Художественное своеобразие сказок про ерша, записанных в Карелии

В русской фольклорно-сказочной традиции нередко встречаются сюжеты, представленные и в рукописных источниках. Подобные случаи интересны как фольклористам, так и тем исследователям, внимание которых сосредоточено на изучении древнерусской литературы. Таковы, к примеру, произведения о Шемякином суде, Фоме и Ереме, куре и лисице, которые известны и по устным вариантам, и по рукописным сборникам. В фольклоре и книжности находит отражение, кроме того, сюжет о Христовом крестнике, рассматриваемый А. В. Пигиным (см.: [Пигин]). К таким явлениям относится и повествование о Ерше.

Рукописная повесть о Ерше, известная в нескольких редакциях, была всесторонне рассмотрена в работах целого ряда исследователей (см.: [Шляпкин], [Сушицкий], [Адрианова-Перетц], [Лапицкий], [Романова, 1962а], [Митрофанова]). Чрезвычайно подробную историографию изучения данной сатирической повести см.: [Власова], [Имаева].

Сказки сюжетного типа «Ерш Ершович» объединены в СУС¹ под номером 254 ^** , согласно указателю, его краткое содержание сводится к следующему: «…ерша судят по жалобе леща; он смеется над судьями»². Публикации вариантов таких сказок встречаются в лубочных изданиях³, первых фольклорных сборниках второй половины XIX в.⁴ и на страницах периодической печати того же времени⁵. Основной массив текстов представлен в многочисленных сборниках, выходивших на протяжении ХХ столетия и отражающих записи сказок из разных регионов России. Всего в указателе учтены 20 опубли кованных ист очников, датированных 1840–1970-ми гг.

Сказки о Ерше, отмеченные в СУС, также рассматривались в работах некоторых исследователей (см.: [Романова, 1962b], [Митрофанова], [Имаева]). Между тем в сюжетном типе 254 ** объединены и собственно устные варианты, и перепечатки из рукописных сборников. Так, один из текстов сборника А. Н. Афанасьева (№ 80) взят «из рукописного сборника, принадлежавшего историку И. Е. Забелину. Рукопись исследователя датируется третьей четвертью XVIII века» [Бараг, Новиков: 457]. В общий перечень источников вошел также сборник, подготовленный М. К. Азадовским, содержащий ранние записи сказок из Карелии, в котором помещены два варианта рукописных текстов о Ерше из собрания Ф. И. Буслаева⁶.

Единство во взглядах ученых по поводу взаимоотношений сказки и рукописной повести отсутствует. Одни из них «полагают, что сказка, самые ранние записи которой сделаны в XIX веке, имеет устное происхождение и бытовала еще до появления рукописной повести, близкой отчасти к фольклорному стилю» [Бараг, Новиков: 457]. Другие считают, что народные сказки своим происхождением обязаны повести (см. об этом: [Романова, 1962b: 411]).

Не вызывает сомнений, что сказка о Ерше представляет собой сложное явление: в ней «переплелись качества народной сказки о животных, свойства бытовой сатирической и литературной сказок» [Имаева: 104, 118]. Происхождение их связано со скоморошьей средой (см.: [Имаева: 99, 137]). Как пишет З. И. Власова, «сюжет о Ерше возник в русле древних скоморошьих традиций. В нем заключена установка на смеховой тип фантастики. Притягивая разные фольклорные мотивы, он воплотился в форму сказки, а из нее в драматизированную сценку и в таком виде вошел в репертуар скоморохов, которые разнесли его по регионам своего пребывания» [Власова].

В фольклорном фонде Научного архива Карельского научного центра Российской академии наук (далее — НА КарНЦ РАН) хранятся несколько текстов, соотнесенных собирателями с сюжетным типом СУС 254** Ерш Ершович. Они фиксировались преимущественно в 1930–1940-е гг. в трех основных местах проживания русского населения в Карелии — в Заоне-жье (на Заонежском полуострове Онежского озера), в Пудожье (Пудожском районе) и в Карельском Поморье.

Удалось установить, что не все архивные тексты могут считаться сказками про Ерша. Так, один вариант озаглавлен как «Ерш Ершович Щетинников, волшебная сказка»7 и имеет добавление: «сочинение Ершова»8, но совпадения с эпизодом из «Конька-горбунка», где участвует ерш, не были обнаружены. Возможно, у варианта существует какой-либо иной литературный источник. Другой текст9 является фрагментом песни, сопровождающей игру, в которую «обыкновенно играли на святочных игрищах» [Русский эротический фольклор: 226]. (Более подробно о песне-игре про Ерша-гуляку см.: [Власова].)

Еще семь архивных вариантов действительно соотносятся со сказками про Ерша, несмотря на то, что один из них (поморский) обозначен в материалах собирателей как «побасенка “Ершишка-плутишка”»10, другой (заонежский) и вовсе имеет название «Детская сказка»11. Пять пудожских текстов озаглавлены практически одинаково: «Про Ерша Ершовича»12 / «Об ерше»13 / «Про Ерша»14, они свидетельствуют о бытовании сюжетного типа в локальной устной традиции. К настоящему моменту были опубликованы только два архивных варианта15, лишь один из них (записанный от Ф. А. Конашкова) учтен в СУС16. Текст был усвоен потомками исполнителя: «Хорошо и с удовольствием Мария Егоровна (Исакова, урожденная Конашкова, внучка Ф. А. Конашкова. — А. Л.) рассказывает сказку “Про Ерша-Ершовича”» [Козлова: 146], но в НА КарНЦ РАН не удалось обнаружить записей этого произведения, сделанных от родственников сказителя.

Для характеристики текстов, записанных на территории Карелии, воспользуемся полной сюжетной схемой, предложенной Г. З. Имаевой, проанализировавшей учтенные в СУС тексты:

«I. “История суда над Ершом”.

• 1.    Присказка.

• 2.    Описание Ерша:

• —    просьба ерша пустить переночевать;

• —    обиды, причиняемые рыбам-старожилам расплодившимися ершами.

• 3.    Совет рыб.

• 4.    Посылка понятых за ершом, а потом за свидетелями.

• 5.    Судебное разбирательство:

• —    предъявление обвинения;

• —    ответ ерша, его отговорки (пожар на озере);

• —    вызов свидетелей;

• —    решение суда.

• I I. Рифмованная повестушка (небольшое повествование, структурно связанное с основным сюжетом):

• —    ловля ерша;

• —    приготовление и съедание ерша» [Имаева: 88].

Почти во всех зафиксированных в Карелии сказках о Ерше отсутствует один из компонентов рассматриваемого сюжета — присказка. Лишь в варианте, записанном от заонежа-нина М. Е. Самылина, повествование начинается с короткой фразы: «От Архангельска до Тубы, от Москвы до самой Пери широко раскр ыты двери»¹⁷, после которой следует описание

Ерша: «Жил-был Ершишко-плутишко, худая головишка, пулеватый нос, слинотовый хвост»18. Похожие развернутые характеристики используются практически во всех остальных сказках: главным действующим лицом в них оказывается Ершишко-плутишко19 или Ершишка-плутишка20, именуемый также Ерш-щетник21 / Ерш-щетинник22, Ерш-ябедник23. В текстах он получает целый набор дополнительных прозвищ: плоха24 / худа(я)25 головишка / головишко, «слиноватый»26 / «хореватый»27 / «свиневатый»28 / «щиловатый»29 / «виловатый»30 хвос(т), «слюноватый»31 рот, «пулеватый»32 / «слюноватый»33 / «шилеватый»34 нос. В отдельных текстах Ерш характеризуется как «острая щетина, лихая образина»35; «слиновата тюр-зина36, немыта образина, кудревата тюрпасина37»38. В двух вариантах уточняется, что у него «кожа, как еловая кора»39. В описании отражается поведение Ерша (он плут и ябедник) и подчеркивается его «сопливость», т. е. покрытие тела слизью, что зафиксировано в диалектных эпитетах «слиноватый» / «слю-новатый» (слюнявый), «пулеватый» (сопливый). Удивительным оказывается то, что в некоторых случаях сказочники Карелии почти дословно воспроизводят формулы, используемые в сказке из сборника А. Н. Афанасьева (№ 79):

«Зародился ершишко-плутишко, Худая головишко,

Шиловатый⁴⁰ хвост, Слюноватый нос, Киловатая⁴¹ брюшина, Лихая образина, На роже кожа — как елова кора» ⁴² .

Эти соответствия позволяют предположить, что сказка о Ерше, закрепленная в литературе в середине XIX в. в виде опубликованного текста в сборнике А. Н. Афанасьева, выдержавшего множество переизданий, оказала безусловное влияние на устную традицию Карелии, что будет подтверждено и дальнейшими примерами.

Ерш в текстах всегда оправляется в путешествие из одного озера в другое, при этом наиболее часто упоминаются реально существующие водоемы, расположенные в Карелии, а также в Вологодской и Ярославской областях. Так, у пудожанки Е. А. Кокуновой Ерш перемещается из «Водлозерского» озера в «Колодозерско», затем — в «Рындозерско», в «Песчанско и в славное озеро Онежское»⁴³. У другой пудожанки — А. М. Пашковой — он покидает «Водлозерское» озеро и через «Чуялу-реку», «Водлу матушку-реку», «по Панеге-реке» добирается в «Панозерское озеро»⁴⁴. В сказке Ф. А. Конашкова Ерш перемещается из Корбозерского озера через Ростовскую реку в Ростовское озеро⁴⁵. У А. Н. Тимониной его путь пролегает из «Белозерьско, в Корбозерско, // В Ростофьско, в реку, в Ростовь-ско озеро»⁴⁶. Похожие водоемы фигурируют и в варианте А. Павкова: «К олбозерсько», «Водлозерсько» и «Ростосько»⁴⁷

озера. В сказке, записанной от М. Е. Самылина, Ерш из Купецкого озера перемещается в Ростовское. В сообщенном А. А. Петровой варианте он изначально пребывает в «Кутенском» озере, откуда отправляется в озеро «Ростопское», а затем — в «Ярославское» и в «Переславско»48. Некоторые из упоминаемых в сказках Карелии водоемов опять же упоминаются в варианте из сборника А. Н. Афанасьева: из родного Кубинского озера Ерш

«Поехал в Белозерское озеро, С Белозерского в Корбозерское, С Корбозерского в Ростовское» ⁴⁹ .

Итак, в фольклорных вариантах используются названия реальных водоемов, находящихся в Вологодской, Ярославской областях и в Карелии. Вместе с тем «сказка начинает точно локализироваться, переносить действие в определенную местность, лишь в XIX и ХХ вв. Поэтому данный эпизод с указанием точных географических объектов имеет довольно позднее происхождение» [Имаева: 92].

Иногда сообщается, что Ерш для своего перемещения между озерами использует «вербовые дровишки»50, «еломые дровишки»51 или «липовы дровнишки»52. В сказке, записанной от М. Е. Самылина, дерево, из которого сделаны дровнишки, не называется53. Сказочники, видимо, «дровнишки» (сани) заменяют на «дровишки». В варианте А. Павкова используется фраза: «Собрался ен на вельми дровнишка»54, что опять же является отсылкой к тексту из сборника А. Н. Афанасьева, где употребляется словосочетание «на ветхих дровнишках», но в подстрочном примечании к эпитету указывается, что в рукописи написано «на вельмей»55.

В новом озере Ерш начинает плодиться, чем вызывает недовольство других рыб: он женил сыновей и выдал замуж дочерей, а «лещей — жильцов ростовских — разогнал, по мхам, по болотам, по тухлым местам»56 / «лещов, онежских жильцов, повыгнал в болото»57 / «всем лещам и окуням панозерским поживу не дал»58. Эти рыбы вынуждены претерпевать лишения, испытывать голод и жажду: они «по три года хлеба-соли не едали, светлой воды не пивали, с голоду помирали»59 / «не смели своего носа сунуть в озеро, не доедали, не допивали, иные с голоду помирали»60 / «по троим суткам не едали, хорошей воды не пивали, а некоторы с голоду сдыхали»61. В результате они решают подать на Ерша жалобу62 / прошение63 / «челобитну»64.

Почти дословно воспроизводится соответствующий эпизод из сказки, опубликованной в сборнике А. Н. Афанасьева, в вариантах, сообщенных в 1940 году А. Н. Тимониной и А. Пав-ковым:

Афанасьев I: 98	Павков: 590–590 об.	Тимонина: 42–43
Сыновей поженил, А дочерей замуж по-выдал, Изогнал лещов, Ростовских жильцов, Во мхи и болота, Пропасти земные. Три года лещи Хлеба-соли не едали, Три года лещи Хорошей воды не пивали,	Сыновей поженил, Дочерей замуж выдал, Поизогнал он лещов, Ростоських жильцов, Во мхи, в болота, в пропасти земные. Три году лещи хлеба-соли не едали, Три году лещи хорошей воды не пивали.	Сыновей поженил, дочерей замуж повы-дал, Согнал лещов, ро-стовьских жильцов, Во мхи-болота и в пропасти земные. Там оны три года хлеба не едали И воды не пивали.

⁵⁶ (Конашков: 59).

⁵⁷ (Кокунова: 80–80 об.).

⁵⁸ (Пашкова: 233).

⁵⁹ (Конашков: 59).

⁶⁰ (Пашкова: 233).

⁶¹ (Кокунова: 80–80 об.).

⁶² Там же.

⁶³ (Конашков: 59; Пашкова: 233).

⁶⁴ (Петрова: 10 об.).

Три года лещи	Оттого лещи с голоду	С того лещи, с голоду
Белого свету не вида-	помирали.	и помирают.
ли;	Подавали лещи пе-	Бьют лещи на ербовом
С того лещи С голоду помирали, Сбиралися лещи в земскую избу, И думали думу заедино, И написали просьбу, И подавали Белозер-Палтос-рыбе.	ровну бумагу.	листу.

В рассматриваемых сказках Карелии лещи подают жалобу «палтус матушке-рыбе»65, «палтус-рыбы»66, «семги матушки-рыбы»67, «семге-рыбе»68, «щуки ростопской, белуги ярослав-ской»69. В текстах, «подобно зверям и птицам, рыбы имеют свою главу или “царя”. Вот к этой главной рыбе они и обращаются за помощью» [Имаева: 94]. Она в свою очередь собирает совет рыб («крупных и мелких»70) и назначает того, кто приведет Ерша на суд. За ним отправляются поочередно три разных рыбы: семга, налим и хариус71, «тресчина», налим («мень») и «харьюс»72. При встрече с гонцами Ерш, в соответствии со сказочным законом троекратности, дважды отказывается идти на суд, поворачиваясь хвостом, выпуская «рупачи» (колючки)73 или «ропсы» (щетинья, колюшки, т. е плавники)74 и говоря: «…если хошь ерша — то ешь с хвоста»75. Соглашается он только в третий раз, когда его приглашает хариус: ведь «гариусок» / «харьюсок» имеет «губки тоненьки, зубки частеньки, платьица беленьки»76 / «губки тоненькие, платьице беленькое, походочка господская, разговорушки московские»77.

Прежде плут нелестно отзывается о треске («Рыбу-треску порют и полощут по песку»78) и о налиме («У менька губы толсты, зубы редки»79 / «Налим толстопузой, у тебя губы толстые, зубы редкие, а башка твоя никуды не годится»80).

Развернутое негативное обращение Ерша к семге представлено в сказке А. М. Пашковой:

«— Ай же ты, рыба-семга, красная твоя туша, сальные твои бока, пустая твоя башка, везут тебя пятьсот, шестьсот, да и тысячу верст, не всякий человек тебя и покушает. Покушает рыбу-семгу сотский, пятисотский, тысяцкой и десятский, а меня, ерша-бедняка, всякий бедненький мужичок поест; купит и продаст и христа ради подаст, домой принесет и хозяйке подает. А хозяйка овсяных блинов подпекет да уху сварит. Станут есть и похваливать: “Хотя рыба костлива — а уха хороша!”» ⁸¹ .

Многие из используемых исполнительницей формул встречаются в тексте из сборника А. Н. Афанасьева.

Похожим образом Ерш разговаривает с семгой в сказке, записанной от Е. А. Кокуновой:

«Ай же ты, матушка-семга-рыба, тебя едят господа да бояре, а меня, — говорит, — едят люди простые кресьяна, а бабы блинов напекут да ухи наварят, да едя, да похваливают» ⁸² .

Но в этом варианте семга является главной рыбой и прежде раздумывает, «кого за ершом послать? Щука послать — у той рот большой да зубы долги, а минька послать, у того губы толсты да зубы редки (тот не умел с Ершом говорить), а надо послать, говорит, Гарьюса. У того губки тоненьки, да зубки частеньки. Тот умел с Ершом говорить»83.

Предварительный выбор возможного сопровождающего представлен как в сказке из сборника А. Н. Афанасьева, так и в вариантах А. Павкова и А. Н. Тимониной, где рыбы описываются с помощью обозначенных ранее формул:

Афанасьев I: 98	Павков: 589 об. — 590	Тимонина: 41
И думали думу заедино Щука ярославска, Другая переславска, Рыба-сом с большим усом: Кого послать ерша позвать? Менька послать — У него губы толстые, А зубы редкие, Речь не умильна, Говорить с ершом не сумеет! Придумала рыба-сом С большим усом: Послать или нет за ершом гарьюса ** ; У гарьюса губки то-неньки, Платьице беленько, Речь московска, Походка господска. Дали ему окуня рассыльным, Карася пятисотским, Семь молей *** , понят ы х людей. * «Налима» [Афанасьев I: 96]. ** « Хариус — род лососей» [Там же]. *** « Моль — мелкая рыба разного рода, снетки несушеные» [Афанасьев I: 92].	Стали думать и гадать, Кого бы за ершом послать, Ерша на суд позвать. Выдумали за ершом послать менька. У менька губы тонкие, Зубы редкие. Тот с ершом говорить не умеет. Передумали за ершом послать гарбиуса. У гарбиуса губы то-неньки, Платьица беленьки, Ризь москоська, Походка госпоська. Тот с ершом говорить умеет. Изобрали семь молей, Понятых людей, Староста — окунь.	Стали думать да гадать, Кого за ершом послать. Выдумали послать минька. У минька губы толсты, зубы редкие. Тот с ершом говорить ни умиет. Выдумали послать гарьюса. У гарьюса платья бе-леньки, тоненьки, Речь моськоська, походка госоподьска. Тот с ершом говорить умеет. — Староста окунь, карас пятисотской, Сем молей — понятых людей, Все за ершом ступайте!

Упоминаемые в этих текстах рыбы (окунь, карась, моль) фигурируют и в сказке М. Е. Самылина: «Начали ерша ловить староста окунь, карась пятисотской, семь молей — понятых людей»84.

Итак, Ерша ожидает суд. В ряде случаев он добровольно отправляется туда в сопровождении хариуса85 или группы других рыб (окуня, молей, карася)86. В сказке, записанной от А. Павкова, рыбы «взяли ерша, связали, сковали, // На суд приставили»87, что опять же является воспроизведением ситуации из варианта, опубликованного А. Н. Афанасьевым, где:

«Взяли ерша,

Сковали, связали

И на суд представили» ⁸⁸ .

Дальнейшее повествование в тексте А. Павкова соответствует афанасьевской сказке: Ерш, представ перед судом, начинает говорить «не с упадком»; в первоисточнике используется слово «с повадкой», которое в рукописи имеет вариант «не с упадкой»89. Главная рыба просит Ерша предоставить документы, подтверждающие право жить в озере; названия этих документов, а также место их хранения (ларец / сундук) и причина утраты (пожар) почти полностью совпадают:

Афанасьев I: 97	Павков: 590
Ерш перед судом стоит И с повадкой говорит: «Матушка Белозер-Палтос-рыба! Почему меня на суд повещали?» — «Ах ты, ершишко-плутишко, Худая головишко! Почему ты разжился и расселился В здешнем Ростовском озере <…>. Есть ли у тебя на это дело Книги, отписи и паспорты какие!» —	Рыба-семга говорит: «Есть ли у тебя книги, отписи, Пашпорта, билеты?».

⁸⁴ (Самылин: 7).

⁸⁵ (Конашков: 60; Пашкова: 235); (Кокунова: 80 об.)

⁸⁶ (Тимонина: 41).

⁸⁷ (Павков: 590).

⁸⁸ (Афанасьев I: 96).

⁸⁹ (Афанасьев I: 97).

«Матушка Белозер-Палтос-рыба! В память или нет тебе пришло: Когда горело наше славное Кубинское озеро, Там была у ершишка избишка, В избишке сенишки, В сенишках клетишко, В клетишке ларцишко, У ларцишка замчишко, У замчишка ключишко, — Там-то были книги и отписи И паспорты, и все пригорело! Да не то одно пригорело; Был у батюшки дворец На семи верстах, На семи столбах <…> — И то все пригорело!».

Ерш перед судом стоит Да не с упадком говорит ( не тухнет ): «В память ли вам не в память, Когда горело наше славное Кубеньское озеро. Там был у батюшка дворец На семи столбах, На семи верстах. Там была клетишка, Там было замчонко, Там было сундучонко, Там были книги, отписи, Пашпорты, билеты. Все сгорело».

Речь Ерша на суде, представленная в сказке А. Н. Тимониной, также имеет много совпадений со сказкой из сборника А. Н. Афанасьева. В ней опять же используется упоминаемое ранее слово «с упадком» и целый ряд формул, которые описывают рыб (семгу и сельдь) и людей, употребляющих в пищу этих рыб и ершей:

Афанасьев I: 97–98	Тимонина: 42
Ерш пред судом стоит И с повадкой говорит <…>. «Ах ты, рыба-семга, бока твои сальны! И ты, рыба-сельдь, бока твои кислы! Вас едят господа и бояра, Меня мелкая чета крестьяна — Бабы щей наварят И блинов напекут, Щи хлебают, похваливают: Рыба костлива, да уха хороша!».	Ерш противу суда стоит Да не с упадком говорит: — Ах ты, семга, бока твои сальные, Ах ты, сельга, бока твои кислы, Вас едят господа да бояра, А нас едят мелкая чета — кре-сьяна, Купят на денежку, на полушку, Принесут домой, ухи наварят, Бабы блинов напекут. Рыба кослива, уха сладка.

В ходе судебного заседания главная рыба в некоторых сказках объявляет свое решение, согласно которому Ерш должен покинуть озеро: «Ну, присудили Ершу назад в реку уплыть»90, «Возвратись ты в свое Корбозерское озеро»91. В варианте, записанном от А. А. Петровой, судьи решают изгнать Ерша с помощью физической силы: «“Ерша пришлеца, нездешнего озера жильца, надо гнать”. Вот они стали гнать. Кто палкой, кто припалкой. С той поры ерш добрых дён не видал, теплых щей не хлебал да мягкого хлеба не едал, да брюхо, бока подопрели, да вся кожа почернела»92.

В сказках А. Павкова и А. Н. Тимониной, вслед за текстом из сборника А. Н. Афанасьева, рыба семга просит ерша взять ее с собой:

Афанасьев I: 98	Павков: 590–590 об.	Тимонина: 42–43
А ерш никаких рыб не боится, Ото всех рыб боронится. Рыба-семга хоть на ерша Злым голосом кричала, Только за ершом вслед подавалась: «Ах ты, ершишко-плутишко, Худая головишко! Возьми ты меня в свое славное В Кубинское озеро — Кубинского озера поглядеть И Кубинских стáнов посмотреть».	Ну, ерш никаких рук не боится, Своими рыбашами боронится. Рыба-семга судебным голосом прокричала, Сама след подавалась: «Что, — говорит, — ершишко, Возьми-ко ты меня с собой».	Ерш никаких рук не боится, Своима рупачам бо-ронитса. Семга-рыба зычным голосом рычала, За ершишком след подавалася: «Ах ты, ершишко, худа головишка, Возьми ты меня за собой, Вашего Кубеньского Славного озера посмотреть Да ваших станов по-глядить».

⁹⁰ (Кокунова: 81).

⁹¹ (Конашков: 61).

⁹² (Петрова: 11).

Ерш в трех этих сказках отправляется в путь вместе с семгой, они по очереди оказываются в разнообразных сетях: Ерш на утренней заре «вздремал» / «здремал», и мужику в морду93 / пешу94 / вершу95 попал.

Такова же его участь во всех остальных текстах: Ерш дремлет, в результате чего попадает в сеть96 или в прикол97. «Начали ловцы ловить, из ершей уху варить»98. На этом два варианта сказок, записанных в Карелии, заканчиваются99, но остальные тексты имеют продолжение.

«Последняя, завершающая часть сказок — рифмованная повестушка, рассказывающая о том, как ловили, приготовляли и ели Ерша. Она построена на созвучии слов, собственных имен» [Имаева: 98]. Количество рифм может быть различным и связано с индивидуальными способностями памяти того или иного исполнителя. Так, в сказке, записанной от А. М. Пашковой, употреблены десять рифм к именам людей и одному имени нарицательному: Богдан — «Бог дал», Фока — «укокал», Савва — «сала», Родион — «котел», Ненила — «помыла», Акулина — «сварила», Вавила — «вилы», Вахруша — «покушал», Антропка — «слопал», Елизар — «полизал», поп — «лоб». После рифмованной части повествование завершается: «А тыма сказка и покончилась»¹⁰⁰.

Лишь два из этих упоминаемых А. М. Пашковой имен фигурируют в варианте, сообщенном А. А. Петровой, которая использовала рифмы к семи именам людей и одному имени нарицательному: Богдан — «Бог дал», Мина — «вынул», Обонос — «унес», вдова — «дрова», Марвина — «сварила», Новожил — «разложил», Стифан — «стипал», Елизар — «полизал». После этой части вариант А. А. Петровой завершается: «Раскатились красные ложки к пресному молоку и к овсяному пирогу. Тю-рю-рю, и ерш весь»101. Большее разнообразие представлено в сказке Е. А. Кокуновой, предлагающей рифмы к пятнадцати именам: Вавила — «вилы», Пахом — «балахон», Омос — «понес», Адам — «там», Егор — «котел», Ерема — «беремя», Акулина — «подварила», Давида — «блюда», Онуша — «покушал», Иван — «хам!», Елизар — «облизал», Федул — «надул», Борис — «подрались», Ягиша — «запишет», Обросим — «забросил»102.

В варианте, опубликованном в сборнике А. Н. Афанасьева, используется двадцать имен с рифмами: Никон — «прикол», Перша — «верша», Богдан — «Бог дал», Вавила — «вила», Пимен — «запинил»¹⁰³ , Обросим — «бросил», Антон — «балахон», Амос — «понес», Спира — «стырит»¹⁰⁴ , Вася — «слясил»¹⁰⁵ , Петруша — «разрушил», Савва — «сала», Июда — «блюда», Марина — «помыла», Акулина — «подварила», Антипа — «стипал»¹⁰⁶ , Алупа — «слупал», Елизар — «облизал», Влас — «глаз», Ненила — «обмыла». В сказках А. Павкова и А. Н. Тимониной, имеющих значительные совпадения с текстом из сборника А. Н. Афанасьева, количество рифм составляет, соответственно, семь (Богдан — «Бог дал», Вавило — «вилы», Омос — «понес», Спира — «шширит» (т. е. смотрит), Савва — «сала», Марина — «помыла», Окулина — «подварила»)¹⁰⁷ и семнадцать (Фершал — «верша», Никон — «прикол», Богдан — «Бог дал», Панька — «палка», Давыд — «давить», Амос — «понес», Спира — «скирить», Кит¹⁰⁸ — «бздит», Ера-сим — «слясил», Онисим — «свисил», Еремя — «беремя», Катерина — «подварила», юда — «блюда», Фофан — «слопал»,

Елизар — «полизал», Онуха — «понюхал», Роман — «по домам»)¹⁰⁹ .

Повестушка, используемая в сказках, строится на рифмах пословичного типа, широко представленных в паремиях XVII — начала XVIII в. [Имаева: 138]. Их количество обусловлено исключительно индивидуальными способностями того или иного исполнителя [Адрианова-Перетц: 223].

Как верно подметила Г. З. Имаева, сказки о Ерше состоят из двух частей: в первой из них «участники событий — рыбы, хотя они и ведут себя вполне по-человечески, а во второй — люди, деятельность которых связана с событиями, разворачивающимися в озере. Люди ловят Ерша, который уклонился от исполнения судебного решения, вынесенного рыбами» [Имаева: 98–99]. При этом вторая часть обычно завершает сказку, но может встречаться и как самостоятельное произ-ведение¹¹⁰ . Почти все¹¹¹ сказки о Ерше, записанные в Карелии, сохраняют обе части.

Фольклорные варианты, имеющиеся в нашем распоряжении, свидетельствуют о бытовании данной сказки в устной традиции на этой территории в 1930–1940-е гг. Между тем они обнаруживают сильное влияние текста, опубликованного в середине XIX в. в сборнике А. Н. Афанасьева (№ 79). Во многих текстах повторяются формулы, мотивы, даже целые эпизоды из афанасьевского варианта. Он передан в стихотворной форме, которая сохранена, к примеру, в сказках, записанных от А. Н. Тимониной и А. Павкова. Некоторые исполнители сообщили собирателям, что усвоили эту сказку устным путем, т. е. точно не из книги. Так, А. М. Пашкова поделилась, что ее «от коробейников слыхала, из Кенозера»¹¹² . Е. А. Кокунова «сказку слышала у старика. Был такой старой, все просил да сказки говорил. Я еще молóда была»¹¹³ . И А. Н. Тимонина «про Ерша знает с детства от старых людей. Ее (эту сказку) любили больше всего слушать и по нескольку раз просили рассказывать.

В Великий пост песни петь грешно, дык надо сказки сказывать. Вот я и сказывала»¹¹⁴ .

Ритмическая организация сказок о Ерше была близка исполнителям, имеющим в своем репертуаре былины (Ф. А. Ко-нашкову и А. М. Пашковой из Пудожья, заонежанину М. Е. Са-мылину).

Можно предположить, что сказка про Ерша, закрепленная в лубочных картинках и в сборнике А. Н. Афанасьева, органично вошла в устную традицию Карелии в результате повторной фольклоризации, сохранив в вариантах локальные особенности, заключающиеся в своеобразии языка и бытовых реалий. Записанные на этой территории тексты наполнены диалектными словами и словоформами, характеризующими как мир рыб, представленный в первой части сказочного повествования, так и мир людей, изображаемый в заключительной части сказок.

[Электронный ресурс]. URL: https://poetica.pro/files/redaktor_pdf/1571047274 . pdf (15.12.2021). DOI: 10.15393/j9.art.2019.5781