Имущественные права женщины в традиционном вепсском обществе

Вепсы – один из коренных народов Северо-Запада России – в середине XIX – начале XX века вместе с другими народами Российской империи переживал трансформацию традиционной культуры. Одним из признаков этого процесса является эволюция социально-экономического положения женщин в традиционном вепсском обществе и семье.

Девочка, девушка, живущая в родительском доме на попечении отца и матери, считалась временной жилицей в семье. Ее имущественные права ограничивались правом на владение и распоряжение игрушками – куклами, свистульками, копиями орудий женского труда – коробами, предметами утвари, посудой, прялочками, веретенами, ткацкими станочками и т. п. С 7 и до 13–16 лет девочка разделяла с матерью все общие семейные работы, а значит, накапливала знания, которые облегчали существование в крестьянском мире и повышали шансы на удачный брачный союз : «При заключении браков редко имеется в виду взаимное влечение, чаще хозяйственные соображения. В невесте ценится ее трудоспособность, имущественный достаток...» [3; 36].

До выхода замуж девушка имела право жить с отцом, братьями или с одним из них (с кем пожелает) и, работая в его хозяйстве, получала за это пищевое и прочее довольствие [13; 76]. К 13–16 годам юная вепсянка работала наравне со взрослыми и готовила для себя приданое [10; 7–14].

Прогнать девушку из дома братья могли лишь за распутное поведение. Потеря девушкой девственности до брака не осуждалась и не являлась препятствием для замужества: «Если у девушки есть какие улики против соблазнителя, она возбуждает против него дело и выходит за него замуж» [3; 28]. Но забеременевшая девушка вызывала всеобщее осуждение. Ее шансы создать полную семью сводились только к брачному союзу со вдовцом. Мать-одиночка получала деньги на содержание ребенка от его отца, «но как получала – больше на словах, чем на деле» [3; 28].

Иногда беременная девушка изгонялась из семьи, и тогда ее дети становились бобылями, живущими подаянием. Чтобы прокормить себя и ребенка, молодая мать, практически не получавшая помощи от отца ребенка, нанималась в няньки, прислуги, работницы, уходила в города – Петрозаводск, Лодейное Поле, Повенец, Петербург – на заработки, как другие девушки и подростки, где зарабатывала иногда не более 2–3 рублей в месяц [11; 2]. Если же беременная не изгонялась из семьи, то ее дети становились равноправными членами семьи и общества, получив отчество «Богданович»; в наследовании имущества они имели равные права с законнорожденными в этой семье детьми [3; 28].

Если по какой-либо причине девушке не удавалось до 24–25 лет [1; 17] выйти замуж, она считалась старой девой. Живущая как работница в родной семье, она получала за свой труд пищу, посуду, одежду, обувь и прочее из общесемейной собственности. Если она хотела отделиться от большой семьи и вступала в тяжбу с братьями, то суд был не на ее стороне, так как «девушке отдельно жить не полагается» [13; 76].

После замужества хозяйство обязано было обеспечить девушку частью общесемейного имущества, считавшейся собственностью невесты: коровой или нетелью, парой овец, сундуков, одеял, соломенных матрацев, 20–30 штуками полотенец, двумя ложками, чайным набором, ткацким станком, одеждой [2; 100], набором сельскохозяйственного инвентаря, куда входили топор, коса для рубки деревьев, серп, коса-«стойка» или «литовка», грабли [7; 123] (жених также вносил в основу общего хозяйства инструменты: серп, косу, грабли и т. д. [4; 58]).

В. Н. Майнов оставил сообщение о существовании у вепсов со стародавних времен «обычая вносить калым за невесту; калым этот доходит до 10 рублей (и более) и передается на руки тестю, который однако никогда не оставляет деньги эти у себя, а по возвращении от венца всегда возвращает калым дочери – “на обзаведенье”. Калым этот носит на чудском языке крайне интересное название, которое прямо указывает на значение его как платы отцу за соблюдение нравственности дочери; “verehiine velg” значит собственно “кровавый долг”, быть может в смысле платы за отчуждение одной из кровных, а быть может также за акт пролития крови» [14; 25]. В севернорусской традиции с подобной целью выкуп не выплачивался, но существовал обычай денежной помощи со стороны жениха. Чаще всего деньги шли на свадебные расходы [12; 130].

На второй день после свадьбы во время проведения церемонии «княжеский стол» молодая жена одаривала новых родственников подарками, изготовленными собственными руками, – рубашками, полотенцами и пр. При подсчете денежного эквивалента всех даров, преподносимых невестой родне мужа в начале ХХ века, получается довольно внушительная сумма – около 42 рублей 75 копеек [6; 132–134] (не считая полотенец). За свою работу девушка сама же получала деньги в помощь из рук одариваемых. Они шли на хозяйственные нужды молодой семьи. Родители невесты, приезжавшие в дом новобрачных через трое суток для того, чтобы передать приданое дочери, могли одарить ее деньгами, если были достаточно обеспечены [7; 123].

Замужняя женщина-вепсянка выходила из родной семьи в семью мужа под покровительство его самого и его родителей. В большой вепсской семье все имущество считалось собственностью всех ее членов [18; 406]. Безусловное право распоряжения общесемейным имуществом принадлежало главе семьи, старшему мужчине – ижан-ду (большаку, хозяину). Его власть была почти неограниченной. Он распределял членов семьи по работам, отправлял на отхожие промыслы, собирал и контролировал заработанное другими членами семьи [16; 160]. Обладание большим количеством материальных ценностей обеспечивало высокий статус мужчины в обществе, уважение соседей-односельчан, поэтому «больше всего крестьянин гордился богатством и к этому больше всего стремился» [3; 23].

Связь с капиталистически развитыми районами со временем становилась более тесной. В начале ХХ века значение трудоемкого подсечного земледелия стало падать, напротив, значение отхожих промыслов в хозяйстве большой семьи стало возрастать. В самой вепсской деревне складывались буржуазные отношения. Работавшие по найму мужчины-вепсы возвращались домой с заработанными деньгами, затронутые влиянием капиталистического общества, у них зрело недовольство властью хозяина – ижанда. Все это вело к более частым разделам больших семей [16; 160].

В традиционной культуре вепсов важное место занимала поземельная община, отличавшая- ся некоторыми своеобразными чертами: общинное владение землей и частное землепользование (участки земли наследовались); отсутствие общих переделов земли при частичных переделах; отсутствие круговой поруки; свободный уход членов общины на заработки; сходы собирались не чаще одного раза в год. На сходах избирались десятские, сборщики налогов и писарь (староста назначался волостным правлением), раскладывались налоги, выделялись участки для постройки домов, решались вопросы о ремонте церкви и т. д. [16; 160].

Женщина не являлась самостоятельным полноправным членом общины, не имела в собственности земли, но могла принимать участие в дележе участков при частичных переделах, спровоцированных в том числе распадами больших семей. Один из таких дележей, происходивших в Тихвинском уезде Новгородской губернии, описывает Не-Садко: «В дележе, который мне пришлось наблюдать, участвовали четверо: 2 женщины, мужик и старик. Им четверым, по дележу общества, достался угол, и они этот угол делят уже между собой; угол, в свою очередь, разбит ими на 2 участка. На каждых двух, участвующих в дележе, приходилось по одному участку; предстояло решить: которая из двух сторон владеет тем или другим участком. Долго и горячо об этом спорили, но, по-видимому, не пришли ни к какому соглашению... так как старик, сделав два жребия из деревянной палочки и расколов каждый надвое, две половинки бросил на пол, а две других, на которых были отмечены тот и другой участок лядин, оставил у себя. Поспорили еще немного, одна из женщин, перекрестившись, поднимает с пола один из жребьев, и тогда старик показывает ей соответствующую половинку жребья, на которой отмечены доставшиеся ей лядины, после чего все споры прекратились и оживление деливших сменилось обычной апатией, говорящей о глухой покорности судьбе» [15; 3–4].

Этот эпизод может говорить о том, что женщина принимала участие в дележе земли, но не как хозяйка, а как «рука Бога». Тот жребий, который вытащила, перекрестившись, женщина, указал волю провидения для всех четверых, а женщина явилась проводником этой воли, которую приняли как данность двое соперников – мужчин.

Как бы ни была велика власть ижанда над имуществом семьи, это право не распространялось на приданое жены и невесток: собственность хозяйки ни муж, ни дети, ни родственники не могли продать, подарить или зарезать (скот) без ее разрешения. Тем не менее вепсская женщина в браке крайне редко могла иметь собственность, кроме полученной в приданое. Полагалось, что она как существо неразумное не может быть самостоятельной в имущественных вопросах.

Источники начала ХХ века отмечают, что вепсские женщины, как и русские, часть изго- товленного своими руками за долгую зиму (пряжа, нитки, холст, вязаные чулки, белье и пр.), шерсть, яйца могли продать: «Вся выручка от продажи этих вещей составляет неотъемлемую собственность женщины, огражденную обычаем от всяких посторонних покушений» [11], [19]. На вырученные деньги женщины покупали наряды, посуду [3; 3].

Моментом истины для определения семейного уклада в любом обществе является развод. В традиционном вепсском обществе, признававшем только венчанный церковный брак и осуждавшем свободное сожительство, развода в юридическом смысле не существовало. Если и прибегали к расторжению брака, то очень редко и только на время: «Бывает, муж переменит обращение, а бывает иначе: как-нибудь поспорят, жена и уйдет. Друга думает, что муж будет просить вернутцы обратно, а он и не подумает, и возьмет себе другу бабу» [8; 73]. Разводились редко: мужчина терял рабочие руки, но если жить под одной крышей представлялось невозможным, расходились помимо церкви и помимо гражданской власти по взаимному соглашению. Это свидетельствует о том, что каноническое представление о природе брака как о таинстве еще недостаточно укрепилось в правосознании населения. В браке и разводе по взаимному согласию еще усматривается частноправовой договорный элемент. Необходимо отметить, что развод по взаимному согласию прямо запрещается статьей 46 Законов гражданских, опубликованных в Своде законов Российской империи в начале ХХ века [5; Ст. 46].

Для женщины развод был гораздо более сложным и предосудительным делом, нежели для мужчины. Общество критично относилось к разведенным и к тем, из-за кого разводились супруги. Однако в результате развода право жены на приданое вступало в силу, и она возвращалась в родительский дом.

После смерти мужа вдова имела право получить приданое в натуре или его полную стоимость, если она уходила из семьи мужа [17; 217].

Бездетная вдова имела право претендовать и на «пожилое» – заработок за прожитые в семье мужа годы, так как в этом случае она рассматривалась лишь как наемная работница. Имущественные права замужней женщины в традиционном вепсском обществе были сопоставимы с правами примака. В случае смерти жены примак имел право лишь на получение своего «приноса», который фактически приравнивался к приданому девушки, а также на пожилое [17; 217].

У вепсов семья была не только брачным и родовым, но и трудовым союзом, обладающим семейным имуществом, все члены мужского пола которого имели право на долю в общей собственности. Женщина-вепсянка не имела права на долю общесемейного имущества: при его разделе учитывался в первую очередь мужской состав по нисходящей линии родства. Женщины могли участвовать в коллективном пользовании наравне с другими членами семьи, распоряжаться своим приданым и имуществом, произведенным лично в результате эксплуатации движимой собственности или полученным в дар. В некоторых случаях женщины имели право на распоряжение семейным имуществом (вдова ижанда). Их имущественные права были защищены обычаем.

Под влиянием социально-экономических и политических преобразований второй половины ХIХ – начала ХХ века в семейном укладе вепсов происходили изменения. Наблюдается постепенная трансформация статуса и роли женщины, что было связано с ростом числа малых (нуклеарных) семей на фоне уменьшения количества больших и неразделенных семей, в результате чего главами женской части дома становились еще достаточно молодые женщины, которые могли заниматься хозяйственными делами без оглядки на старших невесток и свекровей. В связи с активным участием мужчин в отхожих промыслах женщины стали играть основную роль в земледелии, выступая хранительницами основ традиционного хозяйства вепсов, что отразилось и на их имущественном положении.

№ 97. С. 2.

Bol ’ shakova A. V. , Boksitogorsk Institute (Branch) of Pushkin Leningrad State University (Boksitogorsk, Russian Federation)

FEMALE PROPERTY RIGHTS IN TRADITIONAL VEPSIAN SOCIETY