И. А. Ильин: политико-фиолософский взгляд на русскую революцию 1917 года

Значение либерально-консервативной мысли великого русского философа Ивана Ильина определяется тем, что позволяет понять сложные реалии мировой и российской жизни, выделить критерии современных преобразований, осознать личный вклад каждого человека в строительство новой послереволюционной России. Все это в конечном счете способствует решению главной, по мнению философа, задачи в деле преобразования постсоветской России – воспитанию нового русского человека, его обновлению в религиозном, познавательном и хозяйственном отношениях.

В научной литературе последнего времени отмечается повышение внимания к проблеме консолидации российского общества, необходимости формирования консолидирующей идеологии. «Примечательно, что в научной литературе по этой тематике периодически появляются публикации, опирающиеся на консервативную онтологию» [12, с. 101]. Справедливо признается, что консолидация общества не может быть достигнута без утверждения в обществе идей и ценностей патриотизма. В связи с этим оправдано в изучении данного вопроса обращаться к трудам И. А. Ильина, отличающимся глубиной осмысления сложных и трагических периодов российской истории и ясно показывающим различия между подлинным патриотизмом и его извращенными формами [6, с. 23–31].

Важнейшим фактором консолидации социума, формирования культурной и гражданской идентичности каждого из его членов является историческая память. А согласие по поводу памяти прошлого есть ключевой момент формирования социальной, национальной и культурной идентичности. Современное российское общество обременено поисками самоопределения, позиционирования в нынешнем изменяющемся мире, а главное – собственного внутреннего самоопределения, обретение которого невозможно без постижения исторического прошлого [17, с. 132]. Русскую революцию Иван Ильин рассматривает как факт в отечественной истории, который является важнейшим, существенным для понимания настоящего и выявления перспектив будущего страны. Размышления и оценки ученого касательно Русской революции органично включены в его теоретизирование по проблеме оптимальной для послереволюционной России модели демократии [7].

Нельзя не принимать в расчет и то обстоятельство, что в условиях острой конфронтации со странами Запада политика идентичности стала рассматриваться как фактор национальной безопасности [13, с. 153]. Некоторые специалисты указывают на феномен нового терроризма, используемого как элемент стратегии ведения «гибридной войны» посредством информационных воздействий с целью деформирования идентичности граждан и необходимость реализации политики защиты традиционной системы ценностей в России [15, с. 103–106]. В данном контексте имеет актуальное значение представление И. А. Ильина об обновлении послереволюционной России как процессе возрождения органичной национальной традиции [3, с. 143].

Значение осмысления философом Русской революции 1917 г. состоит также в предложенных к этому феномену методологических подходах. Они позволяют постичь его с разных точек зрения: национально-исторической (причины революции), обывательско-политической (роль правителей и подданных), религиозно-философской (понимание путей Божественного Провидения, помышление «о совершенствовании через сердечное созерцание») и практически-волевой (преодоление раба в русской душе, формирование в ней нового «гражданско-свободного правосознания» для строительства новой России) [3, с. 157– 161].

Наконец, методология Ильина актуальна в XXI в., когда политики, ученые и рядовые граждане активно ищут ответа на вопрос о том, что такое современные революции, каковы их истоки, чем они отличаются от революционной практики прошлого, к чему могут привести, как использовать революционный потенциал для самоочищения и эволюционных изменений, не допуская скатывания общества в хаос? [18, с. 6].

Обзор литературы

Внимание к проблеме революции как таковой и к Русской революции 1917 г. постоянен, а в связи со столетним юбилеем оно значительно возросло. При этом даются противоположные оценки и самой революции, и рожденного ею советского опыта то как «подлинной истории», то как «исторической аномалии» [11, с. 10]. В рамках данной статьи нет необходимости делать историографический обзор огромнейшего массива литературы, посвященной этой теме. С методологической точки зрения в рамках заявленной темы особенно важно вычленить работы, анализирующие сущность, истоки и способы современных революций, их возможные последствия и сравнивающие их с классическими революциями. Показательна в этом плане статья А. Г. Чернышова (Власть. 2017. № 2). Понимая революцию в качестве кардинального изменения действительности, истоки современных революций автор связывает со складывающейся глобальной и локальной социально-политической практикой, с формированием культурных и образовательных ценностей, с изменениями в самой человеческой сущности.

Им выделяются следующие характеристики современных революций. Революции XXI в. как более «мягкие» не претендуют на глобальную перестройку всей общественной жизни; с началом доминирования «городского сознания» (с 2007 г.), революция (отчасти, восстание среднего класса) становится более осознанной чередой событий, в обществе формируется спрос на позитивные перемены; на авансцену истории выходит человек, действующий в информационных сетях, в клубах по интересам, появляется шанс на «осознанную революцию развития» (в рамках одного поколения проводятся реформы, которые выдвигаются большинством сообщества).

В условиях глобализации глобальная властная система пытается уничтожить «ростки нового солидарного общества», начавшего битву за возврат нравственного императива в политику, превратить человека творческого в потребительское существо. В системах современного государственного управления все меньше места нравственноэтическим поступкам и проявлениям творчества, все больше стремления обмануть другого ради получения прибыли. Такая несправедливая, нежизнеспособная система, как утверждает ученый, готовит плацдарм для новых революций. Безусловно, следует поддержать вывод Чернышова о необходимости вернуть нравственные основания в политику и общественную жизнь. Однако его заключение об окончании традиционной эпохи борьбы труда и капитала, скорее всего, не соответствует действительности [18, с. 6, 8–13]. Наиболее ярко это подтверждает сфера социального неравенства, ставшего потенциальной угрозой социального взрыва не только в России, но и в других странах мира, в том числе в самых благополучных. Т. Пикетти пишет о современном возрождающемся классовом противостоянии, аналогичном по ряду параметров тому, которое привело к Первой мировой войне и революциям, и о необходимости умерить аппетиты господствующего класса во избежание раскола общества, подрыва солидарности людей. Известный экономист Джозеф Стиглиц представил складывающуюся социальную структуру общества как 1 % против 99 %. Важно отметить, что социальное неравенство составляют ресурсы не только экономические (собственность, доход, капитал), но и политические (властные), социальные (социальные связи и сети), престижные (репутация, уважение), человеческие (мастерство, компетенция, опыт, образование, знания), культурные (определенный образ жизни, характер досуга, потребительские предпочтения) [9, с. 5–6]. Некоторые современные исследователи утверждают, что дело социализма «будет жить, пока в мире останутся сытые и голодные, угнетенные и угнетаемые», и «открытая Октябрем эра войн и революций» продолжается сегодня [14, с. 38].

Л. В. Константинова отмечает, что успешность реализации современной социальной политики в России, направленной на мобилизацию позитивного потенциала социального неравенства как источника развития, пока сложно оценить однозначно с практической точки зрения. Она также подчеркивает, что реализуемая в такой парадигме социальная политика неизбежно приводит к росту традиционных и новых форм социального неравенства, в частности неравенства между учреждениями социальной сферы, что обусловливает неравенство в качестве предоставляемых государственных услуг [10, с. 18–20].

Большинство ученых полагают, что избыточное социальное неравенство, переживаемое и осознаваемое людьми как социальная несправедливость, усиливает революционность переживаемой ситуации. Власть, не осознавая, либо игнорируя свою ответственность за социальную справедливость, выращивает революционные силы в обществе.

Размышления над книгой И. К. Панти-на «Русская революция. Идеи, идеология, политическая практика» (2015), позволили И. А. Ерохову сделать заключение о том, что современная социальная элита не испытывает чувства справедливости к народу, хотя «трудящийся человек по-прежнему раздавлен своим социальным бытием». По этой причине, данный автор утверждает, что Россия покинула траекторию Русской революции 1917 г. Вместе с тем он признает влияние нерешенного «вопроса о земле» на новые революционные события в стране [1, с. 163–164, 171].

Если книга И. К. Пантина написана с левых позиций, то И. А. Ильин представляет в анализе Русской революции последовательную правую позицию. При этом Ильин не отвергает тотально левую (социальную), равно как и разные оттенки либеральной позиций, что придает его взглядам и оценкам разносторонний характер, дает возможность глубже проникнуть в сущность данного исторического события.

Принципиально отметить злободневность религиозно-философской методологии Ильина в понимании революции с точки зрения геополитической активности современных цивилизаций, резкого противостояния русского и западного мира [8, с. 40, 44]. Отсюда исследовательская цель работы – системный анализ темы Русской революции 1917 г. в политико-философском творчестве И. А. Ильина в современном контексте.

Материалы и методы

В работе использованы труды И. А. Ильина, а также материалы публикаций исследований по заявленной проблематике. В статье применены исторический, религиозно-философский подходы, анализ документов для выявления взглядов Ивана Ильина на сущность Русской революции 1917 г. и их методологического значения в контексте современности, которая не свободна от революционных рисков.

Результаты исследования

Тема Русской революции, которая, по оценке Ильина, «составляет эпоху в мировой истории» [2, с. 176], является центральной в творчестве философа, в его прогнозе о будущем России, поразительную точность которого отмечают многие современники – ученые, политики, деятели культуры. Возрождение и обновление России в посткоммунистический период мыслитель увязывал с преодолением революционнототалитарного наследия.

В системе идей Ильина о революции Н. П. Полторацкий выделил следующие группы: мировые причины Русской революции; внутренние причины; природа и ход революции; советско-коммунистический строй; эмиграция и внутрироссийские процессы; борьба за Россию [7, с. 44].

XX век философ называет веком мировой революции, а Русскую революцию – кризисом общей мировой атмосферы, рожденной духовными, хозяйственными и политическими причинами. Определяющую роль мыслитель отводил духовным причинам и источникам мировой революции, утверждая, что к Русской революции привела религиозная, духовная, моральная, хозяйственная и политическая несостоятельность современного человека. Из отставания духовности от материально-технических возможностей человека, как и предвидел Ильин, выросли Вторая мировая война и глобальная демократическая революция, навязывавшая всем формальную либеральную демократию как универсальную политическую форму. Духовная несостоятельность современного человечества сформировалась за последние пять веков в результате сужения человеческого бессознательного, в котором заложены основные корни человеческой духовности, т. е. сузилось «непосредственное восприятие и испытание божественного в жизни и делах людей» [2, с. 185]. Процесс атеизации человеческого бессознательного сформировал рассудочного человека, основными характеристиками которого являются релятивизм и нигилизм, беспомощность в вопросе о цели жизни [2, с. 190]. Значит, первая духовная причина революции – потеря западным человечеством способности к духовной очевидности: способности верить в духовные и религиозные реальности, иметь убеждения, принципы, самостоятельные решения. Такой человек становится лишь материалом «для волевых элементов, творящих мировое разложение» [2, с. 191–192].

С религиозным кризисом тесно связана вторая причина Русской революции – кризис правосознания и государственности. С точки зрения секуляризованного правосознания, общественная жизнь – беспринципная конкуренция своекорыстных воль, право – сила, власть – демагогия, подкуп и страх. Исходящее из такого правосознания современное государство становится орудием «массовых страстей и личных интриг, орудием классовой злобы», подготовкой к «гражданской войне», «социальной и коммунистической революции» [2, с. 198]. Разрушительный характер революции проявляется в разрушении исторически сложившегося права в стране и сути права как такового, т. е. способности обновляться ранее сложившимися правовыми путями и с помощью полноценной лояльности [2, с. 211]. Кризис правосознания угрожает всей духовной культуре человечества. Он обессилил современное государство, расшатал патриотизм, формализовал право и юридическую науку, революционизировал массовое правосознание [2, с. 216].

Кризис идеи собственности, т. е. усвоение людьми идеологии устранения собственности из жизни, по Ильину, стал третьей мировой причиной Русской революции, доказавшей отрицание природы человека социализмом. Ведь частная собственность обеспечивает индивидуальную форму творчества и хозяйственного труда, хозяйственного интереса и свободы. Кризис собственности пришел в Россию из капиталистической, пролетаризированной Европы через социальный уклад, наличие 70–40 % «завистливых полунищих». В социалистическом идеале частная собственность превращается в символ безответственного наслаждения, и эта извращенная хозяйственная психология осуществила в русских людях «имущественный передел и провал, который именуется коммунистической революцией» [2, с. 238].

Революция в России была порождена не только мировыми, внешними, но и русскими, внутренними, причинами: государственной слабостью интеллигенции, религиозной невоспитанностью национального характера, русской культурой и хозяйственной отсталостью, исторической неустроенностью русского крестьянства [2, с. 138].

Бедой русской интеллигенции и полуинтеллигенции как авангарда и проводника революции стали ее политическая неопытность, сентиментальное слабоволие, противогосударственное и фантастическое воленаправление. Революция выросла не только из безрелигиозности русской либеральной интеллигенции, но и из отсутствия настоящих монархистов, способных служить стране через царя. К этой беде присоединилась медлительная, ограниченная и репрессивная деятельность императорского правительства (ликвидация выкупных платежей, работа Крестьянского банка, подавление крестьянского беспорядка) и его «социально-политическая безыдейность», отсутствие целенаправленной социальной политики по повышению благосостояния народных масс [2, с. 106, 107, 117, 144].

Определенная степень «народной нищеты» и определенное количество «неимущего слоя» и его «имущественно-социальная бесперспективность», отсутствие «продвижения вверх его лучших сил» сделали возможной социальную революцию, т. е. «насильственный имущественный передел» в стране [2, с. 116].

И. А. Ильин указывает, что «при свободно богатеющей и социально-консервативной крестьянской массе» социальная и политическая революции не имели бы перспектив. Однако несчастье состояло в том, что помещики и торгово-промышленники «не могли и не хотели помочь царю учесть и творчески оформить интересы крестьянской массы» [2, с. 117].

Не только социальные причины обусловили Русскую революцию, но и экономическая причина – экстенсивность хозяйствования; пониженная доходность; неверие в качество хозяйствования; склонность напирать на соседа, а не на природу. Все это явилось результатом «недугов дореволюционного хозяйственного акта»: неутверж-денности частной собственности; недостаточной веры в труд; необеспеченности правопорядка; воли к наживе не через труд и безволия в труде; неуверенности хозяйственного самовложения [2, с. 104].

Сложившаяся социальная дифференциация требовала от руководства обеспечить быстрый темп хозяйственного и культурного подъема страны. Создать условия для свободного развития крестьянского хозяйства, интенсификации земледелия, отстранения экстенсивных земледельцев и землевладельцев от земли, вложения капитала в промышленность, торговлю и транспорт. По-новому распределить права через новый избирательный закон с целью отбора и вовлечения в политику волевых людей из государственно мыслящих классов и слоев. К несчастью, государственное руководство не смогло своевременно решить проблемы России, усугубившиеся войной.

Попыткой насильственно создать новую социальную дифференциацию, согласно Ильину, и стала революция. Новый советско-коммунистический строй как результат революции и Гражданской войны в России в 1920–1930-х гг. был, по характеристике ученого, противоестественным. Он попытался заменить частное хозяйство государственным, традиционное имущественное неравенство – всеобщей нищетой и новым «тайно-имущим классом», все прежние классы – двумя основными (пролетариат и коммунисты), культуру – хозяйством, прежние элементы у власти – «худшими элементами» (уголовщина и криминал) [2, с. 126, 127]. Данная характеристика нового общественного строя вскрывает его хо- зяйственные, культурные и политические трудности.

Ильин указывает на «неопределенность положительного идеала» в программе коммунистов, у которых «по вопросу о том, что надо создать, – полная неясность». Больше всего они занимаются «насильственным обращением в безбожие» [2, с. 128–130].

Отвергая революцию и большевизм, ища пути построения новой, свободной России, философ не видел возможности преодоления революции и большевизма-коммунизма на путях прежнего буржуазного порядка, по рецептам сменовеховства и евразийства, его мирного перерождения. Он полагал, что коммунистическая революция не подготовила никаких предпосылок для буржуазной демократии – «ни твердой собственности, ни правопорядка, ни имущих слоев, ни правосознания, ни школы творческого труда» [2, с. 104].

Русская революция подрывает будущее русской демократии произволом и среди властвующих, и среди подвластных, стремлением пролетаризировать все население страны, безвозмездным отчуждением, которое уничтожает уважение к труду и собственности, политическое правосознание. Люди в состоянии деморализации и духовного разложения не являются строителями демократии, но становятся «мусором», а народ – «прахом». Заменить правосознание террором в деле строительства государства можно лишь временно и условно.

Восстановление правопорядка, хозяйства, государственной консолидации требует устранения корней большевизма, а значит, возрождения религиозности, правосознания, патриотизма, частной собственности и создания новых, справедливых установлений и учреждений.

Духовная сущность большевизма сводится Ильиным к двум принципиальным моментам. Человек хочет своего, а не предметного (божественного). Он хочет личного, а не всеобщего (Родины). Отсюда возникают две задачи. Изменить внутреннюю установку человеческих душ, которые должны научиться «находить свое в предметном и всеобщем», что требует вековых усилий. Поэтому следует начинать со второй задачи – возродить здоровую религиозность и правосознание у ведущего меньшинства, которое должно пробудить в душах «порядочного и ответственного патриота» [2, с. 145, 146].

Большевизм в трактовке ученого есть «соединение… из социальной деморализации и утопизма». Причем одним из источников утопизма является обострение социальной несправедливости. Для окончательного преодоления революции и боль-шевизма-коммунизма следует вести особую борьбу с утопизмом.

Обсуждение и заключение

Проанализированные идеи И. А. Ильина о Русской революции и большевизме-ком-мунизме позволяют заключить следующее.

Сущность революции как духовно-содержательного понятия есть разложение правосознания, политической и хозяйственной жизни, души, творчества. Революционер не «отрицает старое, а разрушает»; «революция есть разрушение, сгнивание, разорение».

Русская революция подготовлялась на протяжении десятилетий русскими западниками, не знавшими своего отечества, не понимавшими, что русское национальное правосознание держится на Православии и на вере в Царя, не видевшими опасностей в незрелости русского характера и в его непривычке активно и ответственно строить свое государство [3, с. 108].

Разрушительность Русской революции коснулась русской религиозности всех исповеданий, русского образования, русского искусства, русского права и правосознания, русской семьи, русской доброты и патриотизма, всех политических и социальных сил России, особенно русской интеллигенции, которая уверовала в «спасительность западноевропейских государственных форм для России» и не сумела «выдвинуть и провести необходимую новую русскую форму участия народа в осуществлении государственной власти». Отсюда следует, что Русская революция возникла не просто из военных неудач и брожения, но из того, что люди утратили органическую национальную традицию [3, с. 111].

Революционное разрушение не отменяется другим разрушением, но лишь долгим созиданием, творческим восстановлением традиции. Именно традиция, содержащая многовековую энергию созидания, дает возможность выхода из революционного кризиса жизни. Не случайно создание российской демократии Иван Ильин мыслит через восстановление национально-культурных традиций, созидание новых форм для древних канонов. Авторитет канона философ призывает хранить как образец, а при надлежащих условиях использовать этот образец для создания новых форм жизни, «Руси новой по старому образцу» [3, с. 272, 273].

Ильин писал и о том, что революция воскрешает дурные традиции взяточничества, растраты, продажности, «революционной фронды», предполагавшей в русском народе «выдающиеся демократически-респу-бликанские дарования и выдавая социализм за вернейший критерий демократичности» [3, с. 213, 217].

Поскольку революция обращалась к людям, готовым верить в немедленное революционно-социалистическое переустройство России на основе разрушения всех традиций, постольку после крушения коммунистического строя страна будет нуждаться в новом ведущем слое, способном сформулировать новую творческую национальную идею. Ее истоки и духовный смысл, по Ильину, должны быть продолжением религиозных и органичных национальных традиций, воплощающих лучшие и священные основы жизни народа, с помощью которых он творит свою национальную духовную культуру.

Послереволюционное строительство России в логике философа представляет собой возвращение русского народа к своей духовной субстанции, к тому, что делает жизнь людей целостной, духовно наполненной, устремленной к совершенству [3, с. 93].

Возрождение национальной духовной традиции включает: преодоление соблазнов «безбожной свободы и тоталитарной государственности» как наследия революции; очищение души от слабости духовной воли, невидения религиозного смысла жизни, неукрепленности правосознанияния, ненависти и тяги к анархии в политической жизни и т. д.; утверждение в себе нового русского духа (на основе единства веры и знания, религиозно и духовно укорененного, верного родине нового правосознания, социального по духу нового чувства собственности, делающего личное обогащение источником всенародного богатства нового хозяйственного акта, религиозно-крепкой нравственности).

Воспитать в себе обновленный уклад должна сначала правящая элита, а затем дать новое воспитание народу. Философ предвидел, что Россия перейдет из революционных бедствий в долгий период послереволюционной деморализации, всяческого распада и международной зависимости, если не сумеет быстро осуществить отбор «новых русских людей» в элиту [5, с. 16].

Новый русский человек – это человек с «обновленной религиозной верой», преодолевающей разрыв между научным знанием и верой, и в этой своей целостности способный усовершенствовать общественную жизнь. В России перед революцией, как писал Ильин, хорошим людям не хватало характера, а добрым людям – воли и решимости. Поэтому воспитанию нового русского человека с обновленным национальным духовным характером он отводит главную роль в деле строительства будущей России: «Новой России предстоит выработать себе новую систему национального воспитания, и от верного разрешения этой задачи будет зависеть ее будущий исторический путь» [4, с. 143].

В 2015 г. была утверждена «Стратегия развития воспитания в Российской Федерации на период до 2025 года», которая поставила в качестве приоритетной задачи в сфере воспитания детей развитие высоконравственной личности, разделяющей российские традиционные ценности, обладающей актуальными знаниями и умениями, готовой к мирному созиданию и защите Родины. Стратегия опирается на систему духовно-нравственных ценностей, сложившихся в процессе культурного развития России, таких, как человеколюбие, справедливость, честь, совесть, личное достоинство, вера в добро и стремление к исполнению нравственного долга перед самим собой, своей семьей и своим Отечеством [16].

Подчеркнем, что такая постановка вопроса соответствует логике Ильина, который процесс обновления России мыслил на основе национальной органической традиции и притом в форме творческой новизны, а суть обновления видел в органичном сплаве силы сердца, созерцания, свободы, совести русской души с силой воли, мысли, формы и организации [7, с. 82]. Думается, именно такое обновление, как и полагал великий русский философ и патриот Иван Ильин, даст России возможность «возобновить свой величавый исторический ход» [3, с. 307] и развиваться без разрушительных революционных потрясений.

Том 17, № 4, 2017