Индикаторы металлопроизводства катакомбных культур степной зоны Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья

Идентификация свидетельств металлопроизводственной деятельности пастушеских племен, населявших степное Предкавказье и прилегающие районы в среднем бронзовом веке (СБВ), сопряжена с известными трудностями методического плана. Оперируя материалами погребальных памятников, следует осознавать, что происхождение, назначение, реальные хозяйственно-бытовые функции, а также причины помещения вещей в могилу далеко не всегда могут быть однозначно установлены ( Черных , 1996. С. 16–19; Санжаров и др. , 2003. С. 153, 154). В ряде случаев функциональную принадлежность артефактов возможно определить только с привлечением специальных методов исследования. Кроме того, если занятие степного населения такими традиционно домашними промыслами, как деревообработка, кремне-обработка, костерезное дело, изготовление глиняной посуды, кажется вполне очевидным, то в отношении металлообрабатывающего производства с его особыми условиями организации необходим более взвешенный, комплексный подход.

В свое время решающим в вопросе существования металлообработки у пастушеских племен СБВ стало открытие погребений с плавильно-литейным инструментарием ( Шилов , 1959; Шапошникова , 1971; Бочкарев , 1978; Березанская , 1980). Повсеместное выявление подобных комплексов, а также поселений со следами металлопроизводственной деятельности на территории Северного Причерноморья в дальнейшем способствовало утверждению положения о тотальном освоении методов обработки металла носителями местных культурных образований ( Братченко , 1995. С. 89; Черных , 1997а. С. 117 и др.). Для степного Предкавказья и южной части Доно-Волжского междуречья модели развития металлообрабатывающего производства в СБВ начали обсуждаться совсем недавно ( Кияшко А. , 2002. С. 31–33; Гак , 2007. С. 102; Рысин , 2008. С. 222–225), в связи с чем приобрела актуальность задача вычленения, систематизации и оценки его конкретных показателей. Такими показателями являются найденные в закрытых (погребальных) комплексах предметы, связанные с процессом производства, и металл, обладающий признаками локальной специфики.

Находки, связанные с процессом производства , имеют особое значение для характеристики технико-технологической базы и уровня развития металлообработки. Сам факт их присутствия в составе погребального инвентаря дает веские основания считать металлические изделия, массово представленные в комплексах той же культурной принадлежности, продукцией местного изготовления, а не импортом ¹.

На рассматриваемой территории известно два захоронения, сопровождавшихся комплектами металлопроизводственных инструментов. Первое открыто в могильнике Веселая Роща I (курган 3, погребение 3) на Ставрополье ( Державин, Тихонов , 1981). Типичные черты обряда и инвентаря позволяют отнести этот комплекс к восточноманычской катакомбной культуре. Кроме обычных для нее предметов здесь находилось оборудование плавки, литья (тигель, две двустворчатые формы для отливки втульчатых топоров) и ковки (молотки, наковаленки) металла, а также правки и отделки готовых металлических изделий (абразивы).

Глиняный тигель обнаружен в обломках, другая информация о нем отсутствует.

Возможность практического использования глиняных литейных форм у авторов публикации комплекса вызвала сомнение, мотивированное плохим качеством изготовления, отсутствием покрытия внутренних полостей каолином, неидентичностью негативов на парных створках одной из форм ( Державин, Тихонов , 1981. С. 255). Между тем А. Л. Нечитайло зафиксировала у обеих форм в местах проуха топоров следы подправки в виде специальных налепов. Подобная подмазка практикуется и в современном литейном производстве перед каждой повторной заливкой металла в форму ( Нечитайло , 1997. С. 22).

Литье в аналогичные найденным формы, по мнению авторов публикации, могло производиться в щель со стороны брюшка. Однако, судя по рисункам, применение такого способа нельзя исключать лишь в отношении одной из форм (рис. 1, 1 ). Вторая форма (рис. 1, 2 ) явно имела иное устройство литниковой системы. У одной из ее створок отчетливо видна щель на спинке, аналогичная тем, что имеют литейные формы из синхронных, в том числе катакомбных, погребений Днепро-Донского междуречья (Покровка, 4/3, СХИ г. Луганска, 3/19, Суро-викино) и Среднего Поволжья (Калиновка, 8/42). По наблюдениям С. Н. Кореневского, со стороны спинки отлита большая часть топоров из закрытых комплексов и случайных находок, относимых к этому и последующему времени ( Кореневский , 1976. С. 27).

В составе каменного инвентаря, сопутствовавшего литейным инструментам, в данном погребении находились песты и бруски удлиненной, цилиндрической и усеченно-конусовидной форм со следами утилизации (рис. 1, 3 ). Использование этих орудий для механической обработки металла гипотетично и определяется только фактом их нахождения в комплексе с литейными приспособлениями.

Аналогичным образом трактуется принадлежность к металлообработке трех абразивных каменных плиток (рис. 1, 7–9 ) и песта (рис. 1, 10 ), найденных вместе с тремя глиняными соплами (рис. 1, 4–6 ) в захоронении раннекатакомбного времени у станции Жутово на юге Волгоградской области ( Шилов , 1966). Следы копоти и нагара на основаниях и внутри цилиндрических отверстий сопел однозначно указывают на их практическое применение в качестве насадок на специальные воздуходувные устройства, использовавшиеся для увеличения температуры при плавке металла.

В ряде погребений степного Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья обнаружены отдельные инструменты, так или иначе связанные с металло-производством. Большинство их сделано из камня. Некоторые предметы внешне сопоставимы с каменным инвентарем вышеописанных комплексов «литейщиков». Но надо подчеркнуть, что в данном случае оценка сферы применения каждого изделия целиком исходит из результатов трасологического изучения.

Среди каменных предметов из погребений могильников Веселая Роща II и III специалистами-трасологами выделена серия инструментов поли- и монофункционального назначения ( Шаровская , 1985. С. 226, 227).

К орудиям, совмещавшим как минимум две металлопроизводственные функции, отнесены доработаные сколами шлифованные камни вытянутых пропорций, цилиндрической и конусовидной форм, с характерными следами износа на торцевых поверхностях (рис. 2, 2, 3 ). Согласно трасологическому заключению, эти изделия использовались как при механической обработке руды, так и

Рис. 1. Комплекты инструментов металлопроизводства из погребений СБВ степного Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья 1–3 – Веселая Роща, I 3/3; 4–10 – Жутово, 21/3 (по: 1–3 – Державин, Тихонов, 1981; 4–10 – Шилов, 1966)

Рис. 2. Отдельные инструменты металлопроизводства из погребений СБВ степного Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья

1–6 – Веселая Роща II и III, разные комплексы; 7 – Батуринский I, 1/10; 8 – Верхне-Янченков, 11/14; 9 – Колдыри, 3/3; 10 – Балабинский III, 3/5 (по: 1–6 – Шаровская , 1985; 7 – Коробкова, Шаровская , 1983; 8 – Братченко , 1976; 9 – Санжаров и др ., 2003; 10 – Каменецкий и др ., 1975, отчет)

в качестве гладилок-выпрямителей для раскатки листового металла. Захоронения, в которых они найдены (Веселая Роща II, 2/8 и III, 1/2), относятся к вос-точноманычской катакомбной культуре. Иной тип полифункциональных орудий представляют подработанные камни усеченно-цилиндрической формы с двумя рабочими площадками, одна из которых служила наковаленкой, другая – подставкой для раскатки металлической фольги (рис. 2, 4, 5 ). Оба предмета происходят из погребения раннекатакомбной культуры (Веселая Роща II, 13/7).

Монофункциональные орудия Веселой Рощи связаны с катакомбными комплексами восточноманычской культурной атрибуции. Это брускообразный

Рис. 3. Ножи своеобразных модификаций из манычских катакомбных погребений степного Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья

1 – Цаган-Усн IV, 1/5; 2 – Чограй V, 2/3; 3 – КВЧ-56, 2/2; 4 – Элиста, 13/4; 5 – КВЧ-37, 6/3; 6 – Веселая Роща III, 9/4; 7 – Манджикины 1, 15/1; 8 – Долгий, 5/6; 9 – Ипатово 3, 2/32; 10 – Островной, 3/27;

четырехугольный в сечении пест, область применения которого, по определению Т. А. Шаровской, включала дробление и растирание руды (Веселая Роща III, 15/2; рис. 2, 1 ), и шлифованная крупная уплощенная галька поддисковидной формы миндалевидного сечения с круглым заполированным углублением на верхней плоскости (Веселая Роща III, 15/9; рис. 2, 6 ). Последняя использовалась в качестве матрицы для изготовления из металлической фольги украшений полусферической формы. Сопоставимое изделие с идентичными признаками износа (рис. 1, 10 ) встречено в погребении батуринской катакомбной культуры степного Прикубанья ( Коробкова, Шаровская , 1983. С. 91, 92).

В степной зоне Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья зафиксированы и другие находки средств металлопроизводства. Из катакомбных комплексов позднего этапа СБВ могильников Колдыри и Балабинский III происходят плавильные емкости (рис. 2, 9, 10 ) в виде тарелкообразных чаш с округлым днищем – тип 3, по Л. А. Черных (1997б. Табл.), внутри которых замечены прикипевшие капельки меди ( Нечитайло , 2005. С. 82, 83). Функции привязного молота при дроблении руды и ковке металла выполнял массивный каменный пест (рис. 2, 8 ) из западноманычского погребения в кургане у хутора Верхне-Ян-ченков, о чем свидетельствуют следы рудной крошки, выявленные с помощью химического анализа на сработанном крае орудия ( Братченко , 1976. С. 99).

Уникальным для погребальных памятников предметом является кусок настыли, обнаруженный С.В. Ляховым в комплексе восточноманычской культуры Центрального Предкавказья (Дамба-Калаус 2, 1/2). То, что это побочный продукт плавки медесодержащего металла, подтверждено данными рентгено-флуоресцентного анализа, полученными Р. А. Митояном на геологическом факультете МГУ 2.

Обобщая приведенные выше свидетельства металлопроизводства, следует отметить их разбросанность по территории, при явном тяготении к манычским катакомбным памятникам позднего этапа СБВ. Если же оценивать собранный материал совокупно, то окажется, что в нем документально отражены все основные стадии металлопроизводственного процесса – от подготовки сырья к плавке до операций по отделке готовых изделий. Интересно, что из пятнадцати трасологических определений каменного инвентаря памятников СБВ степного Предкавказья восемь указывают на использование орудий в металлопроизводстве. Такой их высокий удельный вес как бы намекает на связь значительной (если не большей) части морфологически сходных, но трасологически не изученных, каменных предметов с металлопроизводственной деятельностью населения,

11 – Элиста, 2/8; 12 – ВМЛБ II, 5/8; 13 – Зунда-Толга 3, 1/3; 14 – Веселая Роща III, 23/2; 15 – Тузлуков, 3/5; 16 – Северный II, 2/5; 17 – Элиста, 8/11; 18 – ВМЛБ II, 18/2; 19 – ВМЛБ II, 43/4; 20 – Веселая Роща II, 2/4; 21 – Туркменский, 1/4; 22 – Овата V, 1/5; 23 – Ергени, 3/4 (по: 1, 3–5, 11 – фонды Калмыцкого республиканского краеведческого музея; 2, 6, 14, 20, 21 – Державин , 1991; 7, 10, 12, 13, 17–19, 23 – фонды ГИМ; 8 – Ильюков , 1984, отчет; 9 – Кореневский, Белинский, Калмыков , 2007;

15 – Беспалый , 1979, отчет; 16 – Горбенко и др. , 1973, отчет; 22 – Арапов , 1992, отчет)

в захоронениях которого они встречены. При этом не исключено и полифунк-циональное (межотраслевое) применение этих предметов, что этнографически фиксируется у многих культур первобытности ( Тэйлор , 1939. С. 103).

Признаки морфологической специфики металлокомплекса . В существовании развитого металлопроизводства у племен СБВ степного Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья убеждают достижения местных мастеров в области формотворчества. Показатели этих достижений находятся в составе металлоком-плекса, который кроме изделий широкораспространенных форм включает модификации, иллюстрирующие специфику развития местной металлообработки.

В категории двулезвийных клинковых орудий выделю несколько модификаций сравнительно узкого территориально-хронологического диапазона. Первая представлена дротиковидными ножами небольших размеров (6–13 см) с длинным черенком и клинком в виде равностороннего треугольника, у которого режущие кромки расположены по всей длине сходящихся сторон и подчеркиваются коваными фасками (рис. 3, 1 – 8 ). Большинство ножей данного типа (учтено более 20) найдено в восточноманычских катакомбных комплексах, концентрирующихся в центре степного Предкавказья. Отдельные орудия встречены в памятниках манычского типа донского левобережья и равнинной зоны СевероВосточного Кавказа. Прототипами дротиковидных ножей могли стать треугольные клинки, известные в поздних ямных и новотиторовских комплексах степного Предкавказья (Днепровская I, 3/1, Верхний, 3/6).

Второй тип ножей (учтено более 30 экз.) включает орудия преимущественно крупных размеров (16–23 см) с широколистовидным клинком и сравнительно узким черенком (рис. 3, 9–14 ). Большинство их происходит из комплексов вос-точноманычской культуры. Подобные орудия, названные С. Н. Братченко «карасиками» ( Братченко , 1976. С. 95), найдены и в западноманычских погребениях Нижнего Подонья. Также известны они по материалам культур СБВ Кавказа ( Джапаридзе , 1998. Рис. 6, 14 ; Кореневский , 1984. Рис. 8, 6,7 ; Каменский , 1990. Рис. 3, КТР 42, 43 ). Но в отличие от многих степных клинков (рис. 2, 9, 12, 14 ) кавказские менее массивны и не имеют продольной нервюры.

Ножи третьего типа (рис. 3, 15 – 19 ) представляют собой орудия средних размеров (9–14 см) с широким треугольным клинком, резко сужающимся под тупым углом к черенку. Практически все их находки (учтено более 20) приурочены к комплексам манычских культур Предкавказья. Эти орудия следует отличать от конфигуративно близких им изделий, имеющих более стройные, вытянутые пропорции и широко известных по материалам памятников разных культурных образований СБВ степной зоны и Северного Кавказа.

Весьма вероятно происхождение в среде предкавказских степных племен ряда модификаций ножей с перехватом и рельефно расширенным по отношению к нему лезвием (ножи катакомбного типа, по С. Н. Кореневскому: 1978. С. 36–40). Именно из погребений Предкавказья происходит самая большая и разнообразная коллекция таких клинков, среди которых есть настолько изощренные (рис. 3, 20–23 ), что трудно представить возможность долгого и эффективного использования их на практике.

Специфика металлопроизводства культур СБВ рассматриваемой территории проявляется также в распространении здесь наконечников стрекал характерной стреловидной формы. От обычных стержней-шильев их отличает ограненное, рельефно выделенное и короткое в сравнении с длиной насада рабочее жальце, кончик которого иногда притуплен. Самые ранние наконечники данного типа известны в позднейших ямных, новотиторовских (рис. 4, 1, 2) и синхронных им раннекатакомбных (рис. 4, 3) памятниках. На позднем (манычском) этапе СБВ они заметно укрупняются и модифицируются (рис. 4, 4–7). За пределами степного Предкавказья находки стреловидных наконечников составляют редкое исключение.

Выраженным морфологическим своеобразием характеризуются втульчатые топоры (рис. 4, 8, 9 ), найденные в двух предкавказских комплексах начала СБВ, сопоставимых по некоторым деталям обряда и с позднеямными, и с раннекатакомбными памятниками. Ввиду отсутствия прямых параллелей эти орудия справедливо выделены в самостоятельный тип и отнесены к продукции местной металлообработки ( Калмыков, Кореневский , 2001). Примечательно, что близкие топорам контуры имеют негативы литейных форм из Веселой Рощи (рис. 1, 3 ). Последнее, с учетом синкретичного облика погребений с топорами, позволяет предполагать преемственность их производства в катакомбной культурной среде. Косвенно об этом свидетельствуют факты обнаружения сопоставимых по обряду захоронений, совершенных не в ямах, как в случае с топорами, а в катакомбах ³.

Еще одним примером местного формотворчества являются двузубые втуль-чатые крюки, которые обнаружены в комплексах восточноманычской культуры Центрального Предкавказья (рис. 4, 10, 11 ). Отличаясь друг от друга в деталях, эти орудия по ряду морфологических признаков (длина, характер оформления втулки и зубьев, их пропорциональное соотношение) и технологии получения (ковка) больше сопоставимы с катакомбными однозубыми крюками Калмыкии и Ставрополья, чем с цельнолитыми майкопскими вилками или однозубыми крюками дольменных памятников Западного Кавказа.

Творчество местных мастеров угадывается в деталях форм некоторых степных украшений и аксессуаров костюма, выполненных в северокавказском стиле: посоховидных булавок с аморфным навершием (рис. 5, 1–3 ), дуговидных булавок с раздвоенным стержнем (рис. 5, 5 ) и с петельчатым навершием (рис. 5, 4 ), ложковидных подвесок с украшенным овальным черпачком (рис. 5, 6–8 ), неорнаментированных подвесок-колокольчиков (рис. 5, 10 ) и подвесок-колпачков (рис. 5, 9 ). Не случайной представляется связь упомянутых изделий с предманычскими и раннеманычскими катакомбными памятниками, соответствующими периоду смены декоративных и культовых стандартов в степной зоне и на Северном Кавказе. К этому же периоду относятся не имеющие аналогов за пределами рассматриваемой территории оригинальные подвески-амулеты в виде стилизованных бычьих голов (букрании). Серия таких подвесок

Рис. 4. Стреловидные наконечники стрекал (1–7), втульчатые топоры (8, 9) и двузубые крюки (10–11) из погребений СБВ степного Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья

1 – Птичье 1, 1/3; 2 – Расшеватский 1, 10/8; 3 – Ипатово 3, 2/168; 4, 5 – Ореховка, 2/1; 6 – Расшеват-ский 1, 21/4; 7 – Золотаревка 6, 17/1; 8 – Ильинский 1, 1/5; 9 – Бичкин-Булук, 6/2; 10 – Ипатово 3, 2/32; 11 – Элиста, 8/6 (по: 1, 2, 6, 7 – Гак, Калмыков , 2009; 3, 10 – Кореневский, Белинский, Калмыков , 2007; 4, 5 – Андреева , 1985, отчет; 8, 9 – Калмыков, Кореневский , 2001; 11 – фонды ГИМ)

Рис. 5. Степные модификации украшений северокавказского стиля

1 – Веселая Роща II, 11/4; 2 – Веселая Роща III, 17/1; 3 – ВМЛБ III, 4/13; 4 – ВМЛБ III, 2/10; 5 – Новый Маяк, 1/6; 6 – Три Брата, 17/3; 7 – ВМЛБ II, 13/11; 8 – Веселая Роща II, 2/3; 9 – Кара-кашев, 5/1; 10 – Зунда-Толга 1, к. 8 (по: 1, 2, 5, 8 – Державин , 1991; 3, 7 – фонды ГИМ; 4 – Шишлина , 2007; 6 – фонды Саратовского областного краеведческого музея; 9 – Кияшко В ., 1994;

10 – Шишлина , 2002)

происходит из раннекатакомбных и хронологически следующих за ними ран-неманычских захоронений левобережья Нижнего Подонья (рис. 6, 1, 3 ), южной Калмыкии (рис. 6, 2 ) и средней Кубани (рис. 6, 4 ) ( Кияшко , 1994). Несмотря на различия в изображении бычьих морд и технико-технологические особенности изготовления, букрании представляют собой совершенно новый тип зооморфных подвесок, выработанный на рубеже раннего и позднего этапов СБВ непосредственно в степной скотоводческой среде.

Признаки специфики производственных материалов. Особенности химического состава металла памятников СБВ Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья дают основание говорить о самостоятельных опытах местных мастеров при эксплуатации ими сырья, поступавшего в виде руды, слитков или готовых изделий с территории Кавказа ⁴.

Статистический анализ определений металла разных культурных групп рассматриваемой территории ⁵ показывает, что мастера устойчиво следовали основным принципам отбора и использования производственных материалов. Прежде всего это наблюдение касается абсолютно доминировавших в местной металлообработке искусственных медно-мышьяковых сплавов, которые подбирались с ориентиром по содержанию мышьяка (определяющего их литейные и кузнечные качества) на функцию и способ изготовления будущего изделия. При наличии многих объединяющих признаков мышьяковые бронзы Предкавказья имеют и различия, которые проявляются в рамках материалов микрорегионов или даже отдельных памятников. Эти различия выражаются, как в случае с металлом могильника Ергени в Калмыкии и Ша-хаевских курганов на Западном Маныче, в присутствии больших концентраций цинка (почти в каждом исследованном предмете) или заметной примеси сурьмы, как в случае с металлом юга Калмыкии (почти в каждом пятом исследованном предмете). Вместе с тем в предкавказской аналитической выборке практически отсутствует чистая медь, преобладающая среди металла волго-уральских погребений СБВ ( Chernykh , 1992. Р. 141; Дегтярева , 2006. С. 34, 35). Нет в ней оловянных бронз и других, в том числе многокомпонентных, сплавов, составляющих значительную серию в материалах синхронных памятников Северного Кавказа ( Chernykh , 1992. P. 170, 171, 174, 175, 180, 181, 186, 187).

Отмеченные черты локального и даже узколокального своеобразия позволяют предполагать использование предкавказскими мастерами металла из руд строго определенных месторождений, что подразумевает существование системы взаимосвязей степных группировок с конкретными центрами металлургического сырья на Кавказе.

Рис. 6. Букрании

1 – Каракашев, 5/1; 2 – ВМЛБ II, 13/11; 3 – Комаров I, 1/18; 4 – Хоперская, 8/3 (по: Кияшко , 1994); 5 – карта находок букраниев

В данном аспекте показателен точечный характер распространения в пред-кавказских степях медно-цинковых сплавов, в том числе так называемых ранних латуней. Ближайшие параллели этот металл находит в раннекурганных культурах Закавказья (Кореневский, 1984. С. 271; Chernykh, 1992. P. 171), что заставляет предполагать его продвижение именно с этой территории через Северный Кавказ в степные районы (Гак, 2006. С. 141). Вместе с тем латуни Предкавказья имеют свою специфику. Они представлены исключительно бинарными (CuZn) и трехкомпонентными (CuAsZn) составами, тогда как латуни Закавказья – преимущественно сложными комплексными сплавами. Такое несоответствие можно объяснить тем, что выплавка металлов, из которых затем изготовлялись разного рода предметы металлического инвентаря, осуществлялась непосредственно в степных мастерских, причем, вероятно, с применением каких-то местных технологических приемов.

Технико-технологические особенности обработки металла. Многие приемы и способы получения предкавказских изделий из металла, выявленные при его детальном изучении ⁶, не оригинальны и соотносятся с теми, что практиковались в СБВ на всем циркумпонтийском пространстве. Пока различимы лишь отдельные черты технико-технологического своеобразия местной металлообработки, особенно ярко проявляющиеся у клинковых орудий.

Одной из таких черт является регулярное и разнообразное применение сварки, примеры которой единичны в других районах степного ареала и абсолютно отсутствуют на Северном Кавказе. Сваркой полосового металла и его обрезков получена целая серия исследованных ножей, несколько височных колец и заклепок, связанных преимущественно с памятниками манычского круга. Сварочные операции в предкавказской металлообработке имели как формообразующую, так и косметическую направленность. Последнюю иллюстрируют случаи привара кусочков металла к уже откованному полотну ножа (Архаринский II, 19/4; к. 31).

У некоторых манычских ножей черенок получен весьма своеобразным способом – расковкой торцевых краев в пластину с последующим их загибом и сваркой (рис. 7, 1–4 ). Истоки этого редкого способа моделировки черенка, вероятно, следует связывать с местной металлообработкой РБВ, на что указывает соответствующий образец, найденный в одном из ранних погребений новотито-ровской культуры ( Гей , 2000. С. 99–106) (рис. 7, 5 ).

К числу технических приемов, маркирующих металлообработку племен СБВ степного Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья, относится кузнечная подправка противолежащих торцевых граней черенков ножей. Применение этого приема приводило к появлению на продольных краях черенка своеобразных утолщений-валиков. Такие валикообразные утолщения фиксируются у значительного числа катакомбных ножей из погребений манычского типа (рис. 7, 6–12 ) и крайне редко присутствуют на орудиях других культурных образований.

Еще одной особенностью манычской металлообработки является использование литейных форм для получения ножей с нервюрой на клинке. Подобные формы реконструированы для трех орудий, типично манычских в морфологическом отношении (рис. 7, 13–15 ).

В дополнение к оценке специфики металла СБВ рассматриваемой территории отмечу сравнительно частое его нахождение в погребениях ряда местных культур и культурных групп. Малочисленность орудий при этом компенсирована обилием украшений, что особенно характерно для раннекатакомбных и степных северокавказских памятников предманычского горизонта Центрального Предкавказья. Обратная ситуация наблюдается в культурах манычского круга, комплексы которых чаще содержат металлические предметы орудийного инвентаря. Вместе с тем для некоторых регионов и локальных групп памятников СБВ металл вообще является скорее исключением, чем правилом. К таковым, например, относятся позднеямные и раннекатакомбные памятники Ергенинской возвышенности, памятники батуринской позднекатакомбной культуры степного Прикубанья.

Представляется, что помещение или непомещение в могилу металлических предметов было продиктовано не только нормами обрядности, но и другими причинами, среди которых, очевидно, не последнюю роль играли производственные возможности. Неравнозначность этих возможностей, определявшаяся положением конкретных групп населения в общей системе культурно-исторических связей, обусловила локально-хронологические особенности протекания процессов становления и развития предкавказской металлообработки в СБВ.

Этап появления ранних катакомб в Предкавказье и южной части Доно-Волжского междуречья характеризуется постепенным распространением здесь северокавказских (постновосвободненских) стандартов производства при сохранении ямно-новотиторовских стереотипов поздней фазы РБВ. Главным показателем этого в металлокомплексе местных памятников начала СБВ является сочетание изделий архаичных форм, полученных с использованием традиционных технологических приемов (кованых блях, височных спиралей, пронизок и бус из полосового металла), с литыми мелкими подвесками (каплевидными, клиновидными) и сложноорнаментированными амулетами (молоточковидными булавками), имеющими прямые параллели на Северном Кавказе.

Дальнейшее усиление связей с представителями северокавказских традиций в последующий (предманычский) период оказало позитивное влияние на развитие степного металлопроизводства. Статистически фиксируемый рост частоты встречаемости предметов из металла позволяет предполагать более широкий, чем прежде, доступ к нему местного населения ряда районов рассматриваемой территории (Егорлык-Калаусское междуречье, район Восточного Маныча). В производстве украшений и аксессуаров костюма современные для того периода методы литья (по утрачиваемой модели, в формы со вставным стержнем, «навыплеск») вытесняют кузнечные схемы. Создаются первые модификации северокавказских типов и вырабатываются самобытные степные формы металла (букрании). Стереотипы ямно-новотиторовской металлообработки сохраняют свое значение главным образом в сфере производства орудийного инвентаря.

Качественный скачок в развитии металлопроизводства в центре и на востоке Предкавказья, а также в южной части Доно-Волжского междуречья связан с утверждением здесь манычских культурных традиций. Материалы манычских памятников отражают повсеместность распространения металла, освоение местными мастерами приемов получения медно-мышьяковых сплавов разного

Рис. 7. Ножи со специфичной моделировкой черенка (1–5), с валикообразными утолщениями на торцах черенка (6–12), с литой нервюрой (13–15)

1 – ВМЛБ III, 8/6; 2 – ВМПБ, 15/2; 3 – Мал. Мартыновка, 2/14; 4 – Цаган-Усн VIII, 1/3; 5 – Брюховецкая I, 5/9; 6 – Зунда-Толга 1, 10/2; 7 – ВМЛБ III, 16/9; 8 – Ергени, 2/1; 9 – Эвдык I, 6/13;

состава и использование адекватных технологий их обработки. Наблюдается резкое увеличение доли крупных орудий в металлическом инвентаре, а его типологический состав становится многообразным в связи с включением целого ряда модифицированных форм.

Некоторыми локальными особенностями отличается прикубанская степная металлообработка СБВ. На начальном этапе ее развитие во многом определялось преемственностью местных новотиторовских традиций ( Гей , 2000. С. 210–214), что хорошо видно по материалам раннекатакомбной (восточноприазовской) культуры, в которых новотиторовское влияние вполне ощутимо. Однако в сменяющей восточноприазовскую батуринской культуре это влияние уже почти не улавливается. В целом батуринский металлокомплекс, представленный главным образом мелкой декоративной пластикой северокавказского облика, демонстрирует упадок местного металлопроизводства в Прикубанье к финалу СБВ.

Формы организации металлопроизводственной деятельности в среде пастушеских племен СБВ степного Предкавказья и прилегающих с севера районов можно представить лишь в самом общем виде, опираясь на косвенные данные. Отсутствие каких-либо следов стационарных мастерских и регулярная встречаемость в погребениях каменных орудий, аналогичных инструментам, использование которых в металлообработке установлено трасологическими методами, заставляют предполагать, что изготовление металлопродукции здесь не было сосредоточено в крупных центрах, а осуществлялось в рамках многих скотоводческих коллективов для удовлетворения их внутренних потребностей. Скорее всего, такое производство имело общинный, индивидуально-семейный характер. Судя по набору приспособлений для металлообработки из погребения в могильнике Веселая Роща I, предкавказские мастера были универсалами, владевшими и литейными, и кузнечными навыками. О знакомстве их с выплавкой металла из руд говорят остатки рудной крошки на каменных орудиях. Структуру и характер взаимодействия мастеров разных родоплеменных групп, вероятно, определяли подвижный образ жизни, пастушеский тип хозяйства и степень культурно-исторической близости.

Предложенную модель можно соотнести с организацией производства кузнечных и ювелирных изделий у кочевых и полукочевых народов Нового времени ⁷. Например, у киргизов-кочевников XIX в. основная масса мастеров-металлистов сочетала занятие ремеслом с ведением скотоводческого хозяйства. Несколько раз в год меняя вместе с общиной места стоянок, мастера выполняли заказы ее членов, причем заказчики обеспечивали их жильем, а работали они обычно в жилом помещении. Все технологические процедуры (и литейные, и кузнечные) они осуществляли сами. Свою профессию мастера-металлисты передавали по наследству ( Сулайманов , 1982. С. 64–68).

10 – Бага-Бурул, 1/2; 11 – Зунда-Толга 3, 1/2; 12 – Зунда-Толга 5, 1/6; 13 – ВМПБ, 11/31; 14 – Донской, 3/10; 15 – Кермен-Толга, 44/2 (по: 1, 2, 4, 6–8, 10–13, 15 – фонды ГИМ; 3 – Кияшко , 1983, отчет; 5 – архив лаборатории структурного анализа кафедры археологии МГУ; 9 – фонды Калмыцкого республиканского краеведческого музея; 14 – Ильюков , 1991, отчет)

Представляется, что имеющиеся на сегодняшний день данные по металло-производству культур СБВ степного Предкавказья и юга Доно-Волжского междуречья вполне оправдывают такую параллель.