Германофобия в английском обществе в 10-х гг. ХХ в

Начало ХХ в. в европейском обществе характеризовалось радикализацией общественного мнения. Самые различные слои общества реагировали на происходящие в мире события, начиная от Англо-бурской войны и заканчивая Первой мировой войной. Исключением не стала и Великобритания. Особенно остро в обществе стоял вопрос отношения к Германии и вообще всему немецкому. С одной стороны, совершенно отчетливо виден рост националистических, и даже шовинистических настроений в Соединенном королевстве, который не только проявлялся внешне, но и сказывался на внутренней политике. События и явления в международных отношениях в нулевых годах ХХ в. подготовили и сделали возможным рост подобных радикальных националистических настроений, выражавшихся главным образом в антигерманской позиции: пропаганда во время Англо-бурской войны, отношение к увеличению военно-морского флота Германии, постоянные международные демарши германского правительства в колониальной сфере. С другой стороны, наблюдался рост интернационализма, в первую очередь в среде рабочего движения, однако созданная в 1900 г. Лейбористская партия не всегда поддерживала в своих сторонниках эту традиционную для левых движений платформу. Кроме того, в Великобритании, у которой были давние культурные, экономические и политические связи с немцами, находились и сторонники более тесного союза с Германией. Однако германофобия носила более масштабный характер в сравнении с германофилией. В обсуждение «германского вопроса» оказались втянуты король, члены его семьи, близкие друзья королевской семьи, видные военные и государственные деятели, члены Парламента и правительства, газеты и общественные деятели.

Судя по дневникам короля Георга V, замечаниям его биографа и воспоминаниям приближенных, монарх не любил заграничные поездки, международные отношения его мало интересовали. В такой сложной области, как англо-германские отношения, подобное хладнокровие было весьма полезно, хотя, судя по дневникам членов королевской семьи, по разным причинам в них культивировалась германофобия. В частности, королева Александра, мать короля Георга V, писала о кайзере Вильгельме II: «Это безумный и тщеславный осел, который считает, что к нему относятся без должного уважения как к императору древней и могущественной Германии. Я надеюсь, что это великолепие когда-нибудь развалится, чему мы все будем только рады!» [2, с. 272]. Смерть короля Эдуарда VII 6 мая 1910 г. вызвала в прессе надежды на скорое улучшение англо-германских отношений и уменьшение антигерманской кампании в британской прессе [8. 1908. 280 ct.; 1914. 18 Aug.]. Несмотря на дружеские объятия и соответствующее этикету поведение императора Вильгельма во время траурных мероприятий, общественное мнение все-таки оставалось негативным

по отношению к Германии. У многих были свежи воспоминания об интервью Вильгельма II газете «Дэйли Телеграф» от 28 октября 1908 г., в котором германский монарх крайне резко высказывался об англичанах и английской политике: «... малый и средний класс в Германии не видят возможности дружеских отношений с такими обманщиками, как англичане» [8]. В 1911 г. случилось два события, серьезно ухудшивших отношение британцев к немцам. Во-первых, это был визит германского императора в Лондон по случаю открытия мемориала королеве Виктории и последовавший за ним марокканский кризис из-за немецкой канонерки, которая вошла в порт марокканского города Агадир. Во время кайзеровского визита в Англию в 1911 г. в провинциальных газетах началась настоящая шпиономания. Заговоры и агенты разведки виделись британцам на каждом ходу, и свою лепту в панику алармизма внес и король Георг. В разговоре с немецким послом Менсдорфом он заявил: «Немцы подозревают, что английские шпионы прячутся повсюду. На самом деле у нас не выделяются средства на секретную службу, или они меньше тех, что тратит любое иное государство. А германский шпионаж великолепно организован и щедро финансируется. В Портсмуте и Саутхэмптоне всегда есть некоторое число немецких шпионов, поэтому германские офицеры вполне могут обследовать все наши суда» [2, с. 273]. А накануне отъезда из Портсмута Вильгельм устроил скандал, «выкрикивая проклятия и угрозы в адрес Англии» в присутсвии Людвига Баттенберга, адмирала и родственника короля. У Георга V получилось свести инцидент к выяснению семейных отношений [7]. Однако, когда информация просочилась в прессу, Портсмут охватила настоящая мания: газета «Дэйли Тэ-лэграф» писала, что «в эти дни немецких шпионов искали по всему Портсмуту от муниципалитета до портовых бочек, к сожалению, досталось и нашему славному адмиралу Баттенбергу, жители Портсмута ропщут, что его немецкое происхождение помешало дать соответствующий джентльмену ответ» [8. 1911. 6 May]. В 1913 г. многие отмечали, что, несмотря на действия монархов, добрые жесты правительств или другие международные инициативы налаживания добрых отношений между двумя народами было почти невозможным. К примеру, секретарь короля Георга сэр Артур Бигге отметил: «В целом визит прошел с большим успехом, но я сомневаюсь, чтобы от него была какая-то реальная польза. Настроения в обеих странах слишком сильны, чтобы такого рода визит мог что-то изменить» [2, с. 276]. Первое полугодие 1914 г. британское общество было занято обсуждением проблемы статуса Ирландии и гомруля, и «германский вопрос» практически исчез из заголовков популярных газет, теме противостояния с Германией все меньше времени отводилось в Парламенте, однако июльский кризис заставил вернуться и к этой проблеме. Начиная со 2 августа у Букингемского дворца стали собираться толпы народа, распевающие патриотические песни, а многие из них требовали немедленной поддержки «друзей Британии на континенте». На следующий день градус патриотической эйфории поднялся еще выше, т. к. правительство заявило о намерении поддержать бельгийский нейтралитет согласно Лондонскому протоколу 1830 г., что означало фактически выступление на стороне Франции и России. Вечером 3 августа король Георг отметил в своем дневнике: «Сейчас все за войну и за то, чтобы помочь нашим друзьям» [3]. «Дэйли Телеграф» отметила, что ликование было оглушительным. Следует подчеркнуть, что восторг и эйфория были направлены не столько на Георга V, сколько на монарха как символ британского единства. Одновременно с патриотическим подъемом английское общество заразилось невероятной подозрительностью ко всему немецкому. Однако Австрия не была объектом критики и подозрений. Многие англичане искренне любили эрцгерцога Франц-Фердинанда и его супругу, убитых в Сараево. Об этом свидетельствуют записи в посольской книге австрийского посольства, сделанные англичанами, они начались еще в конце июня и продолжались вплоть до закрытия посольства 12 августа, когда Великобритания объявила войну Австро-Венгрии. 9 августа австрийский посол даже был приглашен на чай в Букингемский дворец, но воспользовался боковым входом, минуя журналистов и фотографов. В день объявления войны австрийский посол Менс-дорф сделал запись в своем дневнике: «Редкий случай, чтобы одновременно с объявлением войны монарх писал послу письмо, начинающееся со слов “Дорогой Альберт!” и заканчивающееся фразой “Ваши преданные друзья и кузены Георг и Мария”» [11, с. 73]. Другой пример такой любви к австрийцам проявил лорд Хэрвуд, землевладелец из Йоркшира, написавший австрийскому послу 14 августа: «Печально, что наши страны вынуждены воевать, поскольку мы виним вас только в том, что вы поднесли спичку» [6, с. 465].

К Германии британский народ относился совершенно иначе. К концу 1914 г., когда немецкие войска стали прорываться к Парижу, а британский экспедиционный корпус терпел поражения, настроения в обществе резко изменились от презрения и насмешек, популярных в прессе, к ненависти. В объектив британской германофобии попадали мужчины и женщины любого возраста с германскими именами, несмотря на долгое проживание в стране, объявлявшиеся изменниками. Их арестовывали и без суда и подвергали тюремному заключению. Доходило и до абсурда, когда непатриотичным считалось употребление германских продуктов или, к примеру, держать таксу. Однако наибольший резонанс в обществе произвела кампания прессы и крайне-правых движений против двух важных особ: первого лорда Адмиралтейства Людвига Баттенберга и лорда-канцлера виконта Ричарда Холте-на. Людвиг Баттенберг провел мобилизацию флота в несколько дней в конце июля 1914 г., но его имя и акцент стали объектами для нападок в прессе и публичных оскорблений. Его сын, будущий граф Маунтбэттэн Бирманский, писал матери в конце августа 1914 г.: «Какой, как ты думаешь, последний слух из тех, что до нас доходят? Что папа оказался немецким шпионом и тайно посажен в Тауэр под охрану бифитеров. <…> Из-за этого мне пришлось выносить порядочные неприятности» [10, с. 140]. К ноябрю того же года Людвиг Баттенберг, тяжело переживавший кампанию против него, ушел в отставку, считая, что его «происхождение снижает пользу, которую можно приносить в Совете Адмиралтейства» [2, с. 283]. В начале 1915 г. премьер-министр Асквит не смог дать кресло Холтену в новом реорганизованном правительстве. Причина нелюбви к нему в английском обществе крылась во фразе, сделанной им еще в 1912 г., в которой он назвал Германию своей «духовной родиной». Газеты не только вспомнили эту историю в начале войны, но и не включили продолжение фразы, где Холтен объясняет это любовью к занятиям философией в Геттингенском университете [7. 1914. 12, 19 Aug.; 1915. 15 Jan]. За один день в 1915 г. лорд Холтен получил 2600 оскорбительных писем. Это при том, что, будучи военным министром (1906–1912 гг.), он провел реформу военных сил, введя экспедиционные силы, территориальную армию и Генеральный штаб.

Снова стоит повторить, что антигерманская кампания в Великобритании была направлена не только против известных немцев на британской службе. Так, под арест попали музыканты из оркестра Готлиба, которые сознательно пытались избежать призыва на военную службу в Германии. От тюрьмы их спас лично король, и чем чаще монарх пытался проявлять цивилизованность и гуманизм в отношениях с противниками, тем больше подозрений он сам вызывал у населения. В частности, он был резко против политики возмездия – ответных действий британских военных сил на потопление гражданских и торговых судов, бомбежки и т.д. Кроме того, Георг V выступил резко против лишения кайзера и членов его семьи звания почетных командиров британских полков, а также удаления их знамен орденов Подвязки из церкви Святого Георга в Виндзоре и лишении любых британских орденов, принадлежащих противникам. Королева Александра писала: «Будет только справедливо, если эти ненавистные знамена уберут из нашей священной церкви Святого Георгия в Виндзоре» [2, с. 286]. Секретарь короля отметил в своем дневнике, что если бы король не пошел на вынос знамен, церковь взяли бы штурмом». С каждым новым поражением англичан на континенте подозрения населения в том, что королевская семья симпатизирует Германии, усиливались. Сначала подобные разговоры циркулировали в довольно узком кругу: среди республиканцев. Однако по мере того, как число жертв войны год от года возрастало, ширилось и число недовольных царственными супругами. Поведение королевской четы, проявлявшей скромность в личной жизни и неутомимое трудолюбие в жизни общественной, уже само могло служить гарантией от подобной клеветы, однако в 1917 г. король, кажется, утратил выдержку и решил вернуть себе доверие подданных с помощью театрального жеста: он «избавил» королевскую семью от немецкой крови, объявив ее семьей Виндзоров.

Провозглашение династии Виндзоров сопровождала другая, более практичная и своевременная мера. Членам королевской семьи предписывалось отказаться от всех «германских званий, титулов, санов, наград и имен». Принц Людвиг Баттенберг отказался от своего немецкого титула, взяв себе переделанную на английский манер фамилию Маунтбеттен, и получил титул маркиза Милфорда Хейве-на. Его старший сын принц Георг Баттенберг получил придворный титул графа Медины, а младший сын принц Людвиг Баттенберг стал лордом Людвигом Маунтбэттеном, а годом позже – графом Маунтбэттеном. Другой член семьи Баттенбергов, принц Александр, капитан гренадеров, получил титул маркиза Ка-рисбрука. Два брата королевы, оба старшие офицеры британской армии, приняли фамилию Кембридж, по бабушке по материнской линии, и каждый из них стал пэром. Герцог Текский получил титул маркиза Кембриджского. Отказ от немецких фамилий и состояний британское общество приветствовало. Д. Ллойд Джордж, занимавший в то время пост премьер-министра, писал в своих воспоминаниях, что «мера была крайне своевременной, <…> и совершенно точно, что английская монархия не потерпит того краха, какой потерпела монархия российская, несмотря на разлад в правительстве и конец тесного союза с лейбористской партией» [4, с. 178].