Информационно-телекоммуникационные сети как средство совершения преступлений

Феномен сближения частного и публичного права в сфере уголовного судопроизводства является фактом современной правовой жизни и предметом изучения на отраслевом [1] и общетеоретическом уровнях [2, с. 59-78; 3, с. 27-93].

В качестве примеров конвергенции в уголовно-процессуально-правовой сфере приводятся, прежде всего, процедуры прекращения уголовных дел по некоторым нереабилитирующим основаниям (ст. 25, 25.1, 28, 28.1 УПК РФ), а также особый порядок судебного разбирательства (глава

40 УПК РФ), досудебное соглашение о сотрудничестве (глава 40.1 УПК РФ), сокращенное дознание (глава 32.1 УПК РФ).

Кроме того, в последнее время признается феномен комплексного экономического уголовного и уголовно-процессуального права [4, с. 236 – 245], который содержит ряд важных отличий от общего порядка производства по уголовным делам, главным из которых является институт соглашения сторон.

Наиболее яркими выражениями данного комплексного межотраслевого правового образования являются, во-первых, особая модель частно-публичного обвинения (ч. 3 ст. 20 УПК РФ) [5, с. 8-11, 36], во-вторых, порядок прекращения уголовных дел о налоговых и предпринимательских преступлениях в связи с полным возмещением вреда (ст. 28.1 УПК РФ, ст. 761 УК РФ) [6, с. 10 – 12, 20 – 25].

Обзор литературы

В ходе проведенного исследования осуществлен анализ доктринальных научных источников периода Судебной реформы 1864 г. и современных, что позволило автору определить истоки, генезис, дальнейшее развитие принципиальных идей, составляющих основу договорных уголовно-процессуальных производств.

Некоторые авторы предлагают создать отдельную главу в УПК РФ, чтобы включить в общий корпус уголовно-процессуальных норм новый институт, содержащий нормы об особом производстве по уголовным делам о предпринимательских преступлениях [7]. Таким юридико-техническим приемом предлагается инкорпорировать особенное явление в общее.

Полагаем, этого недостаточно, поскольку существует методологический вопрос о юридической природе тех производств, которые допускают договоренности между сторонами при реализации уголовной ответственности. Эти производства не укладываются в классическую доктрину и могут быть объяснены на основе тех идеологем, мировоззренческих идей, которые исключают какие-либо компромиссы с преступником и требуют неотвратимости его уголовной ответственности за совершенное преступление.

Ряд авторов уже высказывали мнение не об исключительном, о глобальном значении этих новообразований в отечественном материальном и формальном уголовном праве как симптоме перемен, которые назревают в основе основ правовой организации противодействия преступности в новую эпоху [8, с. 75 – 86]. Мы также относимся к числу тех, кто указанные новеллы квалифи- цируют не просто как очередную новую уголовно-процессуальную форму, отпочковавшуюся от основного уголовно-процессуального «древа», а как начало глубинных перемен. Полагаем, на их примере можно наблюдать переход количественных изменений отечественного уголовно-процессуального права к его новому качественному состоянию. Это побуждает к ревизии господствующей правовой доктрина.

Разделяем мнение, что российская уголовно-процессуальная доктрина должна быть существенно изменена [9, с. 9 – 19]. Первым шагом в этом направлении, по нашему мнению, должно быть обновление базовых концептуальных единиц, выступающих ценностным ядром нормативно-правовой конструкции, под которой мы имеем в виду уголовно-правовую и уголовно-процессуальную системы, в единстве образующие правовую организацию противодействия преступности.

Материалы и методы

В процессе исследования использовались диалектический метод, методы анализа и синтеза, а также такие частные методы, как исторический, сравнительного правоведения, научного моделирования. Эмпирическую базу исследования составили результаты изучения уголовных дел в целях обобщения судебно-следственной практики; опубликованные материалы судебно-следственной практики, а также официальные статистические данные о деятельности правоохранительных органов в сфере уголовного судопроизводства за 2013-2023 гг. Сбор эмпирического материала осуществлялся в период с 2013 по 2023 год в Волгоградской, Воронежской, Нижегородской, Самарской, Ростовской, Тульской областях, Краснодарском, Пермском и Ставропольском краях, а также в Москве и Санкт-Петербурге.

Результаты исследования

В уголовно-процессуальной науке базовые единицы, из которых складывается общее понимание уголовного процесса, называются принципами. Тема принципов достаточно глубоко исследована в уголовно-процессуальной науке. Однако на учении о принципах лежит отпечаток юрпозитивизма: оно строится на основе главы второй УПК РФ и исключает начала иной уголовно-процессуальной правовой формации. Мы, разумеется, не призываем отказаться от принципов, закрепленных в УПК РФ, они отражают природу большей части современного российского процесса. Однако они не объясняют природу целого блока новых уголовно-процессуальных производства, проникнутых иной – договорной идеологи- ей. Так, принципы законности, публичности, объективной истины не утрачивают своего значения, но они отрицают саму идею сделки с преступником и потому являются недостаточными для объяснения всего уголовно-процессуального мира. Поэтому система принципов должна быть обновлена, чтобы стать более универсальной.

В свое время идея о признании парных принципов как носителей противоположных процессуальных идеологий (состязательности и след-ственности) была распространена в русской уголовно-процессуальной литературе [10]. Эта идея была разделена профессором А.С. Александровым, который писал, что существуют две системы процессуальных принципов, входящих в разные гомологические ряды, происходящих от противоположных начал – частного и публичного. Есть следующие пары принципов: публичность – диспозитивность, законность – целесообразность, объективная истина – судебная истина [11, с. 74].

Воспользуемся идеей о сочетании в системе принципов смешанного уголовного процесса (каковым является современный российский процесс) принципов различной идеологической, типовой принадлежности. В частности, принципу законности мы предлагаем допустить в качестве оппозиции принцип целесообразности, принципу публичности – диспозитивность, объективной истины – судебную (формальную, относительную) истину. Учение о принципах должно вмещать в себя противоположные начала, так как современное уголовно-процессуальное право неоднородно.

Предлагаем ввести в систему принципов современного уголовно-процессуального права принцип обвинения. Это, на наш взгляд, верно ввиду универсальности института обвинения, который существует в любом типе процесса. Этот принцип может иметь как общую, так и переменную составляющие. В настоящее время господствует учение о следственном публичном, но также и частно-публичном обвинении, которое на частное (субсидиарное) обвинение не распространяется. Необходимо рассмотреть самообвинение и его процессуальные формы более широко, а не только в контексте следственной парадигмы.

Предлагаем принять принцип обвинения в той трактовке, которая была распространена в классической русской уголовно-процессуальной науке периода действия Устава уголовного судопроизводства [12, с. 10 – 17]. Главное в принципе обвинения – это постулирование разделения обвинения и суда, суду запрещено прямо или косвенно выполнять функцию обвинения. Он разрешает дело на основе выдвинутого и поддержанного в суде обвинения. Отсюда вторая составляющая этого принципа: обвинение двигает процесс. Субъект обвинения, будь то прокурор или частный обвинитель, выдвигая обвинение, берет на себя бремя его доказывания. Он вправе распоряжаться обвинением, его предметом, но также обвинительными доказательствами. Публичный обвинитель как субъект права на уголовный иск (публичное обвинение) трактуется субъектом диспозитивности, который вправе заключить процессуальную сделку с оппонентом по предмету обвинения, условиям отказа или изменения обвинения в лучшую сторону [13, с. 35 – 47].

Исходя из диспозитивной трактовки прав обвинителя по распоряжению обвинением, можно высказать предположение о договорной природе не только частного, но и публичного обвинения. Изменение обвинения обвинителем в сторону смягчения может быть предметом соглашения сторон. На этом строится концепция договорных уголовно-процессуальных производств.

Другое принципиальное положение договорной концепции уголовно-процессуальных производств состоит в том, что материальные, уголовно-правовые последствия в виде «средства уголовно-правового воздействия» вытекают из обвинения [5, с. 140].

С концепцией уголовно-процессуальных процедур на принципе обвинения, который был описан выше, связано представление об обвинителе, как публичном, так и частном, как субъекте обвинения. Проблеме диспозитивности в уголовном процессе посвящено достаточное количество работ [14, с. 3 – 6, 15 – 19; 15, с. 8-9], хотя ученые редко признают за ней принципиальное значение, отводя ей роль исключения из принципа публичности, которое касается дел частного обвинения. Кроме того, распространено смешивание диспозитивности с дискреционностью, в том числе свободой усмотрения суда [16, с. 367 – 369].

Полагаем, что диспозитивность, а не состязательность должна быть признана принципом процесса. Диспозитивность гарантирует свободу воли сторон в управлении процессом и его исходом. Состязательным же надо называть общее устройство процесса, построенном на принципах обвинительности и диспозитивности. В состязательном уголовном процессе сторона обвинения активна, она определяет предмет и направление развития процесса в ходе противостояния с защи- той. Процессуальная сделка сторон есть один из возможных ходов или даже альтернативный исход состязательного процесса.

В классической русской уголовно-процессуальной доктрине, наряду с принципом законности деятельности прокурора как субъекта обвинения, признавался и принцип целесообразности [12, с. 19-20]. Принцип целесообразности был отвергнут позднесоветской доктриной как аналог «революционной целесообразности», с которой ассоциировались времена беззакония в СССР. Однако в романо-германской правовой доктрине принцип целесообразности был всегда признаваем в качестве одной из детерминант деятельности прокуратуры [17, с. 91 – 100].

Присоединяемся к мнению о признании целесообразности одним из принципов уголовного процесса, который уравновешивается принципом законности. Современные ученые-процессуалисты часто связывают целесообразность с эффективностью, прагматизмом, которые усматривают в упрощении обычных следственных и судебных процедур. Таким образом, целесообразность отождествляется с так называемой процессуальной экономией [18, с. 41-42; 19, с. 7-8]. Такой аспект в понимании принципа целесообразности, с нашей точки зрения, может быть принят, только если учитывать его в качестве дополнения к главному смыслу: выбор прокурором, обвинителем такого варианта в развитии уголовного преследования, который является оптимальным и эффективным в плане защиты публичного интереса.

Ошибочной является трактовка целесообразности как проявления усмотрения правоприменителя, под которым наряду с прокурором понимаются следователь и судья [20, с. 9]. Мы считаем такой подход искажением первоначального и правильного значения принципа целесообразности. Классическое определение принципа целесообразности Opportunitats-Prinzip предполагало практическое удобство для обвинительной власти, чтобы решить, стоит ли проводить уголовное преследование или лучше полностью или частично отказаться от этого. В качестве альтернативы принципу целесообразности выступал принцип Legalitats-Prinzip, который обязывает обвинителя выдвигать обвинение против лица, совершившего преступление [12, с. 19-20].

Принцип целесообразности – это свобода пра-воусмотрения обвинителя в выборе процессуальных средств – обвинения и его доказательств с учетом обстоятельств дела и соображений эффективности, экономии и прагматики при защите интересов публичного интереса, состоящего в применении мер уголовно-правового воздействия к виновнику, а также обеспечения интересов потерпевшего.

Принципы обвинения, целесообразности, диспозитивности в сочетании создают благоприятную среду для верного понимания договорной природы процессуальных соглашений сторон по отдельным вопросам, но также и об исходе дела.

В заключение необходимо упомянуть о принципе формальной истины, завершающем связку принципов, которые могут дать теоретико-методологическое обоснование договорных уголовно-процессуальных производства и сбалансировать систему принципов современного смешанного уголовного процесса России.

Не углубляясь в эпистемологию и теорию доказательств, согласимся с выводом специалистов [21, с. 142 – 157; 22, с. 7], согласно которому концепт судебной истины как истины относительной – субъективной, не исключающей возможность договорного способа установления фактов по делу, замыкает круг «дополнительных принципов» – принципов той части уголовного судопроизводства, которая выступает своего рода дополнением к общему порядку ведения уголовных дел.

Обсуждение и заключение

Таким образом, полагаем, принципиальное ядро концепции договорных уголовно-процессуальных производств составляют принципы обвинения, целесообразности, диспозитивности и формальной истины. Это принципы состязательной уголовно-процессуальной модели, оппозиционные следственному мировоззрению. Из сочетания принципов различной идеологической заряженности возникает баланс, необходимый для поддержания в состоянии уравновешенности уголовного процесса смешанного типа, каковым является современный российский уголовный процесс.

Данные принципы смягчают крайности следственной уголовно-процессуальной организации применения уголовно-правовых норм, в которой господствует следственная власть в доказывании и выдвижении обвинения, то есть в определяющих ход процесса механизмах.

Но вместе с тем они не подрывают ее мировоззренческих основ, воплощенных в принципах, публичности, законности, объективной истины, определяющих сущность обычного, общего порядка ведения уголовных дел. Поскольку следственное начало в отечественном процессе все же доминирует, указанным идеям не суждено быть полноценными принципами. Они всегда останут- ся в статусе квази-принципов, так как характерны для особых производств, альтернативных общему порядку уголовного судопроизводства.

Системность характерна для выделенных нами процессуальных идей, так же как и для принципов основного порядка уголовного судопроизводства. Они образуют собственную подсистему принципиальных начал ведения уголовных дел в особом, ускоренном или сокращенном порядке, который в целом следует признавать исключением из общего порядка и лежащих в его основе уголовно-процессуальных принципах.

Выступаем за легализацию на доктринальном уровне договорной природы процедур, предусмотренных главами 32.1, 40, 40.1, 51.1 УПК РФ, а также статьями 25, 25.1, 28, 28.1 УПК РФ. Во всех них мы усматриваем договорную основу в виде изначального соглашения сторон по предмету обвинения, предопределяющего перевод дела в особый – «упрощенный» – режим или самый исход его в виде или обвинительного приговора, или решения о применении альтернативной наказанию меры уголовно-правового воздействия. Оправдание этих идей на уровне правовой культуры, правосознания должно положительно сказаться на правоприменительной практике – в сторону ее смягчения.

Вместе с тем предлагать закрепление на законодательном уровне анализируемые нами мировоззренческие идеи мы бы не стали, так как это привело бы к дезориентации правоприменителя, смешению общего и особого порядков ведения и разрешения уголовных дел. Нормативному закреплению подлежат только принципы, определяющие обычный ход уголовного процесса. Исключения из общих правил должны оставаться неофициальными. В противном случае, то есть при смене одной системы принципов на другие, должна произойти смена типа уголовного процесса, что в настоящее время невозможно.