Христианский смысл пушкинской речи Достоевского

«Пушкинская речь» Ф. М. Достоевского была выдающимся событием в русской и мировой литературе. Она имела важное значение в жизни и творчестве самого писателя. В его эпистолярном наследии нашли отражение муки и радость творчества, переживания писателя, предшествующие празднику.

Накануне Пушкинского праздника у Достоевского было предчувствие будущей травли. В письме К. П. Победоносцеву от 19 мая 1880 г. из Старой Руссы Достоевский писал: «И оказывается, как я уже и предчувствовал, что не на удовольствие поеду, а даже, может быть, прямо на неприятности. Ибо дело идет о самых дорогих и основных убеждениях. Я уже и в Петербурге мельком слышал, что там в Москве свирепствует некая клика, старающаяся не допустить иных слов на торжестве открытия, и что опасаются они некоторых ретроградных слов, которые могли бы быть иными сказаны в заседаниях Люб<ителей> российской словесности…»¹. «Даже в газетах, — продолжает он, — уже напечатано про слухи о некоторых интригах. Мою речь о Пушкине я приготовил, и как раз в самом крайнем духе моих ( наших то есть, осмелюсь так выразиться) убеждений, а потому и жду, может быть, некоего поношения. <…> Впрочем, что Вас утруждать мелкими сплетнями. Но в том-то и дело, что тут не одни только сплетни, а дело общественное и большое, ибо Пушкин именно выражает идею, которой мы все (малая кучка пока еще) служим, и это надо отметить и выразить: это-то вот им и ненавистно» ( Д30 ; т. 30₁: 156). Писатель тщательно подбирал каждое слово, размышлял о том, как его речь будет воспринята. Для него была важна эмоциональная реакция слушателей и читателей.

В «Пушкинской речи» Достоевский стремился выразить все самое заветное и сокровенное из своих убеждений. Это осознавали и его оппоненты. Так, А. Д. Градовский заметил, что в «Пушкинской речи» «г. Достоевскій выразилъ “святая святыхъ” своихъ убѣжденій», это «великій религіозный идеалъ, мощная проповѣдь личной нравственности, но нѣтъ и намёка на идеа-лы общественные»2. На самом деле, Достоевский выразил не личный, не общественный, а национальный идеал, который он возводил к творчеству Пушкина.

Анализируя творчество Пушкина, Достоевский выделяет три периода. Он не называет и не хронометрирует их, рассчитывая, что это сделает сам читатель. Каждый период характеризуют определенные художественные типы. В первый период Пушкин — оригинальный поэт. Смысл его творчества выражен в «отрицательном типе» — типе «историче-скаго русскаго страдальца», «скитальца», который зародился «въ началѣ втораго столѣтiя послѣ великой Петровской реформы, въ нашемъ интеллигентномъ обществѣ, оторванномъ отъ народа, отъ народной силы»³. Он воплощен в Алеко и Евгении Онегине. Этому типу писатель противопоставил Татьяну — «типъ твердый, стоящiй твердо на своей почвѣ», «типъ положительной красоты, это апоѳеоза русской женщины», для которой «счастье не въ однихъ только наслажденiяхъ любви, а и въ высшей гармонiи духа» ( Д 1880: 11, 13). Опора Татьяны — «соприкосновенiе съ родиной, съ роднымъ на-родомъ, съ его святынею» ( Д 1880: 14). Во втором периоде, по мнению Достоевского, «повсюду у Пушкина слышится вѣра въ русскiй характеръ, вѣра въ его духовную мощь» ( Д 1880: 15). В этот период, начиная с «Бориса Годунова» и «Евгения Онегина», Пушкин — национальный поэт, который дал «цѣлый рядъ положительно прекрасныхъ русскихъ типовъ, найдя ихъ въ народѣ русскомъ» ( Д 1880: 15).

В третий период (1830-е гг.) Пушкин предстает «всемирным» и «всечеловечным» поэтом. Он вместил «въ себѣ идею всечеловѣческаго единенiя, братской любви, трезваго взгляда прощающаго враждебное, различающаго и извиняющаго несходное, снимающаго противорѣчiя» (Д1880: 3), в полной мере выразил в своем творчестве христианский идеал, дал пророчество и указание русскому человеку: «Стать настоящимъ русскимъ, стать вполнѣ русскимъ можетъ-быть и значитъ только (въ концѣ концовъ, это подчеркните) стать братомъ всѣхъ людей, всечеловѣкомъ если хотите» (Д1880: 18). Достоевский призвал «изрѣчь окончательное слово великой, общей гармонiи, братскаго окончательнаго согласiя всѣхъ племенъ по Христову евангельскому закону» (Д1880: 19).

Эти идеи Достоевского вызвали бурную полемику в критике. Исторический и биографический контекст «Пушкинской речи» обстоятельно изучен в работах И. Л. Волгина [Волгин: 289–450], В. А. Викторовича [Викторович, 2020, 2021], [Викторович, Захарова: 423–454], Е. П. Литинской [Литин-ская], П. Е. Фокина и А. В. Петровой [Фокин, Петрова] и др. Публика в зале и газеты в первые дни обсуждения были единодушны в восторженных оценках ее содержания. В начале июня репортеры сообщали о невероятном успехе писателя, что его речь — это «мастерское, полное силы, остроумiя и задушевной теплоты чтенiе»⁴, газеты публиковали краткое изложение его основных идей, точно описывали восторженную реакцию слушателей. Описывая речь как победу Достоевского 8 июня, фельетонист и редактор «Стрекозы» Ипполит Василевский сравнивал Достоевского с «пророком», который «глаголомъ прожигалъ сердца», его речь «жгла, ослѣпляла, поражала»⁵. Он писал: «Высь, на которой очутился Достоевскiй, говоря о любви, о правдѣ, о красотѣ, о не умирающихъ идеалахъ всечеловѣчества, захватывала духъ и кружила головы. Сердце слушателя то замирало и леденѣло, то судорожно выбрасывало въ артерiи временно застоявшуюся кровь. У самого Достоевскаго горѣли щеки лихорадоч-нымъ румянцемъ, дрожалъ насильно форсированный, по природѣ слабый, голосъ и тряслись отъ волненiя руки. Съ каждой фр азою ораторъ побѣждалъ все болѣе и болѣе»⁶.

В «Молве» он писал, что «второе засѣданіе “общества любителей россійской словесности” превратилось въ единое и сплошное торжество Ѳ. М. Достоевскаго»7. В репортажах журналистов оно представало «лихорадкою, горячкою, упое-ніемъ, взрывомъ»8.

Через несколько дней восторг сменился оголтелой критикой. Так, например, М. А. Протопопов в «Русском богатстве» заявлял: «Въ томъ сумбурѣ, который г. Достоевскiй выдаетъ за “новое слово”, удивительно трудно орiентироваться»9. Достоевского упрекали в «безтактности» (Оболенский — в «Мысли», Благосветлов — в «Деле»)10.

Либеральная критика отвергла христианские идеи в речи Достоевского и их православное значение, исказила смысл ключевых концептов.

Развернутую полемику с христианскими идеями речи Достоевского дал А. Д. Градовский. В призыве Достоевского «изречь окончательное слово великой, общей гармоніи, брат-скаго окончательнаго согласія всѣхъ племенъ по Христову евангельскому закону» Градовский усмотрел предсказание «окончательного согласія», которого нет в апокалипсисе, отрицание пришествия Антихриста¹¹. Вместо братской любви, по мнению Градовского, русское общество выпускает из своей среды «такихъ “апостоловъ”, которые давятъ всю Европу именно озлобленіемъ своимъ, и даютъ странное понятіе “о всепримиряющей” русской душѣ», которые «подавляли національное движеніе въ Италіи и Германіи и косились даже на единовѣрн ыхъ грековъ», из-за чего Россию ненавидит

Европа12. Он отрицает факт того, что русский народ стал народностью, поэтому он не должен «мечтать о всечеловѣчес-кой роли»13.

Его выступление против Достоевского поддержали журналисты «Русского курьера», «Молвы», «Слова», «Отечественных Записок», «Древней и новой России», «Дела», «Вестника Европы» и других либеральных изданий.

Критик «Русского богатства» М. А. Протопопов был не согласен, что «спасенiе человѣчества — въ христiанствѣ; но не въ христiанствѣ вообще, а непремѣнно въ православiи»14.

В. В. Воронцов обращал внимание, что в русском народе «кромѣ православныхъ — миллiоны католиковъ, протестан-товъ, евреевъ, магометанъ, даже сотни тысячъ язычниковъ»15. Воронцов соглашался с тем, что «Дневник Писателя» Достоевского самолюбием и мистицизмом напоминает «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголя. По мнению В. Воронцова, Достоевский предсказывающий погибель Европы, повторяет Гоголя: «…рядомъ съ возвышенной, или съ высокопарной проповѣдью идетъ вульгарная сплетня, христіанская “любовь” и “братство” съ крайнимъ озлобленіемъ; тонъ — высокомѣрный и прорицательскій»16.

Константин Кавелин упрекал Достоевского за утверждение, что «нашъ народъ проникся православною вѣрою и глубоко носитъ ее въ своемъ сердцѣ», «съ недовѣрiемъ» отнесся к мысли, «будто бы мы пропитаны христiанскимъ духомъ»17, пытался убедить своих читателей в том, что ежедневная, будничная, практическая жизнь русского народа едва ли согласуется с учением Христа.

Важное значение в понимании смысла «Пушкинской речи» имеют концеп ты. Один из них — слово « всечеловек ».

Изучение концептов и концептосферы русской словесности, в том числе тезауруса Достоевского, является одной из актуальных задач в современной филологии [Лихачев], в части трактовки некоторых концептов см. также работы А. В. Пиги-на (ад, рай, видения, раскаявшийся бес) [Пигин, 1991, 1994, 1998].

Непонимание концепта « всечеловек » стало камнем преткновения критиков Достоевского.

А. Н. Пыпин утверждал, что быть «всечеловеком» не особенно лестно: «лучше быть оригинальнымъ русскимъ человѣ-комъ, чѣмъ этимъ безличнымъ “всечеловѣкомъ”», за этим скрывается «все та же гордыня подъ личиною смиренiя!»18.

Пародисты и юмористы состязались в остроумии. Так, Д. Д. Минаев сочинил пародию на «пушкинскую речь» Достоевского и роман Пушкина «Евгений Онегин» под названием «Она, или идеал русской женщины. (По рецепту беллетриста всечеловека)» [Тихомиров]. В тексте содержатся выпады в адрес Достоевского, его трактовки образа Татьяны как идеала русской женщины. Автор вкладывает в уста героини слова:

«Но мужу я принадлежу,

Какъ вещь, какъ черная рабыня, И “все-жена”, “все-человѣкъ” Ему вѣрна я буду вѣкъ»19.

Повторяя упреки либеральных критиков, автор представляет героиню как «содержанку», «жену-наложницу»20.

Как и Тургенев, назвавший пушкинскую Татьяну «все-женщиной»21, Минаев продолжил риторическое снижение и дискредитацию антропологического неологизма Достоевского.

Вслед за ними не поняли «всечеловека» К. Н. Леонтьев, В. В. Розанов, Н. А. Бердяев и другие критики, посчитав его либералом, космополитом, общечеловеком [Захаров, 2013: 154].

Богословский и философский смысл концепта раскрыт в трудах преп. Иустина, опубликованных в 1920–1930-х гг. [Иустин, 2008, 2017], в статьях исследователей [Буданова], [Захаров, 2013, 2018, 2021], [Цветкова], [Шалина], [Литинская].

У Достоевского всечеловек — совершенный христианин, его слова «стать всечеловеком» означают быть христианином .

Современники и потомки Достоевского до недавнего времени не воспринимали христианский смысл ключевых концептов и идей «Пушкинской речи». Он разгадан и сохранился в богословской и философско-религиозной критике. Пришло время понять и принять Достоевского.

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРE / INFORMATION ABOUT THE AUTHOR