"Гибридная война" как угроза безопасности союзного государства Беларуси и России

Проблематика безопасности сегодня занимает центральное место в общей интеграционной повестке Союзного государства Беларуси и России (Союзное государство, СГБР). В широком смысле эта сфера вбирает в себя все остальные направления интеграционного взаимодействия, поскольку и социально-экономические, и культурно-гуманитарные, и иные интеграционные цели и задачи невозможно решить без обеспечения надежной защищенности национальных интересов Российской Федерации

(РФ) и Республики Беларусь (РБ) от внешних и внутренних угроз. В текущей международной ситуации – тем более. Тенденция к нарастанию угроз, рисков и опасностей, обусловленных эскалацией конфронтационного поведения евроатлантических акторов, продолжает усиливаться, в том числе в военно-политической плоскости. Среди ключевых негативных факторов в Военной доктрине Союзного государства 2021 г. выделяются, например, противодействие со стороны некоторых международных организаций, иностранных государств разви- тию Союзного государства, Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), а также других интеграционных образований на международной арене с участием Республики Беларусь и Российской Федерации; наращивание силового потенциала Организации Североатлантического договора (НАТО) на внешней границе Союзного государства; применение в военных конфликтах военной силы в сочетании с политической, финансово-экономической, информационной и другими формами борьбы и др.1 Несмотря на то что в документе не употребляется понятие «гибридная война», по сути, подразумевается именно она, в последние годы находящая наглядное подтверждение на практике и воплощающаяся в попытках коллективного Запада нанести максимально возможный ущерб безопасности и стабильности всему Союзному государству и странам-участницам в отдельности. Особо подобные попытки активизировались в ходе неудавшегося государственного переворота в Республике Беларусь летом 2020 г., накануне и после начала специальной военной операции России на Украине в феврале 2022 г.

Заметим, что «гибридная война» - относительно новый термин, получивший распространение в начале XXI в., хотя соответ -ствующие проявления и инструментарий апробировались гораздо раньше и имеют давние исторические корни. Существуют его различные трактовки в отечественной и зарубежной литературе, но довольно часто «гибридную войну» увязывают с комплексным применением различных методов (не только военного, но и экономического, социального, политического характера) воздействия на противника в рамках межгосударственного противоборства [11; 13].

Одним из основоположников концепции «гибридной войны» называют известного американского теоретика в области военно-политической стратегии Ф. Г. Хоффмана, аргументирующего многовариантность межгосударственных конфликтов XXI в. Им артикулируется гибридное сочетание традиционных (конвенциональных) и иррегулярных (неконвенциональных) тактик, базирующееся на разнообразных простых и сложных технологиях2.

Приведем также определение авторитетного отечественного специалиста А. А. Бартоша: «Гибридная война - это широкий диапазон действий, осуществляемых противником с использованием военных и иррегулярных формирований, с одновременным привлечением гражданских компонентов»3.

В военно-политическом контексте под «гибридной войной» понимается использование разнообразных тактик военной, политической и социально-экономической дестабилизации на территории противника, когда нападающая сторона подавляет оппонента, используя сочетание скрытых операций, диверсий, кибервойны, а также оказывая поддержку «повстанцам». При этом военные действия могут вообще не вестись, следовательно, с формальной точки зрения «гибридная война» может протекать и в условно мирное время. В целом данный концепт предполагает множество смыслов и измерений, элементов неопределенности [10; 12; 15].

«Гибридная война», наряду с «обычной», традиционной войной, включает и политику «иными средствами» для достижения определенных политических целей и может проводиться в различных пространствах: информационном (через средства массовой информации, интернет-пространство); киберпространстве (применение технически сложных компьютерных программ, нацеленных на нанесение ущерба крупным промышленным предприятиям и другим стратегически важным объектам, специальных программ-шпионов против конкретных государственных и промышленных объектов в целях получения информации о закрытых разработках, в том числе в оборонно-промышленном комплексе); дипломатическом (традиционная форма политического противоборства); внутриполитическом (использование любых имеющихся противоречий в обществе противника); экономическом (применение экономических и финансовых санкций и контрсанкций, ослабление противника в ключевых секторах экономики) [1, с. 55].

Весьма актуальным видится акцент на информационной составляющей: так, по словам Д. Г. Евстафьева и А. В. Манойло, «интегрирующей платформой для гибридных войн становятся новые возможности цифрового информационного общества»; показательно выражение «милитаризация информационного пространства» [3, с. 160–161]. В свете происходящих сейчас структурных сдвигов в мироустройстве примечательно мнение, высказываемое в российском дискурсе, об активном вовлечении в «гибридные войны» не только глобальных игроков, но также региональных сил и корпоративных структур, о возникновении различных форматов, отражающих неравномерность развития процессов формирования геоэкономической полицен-тричности, возникновения макрорегионов [2]. В широком ключе феномен «гибридных войн» интерпретируется как главный фактор формирования системы современных международных отношений [5].

Белорусские специалисты тоже рассуждают о «гибридных войнах» как типичных для текущего столетия. Например, В. А. Ксенофонтов из Военной академии Республики Беларусь говорит о комбинированной природе противоборства, присущей современным конфликтам [4].

Нередко российские и белорусские авторы обращаются к изучению деструктивных последствий «гибридной войны» на разных уровнях – глобальном, региональном и внутригосударственном. Подмечаются усиление дестабилизации общемирового пространства и обострение вызовов и угроз безопасности, деструктивное влияние на национальное самосознание, историческую память, корреляции с «цветными революциями» [6; 7; 9]. Артикулирована тема ориентированности главных бенефициаров «гибридной войны» на полную или частичную дезинтеграцию других государств для достижения качественной трансформации и полного изменения его внутри- или внешнеполитического курса [8, с. 64]. В текущих условиях такие установки свойственны прежде всего евроатлантическим акторам. С другой стороны, тот же Ф. Г. Хоффман считал, что данная форма конфликта будет препятствовать «основным интересам Запада и мировому порядку в течение следующего поколения» [14, p. 58].

Подытожим, что пока проблематика «гибридной войны» более предметно разрабатывается в разрезе интересов и безопасности России либо Республики Беларусь, но не обеих стран и тем более – всего Союзного государства.

Цель настоящей статьи – определить специфику восприятия «гибридной войны» против Союзного государства Беларуси и России и его стран-участниц в контексте тенденций эволюции современной геопо- литической ситуации и российско-белорусской интеграции.

Задачи: рассмотреть проявления и инструментарий «гибридной войны» со стороны коллективного Запада против Союзного государства, Российской Федерации и Республики Беларусь; охарактеризовать позиции представителей политического сообщества СГБР в анализируемой области, в сопряжении с изменением форм и масштабов международного противоборства; показать направления воздействия «гибридной войны» на состояние и перспективы Союзного государства как интеграционного формата.

Методы

Основу методологии данной статьи образует совокупность общенаучных, специальных и прикладных методов. Среди общенаучных методов стоит выделить анализ, синтез, индукцию, классификацию, типологию, аналогию, обобщение, сравнение. Применялись следующие разновидности сравнительного анализа: кросс-национальный – в исследовании проявлений «гибридной войны» в отношении России и Республики Беларусь; сравнительно-ретроспективный – в изучении динамики актуализации данной проблематики для Союзного государства Беларуси и России.

Сущностные аспекты заявленной темы исследовались прежде всего с опорой на структурно-функциональный анализ, предполагавший разбор проявлений «гибридной войны», строящихся на корреляционной связи, соподчиненности, градации; ситуационный анализ, направленный на исследование статусно-ролевых характеристик политических акторов в условиях «гибридных войн»; системный анализ, позволивший рассмотреть Союзное государство Беларуси и России в качестве устойчивого, целостного, единичного, иерархичного сооружения ‒ системы.

Для уточнения и детализации позиций представителей политического сообщества СГБР и особенностей текущей ситуации в русле обозначенной проблематики привлекались следующие методы: качественный и формализованный анализ документов, методы политической диагностики (оценивание воздействия/результата), метод кейсов как метод конкретных ситуаций.

Главные материалы исследования составили сведения, размещенные на Информационно-аналитическом портале Союзного государства ( https://soyuz.by ), официальных сайтах Постоянного Комитета Союзного государства ( https://www.postkomsg . com), Президента Российской Федерации ( http://www.kremlin.ru ), интернет-портале Президента Республики Беларусь (https:// president.gov.by/), официальных сайтах силовых ведомств стран – участниц Союзного государства ( http://www.svr.gov.ru и др.).

Результаты и обсуждение

Категория «гибридная война» превратилась в одну из константных в общественнополитическом дискурсе в рамках Союзного государства Беларуси и России – как на внутригосударственном, так и на союзном уровне. Вместе с тем в официальных документах РФ и РБ, а также принятых в формате СГБР она не является системообразующей. Сошлемся еще раз на Военную доктрину Союзного государства 2021 г., которую можно воспринимать как одно из свидетельств изменившихся подходов Российской Федерации и Республики Беларусь к восприятию вызовов и угроз безопасности.

Тем не менее и в этой доктрине, и в концептуально-стратегических документах РФ и РБ наличествуют смысловые блоки, корреспондирующие с исследуемой категорией. Например, в действующей Стратегии национальной безопасности РФ указывается, что «…ряд государств оказывает на Россию и ее партнеров открытое политическое и экономическое давление… применяются непрямые методы, направленные на провоцирование долговременной нестабильности внутри Российской Федерации... Увеличивается количество компьютерных атак на российские информационные ресурсы»4. В Военной доктрине РФ среди характерных черт и особенностей современных военных конфликтов называются, в частности, комплексное применение военной силы, политических, экономических, информационных и иных мер невоенного характера, реализуемых с широким использованием протестного потенциала населения и сил специальных операций; участие в военных действиях иррегулярных вооруженных формирований и частных военных компаний; применение непрямых и асимметричных способов действий5.

Сходные положения содержатся и в белорусских документах. Так, в Военной доктрине РБ упоминается о распространении внутренних вооруженных конфликтов с масштабным комплексным применением военной силы как в традиционных формах и традиционными способами, так и с использованием диверсионных (партизанских) и террористических методов ведения боевых действий. Основными внешними военными опасностями на уровне рисков и вызовов Республике Беларусь признаются, в частности, «создание и функционирование в государствах (коалициях государств) специальных военизированных формирований для ведения действий в информационном пространстве по оказанию деструктивного информационного воздействия на население, органы государственного и военного управления, инфраструктуру Республики Беларусь»; «введение другими государствами (коалициями государств) политических и экономических санкций»6.

Отметим, что выражение «гибридная война» присутствует в Стратегии коллективной безопасности ОДКБ - организации, членами которой являются и РФ, и РБ. В документе закрепляются факторы, «которые имеют / могут иметь негативное влияние на систему коллективной безопасности» и определяющие динамику и прогноз развития военно-политической обстановки в мире и регионах, расположенных в непосредственной близости к зоне ответственности ОДКБ. Среди таковых – применение технологий так называемых «цветных революций» и «гибридных войн»7. Примечательна в данном случае их корреляция.

В дискурсивных практиках официальных представителей стран - участниц Союзного государства и должностных лиц СГБР категория «гибридная война» присутствует непосредственно, притом можно зафиксировать возрастание частоты ее употребления в контексте ключевых в анализируемой области событий последних нескольких лет. Также следует подчеркнуть, что наблюдается оперирование разными лексическими конструкциями, но довольно близкими по смыслу.

Сравнивая позиции высшего политического руководства двух стран, сошлемся на данные мониторинга официальных сайтов президентов РФ и РБ за период с 1 августа 2020 по 31 мая 2022 г. включительно.

Так, поиск по запросу со словосочетанием «гибридная война» в данном временном интервале на интернет-портале президента РБ А. Г. Лукашенко выдал 47 результатов. За сопоставимый предшествующий период (с 1 октября 2018 по 31 июля 2020 г.) – всего 4 результата; отбрасывая несущественные варианты, выделим лишь 1 результат (19 февраля 2020 г., переговоры с президентом Египта). Белорусский лидер употребляет искомое выражение и его вариации («гибридные войны» и пр.) в различных контекстах и выступлениях, в том числе в плоскости российско-белорусского интеграционного взаимодействия. Например, 1 апреля 2022 г. в ходе церемонии вручения премий Союзного государства 2021 года в области науки и техники он акцентировал общность вызовов для народов России и Республики Беларусь и ответа на них, отметив, что «…только так, объединяя человеческий капитал и компетенции двух стран, можно усилить позиции Союзного государства… Это объективная реальность, и с ней придется считаться тем, кто развязал против нас эту гибридную войну»8. На минском совещании 27 августа 2020 г., характеризуя ход и результаты белорусских протестов, А. Г. Лукашенко увязал понятия «гибридная война» и «дипломатическая война»: «Мы сегодня имеем налицо определенный этап гибридной, скажем прямо, войны против Беларуси. А как это иначе назвать? Средства массовой информации и информационная сфера поражены этой борьбой, войной противоборствующих сторон». «Дипломатиче-ская бойня против нас началась и на самом высоком уровне», - добавил президент9.

Президент России В. В. Путин практически не склонен к употреблению понятия «гибридная война» в своих выступлениях. Так, поиск по запросу с искомым словосочетанием за все время на официальном сайте Президента РФ выдал 23 результата. К указанному периоду имеют отношение лишь 15 результатов, причем большинство из них применимы к белорусскому лидеру, но не российскому, так как характеризуют высказывания А. Г. Лукашенко (например, в ходе пресс-конференции по итогам российско-белорусских переговоров 18 февраля 2022 г.), либо другим лицам. Российский лидер предпочитает использовать иные выражения, но укладывающиеся в смысловые ориентиры анализируемого концепта. В частности, на VIII Форуме регионов России и Белоруссии 1 июля 2021 г. он говорил о всесторонней помощи братскому белорусскому народу «в условиях непрекращающегося политического и санкционного давления, упорных попыток извне раскачать ситуацию»10. Выступая на коллегии Федеральной службы безопасности (ФСБ) 24 февраля 2021 г., Президент России отметил, что Россия сталкивается с последовательной и агрессивной политикой, направленной на срыв развития страны и создание проблем по ее периметру. Это делается, чтобы «в конечном итоге ослабить Россию и поставить ее под внешний кон-троль»11. В целом В. В. Путин часто обращается к теме давления со стороны коллективного Запада – санкционного и прочего.

Понятие «гибридная война» встречается в дискурсе представителей силовых ведомств РФ и РБ. Так, глава Службы внешней разведки России (СВР) С. Е. Нарышкин по итогам совместной коллегии СВР и Комитета государственной безопасности (КГБ) РБ 3 июня 2021 г. заявил, что Запад использует против Российской Федерации и Республики Беларусь элементы «гибридной войны», сочтя термин «недружественные шаги» очень мягким. «Россия и Беларусь оценивают действия западных стран против себя как агрессивные акции, которые предпринимаются вне рамок международного права», – добавил С. Е. Нарышкин12. В свою очередь глава КГБ РБ И. С. Тертель подчеркнул, что с момента неудавшегося госпереворота республика находится в стадии отражения гибридной агрессии коллективного Запада13.

Обратимся к конкретным проявлениям «гибридной войны» по отношению к Союзному государству. Они носят самый разнообразный характер – политико-дипломатический, экономический и пр. В частности, вспомним о событиях августа 2020 г., когда некоторые западные страны заявили о непризнании А. Г. Лукашенко законным главой государства.

Элементом «гибридной войны» выступает и экономическое давление. В настоящее время мы можем наблюдать бесчисленное количество санкций, введенных против РФ и РБ, – точечных и секторальных. Отметим взаимосвязанность последствий санкций как для РФ, так и для РБ. Например, действия Министерства финансов США, направленные против России, сказываются и на Республи- ке Беларусь, так как ее экономика сильно зависит от ключевых российских финансовых институтов и их дочерних компаний, включая публичное акционерное общество «Сбербанк России», публичное акционерное общество «Банк ВТБ» и Государственную корпорацию «Банк развития и внешнеэкономической деятельности (Внешэкономбанк)»14.

Мы можем воочию наблюдать и «зеркальный эффект», при котором наращивание санкционной политики негативно влияет и на западные экономики, что, впрочем, пока не удерживает Запад от дальнейшей эскалации на данном направлении.

Несправедливо вводятся также санкции по отношению к белорусскому и российскому спорту. Еще в начале марта 2022 г. США и еще 36 государств призвали принять меры против Москвы и Минска в спорте высоких достижений, в том числе лишить РФ и РБ права принимать международные соревнования. Кроме того, индивидуальным спортсменам, администраторам и командам, представляющим российское и белорусское государство, было запрещено соревноваться в других странах, в том числе тем, которые представляют организации, города или торговые марки, по существу, представляющие Россию или Республику Беларусь, таким как крупные футбольные клубы. Была выдвинута рекомендация «ограничивать спонсорство и другую финансовую поддержку со стороны институтов, имеющих связи с российским или белорусским государством»15.

Под влиянием подобных вопиющих призывов многими международными фе- дерациями были приняты решения об отстранении российских и белорусских спортсменов от соревнований. Так поступил, в частности, Международный союз конькобежцев (ISU). Запрет распространяется на фигуристов, конькобежцев и шорт-трекистов. 3 марта 2022 г. Международный паралимпийский комитет (МПК) поступил еще более возмутительным образом – отстранил от зимних Паралимпийских игр в Пекине спортсменов из России и Республики Беларусь, изменив под давлением принятое накануне решение об их допуске к Играм в нейтральном статусе16.

В качестве элементов «гибридной войны» выступают и распространение фейковой информации, и поставки вооружений Украине, и попытки блокады Калининграда, и понижение статуса дипломатического представительства определенных стран в РФ и РБ, и т. д. В целом они подтверждают обосновываемое теоретиками мнение о ее комплексности и многоаспектности.

Следует добавить, что ни понятие, ни методы, ни технологии «гибридной войны» никак не закреплены документально на международном уровне, что создает дополнительные стимулы для расширения произвола и дискриминации со стороны субъектов коллективного Запада. РФ и РБ, другим государствам, не желающим подчиняться его диктату, необходимо выработать платформу и конкретные совместные шаги по противодействию «гибридной войне». Способами решения данной задачи могут послужить, во-первых, принятие соответствующей программы на уровне отдельно взятых государств, во-вторых, формирование общего подхода к противодействию

«гибридным войнам» на уровне мирового сообщества и на площадках Союзного государства. Определяющую роль в кодификации в этой области на глобальном уровне могла бы играть Организация Объединенных Наций. Однако на обозримую перспективу это невозможно.

Более осуществимыми и осязаемыми на практике выглядят меры, предпринимаемые РФ и РБ как в сферах своей компетенции, так и в форматах Союзного государства, ОДКБ, Евразийского экономического союза (ЕАЭС), Содружества Независимых Государств (СНГ). Та же упомянутая выше премия Союзного государства в области науки и техники воспринимается как один из ответов РФ и РБ на нарастающее санкционное давление и технологические ограничения. Предпринимаются значительные усилия по поддержке спорта (проведение в Ханты-Мансийске зимних Паралимпийских игр «Мы вместе. Спорт» и др.). Согласованы взаимные действия РФ и РБ по освоению производства импортозамещающей продукции. Солидаризируемся с позицией известного белорусского политолога В. Ф. Гигина в том, что западные санкции стали триггером российско-белорусской интеграции; он констатирует, что общие угрозы в рамках «гибридной войны», развязанной против Республики Беларусь и Российской Федерации, еще больше будут укреплять союзные отношения17. Одновременно все же следует подчеркнуть, что потенциал их укрепления реализован далеко не полностью.

Заключение

«Гибридная война» сегодня для коллективного Запада превращается едва ли не в главный инструмент сохранения однопо- лярного мироустройства. Ее проявления представляют угрозу как отдельным государствам (приводят к утрате культурной и цивилизационной идентичности, подрывают национальную безопасность), регионам и интеграционным объединениям на пространстве СНГ (провоцируют дезинтеграционные импульсы и тенденции), так и для системы международных отношений в целом (выступают источником глобальной нестабильности). Страны – участницы Союзного государства в сложившейся ситуации демонстрируют очевидные намерения к углублению взаимодействия в его рамках по магистральным направлениям союзного строительства. Однако и поступательное развитие российско-белорусской интеграции, и более широко – евразийской интеграции – противоречит интересам Запада. Цели развязанной им «гибридной войны» – подрыв национальной и союзной безопасности, дестабилизация полити- ческих и экономических систем РФ и РБ, внутриобщественного согласия, эскалация конфликтности в регионе СНГ, его геополитическая плюрализация. Успешность противостояния РФ и РБ коллективному Западу в этой борьбе серьезно зависит от их дальнейшей консолидации, а также от установления тесных взаимосвязей внутри других интеграционных объединений региона Содружества. Пока сделаны только первые шаги. В совершенствовании нуждаются концептуально-стратегические документы государственного и интеграционного уровней – как минимум требуются закрепление и пояснение понятия «гибридная война» в рамках Союзного государства, а также непосредственно в РФ и РБ. Важно обеспечить продвижение элементов наднациональности в интеграционные механизмы в области безопасности, правовой области, научно-технологической и других сферах.