Гимнографическая традиция в повести И. С. Шмелева «Неупиваемая чаша»

ИА. Ильин в своем выдающемся сочинении «О тьме • и просветлении» следующим образом охарактеризовал одну из особенностей идиостиля Шмелева: «Проза Шмелева выкована как стихотворение; она легка и естественна и в то же время обоснована и необходима. Это — проза; но это и поэзия. Шмелев поэт уже по самому языку своему» [3, 354], «при чтении вслух оказывается, что текст Шмелева полон сокровенного пения: то лирического, то эпического, то трагического» [3, 355]. В этой характеристике слова сокровенное пение наиболее точно определяют эстетический и этический эффект, оказываемый произведениями писателя. Сокровенный значит «скрытый, сакральный», в сочетании со словом пение дает речевую метафору которую можно понять как «духовное славословие, гимн». Интуитивно-оценочные суждения И. А. Ильина подтверждаются при более детальном исследовании текстов И. С. Шмелева, одним из показательных произведений писателя в этой связи является повесть «Неупиваемая Чаша».

Сюжет повести представляет собой жизнеописание главных героев — Ильи Шаронова и Анастасии Вышатовой. О сокровенных моментах жизни героев читатель узнает из «Выписи изъ меморш рода Вышатовыхъ, листъ 24» (91) и дневника Ильи, которые благочестиво, с уклоном в житийный жанр, пересказывает повествователь1, стремясь выразить духовное совершенство главных героев в вероучительно-догматической лексике, по своему идейно-тематическому и ритмо-мелодическому строю приближающейся к церковно-гимнографической традиции, на что указывают и цитаты из ирмоса Пасхального канона и Богородичного акафиста.

Проанализируем гимнографический пласт повести Шмелева, выявим специфические особенности адаптации богослужебной поэзии в ткань художественного произведения, определим функциональность богослужебных текстов в идейно-тематической и образно-мотивной структуре текста.

Прежде всего, в тексте повести обращает внимание видоизмененная цитата из пасхального канона2, ирмоса девятой песни:

Ирмос

Повесть3

Кра-а-суйся — ликуй и pa-a-дуйся, 1ерусалиме!

СвЪтися, свЪтися, Новый 1ерусали-ме: слава бо Господня на тебт, возая. Ликуй нынт, и веселися, Сюне, Ты же Чистая красуйся Богородице, о вос-танш Рождества Твоего.

В повести иконописный мастер Арефий учит этому мо-литвословию Илью Шаронова. Арефий воспроизводит ирмос только по четырем семантически доминантным словам, адресующим к сакральным христианским образам: Богородице и Спасителю («красуйся»), Сиону и Иерусалиму («ликуй и радуйся»). Поэтическая редукция ирмоса, сведенного Арефием к одному строфоиду, не искажает смысл исходного текста.

Ирмос Пасхального канона посвящен

...славт. (свътъ, аяше) Церкви, Новаго 1ерусалима, пришедшей Воскресешемъ Христа — Главы Церкви, неразрывно связывается со славою Богородицы — сердца Церкви4.

Ирмос связан с тропарями девятой песни канона:

Первый тропарь прославляетъ Христа за обещаше: «се Азъ с вами до скончашя вълса. <абзац> Второй тропарь славословитъ Христа какъ Божш Премудрость, явившую Себя въ Воскресенш изъ мертвыхъ. Это славослов1е связано с молитвой о дарованш полнаго приобщешя радости Воскресешя въ жизни будущаго вълса5.

В молитвословии Арефия заложена семантическая перспектива, позволяющая по нескольким словам восстанавливать первоначальный облик ирмоса. В то же время молитвенный стих иконописного мастера своей краткостью и емкостью напоминает Иисусову молитву:

Господи, 1исусе Христе, Сыне Божш, помилуй мя, грешнаго» или: Господи, Сыне Божш, помилуй мя6.

В исихастской духовной практике повторение этой молитвы непременное условие для достижения особого духовного состояния, в котором молящийся созерцает Бога7. Молитва Арефия выполняет ту же функцию, но помимо этого она сакрализует процесс создания киновари, красной, так сказать, пасхальной краски:

Яичко-те бери свт.жохонечкое, изъ-подъ курочки прямо. А какъ стирать съ киноварью будешь, сушь бы была погода... ни оболочка! Небо-те какъ Божш глазокъ чтобы. Капелечки водицы единой — ни Боже мой! да не дыхай на красочку-те, ротокъ обвяжи. Да про себя, голубокъ, молитву... молитовочку шопчи: «Кра-а-суйся — ликуй и ра-а-дуйся, 1ерусалиме! (101).

По словам мтп Антония Сурожского, «молитва Иисусова заключает в себе всю суть Евангелия». Молитва Арефия заключает в себе воспоминание о центральном событии Священной истории — Воскресении Иисуса Христа.

В повести молитва Арефия повторяется еще дважды, и оба раза в похожем смысловом контексте: Илья вспоминает Арефия, когда возвращается на родину из Италии, и когда заканчивает расписывать храм в Ляпуновке. Молитва, таким образом, в контексте произведения является рефреном, которым отмечены важные события в жизни главного героя, которые условно можно выразить трехчленной композиционной синтагмой: уроки веры и иконописи — возвращение на родину — завершение росписи храма. Синтагматическое единство создается темами творчества, веры, памяти, которые, очевидно, определяют художественную доминанту жизнеописания главного героя. Важно, что пасхальная тема в произведении не развернута в образах и мотивах, а дана, скорее, имплицитно, в повторяющейся молитвенно-поэтической детали, которая пронизывает пасхальными коннотациями весь идейно-тематический план жизнеописания Ильи Шаронова. Закономерно, что Илья в повести изображен страдающим праведником, запечатлевшим в своих живописных работах благую пасхальную весть о победе добра над злом, жизни над смертью. Вот как описана в тексте храмовая роспись Ильи:

Смотрелъ Илья, и больше радовалась душа его.

А надъ входомъ и по краямъ его — во всю стену — написалъ Илья Страшный Последнш Судъ, какъ въ полюбившейся ему церковке у Тибра.

Шли въ цъпяхъ сильные Mipa — къ Смерти, а со светильниками-свечами, подъ золотымъ виноградомъ, радостно грядущДе въ жизнь Вечную.

Шли, — голы и босы, — блаженные страстотерпцы, нищДе ду-хомъ, плакавяпе и смиренные. Шли они въ разноязычной толпе несметной, и, затерявяпеся въ веренице светлой, ведомые Илье: и маляръ Терешка, и Спиридошка-поваръ, и утонувшш въ выгребной яме Архипка-плотникъ, и кривая Любка, и глупенькая Сафо-Сонька, и живописный мастеръ Арефш... многое множество.

Смотрелъ Илья, и еще больше радовалась душа его (122).

В искусстве Ильи переплелись канонические (иконописные) и неканонические (ренессансные) традиции. Для Шмелева, хорошо знавшего православную иконопись (и текст повести это подтверждает), эта особенность творчества Ильи — способ выразить личное отношение героя к несправедливости этого мира и упование на пасхальное эсхатологическое чудо.

***

Замечания относительно взаимосвязи акафиста Богородице и повести И. С. Шмелева являются общим местом в научной литературе по соответствующей теме, определённее остальных по этому вопросу высказалась Н. Ю. Желтова в связи с исследованием темы радости. По мнению исследовательницы, из акафиста Пресвятой Богородице заимствован рефрен «радуйся» [1, 18-25], на что указывает прямая акафистная цитата:

А когда несутъ Ее тмхш девушки, въ бт.лыхъ платочкахъ, следуя за «престольной», и поютъ радостными голосами — «радуйся, Чаше Неупиваемая!» — падаютъ подъ нее на грязную землю тысячи изболевшихся душою, ищущихъ радостнаго уттлпешя (145).

Не ставя под сомнение, в общем-то, очевидную взаимосвязь, отметим, что влияние акафиста и, шире, акафистной традиции на повесть более многопланово и охватывает лексический, идейно-тематический, образно-мотивный уровни, на эту взаимосвязь проливают свет некоторые соображения относительно определенных деталей из творческой истории повести и истории текста акафиста Богородице, образу Неу-пиваемая Чаша.

Образ Божией Матери Неупиваемая Чаша был прославлен в 1878 г. Несмотря на то, что в конце XIX — начале XX веков икона была местночтимой, было написано несколько акафистов, на основании которых в начале 1990-х годов был составлен современный акафист8. Отличия акафиста Богородице ради иконы Неупиваемая Чаша от прототипа, акафиста Пресвятой Богородице9, имеют, в общем-то, частный характер. Если в прототипическом акафисте в кондаках воспроизводятся эпизоды священной истории, а в икосах они богословски осмысляются, то в акафисте Неупиваемой Чаше в кондаках воспроизводится поэтически обработанное предание о прославлении иконы, которое находит богословское осмысление в икосах. В целом богословие современного акафиста последовательно вторично по отношению к прототипу. Исходя из этого установление текста, который непосредственно цитировал И. С. Шмелев, в связи с исследованием рецепции акафиста в творческом процессе создания повести «Неупивае-мая Чаша» не является определяющим. Кроме этого, необходимо учитывать свидетельство самого автора о том, что у него во время создания произведения под рукой не было иных книг, кроме Нового Завета10. Иначе говоря, автор повести ориентировался более на традицию Богородичных акафистов, нежели на конкретный текст, вводя в произведение цитату из акафиста Неупиваемой Чаше, наиболее ярко запечатлевшуюся в памяти, — это хайретизм, распространенный вокативом, и который является общим местом всех вариантов акафиста «Пресвятой Владычицв нашей Богородицв ради чудотворныя ея иконы "Неупиваемая Чаша"». Таким образом, акафистная цитата может рассматриваться как один из маркеров, адресующих читателя к соответствующей церковной традиции, в контексте которой необходимо понимать акафистный метатекст произведения, образуемый совокупностью тем, идей, лексики, вероучительно-богословской идиоматики, частотной в художественных определениях повести.

Сравним идейно-тематические уровни указанных акафистов и повести, выявим их взаимосвязь на лексическом уровне (курсивом выделяются общие для текстов семы, в угловых скобках даны пояснения).

В акафистах Богородице и повести Шмелева можно выделить четыре коррелирующие темы:

Акафисты Повесть

Бог приходит в мир через своих избранников

Богородица явила миру Спасителя, через Богородицу Спаситель приходит в мир.

Эта тема выражается, в частности, в таких перифрастических именованиях

Илья стяжал благодать, в видениях удостоился откровения о Божественной красоте, которую он стремился запечатлеть в иконах и картинах.

«Вбиралъ Илья въ свою душу небы-вающде глаза-звт,зды»<глаза Бога

Богородицы (выделяются семы) «Звт,з-до, являющая Солнце» (158 ПБ), «Чаша, Ею же радость спасения нашего вос-приемлем» (14 НЧ), «Чаша Жизни и Бессмертия, к вратам Жизни (т. е. Спасителю) нас приводящая» (27 НЧ), «любовию к Тебе и Сыну Твоему исполняющая» (39 НЧ), «Ею же Радость воз-аяетъ» (158 ПБ), «Светъ неизреченно родившая» (160 ПБ), «Древо свтлтюпло-довитое» (168 ПБ), «Чаше, черплющая нам радость» (18 НЧ), «светило незахо-димаго света» (176 ПБ)

в видении Ильи> (126); «Нетъ, дру-rie... черезъ нихъ видно... будто и во весь садъ глаза, свтлтгеныае...» < глаза Бога в видении Ильи> (102); «Мигъ одинъ вскинулъ Илья глазами и въ страхе и радости несказанной узналъ глянувнпе въ него глаза. Были они въ полъ-неба, светлые, какъ лучи зари, радостно опаляющде душу» < глаза Бога в видении Ильи> (122);

Наиболее частотной является лексика, содержащая семы света, жизни, радости — все они входят в поэтические определения Христа и Богородицы в акафистах и Бога в повести. На идейно-тематическом и лексическом уровнях в сравниваемых текстах наблюдается семантический параллелизм. В акафисте Христос величается Богом света, а Богородица и верующие причастниками света. Так, и главный герой произведения, Илья, представлен сопричастником божественного Домостроительства¹². В своем творчестве как иконописец на протяжении всей своей жизни он возвеличивал Бога, так сказать слагал Ему гимн в красках. В этом видится идейный параллелизм с акафистом, который относится к высшей, величающей, форме молитвословий — верующие, воспевающие акафист, уподобляются сонму ангельского воинства, величающего Богородицу

Тема добродетели целомудрия

Богородица — хранительница добродетели целомудрия:

«Невесто Неневестная» (рефрен ПБ), «слезъ Евиныхъ избавлеше» (162 ПБ), «Верныхъ Наставнице целомудр1я» (165 ПБ), «Цвете нетлешя» (168 ПБ), «Зиждитель ... изъ безсеменныя про-зябъ утробы, и сохранивъ ю, якоже бе, нетленну» (168 ПБ), «столпе девства» (174 ПБ) — семы целомудрие, нетление, цветы, цветение.

Эта тема встречается в описании икон, фресок, внешности Анастасии, Италии, которую главный герой воспринимает как святую землю, Цветы символизируют целомудрие, праведность:

целомудрие: «Увиделъ всю нужную красоту ея — радостные глаза-звезды, несбыточные, которыхъ ни у кого нетъ, кротк1е черты девственнаго лица, напоминавппя ему его св. Це-цилш» <об Анастасии> (123); «Далъ ей Илья глаза далекаго моря и снежный блескъ белому покрову — девство. Радостно Илье стало: все дни смотрела она на него кротко» <об иконе св. Анастасии> (126); «Девствен

но-чистои рождалась она въ но-чахъ — святая» <создание иконы Неу-пиваемая Чаща> (138);

лилия, цветение: «Шли подъ широ-кимъ куполомъ къ лучезарному Престолу Господа св. мученики, мужи и жены — многое множество, ступали по бътшмъ лилшмъ, подъ золотымъ виноградомъ...» <описание фрески> (121); «Изливалась она, играла: и въ СВ'ЁТЪ' новаго солнца, и въ сладост-ныхъ звукахъ церковнаго органа, и въ бътшхъ лилшхъ, и въ неслыханномъ перезвоне колоколовъ» (ПО).

На лексическом уровне смысловой параллелизм текстов возникает в семах целомудрие, цветы, цветение. Акафистная тема целомудрия раскрывается в образе Богородицы, которая почитается как Новая Ева, избравшая путь смиренного принятия Благовещения. В повести эта тема дана в образах Анастасии и Ильи, принявших «из двух возможных вариантов употребления человеком его тварной свободы... смиренное принятие воли Божьей» [4, 211]. Усвоенная гимнографической традицией в качестве поэтического определения Богородицы цветочная символика обозначает духовную чистоту и целомудрие. В повести флористические символы, а также мотив цветения встречаются в описаниях фресок (в этом аспекте поэтики очевидна взаимосвязь текста с жанром экфрасиса) и Анастасии, этим автор, так сказать, подчеркивает богородичные качества главной героини повести.

Страждущие и благочестивые защищены свыше, страдание — путь к спасению

Богородица заступница страстотерпцев и живущих благочестиво: «Скорбь в радость претворяющая» (11 НЧ), «Скорбящих отрада и увеселение» (19 НЧ), «Мати ВСБХЪ скорбящихъ и обремененных» (183 ПБ), «В мире благочестиво живущих заступница (23 НЧ), «страстотерпцев непобедимая дерзосте» (163 ПБ) — скорбь, страстотерпе-ние, благоческие, защита;

Тема раскрывается в жизнеописании Ильи:

защита: «Топтали его свиньи и лягали телята; быкъ разъ поддтшъ подъ рубаху рогомъ и метнулъ въ крапиву, но Божш глазъ сохранялъ» <детство Ильи> (94); «Защитой свтлтгой явилась она ему, оплотомъ отъ покорявшей его плотской силы» преодоление искушения> (138);

страстотерпение: «Иной смотрътга она, радость неиспиваемая, претворенная его мукой» (138).

В акафисте поэтически раскрывается тайна спасения чело века: «принятие Логосом падшей и смертной человечности» [4, 224]. Страдание избранников — это проекция страданий Спасителя, и Богородица в поэтическом символизме акафистов величается как усыновительница избранников, страстотерпцев Её Сына ради. В повести эта идейная параллель создает мариологический контекст спасения главного героя: Богородица явилась его «защитой», «оплотом», «радостью».

Тема исцеления

Богородица помощница грешным: «печальми наша немощи врачующая» (7 НЧ), «малодушных ободрение, благодушных велия радосте» (50 НЧ), «надеждою нас увеселяющая» (11 НЧ), «духовную жажду утоляющая» (рефрен НЧ), «исправлеше человтжовъ» (ПБ 166), «многихъ согреш'внш про-щеше» (169 ПБ) — прощение, радость, духовная жажда, ободрение.

через покаяние

Тема раскрывается в жизнеописании Ильи, чудесах от иконы Неупиваемая Чаша:

прощение: «Не видяпце воспаленные глаза дико взираютъ на светлый Ликъ и изтупленно кричатъ подсказанное, просимое — "зарекаюсь!"» <крестныйход> (145);

утешение: «падаютъ подъ нее на грязную землю тысячи изболевшихся душою, ищущихъ радостнаго утт^шетя» <крестный ход> (145); «Чуютъ только, что радостное нисходитъ въ душу» <крестный ход> (146); «Встань, Мар-тынъ убогш, и ходи! и радуйся» обращение Богородицы> (144).

В акафистной гимнографии грешник описывается как узник сатаны и как таковой смертельно болен; Богородица — помощница и исцелительница, приводящая верующих ко Христу, дарующему духовное и телесное здравие. В повести эта параллель прослеживается наиболее явственно: кроме эпизода, зафиксировавшего традицию почитания образа Богородицы Неупиваемая Чаша, описания чудес исцеления, происходящих от иконы, в тексте произведения Шмелева содержится пласт коннотаций, определяющих образы Ильи, Анастасии, Мартына как праведников, борющихся с грехом, образы дворовых людей, монастырских паломников — святой Руси, грядущей к неиспиваемому Источнику благодати.

Сопоставительный анализ показывает наличие в повести сложной взаимосвязи различных повествовательных, идейных, поэтических модусов: в настоящем исследовании обращено внимание, прежде всего, на формальную лексическую и идейно-тематическую составляющую, которая представляется нам рецепцией гимнографической традиции. В этом смысле показательным является то, что встречающиеся в повести поэтические определения повторяют богословские терминологические метафоры, характерные для гимнографии. Наряду с этим план содержания повести «Неу-пиваемая Чаша», благодаря семантическому параллелизму с акафистной и, шире, гимнографической традицией, образует христианско-догматический метатекст, который можно назвать Бытием во Христе. Этот метатекст позволяет читателю интуитивно (см. замечания И. А. Ильина) распознать в произведении Шмелева творение, по духу и языку родственное текстам христианской поэтической и учительной традиции.

Примечания

Статья подготовлена в рамках реализации комплекса мероприятий Программы стратегического развития ПетрГУ на 2012-2016 гг.

Об этой композиционной особенности повести см. статью О. В. Селянской [5].

Канон (греч. Kctvcbv — «правило») — жанр христианской гимногра-фии: поэтическое произведение, славящее праздник или святого. Текст канона состоит из песен (от 3 до 9), каждая песнь, в свою очередь — из ирмоса и тропарей. Тропарь в каноне выполняет функцию богослужебного строфоида, раскрывающего тему заданную в ирмосе. Ирмос (греч. ефцос, — «сцепление») связывает песни канона и выполняет функцию поэтического зачина. В ирмосах вспоминаются ключевые эпизоды ветхозаветной истории. Ирмос 9-й песни посвящен Богородице.

Цитаты приводятся по изданию: Шмелев И. С. Неупиваемая Чаша // Литературный сборник Отчизна. Симферополь: Рус. книгоизд-во в Крыму 1919. С. 89-147. Страницы указываются в скобках после цитаты.

Ильин В. Н. Запечатленный гроб. Пасха нетления. Париж, 1926. С. 108.

Там же. С. 109.

По словам мтп Антония, «эта молитва глубоко коренится в духе Евангелия, и не напрасно великие учители Православия всегда подчеркивали, что молитва Иисусова заключает в себе всю суть Евангелия». Молитва Арефия заключает в себе воспоминание о центральном событии Священной истории — Воскресении Иисуса Христа.

Мейендорф Иоанн, прот. Византийское богословие: Исторические традиции и доктринальные темы. Минск, 2001. С. 109.

[Б. а.] Дарованная милость // Акафист Пресвятой Владычице нашей Богородице ради чудотворныя Ея иконы, именуемыя «Неупиваемая Чаша». Серпухов: Серпуховской Высоцкий мужской монастырь, 2011. С. 60.

Акафист (греч. uuvoc, акабютос, — «гимн, при исполнении которого не сидят») — жанр православной гимнографии. Акафист возник в VI в. Изначально акафистом назывался гимн Пресвятой Богородице, который стал прообразом и других акафистов. В настоящее время только в церковнославянской традиции их насчитывается до 600. Жанр акафиста является одним из наиболее продуктивных в современной православной гимнографии. Акафист состоит из 25 строф: после зачина, или проимия (Ttpooiuiov — вступление), поочередно следуют 12 икосов (пространных строф), оканчивающихся рефреном «Радуйся, Невесто Неневестная» и 12 кондаков (коротких строф) — рефреном «Аллилуиа». 0 Shmelev I. Inexhaustible Cup. London, Toronto, New York: E. P. Dutton a.

Co., 1928. P. 3.

• ¹    Тексты акафистов цитируются по изданиям: Молитвослов на церковнославянском языке. М., 2007. Акафист Пресвятой Владычице нашей Богородице ради чудотворныя Ея иконы, именуемыя «Неупиваемая Чаша». Серпухов: Серпуховской Высоцкий мужской монастырь, 2011; номера страниц с аббревиатурным сокращением названия источника, соответственно «ПБ» и «НЧ», следуют в скобках после цитаты.

• ²    Осуществление Божественного замысла спасения человечества в истории.

Nikolaj Ivanovich Sobolev