Государственная культурная политика в контексте укрепления национальной безопасности современной России (от сущностных смыслов к приоритетным направлениям)

В числе приоритетных направлений Стратегии национальной безопасности 2009 г. выделена культура и определены принципиально важные аспекты, требующие внимания и защиты. (Еще в большей степени актуальность культуры в системе факторов укрепления национальной безопасности и социальноэкономического развития страны артикулирована, на наш взгляд, в обновленной Стратегии национальной безопасности4.) Основные векторы укрепления национальной безопасности комплексом механизмов «культурного измерения» концептуализированы в рамках государственной культурной политики, содержательное ядро которой представлено в Основах государственной культурной политики1. В документе, в частности, обоснована необходимость политического управления сферой культуры, которое включает выдвижение стратегических целей, определение ресурсов, институтов и методов достижения целей, а также разработку и реализацию механизмов организации взаимодействия акторов воспроизводства и развития культуры.

В новых геополитических условиях для современной политологии и политической практики актуальным становится изучение эффективного включения культурной политики в систему национальной безопасности. До последнего времени культура рассматривалась преимущественно как объект национальной безопасности. Консервативный потенциал культуры, обеспечивающий ее устойчивость в условиях внешних и внутренних вызовов, до сих пор слабо используется в рамках разработки и реализации механизмов обеспечения национальной безопасности. Думается, концептуальная проработка такого подхода к культурной политике предполагает осмысление культурного потенциала России, а также внешних вызовов и внутренних угроз культуре как цивилизационному коду в условиях экспансии экономического прогресса, сопряженного с размыванием традиционных ценностей и культурных норм, массовизацией и прагматизацией культур. Не менее важной, на наш взгляд, проблемой в этом направлении является анализ условий реализации такого подхода к культурной политике в политикоуправленческом и социальном пространствах, т.е. в области взаимодействия всех заинтересованных субъектов, включенных в сферу культурного производства и культурного творчества.

Разработка инструментария государственной культурной политики как системы управленческих действий требует преодоления сложностей, обусловленных достаточно высокой степенью теоретической энтропии в рассмотрении вопросов функционирования и развития культуры. Так, долгое время в политологическом анализе культура отождествлялась преимущественно с художественным творчеством и духовной жизнью общества. Лишь в 80-е гг. прошлого столетия в мировой и отечественной науке возникает понимание того, что в сферу культуры входит взаимосвязь различных форм поведения людей, фиксируемых и формируемых системой ценностей конкретного общества, а потому культура является не функцией развития социально-экономической системы, а напротив, – значимым фактором, определяющим это развитие [Хантингтон 2002: 11; Сакс 2002: 81] .

Культура имеет свою инфраструктуру, институты, а также систему управления [Маршак 2007] . Институциональная основа культуры воспроизводит ее самобытность, единый цивилизационный код. Цивилизационный (культурноцивилизационный) код России в официальных государственных документах «характеризуется особым стремлением к правде и справедливости, уважением самобытных традиций населяющих Россию народов и способностью интегрировать их лучшие достижения в единую российскую культуру» ² .

В современной внешней политике России культурно-цивилизационный код проявляется в стремлении к утверждению многополярного мира и уважении национального суверенитета всех государств.

Во внутренней политике уникальная культурно-цивилизационная платформа в рамках дискурса национальной безопасности обусловливает необходимость раз- вития механизмов конструирования гражданского единства народа современной России на основе общих культурных ценностей и общих целей развития1.

К вопросу о кризисе культуры . В пространстве социально-гуманитарного знания современной России активно артикулируется мысль о том, что в условиях социокультурного кризиса дополнительные риски и угрозы национальной безопасности продуцируются кризисными явлениями в культуре. Р.Г. Яновский, например, выделяет такие индикаторы кризисного состояния культуры, как недооценка культурного фактора в общественном развитии со стороны политической элиты и научной общественности; остаточный принцип финансирования культурного строительства; неприятие понятия «культурная безопасность» и др. [Яновский 1999: 208-233].

При этом кризис культуры в значительной мере влияет на духовное состояние личности и всего общества. Этот сюжет подробно и многопланово был исследован, например, Ж.Т. Тощенко. Понятие «кризис культуры» раскрывает ситуацию, возникающую в результате резких изменений в социально-культурной сфере, связанных с ослаблением и разрушением прежних духовных структур и институтов, ценностных систем, с утратой людьми чувства стабильности и уверенности, нарастанием настроений растерянности, страха, отчуждения [Тощенко 2001; Алейникова 2005].

В контексте анализа кризиса культуры современного общества отечественные ученые в последние десятилетия активно обсуждают проблему обеспечения безопасности культуры как одну из главных задач национальной безопасности государства в целом. Основную угрозу российской культуре представители почвеннического направления в социально-политических науках усматривают в экспансии западной культуры, которая началась в период руководства страной М.С. Горбачевым. Как отмечает один из представителей этого направления, «утрата культурной самобытности, размывание культурно-генетического ядра народа сегодня – самая большая угроза всей национальной безопасности России» [Сапрыкин 1997].

П.Н. Беспаленко проводит анализ динамики духовного и культурного состояния общества и выявляет в этой связи угрозы и риски для национальной безопасности. Его политологический анализ институциональных факторов и условий обеспечения духовной безопасности в контексте национальной безопасности базируется на том, что системная трактовка национальной безопасности предполагает введение понятия «духовная безопасность», сущность которого заключается в оптимальном достижении устойчивого и гармоничного социального, экономического, политического развития и состояния духовной сферы общества. Тем самым, духовная безопасность выступает качественной характеристикой состояния общества в аспекте его духовно-нравственной и мировоззренческой состоятельности, потенциала базовых целей и ценностей, баланса индивидуальных, групповых и социетальных интересов, функциональной согласованности политических институтов, идеологии и культуры [Беспаленко 2006; 2007; 2009].

...Психически здоровый человек с развитым сознанием не может существовать в бессмысленной для себя среде. Если человек стремится найти смысл в своих действиях, в формах общения с другими людьми, в своих поведенческих проявлениях, он не может не «испытывать потребности обнаружить смысл жизни как целостной, неразрывной временной сплошности» [Агафонов 2000]. Имеющий «зачем», может выдержать любое «как», считал Ф. Ницше. Как известно, в экзистенциальной психотерапии состояние, характеризующееся смыслоутратой, получило свое специальное обозначение – «экзистенциальный вакуум». Выявлено, что, помимо множества факторов психологического порядка, немаловажное значение для анализа утраты смысла существования имеют факторы социальной и культурной отнесенности. При этом очевидно: провести грань между сферой духовного и сферой социокультурного в рамках поиска ответа на вопрос о смысловых ориентирах жизнедеятельности достаточно сложно. Человек есть «пересечение смысловых сфер» (бисфера, когнитивная, социальная, духовная сферы) и являет собой коэк-зистенцию индивида/субъекта/личности/индивидуальности [Ганзен 1984].

Ведущие отечественные и зарубежные психологи убедительно доказали, что психически здоровый человек в состоянии сознания является всегда по отношению к миру субъектно настроенным, активно действующим, созидающим этот мир в актах осмысленной деятельности [Зинченко 1998].

В этом психолого-антропологическом контексте в рамках конструирования содержания государственной культурной политики уместно, на наш взгляд, говорить о том, что его латентным целевым ориентиром должно выступать технологическое обеспечение выработки активного отношения наших сограждан к культурно-цивилизационному коду России, способствуя их духовному взрослению, развитию по линии гражданской идентичности, мировоззренческого становления, нравственного совершенствования («память расширяет время, в котором живет человек» [Рассел 1997: 227]). Считаем, что одним из смыслов государственной культурной политики может и должна стать совместная деятельность власти и общества по активному наполнению просветительского контента и его трансляции через различные каналы коммуникаций.

На основе сказанного выше к ядру сущностных смыслов политики в сфере культуры следует отнести:

– нацеленность на укрепление единого культурного пространства, источником которого выступает культурное многообразие и духовная общность народов России;

– формирование гражданской идентичности, основанной на восстановлении исторической связи времен (что адекватно расширению памяти народа) и усилении взаимодействия и солидарности народов;

– обращенность на продвижение позитивного образа России в мировом информационном пространстве, предусматривающее, с одной стороны, позиционирование в международных каналах коммуникаций ценностного контента культуры народов России, а с другой – информационно-просветительское сопровождение содержательных и атрибутивных аспектов континуума национальных интересов России.

Вопрос о выдвижении в качестве значимого исследовательского блока проблематики сущностных смыслов государственной культурной политики не нуждается, по нашему мнению, в дополнительной аргументации. Он непосредственным образом коррелирует с набирающими в последнее время в отечественной политологии обороты трендами развития политологической инноватики, призванной не только интерпретировать навязываемые догмы и теории, а «объяснять суть вещей», обеспечивая повышение качества научного знания и способствуя появлению дополнительных ценностей в формате качественного превосходства, приоритета, лидерства и др. [Сунгуров 2010: 4-7; Старостин 2012].

Представленные сущностные смыслы государственной культурной политики являются составной частью методологического конструкта исследования, в основу которого положен принцип системности, рассматривающий культуру в контексте ее интегрирующей функции в социально-политической системе. Опираясь на этот принцип, наш исследовательский конструкт включает:

• 1)    анализ смысловых и функциональных основ культуры в обеспечении цивилизационной определенности государства;

• 2)    установление внутренних рисков и внешних угроз интегрирующему потенциалу культуры и ее безопасности;

• 3)    выявление механизма государственного регулирования сферы культурного производства;

• 4)    определение приоритетных направлений государственной политики, обеспечивающих культурную безопасность, и описание противоречий ее реализации в бюрократических практиках управления.

С учетом объективной сложности описания в рамках настоящей статьи всей гаммы компонентов применяемого конструкта, подробнее остановимся на обосновании выделения некоторых приоритетных направлений государственной культурной политики в разрезе обеспечения возможностей укрепления национальной безопасности современной России.

Во-первых, в обстановке нарастающих внутренних и внешних вызовов, а также очевидных препятствий и сложностей реализации государственной культурной политики в современных условиях функционирования государства и общества важная роль принадлежит укреплению институтов социализации молодого поколения, которому объективно определена миссия быть субъектом сохранения и расширенного воспроизводства жизненных оснований культуры.

Как латентный социальный капитал мы рассматриваем качестве таких институтов образование и семью, которые формируют базисные поведенческие паттерны культуры в системе взаимоотношений «родитель – ребенок», «учитель – ученик», «индивид – общность», «мужчина – женщина», «гражданин – государство». Воспроизводство этих поведенческих паттернов, ориентированных на нестяжательство, приоритет труда над потреблением, духовных смыслов над прагматикой, лежит в основе российской культуры, обеспечивает ее устойчивость по отношению к рискам модернизации и внешним вызовам. Поэтому укрепление данных институтов рассматривается нами как один из приоритетов культурной политики государства, рассмотренной в контексте обеспечения национальной безопасности. В рамках рассмотрения условий содержательного формирования изучаемых институтов предметом нашего анализа является современный педагогический дискурс как функционирующая под патронатом государства социально-культурно-просветительская среда, актуальное нормативное поле развития системы общего и высшего образования (в т.ч. в части вопросов, касающихся совершенствования качества управления образовательной сферой), а также континуум взаимодействия государства и общества в рамках создания условий для активного производства и трансляции культуроцентричных ценностей как стратегически важного компонента контента образовательной политики в современной России.

В качестве второго, весьма релевантного, на наш взгляд, приоритета государственной культурной политики нами изучается инструментарий гуманитарного влияния – «мягкая сила». Считаем, что в условиях сохранения в международной политике блокового принципа и дефицита доверия между партнерами большое значение в снижении международной напряженности приобретают инструменты гуманитарного (культурного) воздействия, которые, обращаясь к широким социальным слоям международной общественности, преодолевают политические барьеры и обеспечивают рост доверия к России на международном уровне. К таким инструментам можно отнести:

• –    конструирование позитивного имиджа России через позиционирование духовных ценностей и сотрудничества ее народов;

• –    интеграцию в международную жизнь высоких достижений и творческих коллективов российской классической и массовой культуры, спорта, науки и медицины;

• –    русский язык, выступающий инструментом самобытной лингвокультурной концептуализации мира;

• –    инновационные массмедийные технологии, эффективное использование которых обеспечивает оперативное продвижение в мировом информационном пространстве позиции России по актуальным проблемам развития международного сообщества.

В-третьих , с учетом того, что политико-управленческий контекст реализации культурной политики определяется мотивацией профессиональной деятельности бюрократической управленческой элиты, важным направлением государственной культурной политики можно считать обеспечение качественного развития управленческой элиты. Доминирующие сегодня в мировоззрении элиты технократические стереотипы существенным образом «гасят» импульс идеологии государственной стратегии в сфере культуры, что противоречит ее основным целям. Сложившееся противоречие выступает сдерживающим фактором реализации культурной политики, укоренено в системных основаниях, определяющих качество управленческой элиты, и препятствует формированию управленческой элиты с культуроцентричной системой мотивации. В этой связи одним из актуальных направлений государственной культурной политики должна, в нашем понимании, стать деятельность по минимизации имитационных составляющих в рамках формирования и развития системы подготовки управленческих кадров.

В-четвертых , излишни, на наш взгляд, аргументы в пользу того, что стратегия обеспечения культурной безопасности предполагает организацию активного диалога государства и общества в рамках реализации политики культурного просветительства, в процессе которого актуализируются базисные смыслы-ценности российской культуры. Этот диалог призван обеспечить кристаллизацию значимых лингвокультурных концептов, включая историкокультурные символы, персоналии и тексты, которые создают пространство цивилизационной и гражданской идентичности.

В заключение, безусловно признавая, что представленный перечень сущностных смыслов и направлений государственной культурной политики является отнюдь не исчерпывающим, отметим, что позиционируемый в рамках настоящей работы исследовательский подход, предусматривающий изучение проблемы амбивалентной роли культуры (с одной стороны, она выступает гуманитарной основой защиты национальной безопасности государства, а с другой – служит объектом защиты со стороны государства как его культурно-генетический код), может служить продуктивным фактором нового осмысления государственной культурной политики. Ее можно рассматривать как фундамент укрепления национальной безопасности – как с точки зрения обеспечения культурного единства и развития гражданской идентичности в контексте имманентных свойств жизнеспособности российского общества, так и в качестве когнитивного инструментария адекватного ответа России на динамично меняющуюся геополитическую систему отношений в мире.