Символическая политика (в) России. Рубрика в журнале - Вестник Пермского университета. Серия: История
Статья научная
Статья посвящена изучению мемориальных практик, развернутых непосредственно в кладбищенском пространстве, т. е. представляющих собой одну из самых ранних попыток осмысления статуса и деятельности конкретного человека. Надгробный памятник рассматривается как совокупность элементов, содержащих смысловую нагрузку (эпитафии, конструктивные особенности, визуальный ряд), что позволяет создать и закрепить определенный образ усопшего. В качестве примера авторы анализируют памятник на могиле иркутского купца Григория Ивановича Шелихова, известного организатора экспедиций в Русскую Америку и основателя Северо-Восточной компании. Памятник, сооруженный на территории Знаменского монастыря в 1800 г., сочетает в себе как черты, типичные для надгробий конца ⅩⅤⅢ - начала ⅩⅠⅩ в., так и уникальные элементы. К числу последних можно отнести указание на авторство эпитафий, размещенных на памятнике, необычное изображение портрета императрицы Екатерины II и фиксация стоимости надгробия на постаменте. Привлечение широкого исторического контекста в связи с деятельностью семьи Шелихова (в том числе его вдовы Н. А. Шелиховой и зятя Н. П. Резанова) позволяет оценить надгробие как попытку зафиксировать вклад покойного в деятельность будущей Российско-Американской компании, что было необходимо для утверждения прав наследников Шелихова на управление последней. В этом отношении особое значение приобрела демонстрация социального капитала семьи на локальном уровне, в Иркутске. Для сравнительного анализа привлекаются результаты полевых исследований, в том числе материалы собранной сотрудниками Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» базы данных «Мемориальная культура в России: надгробия ⅩⅤⅢ - ⅩⅩ вв.».
Бесплатно
Статья научная
Определение «художник-баталист» применительно к В. В. Верещагину (1842-1904) давно стало клише. Однако его история в контексте российской / советской культуры XX в. не становилась, насколько известно, предметом специального анализа. В настоящей статье оно рассматривается как маркер сопряженных политико-идеологических и теоретико-методологических изменений, задававших восприятие личности и творчества Верещагина, прежде всего в профессиональном сообществе историков искусства. Апроприация верещагинского наследия послереволюционной культурой, его оценивание в ряду других деятелей искусства проходили в несколько этапов. В 1920-е гг. Верещагин был отнесен к числу «буржуазных» художников, обслуживавших колониальные интересы российского империализма. Но уже тогда он воспринимался как близкий (порой до степени смешения) к кругу передвижников, а его живопись - как жанровое выражение общей с ними идейно-эстетической программы. Такая амбивалентность во многом подготовила процессы середины - второй половины 1930-х гг., когда на фоне полемики о «формализме» в изобразительном искусстве оценки Верещагина сместились ближе к реалистическому спектру, хотя формально-иерархически он по-прежнему стоял ниже и в отдалении от Репина, Сурикова, Перова, Крамского и других живописцев, безусловно относившихся тогда к категории великих или выдающихся. К концу 1930-х гг., благодаря усилиям искусствоведа А. К. Лебедева (1908-1993), за Верещагиным закрепляется репутация «крупнейшего» или «выдающегося» русского баталиста. Одновременно в его восприятии заметно ослабевает этнографическая / ориенталистская перспектива. В оценках 1940-х - начала 1950-х гг. следы былой альтернативности еще сохраняются, но в атмосфере позднего сталинизма востребованным оказывается батальное начало. Тезис об антимилитаристском значении творчества Верещагина модифицируется в идею о его живописи как средстве борьбы за мир. Складывается и набор дискурсивных формул, которыми в дальнейшем будут описываться место и роль художника в отечественном искусстве. Наконец, во второй половине 1950-х гг., с публикацией обобщающей монографии А. К. Лебедева, формируется представление о Верещагине как о классике русского реалистического искусства, сопоставимом по значению с передвижниками, и «одном из крупнейших баталистов всей мировой истории искусства». Несмотря на неоднозначное отношение к этой схеме в академической среде, именно она легла в основу всех позднейших связанных с художником культурных паттернов и стереотипов.
Бесплатно
Голубь Курчатова: фигурации (пост)советского ядерного миролюбия
Статья научная
Статья посвящена риторическим, политическим и этическим запутанностям века атома, воплотившимся в новом понимании мира, ощущении хрупкости существования и ответственности за его сохранение. Отмечая эпистемологические вызовы изучения дискурсивного производства мира в СССР, долгое время воспринимавшегося в качестве одной из самых официозных и индоктринированных практик позднего социализма, автор анализирует непрямые переходы между этикой и пропагандой сквозь призму одного лозунга. Выражение «Пусть будет атом рабочим, не солдатом», появившееся в конце 1950-х - начале 1960-х гг. на транспарантах демонстрантов и стенах строящихся АЭС, а позднее распознанное в качестве высказывания научного руководителя атомного проекта Игоря Курчатова, стало советским атомным императивом и ключевой дискурсивной фигурой (пост)советского атомного миролюбия. Описывая фигурации лозунга в контексте противостояния двух систем, ядерной дипломатии и формирования глобальной повестки использования ядерной энергии в мирных целях, автор демонстрирует, как с помощью новых риторик СССР участвовал в борьбе за значение мирного атома и отстаивал свой моральный приоритет в пропагандистском использовании этого бренда. Фокусируясь на приключениях авторства высказывания, исследователь выявляет их связь с генеалогией морали и выработкой этической позиции, которую советский ученый-ядерщик должен занять между ядерной войной и мирным атомом, не располагая при этом дискурсивным аппаратом ядерной критики и самокритики. Особое внимание в статье уделено вкладу научного журналиста Владимира Губарева в ретроспективное восстановление авторства советского атомного императива. Создавая эту дискурсивную фикцию, один из главных летописцев Средмаша выполнял одновременно пропагандистскую и этическую работу.
Бесплатно
Символическая политика (в) Российской империи: состояние теоретического и историографического поля
Статья научная
Статья посвящена изучению символической политики Российской империи в отечественной историографии последних 20 лет. Рассматриваются теоретические основания исследований культурной памяти, терминологический аппарат и характеристики политологических подходов, которые могут быть применены в исторических работах, посвященных долгому XIX в. Их использование позволяет по-новому проблематизировать вопросы изучения культурной памяти и коммемораций, существенно расширить источниковую базу исследований и, как следствие, углубить представления о политических и культурных процессах, нашедших отражение в публичной символической активности различных акторов имперского пространства. Анализ отечественной историографии последних двух десятилетий демонстрирует трансформации исследовательских стратегий российских историков в работе с данной проблематикой, толчком к чему послужило проникновение в российское академическое поле зарубежных подходов в изучении культурной памяти. Через примеры реперных для понимания этих трансформаций работ описывается процесс эвристического перехода от узкого понимания символической политики как малозначимой составляющей политического процесса к представлению о ее многосторонности, многоакторности и взаимосвязанности с культурной, национальной и социальной проблематикой. В завершении анализируется актуальная для данной темы монография Екатерины Болтуновой «Последний польский король: коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII - начала XIX в.». Представляя собой пример использования политологического и «смешанного» подходов Р. Уортмана, она наглядно демонстрирует перспективы изучении символических аспектов деятельности самодержавной власти во взаимосвязи с широким кругом вопросов национальной и культурной политики империи.
Бесплатно
