«Интернационал» как молитва: идея духовной революции в поэме А. Гинзберга «Вопль»

A. Ginsberg «T.S. Eliot Entered My Dreams». 1977.

Поэты должны быть революционерами.

A. Гинзберг «Т.С. Элиот вошел в мои сны». 1977.

«

Пророк духовной революции и один из важнейших людей XX века», – так британский поэт Тэд Хьюз говорил об Аллене Гинзберге, авторе поэмы «Вопль».

Написанная в 1956 году, поэма «Вопль» «с точки зрения Хьюза, была единственной работой, начавшей глобальную революцию поэтической формы и содержания» [Raskin, 2004]. В свою очередь, поэт, ныне борец за экологию и профессор Калифорнийского университета Дэвис, Гэри Снайдер, получив посылку с книгами Гинз- берга, назвал их бомбами, способными разжечь грядущую культурную революцию [Raskin, 2004].

Ставшая голосом молодого поколения, поэма «Вопль» признана в зарубежном литературоведении одним из ключевых произведений бит-литературы. В ней наиболее ярко проявились основные особенности поэтики А. Гинз-берга: своеобразная грубая искренность и экспрессия, авторский синтаксис, отказ от жанрового единообразия, музыкальность, «молитвен-ность» текста. Написанная в свободной манере, близкой к верлибру и напоминающей «спон- танную прозу» Дж. Керуака, она являет читате- лю исповедь героя-битника, живую и искрен нюю, откровенную и неоднозначную. Появле ние данного текста стало причиной обществен ного резонанса, обвинений в непристойности, повлекших за собой аресты и судебные разбирательства. На данный момент это произведение является классикой американской литературы XX века наравне с романом «Голый завтрак»

ВЕСТНИК

У. Берроуза и романом «В дороге» Дж. Керуака. Как отмечает американский исследователь творчества Гинзберга Джона Раскин, «к моменту смерти Гинзберга в 1997 году книга “Вопль и другие поэмы” <…> была переведена, как минимум, на 24 языка <…> и стала одной из самых известных американских поэм в мире» [Raskin, 2004].

Поэма состоит из трех частей и отдельной главы «Сноска». Каждая из частей имеет собственную структуру, а также определенное смысловое ядро. Так, семантическим центром первой части является собирательный образ героя-битника, второй части – библейский образ Молоха, третьей – фигура Карла Соломона, писателя и друга А. Гинзберга, впоследствии ставшего издателем романа У. Берроуза «Голый завтрак».

Идеи революции – политической, духовной, культурной – и связанного с ней разрушения и безумия занимали умы молодых писателей и поэтов-битников, наверное, больше, чем любые другие идеи. Так, Джона Раскин отмечает, что молодой Аллен Гинзберг, только что окончивший колледж в 1948 году, всюду видел безумие и сам заражался им:

Безумие было битническим знаком почета в мире, сошедшем с ума от бомб и диктаторов, террора и тирании [Raskin, 2004].

Обращаясь к творчеству Аллена Гинзбер-га, необходимо отметить, что его мировоззренческая концепция основывается на взаимосвязи двух идей – христианской и революционной , на тандеме разрушения и очищения. В художественном мире А. Гинзберга идея революции представляет собой деструктивную силу, разрушающее и вместе с тем созидающее начало.

Идея революции присутствует в тексте на разных уровнях, отражаясь как на реалиях внешнего мира, окружающего автора, так и во внутренних, духовных переживаниях.

Так, прослушивание рок-н-ролла по радио в машине Нилла Кэссиди, друга Джека Керуака, ставшего прообразом главного героя романа «В дороге», позволило Аллену уловить перемены, происходившие в американской поп-музыке. «В тексте “Вопля” он празднует рок-н-ролльную революцию, которая смела Америку, фразами наподобие:

...строчили всю ночь качаясь и вращаясь в величественных заклинаниях желтым утром превратившихся в строфы тарабарщины [Гинзберг, 2012].

Говоря об идейном уровне текста, нужно отметить, что тема революции всегда вплетена в библейский контекст, связана с мотивом очищения, бессмертия души и милосердия. В сцене разрушения больницы в третьей главе поэмы идея революции воплощается в важной для Гинзберга метафоре : критической точкой отсчета становится «шок милосердия» , состояние, разрушающее привычный внешний и внутренний мир человека:

...где электрическим разрядом пробуждает нас из комы рев аэропланов наших душ над крышей они прилетели сбрасывать ангельские бомбы больница озаряется собственным светом рушатся воображаемые стены. О тощие легионы, бегите наружу! О усеянный звездами шок милосердия , вечная война уже здесь [Гинзберг, 2012].

Данную зарисовку можно воспринять как аллюзию к эпизоду Нового завета, в котором Иисус Христос говорит о разрушении храма, и к его предсказанию о разрушении Иерусалима:

Я разрушу храм сей рукотворенный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворен-ный (Еванг. от Марка, гл. 14, стих 57).

И приступили ученики Его, чтобы показать Ему здания храма. Иисус же сказал им: видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено (Еванг. от Матфея, гл. 24, стих 1–2).

«Разрушение воображаемых стен», о котором говорит Гинзберг, подобно разрушению «ру-котворенного храма». В тексте Евангелия говорится о разрушении храма, созданного человеком, и о сотворении храма Божьего, истинного. Воздвижение храма «через три дня» традиционно трактуется как метафора воскрешения Иисуса Христа. Данные аллюзии в тексте Гинзберга работают на развитие мотива воскрешения души, умирающей под гнетом материалистической цивилизации. Мы видим, как этот мотив сопровождается в тексте урбанистическими образами, характерными поэтике Гинзберга. От «холодноводных квартир» первой главы и железного и нефтяного Молоха второй главы поэт переходит к «реву аэропланов» и «ангельским бомбам», разрушающим старый, гибнущий мир. Мотив шокирующего милосердия связан здесь с мотивом электрошока как пробуждения и последующего перелома. Сначала он возникает в следующей строчке:

...где еще пятьдесят электрошоков не вернут твою душу назад в тело из ее паломничества к кресту в пустоте...

Здесь речь идет о реальном электрошоке, применяемом в психиатрических больницах, который не способен вернуть душу «назад в тело из ее паломничества к кресту», то есть наладить прежний миропорядок. Поэт говорит о невозможности возвращения к обычной человеческой жизни и невозможности примирения с ее законами, основанными на бездуховности, материалистических ценностях и на обращенности человека лишь к своему Я. Однако в финальных строках эта идея обретает другой семантический оттенок:

...электрическим разрядом пробуждает нас из комы, О усеянный звездами шок милосердия.

Здесь возникает иное звучание идеи электрошока, подразумевающее воздействие именно на душу человека. «Шок милосердия» является олицетворением высшей разрушающей и пробуждающей силы. Данная метафора в поэтическом мире Гинзберга крайне точно передает его понимание идеи христианства как разрушительного и спасительного движения. Необходимо отметить, что в тексте Евангелия, а также в «Апокалипсисе» («Откровение Иоанна Богослова») новый мир, то есть Царствие Божие (царство истины) наступит лишь после разрушения мира, связанного в восприятии Гинзберга именно с идеей революции и восстания.

Как пишет Джона Раскин, в конце третьей части поэмы «он описал несколько революционных сценариев, хоть и в комическом ключе:

где ты обвиняешь врачей в безумии и замышляешь древнееврейскую социалистическую революцию против фашистской национальной Голгофы, где двадцать пять тысяч рехнувшихся товарищей хором поют последние куплеты «Интернационала» [Гинзберг, 2012].

Конечно, он не готовился совершить социалистическую революцию, не собирался распевать коммунистический Интернационал и называть всех и каждого «товарищами». Невероятный сплав социальных, культурологических и духовных мотивов в тексте поэмы позволяет предполагать, что Гинзберг подразумевал нечто большее, чем революция в ее общественном понимании.

Мировоззренческая концепция Гинзберга основана на тесной связи христианской и революционной идей, на тандеме разрушения и очищения. В тексте поэмы присутствуют и саморазрушительные тенденции битничества как молодежного движения, мотивы пьянства и наркомании, а также тема смерти. Однако, как и в текстах Дж. Керуака, в финале поэмы возникает «светлое» стремление, пространственная направленность вверх, ведущей становится тема свободы: О победа, забудь о нижнем белье, мы свободны.

Речь здесь идет, прежде всего, о переменах внутренних, о сломе эгоцентрических основ человеческой жизни, о духовной революции , о чем свидетельствует своеобразная молитвен-ность текста. Так, финал поэмы и примечание к ней расцвечены яркими образами революционной тематики, и в то же время насыщены молитвенной лексикой. За счет анафорического повторения молитвенных формул «Свят! Свят! Свят!» текст обретает музыкальность, при этом встраивается в революционный контекст благодаря звукам Интернационала: где двадцать пять тысяч рехнувшихся товарищей хором поют последние куплеты «Интернационала» , свято четвертое измерение свят Пятый Интернационал свят Ангел что в Молохе! [Гинзберг, 2012].

Поэма «Вопль» как поэма-видение продолжает визионерскую линию творчества А. Гинзберга. Автор-пророк выступает здесь

ВЕСТНИК

как вестник новых революций – контркультурной, поэтической и духовной . Внутренняя революция для А. Гинзберга – это, прежде всего, разрушение и очищение, восстание человека против самого себя. Это сильнейший внутренний бунт, в котором явственно слышны звуки Интернационала, но революционные лозунги заменены молитвой.