Генезис традиционной системы хозяйствования скотоводов северо-востока Центральной Азии

Практически все исследователи единодушны в том, что процесс эволюции скотоводческого хозяйства древних насельников Евразии, начальной точкой отсчета которого является, по-видимому, рубеж 5–4-го тыс. до н.э., привел на рубеже 2–1 тыс. до н.э. к возникновению кочевничества [8, 17]. Процесс развития хозяйства в Забайкалье и Прибайкалье, где он начался немного позже, исследован незначительно, в частности, не выявлены механизмы, способствовавшие его формированию. Исследование генезиса хозяйствования жителей этой территории позволит выявить причины, обусловившие структуру традиционной системы, взаимодействие ее элементов и на этой основе определить перспективы развития современного сельского хозяйства Бурятии. Таким образом, мы попытались реконструировать генезис традиционной системы хозяйствования бурят: проследить становление кочевого хозяйства в Забайкалье, рассмотреть факторы освоения Прибайкалья древними кочевниками, исследовать процесс адаптации номадов к условиям переходной зоны между тайгой и степью.

Большое количество археологических памятников, обнаруженных в долинах р. Селенга и ее притоков, а также восточнозабайкальских рек Онон и Шилка с их притоками, свидетельствует о том, что в период развитого неолита, в начале 3-го тыс. до н.э., в южном Забайкалье появляются примитивное мотыжное земледелие и пастбищное скотоводство [19, с. 69, 73].

В эпоху энеолита и ранней бронзы (первые медные и бронзовые изделия в Забайкалье датируются второй половиной 3-го – началом 2-го тыс. до н.э) население Забайкалья, как и в развитом неолите, было оседлым (что подтверждает значительная толщина культурных слоев поселений, равная 25–40 см). Это время отличает не только высокий уровень развития охоты и рыболовства, но и возрастающее значение земледелия и пастбищного скотоводства [19, с. 94–96], скотоводческое хозяйство развивается на базе земледельческого производства [8, 20].

В конце 3-го – начале 2-го тыс. до н.э. в степной полосе Евразии началась аридизация климата. Она подтверждается и материалами среднего Байкала, где климат периода с 4,1 до 3,6 тыс. лет назад характеризовался такими же особенностями. Палеоклиматические исследования, проведенные на обширных пространствах евразийских степей, лесостепей и в Забайкалье, показали, что 2-го – начало 1-го тыс. до н.э. отличались засушливостью. Судя по археологическим материалам, бронзовый век в древней истории степного Забайкалья стал переломной эпохой: именно в это время произошли важнейшие события социально-экономической и этнокультурной истории края. В степной зоне окончательно утвердилось производящее хозяйство, в его структуре к эпохе поздней бронзы стало преобладать скотоводство, что и предопределило вхождение степных групп населения Забайкалья в этнокультурную область Центральной Азии [8, 17].

Это положение иллюстрируется конкретными данными погребальных памятников культуры плиточных могил1 [20, с. 121]. Плиточники (так принято называть население времени этой культуры) жили на огромных по протяженности равнинных и горностепных пространствах южного Забайкалья, восточной и большей части Центральной Монголии. Основным источником получения мясной пищи для них было скотоводство. Охота, собирательство и, видимо, рыболовство играли вспомогательную роль: в целом это было кочевое хозяйство, основанное на экстенсивном скотоводстве.

В эпоху бронзы низкий уровень технической оснащенности древних скотоводов Центральной Азии, их зависимость от природных условий, по-видимому, не позволили им освоить котловинные степи Прибайкалья, которые зимой покрывались мощным (более 20–30 см) слоем снега. Об этом свидетельствует ограничение распространения плиточников пределами Кудинских и Ольхонских степей. По климату и растительности эти Ольхонские территории схожи с прилегающими к ним котловинными степями Забайкалья [9, 14, с. 66]. На Ольхоне можно было вести круглогодичный выпас скота, Кудинские же степи, где долго не таял снег, по-видимому, использовались как летние пастбища. Возможно, эти островки степного населения на летних и зимних стойбищах – свидетельства существования там в эту эпоху пунктов обмена продуктами хозяйства с таежным населением. Степняки привозили сюда более совершенные бронзовые изделия или, возможно, даже железо, продукты скотоводческого или земледельческого хозяйства, а таежники – пушнину. Так как в рассматриваемое время лесное и таежное население Забайкалья и Прибайкалья продолжало вести образ жизни охотников и рыболовов, проникновение скотоводства в лесную зону исследователи связывают с влиянием плиточников [3, 14].

На позднем этапе своего развития, ближе к середине 1-го тыс. до н.э., население культуры плиточных могил знакомится с железом. В раннем железном веке плиточники привносят традиции скотоводческого хозяйства центральноазиатского типа на территории горных котловин Прибайкалья, менее пригодных для кочевого скотоводства. Значительная часть этой территории была занята лесами, а степные участки, расположенные в горных котловинах, представляли собой лишь небольшие вкрапления в обширные таежные пространства [3, с. 127–130; 4, с. 81; 13, с. 10].

До сих пор неясно, что же побудило ранних кочевников начать осваивать Прибайкалье и менять тип хозяйства на оседлый. По нашему мнению, этому способствовал сложный комплекс факторов, непосредственным же толчком, по-видимому, послужили изменения климата: периодические усыхания степей, которые приводили к перемещению ранних кочевников в переходные зоны. Они, освоив Прибайкалье, создали своего рода хозяйственно-культурную базу для переселения сюда больших масс кочевых народов.

Важное значение для понимания генезиса хозяйствования скотоводов при освоении Прибайкалья имеют технологические аспекты, в частности, такие как совершенствование земледелия и луговодства, развитие комплексного направления хозяйства – скотоводства и вспомогательных видов деятельности (охоты, земледелия, рыболовства и собирательства), изменение структуры стада, принципов организации общественного производства, появление деревянных жилищ и хозяйственных построек (стаек, хранилищ, оград), железных орудий (топоров, кос, серпов, сошников).

Как известно, пашенное земледелие, сенокошение и плотничество предполагают наличие развитой металлургии. Окончательное становление металлургии в Центральной Азии, по-видимому, нужно связывать с периодом расцвета гуннской империи. Около 201 г. до н.э. гуннский шаньюй Маодунь завоевал горные области Саяно-Алтайского нагорья, северной Монголии, западного Забайкалья и Прибайкалья. Это была подготовка большой и длительной войны с Китаем. Гуннами были покорены уюкцы Тувы, пазарыкцы Алтая, тагарцы Хакасско-Минусинской котловины и население культуры плиточных могил Монголии и Забайкалья [7, с. 79, 80]. Л.Р. Кызласов указывает на экономические причины завоеваний районов Саяно-Алтайского нагорья и Забайкалья, чрезвычайно богатых месторождениями железа, меди, золота, олова (еще в V–III вв. до н.э. местные племена добывали здесь железную руду). Гунны сразу после завоевания этих территорий сами начали разработку месторождений железа на территории нынешних Тувы и Забайкалья [7, с. 83].

Археологические культуры раннего железного века Прибайкалья слабоизучены [3, с. 109], поэтому для исследования системы хозяйствования Бурятии мы будем использовать археологические материалы Саяно-Алтая (части южной Сибири): общеизвестно, что древнее население этой территории культурно и генетически связано с обитателями Прибайкалья [6, с. 58, 59; 12, с. 31]. Важно отметить некоторое сходство экологических зон южной Сибири, таких как западное Забайкалье, Прибайкалье, Горный Алтай, северо-восточная Тува, Хакасско-Минусинская котловина, их с уверенностью можно отнести к переходной зоне между тайгой и степью.

В Хакасии и Туве в период развития таштыкской и шурмакской культур (II в. до н.э. – V в. н.э.) основной пищей населения была не мясная, а молочная и растительная. Здесь наряду с традиционными зернотерками (их производительность – 10 кг муки за 12 ч работы) появилась более продуктивная ручная мельница (50 кг муки за то же время). Расширение посевных площадей позволяет нам предположить появление примитивных пахотных орудий (типа сохи) с использованием тягловой силы быков и лошадей. В этот период сеяли просо, пшеницу, ячмень, и для жатвы уже имелись железные серпы, а эти орудия подтверждают наличие пашенного земледелия. Известно, что в данный период активно используется поливное земледелие, которое указывает на высокий уровень агрокультуры. В результате такого хозяйствования появляются обособленные производственные группы, одни из которых занимаются по преимуществу скотоводством, другие – земледелием [7, с. 120]. По-видимому, аналогичные процессы происходят и в Прибайкалье. В этот период выделяются группы не только скотоводов и земледельцев, но и ремесленников и торговцев. Такое разделение труда связано с тем, что в период развития кочевых империй окраины Центральной Азии, такие как Южная Сибирь, становились культурными центрами номадов. Здесь трудились земледельцы и ремесленники, которые по различным обстоятельствам (плен, побег из рабства и т.д.) попадали на службу кочевникам. Относительно емкие сырьевые ресурсы позволяли кочевникам диверсифицировать свою экономику.

До VII–VIII вв. на территории Южной Сибири были распространены жилища полуземляночного типа. В этот период в Саяно-Алтае и Прибайкалье появляются столбовые юрты, подобные тем, что есть у современных тюркоязычных народов (хакасов, алтайцев, якутов) [7, с. 131]. В конце 1-го тыс. с дальнейшим развитием плотнического ремесла появляются и улучшаются срубные жилища. По-видимому, параллельно идет процесс совершенствования хозяйственных построек для стойлового содержания скота.

Особый интерес представляет тема эволюции косы. Можно предположить, что древние косы возникли на базе серпов. Косы-горбуши начали использовать во второй половине 1-го тыс. н.э. Они применялись для уборки урожая наряду со втульчатыми и черешковыми серпами [3, с. 138]. По-видимому, поливное луговодство также возникло во второй половине 1-го тыс. н.э.: «Для того чтобы обеспечить зимовку скота, помимо выпаса была необходима дополнительная подкормка. Поэтому большое внимание уделялось системе заготовки сена. С этой целью земли, прилежащие к зимникам, унавоживали, поливали и оберегали от потравы для сенокоса. В Прибайкалье имеются древние оросительные системы, сохранившиеся до наших дней, которые использовались для орошения полей и сенокосных угодий» [3, с. 139].

Таким образом, существенную роль в освоении горных котловин Прибайкалья, становлении и формировании хозяйства сыграли разнообразные технологические усовершенствования и технические новшества 1-го тыс. н.э. Они, бесспорно, явились одним из факторов генезиса не только бурятского хозяйства, но и хозяйства скотоводческих народов Южной Сибири, так как способствовали оптимизации системы материального производства, ее большей адаптивности к природным условиям переходной зоны [10].

Как свидетельствуют археологические материалы эпохи бронзы, скотоводческий образ жизни насельников Центральной Азии, в том числе и Забайкалья, был ограничен степными пространствами. Отсутствие кочевничества в Прибайкалье в рассматриваемый период говорит о неприспособленности населения Центральной Азии к экологическим условиям Прибайкалья. Приобретение знаний, позволяющих выживать в горных котловинах Прибайкалья и аналогичных зонах Южной Сибири, сопровождалось выработкой соответствующих социокультурных механизмов адаптации, прежде всего технологии сенозаготовок, сокращения перекочевок, организации общественного производства, и созданием разнообразных элементов материальной культуры (деревянных жилищ, орудий земледелия и системы сенозаготовок). Этот процесс основывался на постепенном возрастании объемов сенозаготовок и связанной с этим увеличением численности крупного рогатого скота, постепенном переходе к двухразовому кочеванию и последующему становлению комплексного хозяйства.

На наш взгляд, освоение Прибайкалья скотоводами началось с выпаса здесь табунов лошадей, которые могли добывать себе пропитание из-под снега. Лошади имеют уникальную способность к тебеневке в зимний период: даже при толщине снежного покрова 30–50 см, чтобы отрыть траву, им достаточно трех ударов копытом [1, с. 55; 16, с. 128]. Вот почему зимние пастбища Прибайкалья, покрытые глубоким снегом, первоначально начали осваивать табунщики, которые отгоняли сюда лошадей и пасли их до наступления весеннего периода. Этот способ позволял сохранять участки степи для летнего выпаса мелкого рогатого скота. В течение нескольких поколений табунщики в ходе миграций, происходивших из-за различных кризисных ситуаций – засух, войн, политических притеснений и т.п., накапливали и передавали информацию об экологической зоне Прибайкалья. Эти знания позволяли кочевникам осваивать Прибайкалье. Здесь необходимо отметить, что мигрировали в основном богатые скотоводы, которые пытались сохранить свой главный капитал – большие стада скота, в основном лошадей. Эту тенденцию, сохранявшуюся и в начале XX в., подтверждает проведенный нами в 2005 и 2006 гг. опрос1 агинских бурят2, который показал, что нынешнее местообитание шэнэхэнских бурят3 – не что иное как зимние пастбища богатых агинских бурят рубежа XIX–XX вв. Аналогичные способы адаптации использовали предки якутов, которые в процессе вытеснения их из Прибайкалья последующими потоками кочевников освоили самые северные районы Сибири. Табунное скотоводство до советского периода являлось основой хозяйства богатых скотоводов Якутии.

И еще один интересный аспект. При освоении экологической ниши Прибайкалья, тайги и котловинных степей кочевники, по-видимому, использовали древнюю традицию облавной охоты на диких копытных животных – со временем ею занималось все большее число племенных групп западных бурят [5; 18, с. 11–28], она существовала в регионе до конца XIX в. С помощью такой охоты экологические ниши освобождались от диких животных, на этих территориях можно было заготавливать корма и разводить скот [11, с. 206].

Таким образом, можно предположить, что освоение котловинных степей Прибайкалья шло за счет ведения преимущественно табунного скотоводства и охоты. Именно этот тип хозяйства оказался наиболее подходящим в условиях региона. С его развитием население накапливало знания о природных условиях и опыт экологической адаптации; совершенствовалась организация системы материального производства, вырабатывалась технология. В этот период в переходной зоне скотоводство остается наиболее рациональной формой материального производства. Впоследствии составной частью скотоводческого хозяйства населения Прибайкалья становится охота.

Процесс освоения скотоводами Прибайкалья, прежде всего Приангарья, по-видимому, завершился в VI в., он связан со становлением курумчинской культуры. Хозяйственная деятельность населения Прибайкалья (курумчинцев) VI–XV вв., создавшего основу полуоседлого хозяйства западных бурят, достаточно подробно рассмотрена исследователями [3]. Но здесь остается неясным важный вопрос: могли ли курумчинцы свободно кочевать в Забайкалье и Монголию. Попытаемся на него ответить. До проникновения русских первопроходцев в Прибайкалье его население, занимающееся скотоводством, свободно кочевало по всему региону [2, с. 62]. Известно, что курумчинская культура была распространена в рамках территории расселения западных бурят (эхиритов, булагатов, хонгодоров), центром местообитания которых было Приангарье. Бурят этого региона от Забайкалья и Монголии отделяют гольцы Восточных Саян и оз. Байкал. Чтобы перекочевывать в Монголию и Забайкалье, западным бурятам требовалось бы ежегодно проходить со своим скотом сотни километров через тайгу и уже заселенные скотоводами долины рек Иркут и Ока или пересекать Байкал зимой по льду. Сведений об этом нет. По-видимому, исследователи смешивали два понятия – миграция и кочевание. За перекочевки они принимали периодические миграции кочевников Монголии и Южного Забайкалья в Прибайкалье и Предбайкалье, связанные с развитием и упадком кочевых империй гуннов, тюрок, монголов. Процесс миграции из Монголии в Прибайкалье продолжался вплоть до XVIII в. [15].

Вероятно, на рубеже XVI–XVII вв. кочевые племена коринцев (хоринцев) использовали Приольхонье и о-в Ольхон как убежище от монгольских племен, теснивших их из Забайкалья.

Таким образом, в котловинных степях Забайкалья со 2-го тыс. до н.э. складывается экстенсивное скотоводство. В эпоху раннего железа кочевники начинают осваивать Прибайкалье, менее пригодное для кочевничества. В процессе освоения его котловинных степей происходит постепенное освобождение экологической ниши от диких животных, и эти территории осваиваются скотоводами, а вспомогательной отраслью становится плужное земледелие. Пришлое население создает семейнобрачные отношения с местными охотниками и перенимает у них традиции охоты в тайге. Вследствие этого происходит становление и формирование комплексного скотоводческого хозяйства Прибайкалья как специфической системы материального производства и соответствующего образа жизни. Хозяйственная деятельность скотоводческого населения этого региона была неразрывно связана с кочевой культурой номадов Центральной Азии. Рубеж XV–XVI вв. знаменуется общим кризисом кочевой цивилизации, что приводит к упрощению системы хозяйствования скотоводов Прибайкалья. Именно на этом этапе в XVII в. они знакомятся с русской культурой и постепенно входят в состав Российского государства.

Итак, рассмотренный нами вопрос о роли различных технологических усовершенствований хозяйства мигрантов при освоении ими Прибайкалья, который исследователи ранее не ставили, позволил нам впервые проследить весь процесс становления и развития системы традиционного хозяйствования бурят в Забайкалье и Прибайкалье и сделать вывод: развитие металлургии сказалось на развитии технической оснащенности степного населения Монголии и Забайкалья, что, в свою очередь, позволило ему адаптироваться к природным условиям Прибайкалья.