Империя и политическое государство: проблемы идентификации

В се государства-нации похожи друг на друга, каждая империя уникальна в своей структуре и организации. Является ли империя лишь терминологической разновидностью политического государства, либо мы имеем дело со специфической формой организации политического, – центральный вопрос, встающий рано или поздно перед всяким исследователем имперских систем. Решение этого вопроса не принадлежит только к области разума; традиции, ценности и политические предпочтения вносят немалую лепту в каждый из двух возможных ответов.

Не претендуя на полноценное изложение данной мировоззренческой проблемы, очертим круг узловых проблем, касающихся верификации смыслов «империи» и «государства».

Количество определений понятия «империя» столь обширно, что их анализу можно посвятить полноценную монографию. В целях экономии мысли (и пространства текста) используем самое простое из имеющихся определений: значительный территориальный объем, универсальная и притягательная идея и ощутимое воздействие на историческое развитие человечества.

Если оценивать империю по времени возникновения, то это – одно из древнейших политических образований. Учитывая, что современной форме государственного устройства – национальному государству – менее пятисот лет и неизвестно, переживет ли оно коллизии постбиполярного мира, империя предстает перед нами как наиболее древний из известных нам способов организации пространства.

РОГОВ Илья

Вырисовываются две возможности. Первая заключается в том, чтобы признать империю не просто большим государством, но государством, обладающим качественными отличиями. Вторая же состоит в признании империи устарелым (подобно полису) типом государства и в провозглашении современных глобальных игроков, региональных лидеров и мирового гегемона политическими системами, покоящимися на качественно иных основаниях.

Империя – политическая государственная система, в которой ряд естественных атрибутов обычного (национального) государства сочетается со свойствами, не характерными для последнего как в административном, так и в географическом смыслах. Централизованная государственная бюрократия редко формируется в рядовых национальных государствах. В публицистике даже укоренился термин «имперская бюро-кратия»1. Если управление политического государства возможно описать в понятиях «центр – периферия», то в имперской системе данная схема часто трансформируется в формулу «метрополия – колония».

Поэтому, строго говоря, терминологически неверно использовать слова «империя» и «государство» как синонимы. Следует употреблять формулировки «имперская политическая система» или «полиэтническая политическая система». Империю называют государством как в силу устоявшейся традиции, так и по причине громоздкости приведенных определений.

Дискуссия о противопоставлении империи государству приобрела столь значимый смысл во многом благодаря империо-фобии 90-х гг. ХХ в. Тогда преследовались, в первую очередь, идеологические цели: показать, что среди всех форм государства существует атавизм – устаревшая форма устройства, которая, в общем-то, и не государство, а достойное забвения брутальное господство. Нашумевшая работа М. Хардта и А. Негри2 не только не внесла ясность, но во многом послужила умножению смыслов и ассоциативных шлейфов данной проблемы.

А.Ф. Филиппов, указывая на специфику империи как социальной системы, выделял специфическую имперскую политическую форму, которая, в отличие от государственно-политической, не нуждается в международной легитимации и созерцается изнутри как «некий малый космос, встроенный в большой – совокупный порядок бытия, – но отнюдь не в систему международных отношений»3.

Идентификация империи и государства может содержать серьезную терминологическую ловушку. Когда мы сталкиваемся с утверждением, что «империя – это высшее состояние государства», столь распространенное, к сожалению, в отечественной мысли, следует быть осторожным. Тот, кто таким образом формулирует свою мысль, либо поверхностно представляет предмет своего интереса, либо осознанно идентифицирует империю с автократической властью. Империологу-исследователю следует полагать империю государством, но иным, нежели современное национальное государство.

Об истории понятия государства говорится в работе профессора Лондонского университета К. Скиннера «Понятие государства в четырех языках»⁴. Слово «государство» кажется нам совершено привычным. Но его современный смысл, как и процесс становления, есть результат лингвистической и политической инновации XIV–XV вв. К Римской империи понятие «государство» неприменимо: там было то, что римляне называли res publica . Из всех институтов современного государства в Imperium Romanum имели место только налоги и армия. Латинское слово status , наряду с такими эквивалентами из национальных языков, как estat , stato и state , становится общеупотребительным в разнообразных политических контекстах, начиная лишь с XIV в. Lo stato – термин, используемый Макиавелли, в его время еще не означал «государство» в современном понимании. В начале столетия данные термины использовались главным образом для указания на величие и высокое положение правителей, но уже в конце столетия – как показатель состояния дел королевства (республики).

Как же термин status и его производные приобрели современный смысл? Скиннер, обращаясь к текстам XIII в., показывает, что всевозможные кондотьеры и прочие узурпаторы власти были озабочены удержанием собственного status principis – положения суверенного правителя, что было возможно при соблюдении двух принципиальных условий: стабильности политического режима и сохранения (а лучше – приращения) территорий области или города-государства. В результате такого подхода термины status и stato неизбежно начинают служить для обозначения территории.

Далее Скиннер утверждает, что современная трактовка государства восходит к теоретикам светского абсолютизма конца XVI – XVII вв. (Т. Гоббс). Классическая республиканская теория отождествляет государство и граждан, которые не «передают», а всего лишь «делегируют» свою власть правителям.

Каждое из понятий ( civitas , stato и state ) может быть включено в имперскую структуру, но их логический объем не идентичен империи. Существовало несколько исторических видов самих империй. Imperium – так можно называть империи Древнего мира. Sanctum Imperium – подходящее название для империй средневековья. Колониальные национальные империи – название для империй эпохи Великих географических открытий. Сверхгосударства – термин, применимый и используемый в последние 60 лет.

Наблюдая длительную историческую перспективу, мы фактически имеем дело с деградацией идеи всемирной империи как унифицированного политического, правового, религиозного и цивилизационного пространства в идею предпочтения первичности суверенитета государства как сегмента политической системы. Рассматривая соотношение империи и национального государства, не стоит забывать, что за каждым теоретическим правовым и социальным понятием стоит реальная общность, не на бумаге, но на деле олицетворяющая границы и формы его воплощения.

Нации XIX в. населяли метрополии стран с колониальными владениями. Были ли это «нации господ» по отношению к подчиненным народам или нет – вопрос отдельный. Современные нации европейских государств – совокупность потомков белых колонизаторов и наиболее лояльных режиму аборигенов. Колониальные империи в процессе распада «сняли сливки» с колонизированных народов, создали привлекательные условия для жизни представителям региональных социальных элит. Нация как центральный элемент этнической структуры колониальной империи несет на плечах «тяжкое бремя белого человека». Но нация постимперского пространства и времени – уже гибрид этноса метрополии и социальных элит этносов периферий.

Каковы же различия между имперским государством и государством-нацией, помимо хронологической последовательности? Э.А. Паин в качестве первого кри- терия рассматривает вопрос о гражданстве и подданстве и утверждает, что «государства-нации отличаются от империй тем, что основаны не на принудительном, а на добровольном объединении как отдельных граждан, так и социально-территориальных сообществ»1.

Абстрагируясь от традиционного противопоставления империи и нации, зададимся вопросом более интересным: возможна ли национальная империя? Такую попытку на протяжении нескольких столетий пытались осуществить немцы. От Sacrum Imperium Romanum Nationis Teutonicae – Священной Римской империи германской нации – через Германскую империю Гогенцоллернов к Третьему рейху Гитлера. И если первая была еще не национальной, последняя – предельно извратила идею сочетания имперского и национального, то промежуточный вариант XIX в. можно признать относительно удачной попыткой.

Колониальные империи пошли по иному пути развития. В них наблюдалось формирование наций в метрополиях параллельно построению империи. Континентальные империи (Россия, Турция, Персия) подарили историкам иную тему для наблюдений – размывание ареала обитания титульного этноса. После распада таких политических образований власти приходится создавать нацию практически заново.

Империя – более древняя реальность, нежели современное национальное государство, и потому не сводима к нему, но способна органически включать многие из институтов национального государства. Политический смысл понятия «империя» изменился в меньшей степени, нежели понятие «государство». Ответа на вопрос, что творит историю империй, мы никогда не получим в законченной форме. Но настанет день, когда наиболее существенные элементы этого процесса будут выделены исследователями из проявлений социального (как структуры), политического (как идеи) и исторического (как ком-плиментарности).