"Годви" К. Брентано как роман о романе

Бернс Р. Стихотворения. Поэмы. Шотландские баллады. М. : Ху-дож. лит., 1976. 446 с.

Бернс Р. Стихотворения: сборник / сост. И. М. Левидова. - на англ, ирусск. яз. М. : Радуга, 1982. 701 с.

Гаспаров М. Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики. СПб. : Азбука, 2001. 479 с.

Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Ленинград : Просвещение, 1972. 271 с.

Мюллер В. К. Большой англо-русский словарь / сост. В. К. Мюллер, А. Б. Шевнин, М. Ю. Бродский. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. 1536с.

З.М. Кашафутдинова (Россия, Пермь) «ГОДВИ» К. БРЕНТАНО КАК РОМАН О РОМАНЕ

Роман Клеменса Брентано «Годви» - эксперимент словесного творчества и манифест, в котором автор представляет широкому кругу читателей свои воззрения на безграничные художественные возможности в плане содержания и формы такого жанра, как роман, который может вместить в себя авторский взгляд на самые различные темы (искусство, человеческие отношения), отсюда черты дидактического, фило

софского романа, романа нравов. Но, прежде всего, по формальным критериям роман может объединить в себе самые разные жанровые признаки. К.Брентано перемежает прозу с поэзией, вся первая часть -эпистолярный роман, а письма Годви, взятые в отдельности, могли бы быть названы путевыми заметками. В процессе развития сюжета герой проходит духовное становление, и жанр романа воспитания также мо -жет быть добавлен к сложившейся картине. И, хотя Годви - не художник, таковым является другой герой романа - Мария, в котором могут быть установлены возможные автобиографические черты. Но перед нами не просто роман о художнике. Мария создает роман, который читатель, собственно, и держит в руках, роман о романе. Широко представленная в произведении тема творчества и искусства позволяют нам говорить о романе культуры. В подзаголовке романа мы находим необычную его характеристику: «одичалый», «взбесившийся» («ein verwilderter Roman»), которую мы понимаем именно как роман, стремящийся вырваться из своих канонических признаков и вообразивший себя «королем жанра».

Что же в таком многообразии является жанровой доминантой? По всей видимости, поскольку центр романа - молодой герой, сам роман -рассказ о его жизни, то следовало бы говорить о романе воспитания. Имя главного героя, стоящее в заглавии - в доказательство тому неоспоримый аргумент. И все же сам автор относится к этому факту с иронией: в письме к Гвидо Гёрресу (к сожалению, дата неизвестна, предположительно в период позднего творчества через достаточно продолжительный отрезок времени после написания романа) находим следующую фразу: «Dieser verwilderte Roman fuhrt den Namen Godwi, damit der Leser gleich sagen kann: Gott wie dumm!» [Dichter uber ihre Dichtungen 1970: 93]. / «Этот взбесившийся роман озаглавлен именем Годви, чтобы читатель сразу мог сказать: Боже мой, как глупо!» (в немецком языке игра слов, основанная на созвучии: Godwi - Gott wie).

Мы рассмотрим альтернативный вариант. «Годви» - роман о пишущем роман художнике Марии с автобиографическими чертами (совпадение имения героя Марии и автора романа Клеменса Марии Брентано неслучайно). Художник действительно талантлив, и это мы видим по особому складу его души и поэтическим фрагментам, вышедшим из-под его пера. Но Мария находится в зависимом положении и выну-ждсн писать скорее потому, что за успешно выполненную работу его ищет расположение отца возлюбленной. Рёмер обращается к Марии со следующей просьбой: «Mein Heber Maria, dies ist ein Briefwechsel zwi-schen sehr edlen und intressanten Menschen, er enthalt auch einen Theil meiner Lebensgeschichte <...>. Zu gleicher Zeit bitte ich Sie den Versuch zu machen, diese Briefe nach dem Faden, den ich Ihnen geben will, zu rei-hen, und lue und da zu andem, damit mehr Einheit hinein kdmmt» [Brentano 2007: 254]. / «Мой дорогой Мария, перед Вами переписка весьма благородных и интересных людей, в ней есть часть и моей биографии <.„>. В то же время я прошу Вас попытаться расположить эти письма согласно той логике, которую я Вам укажу, внося некоторые изменения, чтобы придать рукописи большее единообразие» (здесь и далее перевод наш - З.К.).

Так выходит в свет первая часть романа. Написание второй части для Марии также не было желаемым: «Warlich ich konnte nur denken, daB ich den zweiten nie schreiben wurde, weil ich den ersten nur schrieb, wegen meiner Liebe zu Henn Romers Tochter, und muBte ich ihn schreiben» [Brentano 2007: 346]. / «На самом деле я полагал, что не буду писать вторую (часть), так как писал первую только из любви к дочери господина Рёмера и должен был ее писать». Настроение, с которым Мария приступает ко второй части, едва ли может быть названо творческим: «Unmuthig uber mein Ungluck, und ohne alle Quellen zu der weitem Fortsetzung des Buchs, zu der ich mich doch durch den ersten Band verbindlich fuhlte» [Brentano 2007: 255]. / «В мрачном настроении из-за своей неудачи и без каких-либо источников для того, чтобы написать продолжение книги, после выхода первого тома я все-таки чувствовал себя обязанным это сделать».

Жанр «романа о романе» парадоксален тем, что, хотя его предметом и является раскрытие до конца не поддающейся нашему пониманию природы творческого процесса, но одновременно он приоткрывает таинственную завесу, характеризуя творческий акт не как нечто возвышенное, а, скорее, наоборот, обыденное и рутинное.

Повествование ведется от первого лица, Мария описывает события и встречи из своей жизни, но, поскольку целью его повествования является создание романа, продолжающего историю Годви, то и его собственная жизнь теперь вращается вокруг этого героя как центра всего. Прибыв в город недалеко от имения Годви, он отправляется в гостиницу, где собирает сведения о семействе: «Ich habe das Bestimmteste dieser Urtheile gesammelt, und kann mit einiger GewiBheit folgendes von seiner Erscheinung erzahlen» [Brentano 2007: 256]. / «Я выбрал самые точные сведения из всех услышанных мнений и могу с некоторой уверенностью сообщить о нем следующее».

Данный текст указывает на то, насколько бережно Мария обращается с материалом, указывая его источник, тщательно отбирая только наиболее правдивые сведения из услышанного, а далее, не имея веских оснований считать рассказ о Виолетте, порочащий ее честь, истиной, называет его сплетней (Geriichte). Заканчивается первая глава и этот рассказ словами Марии, которые создают таким образом рамку: «Dies waren ungefahr die Nachrichten, die ich Abends in dem Gasthofe sammelte, und in dieser Ordnung niederschrieb» [Brentano 2007: 259]. / «Эти сведения я собрал вечером в гостинице и изложил в таком порядке».

Но все же перед нами творение и герой-художник. Стабильные жанровые признаки «романа о романе» (по И.В. Сусловой) в произведении, несомненно, присутствуют: «особый сюжет - история писания романа, герой - романист в процессе романного творчества, особый тип композиции - бесконечная композиция» [Суслова 2005: 45]. Вторая часть романа повествует о времени пребывания Марии в поместье Годви, различных ситуациях и диалогах, читатель знакомится с историей Годви, рассказанной им самим и историей его родителей, сохранившейся в рукописях, также показаны сам процесс творчества и его результат, представляющие для нас особенный интерес.

Хронотоп культуры, типичный для «романа о романе», связанные с ним интермедиальность и интертекстуальность могли бы явиться предметом отдельного разговора, поэтому лишь отметим наличие в романе значительного количества памятников архитектуры, скульптуры и живописи, создающих своеобразные декорации для театрального представления, разворачивающегося на наших глазах. В некоторых случаях произведения искусства являются своего рода пограничными столбами, либо импульсами для развития сюжета. Музыка, театр, танец и прочие виды искусств также представлены в романе. Цитируются свои и чужие тексты художественных произведений, также можно говорить и о «метатекстах» (фрагментах, где идет обсуждение рождающегося романа) и «квазиметатекстах» (комментарии к вставным текстам).

Творческое призвание Марии нашло отражение в его душевном складе, художник видит мир иначе. В своей тени, которая ложится на скалу, он ищет наиболее фантастичные ракурсы: «Ich war recht munter, blieb manchmal stehn, wenn mir mein Schatten gar zu wunderlich aussah, bewegte mich auf verschiedene Weisen, um ihn zu verandern, und freute mich uber meine langen groBen Schattenbeine» [Brentano 2007: 261]. / «Я был очень весел, иногда останавливался, когда моя тень принимала особенно причудливые формы, поворачивался различным образом, чтобы её поменять и радовался своим длинным ногам на тени». Лес для Марии мистичен и одухотворен: «Die Eiche, unter der ich die Drya-den angerufen hatte, ragte wie ein Tempel unter alien hervor; einige weiBe Gestalten tanzten um sie hemm, und man horte ein leises Klingen, das durch das Brausen der Baume manchmal hervor tdnte, als schwamme ein goldenes glanzendes GefaB in Meereswellen» [Brentano 2007: 312]. / «Дуб, под которым я взывал к дриадам, как храм возвышался среди других, несколько белых образов танцевали вокруг него, и был слышен тихий звон, который порой доносился сквозь шум листвы, как будто сияющее золотое суденышко плыло по морским волнам». Когда Мария умирает, символически разбивается лютня: «Maria ist heute Morgen gestorben, er wollte einige Minuten vor seinem Tode, da er sich sehr heiter fuhlte, noch auf der Laute spielen, aber seine Krankheit, die, wie ich erzahlt babe, eine Zungenentzundung war, war in eine Herzentzundung ubergegangen, der Schmerz ergriff ihn pldtzlich sehr heftig, er lieB die Laute fallen, und sie zerbrach an der Erde» [Brentano 2007: 507]. / «Мария умер сегодня утром. За несколько минут до своей смерти он пожелал поиграть на лютне, так как был очень весел, но его болезнь, это было воспаление языка, как я уже рассказывал, перешла в воспаление сердца; внезапно он почувствовал резкую боль и уронил лютню, и она разбилась об пол».

Мария умирает, не успев закончить роман, но после его смерти герой и автор меняются местами - Годви сам довершает труд о своей жизни и становится соавтором произведения, а мы являемся читателями рождавшегося на наших глазах романа.