Интертекстуальные связи в рассказе Саши Черного "Капитан Бопп"
Автор: Жиркова Марина Анатольевна
Журнал: Новый филологический вестник @slovorggu
Рубрика: Русская литература
Статья в выпуске: 3 (46), 2018 года.
Бесплатный доступ
В эмигрантском творчестве Саши Черного наблюдается уход от сатиры и обращение к иронии и лирике. При этом лиризм проникает не только в поэзию, но и в прозу. В статье впервые представлен анализ рассказа «Капитан Бопп», лиризм которого связан с особой эмоциональной наполненностью текста: эмигрантская тоска сменяется в нем намеком на благополучие и счастье. В период эмиграции в поэзии и прозе Саши Черного часто звучат имена русских писателей и поэтов, а в героях и сюжетных ситуациях писателя нередко угадываются сюжеты и образы русской классической литературы XIX в. Использование сюжетов и образов русской классической лите-ратуры становится одним из поэтических принципов творчества Саши Черного в эмиграции. В рассказе «Капитан Бопп» можно увидеть несколько «литературных сло-ев». Схема народной сказки становится основой, но кроме этого писатель вступает в диалог с русской литературой: он включает в текст своего рассказа чтение главным героем одноименной стихотворной повести Жуковского. Наблюдаются сюжетные переклички двух произведений, выявляются традиции эстетики сентиментализма в прозе писателя-эмигранта. Для писателя важен высокий литературный контекст, которым он окружает своих героев и который позволяет им подняться над бытом и прозой жизни, переводит их чувства в высокую поэзию.
Саша черный, в.а. жуковский, н.г. чернышевский, данте, ирония, юмор, лиризм прозы, рассказ, сюжет, сказка, молитва, сентиментализм
Короткий адрес: https://sciup.org/149127078
IDR: 149127078 | DOI: 10.24411/2072-9316-2018-00049
Текст научной статьи Интертекстуальные связи в рассказе Саши Черного "Капитан Бопп"
Саша Черный более известен в России как поэт-сатирик, но в эмиграции он постепенно отходит от сатиры, в его творчестве начинают доминировать ирония и юмор. Так, Дон-Аминдо (А.П. Шполянский, 1888-1957) в своих воспоминаниях об эмиграции пишет о Саше Черном, что поэт «отходил от сатиры все больше и больше» [Дон-Аминадо 2006, 274]. Составитель сборника стихов Саши Черного Э.М. Шнейдерман замечает: «Грустный юмор постоянно присутствует в его стихах, сатирическое же начало отходит теперь на задний план, проявляясь лишь, когда он пишет о Советской России» [Шнейдерман 1996, 50]. Биограф, составитель и комментатор собраний сочинений поэта А.С. Иванов объясняет обращение Саши Черного к прозе тем, что он «с годами стал тяготиться репутацией сатирика. Душа его была не утолена отрицанием, искала утверждающего начала» [Иванов 2007, 8]. Об эволюции комического: переходе от сатиры к чистой лирике, с примесью иронии или юмора в литературе эмиграции в целом - писала известный исследователь Л.А. Спиридонова [Спиридонова 1999, 47].
Во второй половине 1920-х гг. намечаются новые изменения в творчестве поэта: он становится больше лириком; это относится не только к поэзии, лиризм проникает в прозу поэта: появляются рассказы, пронизанные особой интонацией и настроением: «Купальщики», «Московский случай», «В лунную ночь», «Птичий день». Лиризм прозы Саши Черного связан с особой эмоциональной наполненностью текста, эмигрантская тоска и печаль сменяется в них легкой грустью, радостью, весельем, даже намеком на благополучие и счастье [см. подробнее: Жиркова 2014 а, 38-45]. Таков рассказ «Капитан Бопп», опубликованный в парижской газете «Последние новости» в 1930 г. и имеющий подзаголовок «сентиментальный рассказ». Название рассказа отсылает к одноименной поэтической повести В.А. Жуковского. В период эмиграции в поэзии и прозе Саши Черного часто звучат имена русских писателей и поэтов, а в героях и сюжетных ситуациях писателя нередко угадываются сюжеты и образы русской классической литературы XIX в. Использование сюжетов и образов русской классической литературы становится одним из поэтических принципов творчества Саши Черного в эмиграции.
Проблема влияния и отражения творчества В.А. Жуковского в русской литературе XX в. рассматривалась многими учеными [см., например:
Анисимова 2016; Атаманова 1998; Барбачаков 1992; Войтехович 2004, 313-335; Иезуитова 1981, 104-134; Немзер 2013; Топоров 1975, 83-89]. Анализируется творчество различных писателей: И. Бунина, А. Блока, М. Цветаевой, А. Ахматовой и др. - но имя Саши Черного не упоминается. Тем не менее, произведения Жуковского и его герои встречаются в творчестве Саши Черного не раз.
Одним из примеров такого обращения к творчеству поэта XIX в. является рассказ «Капитан Бопп», развитие сюжета которого соотносимо со схемой волшебной сказки. Главный герой - русский эмигрант Павел Петрович Баранов, о прошлом которого сказано немного: упоминаются война и революция, обозначены три года в эмиграции. В начале рассказа герой показан после трех «обломовских недель», проведенных в русском доме отдыха под Ниццей, после которых он оказался в растерянности: приближается время отъезда, возвращение в Париж, а там - полная неизвестность. Перед ним возникают традиционные проблемы русских эмигрантов: отсутствие жилья, работы, денег. В последний день ему даже не до разговоров, он уходит из санатория, чтобы подумать, «мысли собрать». Как сказочный герой, стоит Павел Петрович Баранов на распутье: направо пойдешь - к перелеску у дороги, налево - в итальянский кабачок попадешь.
Уютный кабачок окажется тем условно-сказочным миром, где состоится встреча с дарителем, в роли которого выступает брат хозяйки, старик-итальянец, с которым Павел Баранов познакомился накануне. «Прохожий человек иногда тот самый, кого за морем ищут» [Черный 2007, IV, 296], - так прокомментирует встречу старый Монганари и предложит свою помощь. Предложение совсем не сказочное, а реальное. Старик-итальянец - подрядчик, поэтому предлагает главному герою работу на стройке, рабочих рук не хватает: «Там я виллу спешно отделать должен и гараж заказать. А рабочих рук...». Для русского эмигранта это будет спасением, теперь только важно не подвести, выдержать испытание.
Спустя два месяца он становится заправским «масоном». Работа каменщика воспринимается главным героем радостно, по-детски он получает удовольствие от своего ремесла, уложенных ровными рядами кирпичей, а главное - от того, что он строит, созидает. В его жизнь сначала Первая мировая война, а потом революция в России принесли смерть и разруху, что вызвало у него устойчивое отвращение к любым формам разрушения. Поэтому строительство веселит и радует. А главное, он знает, что старика Монганари не подвел.
Павел Баранов живет теперь в небольшом приморском городе. Он поладил с рабочими-итальянцами, снимает жилье - комнатушку у старой итальянки, но держится в стороне, сам по себе. Его радуют голубой и зеленый простор, красота природы, люди, но он чувствует все вокруг чужим, тоскует по родине: «он все думал о своем - русском, о чем во всем городке он один и думал» [Черный 2007, IV, 297].
В рассказе можно увидеть несколько «литературных слоев». Схема на- родной сказки становится основой, но кроме этого Саша Черный вступает в диалог с русской литературой: он включает в текст своего рассказа чтение главным героем стихотворной повести Жуковского «Капитан Бопп», делая при этом рефлексию героя по поводу прочитанного одним из поворотных моментов в его жизни. Павел Баранов случайно обнаруживает в доме клочок томика Жуковского: «Хозяйка пожевала губами и вспомнила, должно быть, оставил русский жилец - врач, который жил у нее еще до войны» [Черный 2007, IV, 297]. Радость и удивление от встречи с книгой сменяется иные чувствами - чтение стихотворной повести «Капитан Бопп» обостряет тоску и одиночество героя Саши Черного.
Стихотворная повесть В.А. Жуковского мыслилась автором дидак-тически-просветительской, предназначенной для детей. Исследователь творчества поэта А.С. Янушкевич отмечает, что к середине 1840-х гг. у Жуковского «формируется грандиозный замысел собрания повестей для юношества, “самой образовательной детской книги”. В рукописях поэта сохранился черновой проект книги, включающей десятки сказок, стихотворных повестей, народных и библейских сказаний <...>» [Янушкевич 2006, 272]. При этом дидактизм автора окрашивается христианскими умонастроениями: в рассматриваемой повести речь идет о силе веры, способной изменить человека.
В стихотворной повести Жуковского «Капитан Бопп» происходит главное таинство - перерождение человека и обретение им спасения. В центре произведения - смертельная болезнь капитана корабля. Злой, жестокий и развратный, ненавистный экипажу, в болезни капитан Бопп оказался брошенным всеми. Разуверившись в экипаже, с обидой и злобой в сердце он готов в одиночестве принять свои страдания и смерть. Неожиданным спасением для капитана становится появление в его каюте двенадцатилетнего мальчика, по-видимому юнги на корабле. Жалость и забота мальчика переворачивает всю душу капитана. Впервые для героя повести возникает потребность в человеческом общении, появляются иные эмоции: грустная улыбка, слезы, рождаются мысли о возмездии за грехи и погубленной душе. Теперь, перед лицом смерти, он ужаснулся предстоящему, понимая, какая ему уготована учесть.
Через исповедь, чтение Евангелия и молитву капитан открывается Богу и отдает себя в Его руки. Детская наивность, чистота помыслов, живая вера и искреннее сопереживание мальчика усиливают и способствуют установлению мистического диалога, контакта с мирами иными. Спасение дано только тому, кто поверит. Конец повести говорит о новом человеке, победившем свою смерть и готовом к вечному диалогу с Богом. Стихотворная повесть Жуковского, с одной стороны, несет поучительный урок, а с другой - оставляет надежду на спасение, веру в чудо и утверждает возможность воскресения даже для такой грешной души [см. подробнее: Жиркова 2014 b, 352-368].
Но для героя рассказа Саши Черного в настоящий момент главным видится одиночество капитана. Хоть это и разные герои: жестокий, всем не-188
навистный капитан Бопп и честный, трудолюбивый русский эмигрант, вызывающий уважение и симпатию окружающих; но Павлу Баранову общим кажутся покинутость, ненужность. После чтения русской книги комнатка, в которой он живет, вдруг показалась ему тесной каютой брошенного умирать капитана; возникло чувство безысходности, даже наступивший период стабильности в жизни, желанный и радующий совсем недавно, теперь таковым не кажется: «А дальше?..». Впереди то же одиночество и тоска по родине, чужая земля и люди, окружающие его, пусть радушные, открытые, но чужие.
В судьбу героя рассказа, Павла Баранова, как и капитана Боппа, вмешивается болезнь, которая вначале усиливает страх - умереть в одиночестве, вдруг отправят в больницу? В воображении больного возникает почти реальная картинка: «бесконечный ряд коек, и он сам в углу, лицом к стене, свернувшийся под простыней, как тюк, бормочет какие-то лихорадочные слова. Бредит... Над головой жестянка с номером. Слов его никто не понимает. Мимо проходят бесшумные сиделки в белом, склоняются к другими. Он один в стороне, точно заставленный невидимо ширмой» [Черный 2007, IV, 299]. В эту минуту отчаяния, в бреду он вспоминает умирающего капитана.
По-своему каждому литературному герою дано Божественное видение. Капитан Бопп подробно описывает свое мальчику. Он видит у себя в каюте Христа, распятого на кресте и истекающего кровью, но живого, и обращает внимание не на Его страдальческий вид, а, наоборот, вопреки ожиданию (а капитан описывает залитый кровью Христа крест) подчеркивает улыбку, благость, нежную жалость, исходящие из Его глаз. Мы наблюдаем любовь и радость Христа за человека, вставшего на путь исправления и спасения. После этого капитану не страшно умирать, потому что он удостоен встречи с Высшими Силами и к нему приходит понимание, что он прощен.
Рассказ Саши Черного в отличие от нравственно-дидактической повестки Жуковского лишен религиозного наполнения. Но, как и капитан Бопп, герой рассказа наивно, по-детски обращается в страшный для него момент к Богу, «к Кому-то Незримому, Кто сиял сквозь облако в зеркале» [Черный 2007, IV, 299]. В послании св. Иоанна звучит мысль о том, что Бог есть свет: «И вот благовестие, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» (1-е послание Иоанна, 1:5).
Молитва, как и для капитана, будет переломным моментом в судьбе Павла Баранова. Его обращение к Богу лишено традиционных, канонических формул-фраз, перед нами молитва, в которой сливаются и оправдание, и упрек, и обещание, и просьба, и надежда: «Я не виноват. Я не виноват. Ты меня пощади только на этот раз, и Ты увидишь, каким я стану... Я совсем-совсем кроткий, и я Тебя не забыл. Только мне очень трудно было последние годы думать о Тебе. Ты так много у меня отнял. Прости. И пошли мне кого-нибудь, кто бы меня понял. Я буду таким, как Ты хочешь, Я Тебе обещаю...» [Черный 2007, IV, 299]. Как и в ситуации с капитаном
Боппом, молитва героя будет услышана.
Если в повести Жуковского капитан на корабле движется навстречу смерти, то в рассказе Саши Черного русского эмигранта, как утлую лодочку прихотью моря, выносит к спасению, к жизни. В рассказе не единожды возникает соотнесенность жизни главного героя с морем. С одной стороны, как метафора - море жизни, с другой - реальное, рядом с которым он живет и которое видит каждый день. Рассказ начинается со сравнения дома отдыха с ковчегом, которые бережно несет героя над холмами. Свое неопределенное будущее представляется герою морем, а он сам выброшенным за борт. Море - вечное движение, оно переменчиво, как и человеческая судьба. Раздумья Павла Баранова о будущем совпадают с появлением в его жизни старика Монганари. После услышанного предложения о работе автор так описывает состояние своего героя: «Баранов вздохнул всей грудью, словно выплыл на поверхность и за корму чужой лодки ухватился» [Черный 2007, IV, 296]. Затем сама жизнь и работа главного героя проходят в приморском городке С ен-Тропец: по вечерам на балконе он любуется зеленым простором, в свободные часы бродит по крошечному порту, наблюдая за иностранными судами. Болезнь героя, к счастью для него, совпадет с приездом в приморский городок старой американки с русской компаньонкой. Именно приезд русской женщины, эмигрантки, как и Павел Баранов, и меняет судьбу главного героя. Его спасает душевное тепло, человеческая забота. Сначала старая итальянка хлопочет вокруг больного, даже хозяйский кот, сворачиваясь клубочком, устраивается в его ногах и согревает их своим теплом. А потом в его жизни появляется русская сеньора, Вера Павловна, медсестра в прошлом, русская эмигрантка, волей судьбы занесенная в этот небольшой французский городок. С ее появлением Баранову сразу становится легко и уютно.
Мы мало, что узнаем о новой героине, а ее имя вызывает в памяти образ другой литературной героини - Веры Павловны Розальской - героини романы Н.Г. Чернышевского «Что делать?». Она рано становится самостоятельной, а лишения и трудности вырабатывают определенные жизненные принципы и устремления. Решительная, гордая, умная, стремящаяся к независимости, она сама выстраивает свою жизнь. Пройдя через различные испытания, Вера Павловна обретает счастье. Отметим еще такие очень важные черты в образе героини Чернышевского, как способность к практической деятельности и организаторский талант (например, организация мастерских); постоянный духовный рост, она не удовлетворяется собственным благополучием, а стремится помочь другим обрести радость и счастье.
Такая же героиня появляется на страницах рассказа русского писателя-эмигранта. Она прибывает в небольшой французский городок как ответ на молитву больного и страдающего героя, а ее появление рождает надежду. Свое новое состояние Павел Баранов также соотносит с текстом Жуковского, и в памяти возникают строчки из стихотворной повести о капитане: «Непримиримая душа его / Смягчилась...». Болезнь оказывается не такой страшной, обретая свое наименование: «’’Воспаление легких” - точно одно удовольствие хворать такой милой и приятной болезнью» [Черный 2007, IV, 300], - думается теперь герою. Дома, под присмотром, болеть одно удовольствие. В это время ему вспоминается детство, чувство защищенности, теплоты, заботы и любви близких и родных: «И так небывало радостно было Баранову закрывать глаза, погружаться в теплую, мутную дремоту и знать, что рядом дышит - кто? Он еще не знал кто, но засыпал спокойно и доверчиво, как когда-то в занесенном мглою лет детстве» [Черный 2007, IV, 300-301].
Многое в жизни сближает Павла Баранова и Веру Павловну; русские эмигранты, они оказались еще и земляками - оба из Киева. Но общими будут не только воспоминания о родном городе, дорогие сердцу подробности прошлой жизни, но и судьба русских эмигрантов, оказавшихся оторванными от родины, общая русская беда, одиночество на чужой земле или «робинзоновская оторванность», по выражению Саши Черного. Оба они обретают друг друга, раскрываясь в вечерних беседах, кажется, будто послана эта встреча свыше, в ответ на молитву: «И пошли мне кого-нибудь, кто бы меня понял». Как в сказке, герой выдержал испытание и обрел свою Елену Прекрасную.
Правда, в какой-то момент появится страх ее потерять, вдруг уедет, исчезнет после выздоровления. Поможет Жуковский, точнее его произведение. Чтение вслух повести «Капитан Бопп» приоткроет героям чувства друг друга: голос Веры Павловны невольно дрогнет над строками о спасительной силе любви, что подарит надежду и позволит герою решиться на признание: «И тогда Баранов бережно поцеловал теплую ладонь. Потом каждый палец отдельно: и сам не знал, который из них ему роднее и ближе» [Черный 2007, IV, 302]. Автор пишет о любви героев осторожно, словно боясь спугнуть возникшее чувство, рождающейся из одиночества, неприкаянности двух русских людей, неожиданно обретающих друг друга. У самого писателя есть понимание того, что это хрупкий мир; благополучие, счастье, гармония в жизни русских эмигрантов так мимолетны, почти эфемерны, отсюда его бережное отношение к своим героям, сочувствие им и искренняя радость за них.
Рассказ, казалось бы, охватывает достаточно большой отрезок времени: около двух месяцев живет Павел Баранов в Сен-Тропец, занимаясь строительством, затем болезнь и процесс выздоровления, вначале упоминались три недели отдыха, а если заглянуть в прошлое - три года в Париже, еще дальше: война и революция. Но время представлено дискретно, из жизни героя выхватываются лишь несколько событий: встреча с Мон-ганари, чтение повести Жуковского, обостряющее чувство одиночества, болезнь героя и появление Веры Павловны.
Авторскому сопереживанию и читательскому проникновению чувствами и мыслями главного героя способствует особая организация повествования. Писатель выстраивает свое повествование таким образом, что внутри текста нет четкого разграничения между авторским словом и размышлениями героя, они соседствуют, переплетаются между собой, не всегда можно с точностью сказать, кому принадлежит то или иное высказывание. Например, в начале рассказа автор так описывает состояние своего героя на переломном моменте:
«Русский дом-ковчег нес его бережно над холмами, попутчики в три дня сходились ближе, чем там, в Париже, в три года. Увы! Точно ветер календарь перелистал... Небывалая полнота отдыха, первого за все эмигрантские годы, только смутила и выбила из седла. Марево. Мираж русской усадьбы на закатных облаках. А дальше? За борт и вплавь до первого голого берега. И вновь, как на войне, на разведках в глухом лесу, он весь подтянулся. Неверный шаг - и прощайте, милостивый государь, Павел Петрович Баранов» [Черный 2007, IV, 294-295].
Другой пример, когда речь идет о главном герое после предложения старого итальянца о работе: «Баранов вздохнул всей грудью, словно выплыл на поверхность и за корму чужой лодки ухватился. Сто чертей! Не надо думать, искать, клянчить, лезть в первой попавшееся ярмо. Ина юге останется... Выскочить хоть на время из парижского котла. Он посмотрел за окно, выходящее в воздух, - словно оконце аэропланной каюты: солнце и море. А там видно будет» [Черный 2007, IV, 296]. И т.д. С одной стороны, перед нами авторская описательная речь, но, с другой - отдельные фразы, их повышенная эмоциональность, сама формулировка, лексика, изменение точки зрения, похожи на невысказанные вслух размышления самого героя. Структура текста, таким образом, совмещает уровни повествователя и персонажа.
Для читателя они сливаются в единую ткань рассказа, что способствует сближению в читательском сознании автора и его героя, поэтому авторская субъективность не кажется нарочитой и предвзятой. Автор, его герои и читатели принадлежат к одному и тому же миру русских эмигрантов, поэтому между ними существует особая близость, отсюда читательское доверие авторскому слову.
Возвращаясь к жанровым особенностям произведения Саши Черного, напомним, что рассказ имеет подзаголовок - «сентиментальный». В нем видны явные отсылки писателя к традициям сентиментализма, когда растроганность, нежность чувств, эмоциональная отзывчивость не подвергалась иронии, а являлась нормой.
Значимым оказывается включение в текст стихотворной повести Жуковского, которая соотносима и с сюжетными поворотами рассказа, и с чувствами главного героя Саши Черного. Имя русского поэта XIX в. вызывает в сознании читателя высокие образцы сентиментальной литературы и «работает» на создание особой атмосферы рассказа и того склада личности и его отношений с миром, которые были характерны для мировосприятия сентименталистов. Главными ценностями для героя рассказа Саши Черного становятся теплота человеческих отношений, дружеская привязанность, любовь - именно они спасают от жизненных невзгод и потрясе- ний. В литературе сентиментализма «нравственно-эстетические ценности чувства и «сердечного воображения» становятся критериями истинного, справедливого и прекрасного» [Каминский 1984, 127]. Тем самым в творчестве А. Черного происходит утверждение ценности искренних человеческих чувств, несущих спасение и возрождение, радость и смысл жизни.
Саша Черный использует такой характерный для сентиментальной литературы прием, как чтение и его влияние на восприятие героя и его судьбу. Как отмечает Н.Д. Кочеткова, большое значение в жизни сентиментального героя приобретает чтение: «Главным предметом внимания стал “внутренний” человек. Поэтому возник интерес к тому, что читает “чувствительный” герой, как проявляются в его внешности нравственные качества, как он относится к природе, как он оценивает самого себя» [Кочеткова 1994, 156]. В данном случае важен и случайный выбор повести Жуковского, совпавшей в эмоциональном и психологическом плана с переживаниями Павла Баранова, и сюжетное отражение повести в рассказе, ее влияние на жизнь героя: «Совместное чтение, чтение, сближающее его участников, - вот еще один распространенный мотив в произведениях сентиментализма - как европейского, так и русского» [Кочеткова 1994, 171].
Главный герой, по-детски наивный, кроткий близок герою сентиментальной литературы. Например, исследователи так характеризуют сентиментального героя: «это человек с “чувствительным”, “нежным” сердцем, склонный к меланхолии», живущий по законам сердца [Стенник, Кочеткова 1980, 736; Кочеткова 1994, 155]. Собственно, таким рисует своего героя Саша Черный. Павел Баранов живет в маленьком приморском городке уединенной жизнью, созерцает природу, занимается созидательным трудом, сосредоточен на собственных чувствах и переживаниях. Даже авторское шутливое наименование героя заправским «масоном» отсылает в этом случае к русской истории и литературе XVIII в., когда масонство как тайная организация, тайный орден появляется в России.
В описании героини А. Черный также близок к традициям сентиментализма. Сентиментальная литература сосредоточена на внутренних привлекательных качествах героини, на ее душевной красоте: «внутренняя, душевная красота начинает цениться выше, чем красота внешняя, физическая» [Кочеткова 1994, 194]. При этом, говоря о душевной красоте, «сентименталисты стремятся обнаружить и ее внешние проявления. Традиционный эпитет “прекрасная” все чаще заменяется иным - “милая”. Возникает даже своеобразное противопоставление: красивое лицо и милое лицо. Предпочтение неизменно отдается последнему, так как внутреннее важнее внешнего» [Кочеткова 1994, 195]. К этому можно добавить такие любимые сентименталистами черты в описании героини, как голубые глаза, светлые волосы, простое платье.
Главная героиня рассказа «Капитан Бопп» лишена подробного портрета, но отдельные его штрихи создают образ умной, внимательной, скромной, нежной, заботливой, тихой женщины: молодая незнакомая женщина; простое кремовое платьице; светлая прядь волос; крепкая, загорелая, с 193
серьезными серыми глазами; сильная мягкая рука; неслышно хлопотала у умывальника; незримая, затихала у окна. Особое значение в литературе сентиментализма приобретает значение взгляда, жеста, которые «оказываются порой значительнее и выразительнее, чем их слова, раскрывая иногда «невыразимое» [Кочеткова 1994, 202]. Напомним заключительные строки рассказа: «И когда она подошла с чашкой, он поставил чашку на коврик, придержал маленькую руку и тихо-тихо стал ее притягивать к себе. Рука дрогнула, стала сопротивляться - чуть-чуть. И вдруг ослабела. И тогда Баранов бережно поцеловал теплую ладонь. Потом каждый палец отдельно: и сам не знал, который из них ему роднее и ближе.
Больше о капитане Боппе в этот вечер не говорили» [Черный 2007, IV, 302].
Последнее предложение дает новую отсылку к ставшей классической любовной истории - Паоло и Франчески, описанной Данте, когда чтение книги - о Ланселоте в данном случае - становится толчком в зарождении и развитие любовного чувства. Правда, рассказ Саши Черного лишен трагедийного содержания, здесь, скорее, важен тот высокий литературный контекст, которым окружает писатель своих героев и который позволяет подняться над бытом и прозой жизни, переводит их чувства в высокую поэзию.
Итак, стихотворная повесть В .А. Жуковского «Капитан Бопп», с одной стороны, соотносится с переживаниями главного героя рассказа Саши Черного: ее чтение обостряет чувство одиночества русского эмигранта в итальянском городке. Кроме того, наблюдаются сюжетные переклички: болезнь, молитва, обращенная к Богу, и спасение, пришедшее извне: появление русской эмигрантки в момент болезни Павла Баранова. С другой стороны, анализ выявляет те поэтические принципы, которые проявляются в последние годы в творчестве Саши Черного в эмиграции, а именно: обращении к эстетике сентиментализма. Эмоциональная атмосфера, эстетические принципы сентиментализма наблюдаются в рассказах, пронизанных лиризмом, именно в них героям на какое-то время будет дано ощущения счастья или обозначена его возможность в будущем. По мнению В.И. Каминского, «с мотивом страдания и сострадания в сентиментализме близко соприкасается и другая его ведущая нравственно-эстетическая тенденция: мотив стремления к счастью» [Каминский 1984, 130]. Проблемы никуда не уходят из жизни человека, но отступают на задний план, важным становится понимание ценности вновь обретенного, испытанного, как это происходит в данном рассказе.
Авторская позиция сочувствия и сопереживание, сосредоточенность на изображении внутреннего состояния человека оказалась близка принципам сентименталистов, которых «интересовал прежде всего «внутренний человек», его субъективное восприятие внешнего мира» [Стенник, Кочеткова 1980, 745]. Возможно, это связано с тем, что задача творчества Саши Черного периода эмиграции заключалась в поддержке и помощи. Обращенное к русскому эмигранту, оно посвящено тому, что волнует и беспокоит, тому, чем живет его читатель: обыкновенный человек в очень непростых для него условиях, вдали от родины, на чужой земли. Вместе с изменениями пространственными изменилась модальность произведений писателя: отход от сатиры, обращение к иронии и юмору, проникновение лиризма в прозу
Список литературы Интертекстуальные связи в рассказе Саши Черного "Капитан Бопп"
- Анисимова Е.Е. Творчество В.А. Жуковского в рецептивном сознании русской литературы первой половины XX века. Красноярск, 2016.
- Атаманова Е.Т. Русская литература XIX века в контексте художественной прозы И.А. Бунина (проблема реминисценций): автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.01.01. Елец, 1998.
- Барбачаков А.С. В.А. Жуковский в творческом сознании А.А. Блока: авто-реф. дис. … канд. филол. наук: 10.01.01. Томск, 1992.
- Войтехович Р. Неназываемый Жуковский в творческом мире Цветаевой//Пушкинские чтения в Тарту. Вып. 3. Тарту, 2004. С. 313-335.
- Жиркова М.А. Лиризм прозы Саши Черного 1920-1930-х гг.//Russischsprachige Schriftsteller in der heutigen Welt = Русскоязычные писатели в современном мире/под науч. ред. проф. М. Полехиной. Wien; Berlin, 2014. С. 38-45.
- Жиркова М.А. Преображающая сила молитвы (Стихотворная повесть В.А. Жуковского «Капитан Бопп», 1843)//Проблемы исторической поэтики/отв. ред. В.Н. Захаров. Вып. 12. Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Вып. 9. Петрозаводск, 2014. С. 352-368.
- Иванов А. «Ах, зачем нет Чехова на свете!» (Проза Саши Черного)//Черный Саша. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 4. Рассказы для больших/сост., подгот. текста и коммент. А.С. Иванова. М., 2007. С. 5-24.
- Иезуитова Р.Е. Жуковский//История русской литературы: в 4 т. Т. 2. От сентиментализма к романтизму и реализму/ред. Е.Н. Куприянова. Л., 1981. С. 104-134.
- Каминский В.И. К вопросу о сентименталистском художественном методе в литературе//Русская литература. 1984. № 2. С. 124-138.
- Кочеткова Н.Д. Литература русского сентиментализма (эстетические и художественные искания). СПб., 1994.
- Немзер А.С. При свете Жуковского: очерки истории русской литературы. М., 2013.
- Спиридонова Л.А. «Смех -волшебный алкоголь». А. Черный//Спиридонова Л. Бессмертие смеха. Комическое в литературе русского зарубежья. М., 1999. С. 167-208.
- Стенник Ю.В., Кочеткова Н.Д. Сентиментализм. Карамзин//История русской литературы: в 4 т. Т. 1. М., 1980. С. 726-765.
- Топоров В.Н. Блок и Жуковский: к проблеме реминисценций//Творчество А.А. Блока и русская литература XX века. Тарту, 1975. С. 83-89.
- Шнейдерман Э.М. Саша Черный: четыре жизни и еще одна: Биографический очерк//Черный Саша. Стихотворения. СПб., 1996. С. 27-58.
- Янушкевич А.С. В мире Жуковского. М., 2006.