньць и др. Личные дериваты с религиозным компонентом семантики, например, такие как праведьникъ, гр 4 шьникъ или мученикъ, представлены в летописных сводах с высокой степенью частотности . Они фиксируются в составе устойчивых ситуативных формул, представляющих значимые для религиозной культуры положения.

В летописном повествовании отразилась и другая сторона внеязыковой действительности, связанная с земным миром, в котором человек выступал как часть социума, коллектива. В этой сфере для номинации человека актуальными становились такие лексико-семантические признаки, как род занятий, профессиональная деятельность. Эта группа суб-стантивов весьма обширно представлена в летописях, что свидетельствует о широком охвате исторических событий, фактографично-сти и документализме исследуемых текстов. Каждый человек в феодальном обществе выполнял определенную роль: «социальные роли в феодальном обществе строго фиксированы и целиком поглощают человека» [3, с. 309]. Для номинации человека по его предназначению, определяемому высшей силой, но реализуемому в повседневной, трудовой жизни, используются образования с суффиксами -(ьн)ик(ъ) и -ьц(ь), мотивированные производящими основами конкретной семантики и лишенные стилистической нагрузки, так как относят дериваты к сфере профанного, бытового. Они номинируют лицо по отношению к предметам его профессиональной деятельности: котельникъ – «ремесленник, изготавливающий медную посуду», каменьникъ – «каменщик», плотьникъ – «мастер, работающий с деревом», щитьникъ – «мастер, изготавливающий щиты», суконьникъ – «суконщик, работающий с сукном», мостьникъ – «лицо, ведающее устройством мостов» и др. Данные лексемы употребляются в летописных текстах в сходных синтаксических конструкциях в аппозитивной функции при именах собственных: А новгородьць убиша на съступ4 Дмитра Пльсковитина, Онтона котелни-ка, Иванъка Прибышиниця опоньника (НIЛ, л. 86 об.); А новгородьць ту убиша 10 мужь: Феда Якуновича тысячьского, Гаврила щитника, Н4гутина на Лубяници, Н4жи-лу серебреника (НIЛ, л. 119) 1. О развитости торгово-посреднической деятельности свидетельствует широкое распространение в летописях слов типа даньникъ – «сборщик дани», вирьникъ – «княжеское должностное лицо, взимающее виры», гостьбникъ – «гость, купец», купьць – «купец, торговец» и под. Значительное место в летописях занимает описание военных событий, участники которых получали наименование в основном по выполняемой ими функции: лодеиникъ – «гребец в лодке, воин корабельный», копеиникъ – «ратник, вооруженный копьем», коньникъ – «всадник», путьникъ – «находящийся в пути, походе», гребьць – «гребец в лодке», стр4льць – «стрелок из лука» и др. Отдельную группу дериватов, обозначающих лицо (деятеля), составляют наименования представителей власти Древней Руси. Такие слова, как посадь-никъ, нам4стьникъ, съв4тьникъ, думьць и под., отражают иерархию государственной власти, являясь наименованиями лиц по занимаемой должности в государственных учреждениях, местном управлении, на дипломатической службе.

Нейтральным в стилистическом отношении суффиксам -(ьн)ик(ъ) и -ьц(ь) противопоставлен суффикс -тел(ь), связанный с книжно-славянской традицией. Образования с ним характеризуются однозначностью категориального словообразовательного значения, связанного с однозначностью производящей базы, в качестве которой выступали исключительно глагольные основы. Субстантивы на -тел(ь) менее частотны в летописных текстах и используются для номинации только действующего лица. На первых порах близость к производящему глаголу ограничивала продуктивность данной словообразовательной модели, но в дальнейшем установление связи с инфинитивом способствовало активизации данного суффикса. Поэтому количество образований на -тел(ь) незначительно в первых русских летописях и возрастает в летописных сводах более позднего периода. Стилистическая маркированность данного форманта определяет и специфику функционирования производных на -тел(ь), которые отмечаются прежде всего в книжных жанрах и редко используются в деловых и фольклорных произведениях. Первоначально образования на -тел(ь) типа служитель, святитель, учитель, мучитель, избавитель и под. характеризовались специально-религиозным значением и были распространены в похвальных словах, житиях, морально-дидактических отступлениях. Например, слово служитель выражало специальное значение «служитель Бога» и употреблено в «Повести временных лет» в «Похвальном слове Борису и Глебу»: Радуитася не- бесная жителя въ плоти ангела быста. единомысленая служителя верста единообразна святым единодушна (ПВЛ, л. 47). Другое образование с суффиксом -тел(ь) – житель – в данном контексте также приобретает специализированное значение «небесный обитатель», хотя в древнерусском языке оно могло реализовывать и стилистически нейтральное значение «тот, кто живет где-либо».

Образования с суффиксом -тел(ь) , использующиеся для номинации лиц по социально-юридическому статусу, приобретали терминологизированное значение. Важность такого типа номинаций отражается в использовании целого ряда синонимических форм на -тел(ь) с общим значением «правитель»: властитель, держатель, кормитель. Выявление различий во внутренней форме данных имен позволяет реконструировать особенности языкового сознания средневекового человека, понаблюдать за способами постижения им мира. Наиболее выражена социальная семантика у девербатива властитель , мотивированного глаголом власти в значении «обладать властью на кем-либо». В образовании держатель внутренняя форма более завуалирована, так как глагол держати наряду с рядом немаркированных значений мог иметь и семантику «владеть, иметь власть». В значении образования кормитель социальная семантика обусловлена метафорической деривацией, поскольку в семантике производящего глагола кормити «кормить, воспитывать содержать» отсутствует указанный социальный компонент.

Второй семантический центр словообразовательной системы древнерусского языка представлен образованиями, относящимися к полю действия. Наиболее продуктивными в этой группе производных имен были образования с суффиксом -(е)ни(е) и с нулевым суффиксом. Данные формы характеризуются однозначностью производящей базы и в отличие от имен поля деятеля мотивируются только глагольными основами. Они образованы посредством транспозиции, при которой «производное фиксирует своей расчлененной структурой определенный способ семантической ассоциации» [7, с. 75], то есть происходит не только перераспределение синтаксических функций, но и формирование нового содержа- ния. Формы на -(е)ни(е) занимают значительное место в языке конфессиональной культуры и отличаются высокой частотностью употребления, связанной с общеязыковой тенденцией усиления продуктивности абстрагирующих форм вплоть до XIX века.

Транспозиция действия в именные формы приводит к тому, что в именах с категориальным значением предметности появляется процессуальная семантика. Такое перемещение глагольных признаков в имя способствует формированию особого стилистического статуса, поскольку общеславянский по происхождению суффикс стал необходимым и наиболее продуктивным средством номинации отвлеченных понятий. Большинство образований на -(е)ни(е) представлены в произведениях, связанных с церковно-книжной традицией, в которых они подвергаются специализации и терминологизации значения. «Процесс мента-лизации, то есть усвоения христианской символики в категориях и формах славянского языка, есть одновременно и процесс становления новой терминологии, нашего основного источника в изучении ментализации» [5, с. 35].

Среди образований на -(е)ни(е) , связанных с номинацией явлений, относящихся к области сакрального, представлены несколько основных групп.

Производные имена подвергаются терминологизации значения в церковной сфере. В результате семантических приращений к значению производящего глагола девербати-вы получают возможность обозначать различные церковные обряды и ритуалы: стояние – «молитвенное стояние, молитва», кланяние – «поклонение», чьтение – «чтение богослужебных книг» и т. д. Количество таких обозначений увеличивается в более поздних летописных сводах. Так, в Московском летописном своде отмечаются лексемы, отсутствующие в «Повести временных лет»: причащение – «приобщение (о святых тайнах)», пострижение – «посвящение в монашество», правление – «установленное богослужение», поставление – «посвящение в церковный чин».

В сфере религиозной терминологии широко представлены имена фразеологичной семантики, связанные с выражением фундаментальных ценностей славян. «Аксиологическая ориентированность языковой картины мира проявляется в производных именах различных словообразовательных типов внутри основных словообразовательных полей» [4, с. 20]. К ним относятся лексемы, подвергшиеся специализации значения в плане наименования действий, проповедуемых христианским вероучением: въскресение – «возвращение умершего к жизни», исхожение – «исхожде-ние святого духа», падение – «впадение в грех» и др. В период так называемого второго южнославянского влияния количество таких образований значительно возрастает. При этом суффикс -(е)ни(е) использовался не только с целью конструктивного словообразования, но и выполнял экспрессивную и стилистическую функции. Например, в Московском летописном своде при описании строительства церквей использовался традиционный зачин, в котором ключевое место занимали дериваты на -(е)ни(е), передававшие особую торжественность и святость описываемого момента: Того же л4та м4сяца априля хот4ниемъ и многим желаниемъ пресвя-щеннаго митрополита Филиппа всеа Руси, съ благоволениемъ же и повел4ниемъ благов4рного и христолюбиваго великого князя Ивана Васильевича всеа Руси, бысть начало зданию церкви пресвятыа владычица нашеа Богородица на Москв4 (МЛС, л. 410 об.).

Гораздо реже и в меньшем количестве формы на -(е)ни(е) используются в контекстах, описывающих события мирской жизни. В этой семантической области обнаруживается бóль-шая связь значения производного имени со значением производящего глагола. Широкое освещение исторических и военных событий в летописях обусловливает частотное употребление имен, мотивированных глаголами со значением физического воздействия на объект: пл4нение – «взятие в плен», обдержание – «осада», разорение – «разрушение, падение», нападение – «нападение, притеснение», разрушение – «уничтожение» и др.; глаголами лишения: пограбление – «ограбление», разграбление – «разорение»; глаголами удаления объекта: изгнание – «изгнание»; глаголами звучания: рыдание – «плач», рьзание – «ржание», ревение – «рев» и др. Семантика имен на -(е)ни(е) тесно связана с семантикой производящего глагола и в случае, если последние выражают значение отношения между предметами: повел4ние – «приказ», наказание – «наставление», примирение – «примиренье» и др. Данные имена могут быть употреблены как в религиозных, так и в светских контекстах. Например, в текстах договоров такие субстантивы характеризуют намерения договаривающихся сторон: съхранение – «сохранение, соблюдение», удержание – «утверждение, закрепление» и др.

Следующую значимую для летописного повествования группу составляют образования на -(е)ни(е) со значением качества или состояния. Они используются преимущественно для характеристики духовной жизни религиозных персонажей, которые воплощают в себе христианские добродетели. Поскольку «средневековый реализм персонифицировал пороки и добродетели, как и всякие другие абстракции, придавая им самостоятельность» [3, с. 314], то поведение человека оказывалось связанным не с личностью как таковой, а с набором ее качеств. Дериваты этой группы мотивируются глаголами состояния: стыдение – «стыд, почтение», смятение – «смута, смятение», умиление – «успокоение, смирение», изум 4 ние – «изумление», уныние – «печаль, уныние», наслажение – «радость» и под.

Поскольку суффикс -(е)ни(е) закрепился в обозначении отвлеченных понятий, образования с ним достаточно редко подвергаются конкретизации. Однако общая тенденция в развитии словообразовательных типов имен действия определяет возможность выражения значений результата, объекта, места, орудия действия. Часть субстантивов на -(е)ни(е) характеризуется полной конкретизацией: ядение – «пища», од4ние – «одежда», принесение – «приношение, дар», роще-ние – «роща», препоясание – «пояс», строение – «здание, постройка», съзьдание – «постройка», основание – «фундамент», написание – «письмо», ранение – «рана» и др. Часть субстантивов имеет обобщенное значение предметности, выражая абстрактные понятия, относящиеся к разным областям жизни средневекового общества (юридической, культурной, религиозной, политической): обряжение – «завещание», достояние – «состояние, положение», устроение – «за- вет», проречение – «пророчество», прошение – «просьба», помышление – «мысль», познание – «знание», об4тование – «обещание, обет», проречение – «пророчество», в4щание – «проповедь, предсказание», възв4щание – «предсказание» и др.

Среди имен поля действия в текстах летописных сводов менее частотны образования с нулевым словообразовательным суффиксом. В отличие от имен на -(е)ни(е), они характеризовались более высокой степенью синкретизма, способностью совмещать различные оттенки значения в пределах одного словоупотребления. Нулевой суффикс стилистически не маркирован, поэтому образования с ним представлены в разных типах текстов. Дистрибуция таких образований связана с характером выражаемых ими значений и часто обусловливается семантикой производящей основы. Данная модель транспозиционного словообразования существенно отличается от других разновидностей тем, что в ней используется материально не выраженное средство, и поэтому среди таких дериватов много древних имен, относящихся к общеславянскому языковому фонду и отличающихся разноплановостью выражаемых значений. Имена нулевой суффиксации представлены двумя основными структурными группами образований: к первой относятся девербативы, мотивированные беспрефиксными глаголами, ко второй – мотивированные префиксальными глаголами. Образования нулевой суффиксации, соотносящиеся с беспрефиксными глаголами, выражают более отвлеченную семантику, чаще развивают абстрактные значения, в том числе связанные с семантической областью «религия». Среди них отмечается немало производных, ставших именами ключевых концептов культуры: вера, гр4хъ, слава, судъ и др. Наряду с обозначением разных явлений духовной жизни, имена нулевой суффиксации использовались для обозначения элементов материальной культуры, явлений социальной, мирской жизни. В летописных отрывках документального характера представлены формы со значением физического состояния человека и состояния природы: голодъ, моръ, громъ, кърмъ и под. Образования нулевой суффиксации, мотивированные префиксальными глаголами, также связаны с двумя се- мантическими областями – сакральное и мирское, однако их значения более конкретизированы. В области религиозных понятий они обозначают конкретные предметы, атрибуты, ритуалы культа: притворъ, запов4дь, по-клонъ, уставъ, съборъ и под. Значительно чаще они используются для обозначения понятий мирской жизни (осада – «осада», ис-кусъ – «грабеж, разбой», покормъ – «кормление», об4дъ – «принятие пищи», испытъ – «расследование»), природных явлений (за-ходъ – «заход солнца», заморозъ – «наступление первых осенних холодов»).

Таким образом, два основных семантических поля словообразовательной системы языка – поле деятеля и поле действия – представлены в летописях образованиями с различными суффиксами, каждый их которых занимает свое особое место в деривационной системе языка. Функционально-смысловая нагрузка морфем обусловлена их стилистической функцией, связанной с их происхождением и семантическим потенциалом. В сфере имен со значением лица наиболее продуктивны стилистически нейтральные словообразовательные модели с суффиксами - (ьн) ик(ъ) и -ьц(ь) , которые выполняют сходные функции в языковой системе: при возникающих ономасиологических потребностях используются для номинации человека по тем признакам, которые актуальны для средневекового сознания. Особая нагрузка суффикса -тел(ь) в этой сфере связана с его стилистической маркированностью. Наиболее значимыми дериватами, называющими человека, были субстантивы, характеризующие церковных деятелей и религиозных подвижников. Номинации лица по профессиональным, социальным, военным качествам представляют сферу земной жизни. Наиболее продуктивные суффиксы поля действия – -(е)ни(е) и нулевой суффикс, противопоставленные как стилистически высокое и нейтральное средства деривационной системы языка, обнаруживают четкое функциональное размежевание. Суб-стантивы на -(е)ни(е) однозначны в выражаемых абстрактных номинациях и выступают как яркое стилистическое средство, образования нулевой суффиксации многозначны и стилистически независимы.