Иранская глава в истории чувашей

География. Открытое на Южном Урале поселение Аркаим идентично Вару, сооруженному Йимой по велению Ахура-Мазды. Неподалеку от Аркаима обнаружены захоронения с колесницами (могильник Син-ташта), раскопаны древние ступки. Отсюда, из полосы степей, во II тыс. до н.э. могла начаться экспансия ариев на юг [Гаты Заратуштры, 2009, с. 18].

О том, что население Кавказа с I по IX в. испытывало иранское влияние, говорит и сохранившаяся топонимия. Возьмем провинцию Пайтакаран, располагавшуюся в IV–V вв. на берегу Каспийского моря между низовьями рек Куры и Аракса. «Пайтакаран состоит из двух компонентов: пайтак – искаженное от пайтахт (на перс. яз.) – “столица” и Аран – местное название Албании. Пайтакаран означает “столица Арана”» [Ашурбейли, 1983, с. 26]. Название округа Хракот-Перож, входящего в провинцию Пайтакаран, получено путем слияния армянского слова хракот – «огонь» и иранского имени Пероз. Топоним Ротибага означает «река бога», а Баганрод – «река богов», т.е. река поклоняющихся богу (солнцу, огню). Как справедливо замечает С. Ашурбейли, эти топонимы свидетельствуют о поселениях вдоль рек и о бытовании культа огня. «Вероятно, Баганрод был центром одноименной области, расположенной в районе реки Ба-ганрод (нынешней Булгарчай)» [Там же, с. 27]. Топо- ним Атеш-и Багаван означает «огни города бога» и локализуется на территории Баку. Согласно византийскому автору V в. Приску Панийскому, гунны из Мидии в Скифию прошли путем, где «пламя поднимается из скалы подводной». Речь идет о бакинских вечных огнях, т.е. горении газа. Согласно преданию, Джума-мечеть, находящаяся в крепости Баку, построена на месте древнего храма огнепоклонников. По описанию путешественника, видевшего ее в 1873 г., посреди мечети возвышались четыре арки (чор-тāк) без покрытия. Эти арки остались от храма огнепоклонников, переделанного в мечеть [Там же, с. 28]. В свою очередь, топоним Сураханы на персидском и татском языках означает «источник, бьющий из ямы».

Места, прилегающие к побережью, заняли разные народы, в их числе – аорсы, писал Плиний Старший [Plinius. Historia Naturalis, IV. 80]. Конечно, он имел в виду море Понтийское (Черное). В начале II в. территорию к северу от дельты Истра (Дуная), впадающего в Черное море, занимало множество племен. В их числе – сильные аланы [Дионисий. Описание ойкумены, 300–305]. Согласно Птолемею, выше Дакии жили певкины и бастерны, по всему берегу Меотиды – язи-ги и роксоланы, а далее внутрь страны – гамаксобии и аланы [Ptolemaei. Geographia, III. 5, 19]. Однако они не всегда оставались вблизи Кавказа или на Кавказе.

Археология, этнография и антропология Евразии 3 (55) 2013 © Салмин А.К., 2013

В 288 г., к примеру, аланы имели стычки с римскими войсками, возглавляемыми кесарем Константием, в Галлиях [Феофан. Хронография]. Как сообщал Амми-ан Марцеллин, на востоке они были рассеяны между многолюдными племенами, их земли простирались до р. Ганга. В 375–378 гг. аланы с целью грабежа и охоты доходят до Меотийского болота и Киммерийского Боспора, даже до Армении и Мидии [Ammianus. Römische Geschichte, XXXI. 2, 16, 21]. Описывая события 395–396 гг., Клавдий Клавдиан называл и аланов. В частности, строка из поэмы «Против Руфина» «алан ( Alanus ), Меотиду отческу пьющий» [Claudien. Invectives, 312] позволяет говорить о побережье Мео-тийского озера как о месте обитания этого иранского племени в данное время. «Нашествие гуннов явилось причиной массового ухода алан в горы Центрального Кавказа и заселения обоих склонов Главного Кавказского хребта. Это была первая крупная волна миграции алан в горы Центрального Кавказа» [Калоев, 2009, с. 79]. В V–VI вв. они обитали к северу от Дербентского ущелья [Пигулевская, 1939, с. 111]. Сирийский историк Захария Ритор в 555 г. отмечал, что непосредственными соседями алан являются бургары, кур-таргары, сабиры и авары [Захария. Хроника, XII. 7]. В V–VII вв. они занимали северокавказские степи от Кубани до Дагестана [Равеннский. Космография, IV. 2; Подосинов, 2002, с. 249].

Басилы кочевали в пространстве от низовьев Аракса и Куры до ворот Чора включительно [Хоренаци. История Армении, II. 85]. Их страну источники называют Берзилия (Феофан) или Верилия (Никифор). Михаил Сириец помещал ее на Северном Кавказе. А.П. Новосельцев полагал, что к Берсилии следует отнести также значительную часть Восточного Предкавказья и низовья Волги. В VIII–IX вв. так могла именоваться более ограниченная территория в пределах Северного (Приморского) Дагестана [Новосельцев, 1990, с. 79].

Буртасы занимали равнинную местность между хазарами и булгарами. Об этом, в частности, писали Ибн-Русте, Ал-Бекри и Гардизи. «Земля бурта-сов лежит между хазарскою и болгарскою землями, на расстоянии пятнадцатидневного пути от первой» [Ибн-Даста. Известия, II. 1]. А согласно эль-Балхи, от р. Итиля до границы Буртасии 20 дней пути [Ибн-Дас-та, 1869, с. 79]. «Некоторые совершают путь из страны буртасов в страну хазар по реке Итилю, на судне; другие едут сухим путем» [Бартольд, 1973, с. 58]. Страну буртасов в ширину и длину можно было обойти за 17 дней [Ибн-Даста. Известия, II. 5]. Ал-Бекри утверждал, что «земля их имеет в длину 1½ месяца пути и в ширину столько же» [1879, с. 62].

С середины VIII в. до середины X в. археологи отмечают буртасов в бассейне среднего Дона, куда те пришли из предгорий Северного Кавказа. Буртасы обитали в низовьях Волги выше современного Вол- гограда. Согласно арабским источникам IX–X вв., их страна была расположена между Хазарией и Волжской Булгарией на расстоянии 15-дневного пути от хазарской столицы, а от г. Исиля до первых рубежей земли буртасов – 20 дней; между хазарами и бурта-сами нет никакого другого народа [Ал-Идриси, 2006, с. 120, 121]. По Гардизи (XI в.), страна буртасов простиралась на расстояние 17-дневного пути. Согласно Ибн Са‘иду (XIII в.), их главный город расположен к востоку от г. ас-Сарир (горный Дагестан) и стоит на вершине горы Кирмāнийā (Западный Дагестан). «Буртāсы занимают обширные территории по берегам реки Атил, которая течет к юго-востоку от них» [Ибн Са‘ид, 2009, с. 32]. Через их земли проходили на север булгары. Как показывают источники, в Волжской Булгарии буртасы оказались значительно позже и булгар, и суваров. Полагают, что и в X в. это племя обитало намного южнее Булгарии. «У них [есть] два города – Буртас и Сувар», – писал Ал-Идриси [2006, с. 121]. Однако до этого он констатировал, что Сувар – город булгарский, а не буртасский. Также Ибн Хаукал ничего не сообщал о городах буртасов. Видимо, такой путанице есть объяснение. Известно, что буртасы после монголо-татарского нашествия смешались с булгарами, мордвой и чувашами. И во времена Ал-Идриси (1100–1165 гг.) сувары и булгары занимали один и тот же район Волжской Булгарии: на севере и западе – булгары, к западу и югу от них – сувары и вплотную к ним – буртасы. Таким образом, Ал-Идриси легко мог спутать принадлежность Сувара, расположенного южнее г. Булгар. Одновременно следует допустить, что Ал-Идриси не различал буртасов и суваров, одинаково занимавших в XII в. западную и южную окраины Волжской Булгарии. В Пензенской области около г. Городище находятся развалины г. Буртас. В Чувашской Республике есть три населенных пункта под названием Буртасы (Пăртас).

Савиры, живя на Кавказе [Salmin, 2013], имели тесные взаимоотношения с персидским миром. Птолемей, в частности, упоминал реку Сура (Σοσρα) в Иберии [Ptolemaei. Geographia, V. 10, 2]. По-видимо-му, об этой же реке (в форме Surius), протекающей в Колхиде, писал Плиний [Plinius. Historia Naturalis, II. 106, 5]. Можно полагать, что гидроним Сăр (в русском произношении – Сура) в Чувашию был принесен потомками савиров. Корень *ser- /*sor- /*sr значит «двигаться», «струиться», «течь» и восходит к индоевропейской основе sar-, sru-. В Чувашской Республике встречается множе ство топонимов Сурăм (по-русски – Сорма), также восходящих к понятиям «вода», «течь», «течение». Н.И. Егоров считает, что топоним Сура, несомненно, индоарийского происхождения [2003, с. 107]. Преимущественные связи сави-ров с Ираном объясняются географическим расположением. С Византией у них общих границ не было, а соседние аланы закрывали горные проходы. В конце IV в. гунно-савиры оттеснили алан, проживавших в степях Предкавказья, в предгорья и горы Кавказа. Союзные отношения Византии и савиров не помешали большому отряду последних появиться в 528 г. в персидском войске, вторгшемся в Армению [Феофан. Хронография].

Религия. Сам термин тĕн пришел к суварам-чу-вашам из персидского языка в значениях «религия, вероисповедание», «закон, право». Та же семантика этого слова в авестийских, согдийских и вавилонских памятниках, а также в китайском, арабском, арамейском, древнееврейском, таджикском и других языках. Например, в авестийских источниках daēna значит «правильная, зороастрийская религия» [Гаты Зара-туштры, 2000, с. 299]. Отсюда Денкарт – «свод религиозных предписаний», ср. чуваш. тĕн – «религия», карт – «письмена на бирке».

«У них не видно ни храмов, ни святилищ, нигде не усмотреть у них даже покрытых соломой хижин; они по варварскому обычаю втыкают в землю обнаженный меч и с благоговением поклоняются ему как Марсу, покровителю стран, по которым они кочуют. О будущем они гадают странным образом: собирают прямые ивовые прутья, в определенное время раскладывают их с какими-то тайными наговорами и таким образом ясно узнают, что им предвещается» [Ammianus. Römische Geschichte, XXXI. 2, 23–24]. Идолопоклонниками назвал аланов и Гардизи (см.: [Бартольд, 1973, с. 61]). Констатацию этого факта Аммиа-ном Марцеллином в 375 г. в целом можно применить как к гуннам, так и к савирам. Для них объектом поклонения служили отдельно стоящие деревья и другие примечательные объекты ландшафта. В это время на Кавказе христианство еще не имело силу.

Естественно, усиление влияния Византии через Албанскую церковь в Закавказье вызывало беспокойство шахского двора, издавна насильственно насаждавшего здесь зороастризм. «Не случайно, освободительное движение в Закавказье, как правило, носило религиозный характер и было направлено как против политического господства Ирана, так и против его государственной религии» [Джафаров, 1985, с. 87]. На этой основе возникали войны. Так, Агафий, описывая события последнего десятилетия V в., отмечал, что армяне боялись мести Кавада за разрушение храмов огня, но не намерены были подчиниться. Тогда Кавад собрал войска и взял верх. Тем не менее он обещал, что не станет принуждать к почитанию огня, если армяне будут его союзниками против ромеев. Из боязни армяне согласились [Иешу. Хроника, 24].

Одним из отличительных обрядов зороастрийцев был погребальный. Например, Агафий оставил рассказ о прощании с полководцем Мермероем. Обнаженное тело героя близкие вынесли за город, по отцовскому обычаю, на растерзание нечистым псам и птицам, которые питаются трупами [Agathiae. Historiarum, II. 22]. В результате оставались голые кости. Если птицы и собаки не нападали на тело, то человек, считали, был порочных нравов. Тяжелобольных простых людей выносили за город еще дышащих и находящихся в сознании, рядом клали кусок хлеба, воду и палку, чтобы защищаться от хищников. Нередко эти отверженные возвращались домой. О следах зороастризма в Армении, Азербайджане и Дагестане писали многие (см., напр.: [Хоренский, 1877, с. 50]). Прямые его рудименты находим и в Волжской Булгарии через пять с половиной веков после Аммиана. Ибн-Фадлан, в частности, подметил: «Если заболеет из их числа человек… никто из его домочадцев не приближается к нему. Для него разбивают палатку в стороне от домов, и он остается в ней до тех пор, пока не умрет или не выздоровеет. Если же он был рабом или бедняком, то они бросают его в дикой местности и отъезжают от него» [1956, с. 128]. Выживший в такой ситуации человек возвращался домой, в противном случае он доставался диким зверям и птицам. О ком идет у Ибн-Фадлана речь (о булгарах, суварах или эскелах) – неизвестно. Впрочем, обычай вкладывать в руку умершего палку для защиты от злых духов четко зафиксирован у чувашей. С этой целью использовали какой-нибудь прутик, в основном таволговый. Чуваши заготавливали таволгу задолго до своей кончины, что свидетельствует о традиционной вере в ее защитную функцию. Например, в начале XX в. в д. Трехизб-Ше-мурша (Буинский уезд) берегли таволговые прутики на случай смерти. В качестве заменителей таволги могли выступать мордовник, красная полынь или какая-нибудь засохшая жесткая трава. В тех же целях могли вложить в руку покойника тупой нож [Салмин, 2011, с. 295–296].

Р.М. Юсупов писал о намогильных деревянных срубах у башкир. По его мнению, такие сооружения «свидетельствуют о бытовании в глубокой древности у предков башкир обряда наземных форм выставления покойников внутри срубов с целью отделения мягких тканей от скелета мелкими хищниками и птицами и дальнейшего погребения чистых костей в землю» [Юсупов, 2009, с. 60–61]. Конечно, речь идет о зороас-трийской идеологии в религиозных воззрениях предков башкир, также являвшихся жителями Волжской Булгарии. «Совершенно очевидно, что каждый народ считает лучшим и справедливейшим тот обычай, к которому привык за долгое время его существования, а поэтому избегает, осмеивает и не доверяет всему тому, что делается в его нарушение», - заключил о данном обычае Агафий [Agathiae. Historiarum, II. 23].

Гунно-савиры, жившие в VII в. на Кавказе, «думали, что почитаемый ими бог Куар производил искры громоносных молний и эфирные огни. Когда молния поражала человека или другое вещество, они приносили ему жертвы» [Каганкатваци, 1861, с. 93]. Таким образом, Куар у гуннов и савиров – это божество молнии. Слово кăвар относится к самому древнему пласту чувашской лексики и имеет этимологические параллели в иранских, европейских, тюркских, кавказских, финно-угорских, балтийских и других языках. В грузинской религии божество Квириа управляет огнем. «У мгрелов k + var-i ‘колобок’, ‘хлебец’, ‘лепешка’, в частности ‘культовая’, св. kvar (тавр. говор) ‘хлебец’… св. kver-ōl (халд. говор) ‘маленький хлебец’, обыкновенно выпекаемый для детей… раньше, несомненно, имевший значение ‘жертвенного хлеба’» [Марр, 1935, с. 265]. Укажем также на афганское ғвар – «яркий» (о пламени) [Асланов, 1966, с. 615]. С.Г. Амаякян считает Куера божеством индоевропейского происхождения [1986, с. 13]. В качестве раннего источника этого слова исследователи указывают на язык Авесты. П.И. Лерх в рецензии на книгу «История агван», в частности, писал о том, что Куар напоминает иранское слово и ссылался на авестийское hvare, означающее «солнце» [1861, с. 490]. В.И Абаев находил это слово у осетин в форме xur/xor и у персов в форме xwar [1949, с. 18, 168]. И.М. Стеблин-Каменский, кроме древнеиранского hvar и согдийского xwr, указывает на варианты из ваханского языка и из языков шугна-но-рушанской группы: hvar – «солнце», xəwur – «солнцепек» и hvartāpana – «время около полудня» [1999, с. 415, 426; 1981, с. 239; Бикерман, 1976, с. 182, 183 (примеч. пер.)]. Таким образом, подтверждается гипотеза В.Г. Егорова о родстве чувашского кăвар с древнеиранским понятием «солнце». В этой связи исследователь напомнил древнее название Хорезма: персы называли его Хуваразмиш, арабы – Хваризм, т.е. «солнечная страна» [Егоров, 1964, с. 57]. Варианты слова кăвар зафиксированы в IX в. Ибн Хордадбехом: ал-Ха-варустан (город в иранской провинции Шираз), Кувар (округ и город в Иране), Хаварнак (дворец в Месопотамии) [Ибн Хордадбех. Книга, 23, 76]. Если учесть, что у чувашей божество грома – Аслати, то понятию Кăвар соответствует божество молнии у гунно-сави-ров [Салмин, 2011, с. 102–106]. По этой же причине нуждается в корректировке следующее утверждение А.Б. Булатова и В.Д. Димитриева: «…суварскому богу молнии и грома Куара соответствует чувашский бог Аслати Турă» [1962, с. 233]. Как видим, несмотря на то что Кăвар у савиров символизировал молнию, а также имел этимологическую и функциональную связь с божеством Хĕвел – «Солнце», эти два понятия в последующем не закрепились за ним. Оказавшись в X в. на правобережье Волги, савиры/сувары окончательно стали оседлыми земледельцами, а за божеством Кăвар утвердили функцию покровителя очага и семейного благополучия. При этом исконная семантика слова сохранилась.

Известно также, что божество Солнце характеризует верования скифов, почиталось оно массагетами. Эти народы, как и савиры, приносили в жертву Солнцу лошадь. Персы почитают воду, не моют ею даже лицо и другим образом не касаются, за исключением питья и поливки растений, писал Агафий [Agathiae. Historiarum, II. 24].

Согласно источникам, своих древних традиций придерживались буртасы. По крайней мере, к началу X в. среди них не было ни мусульман, ни христиан [Ибн-Даста. Известия, II. 3]. Замечание Якута о приверженцах ислама среди этого народа основано на недоразумении, а слова Истахри о булгарах были ошибочно перенесены на буртасов [Бартольд, 1963, с. 868]. Их традиции Ал-Бекри считал сходными с верованиями гуззов [1879, с. 62]. На уровне реконструкции допустимо, что и персоязычные буртасы вели зороаст-рийский образ жизни, но к X в. они приняли ислам.

Рассуждая об исконной религии народов Волжской Булгарии, А.Ф. Лихачёв заметил, что «она в силу давности и посторонних влияний очень искажена, но и в том виде, в котором мы ее находим теперь у чувашей, она изобличает свое происхождение от древней парсийской религии и была занесена к булгарам из Персии, вместе с большим количеством слов персидского языка, доныне оставшихся в языке чувашей» [1876, с. 3]. Имело место влияние зороастрийской религии и через Согдиану (др.-перс. Suguda , перс. Sōġd , тадж. Sughd , греч. Сугуд , на чувашском – название ряда деревень и речки Сăкăт ).

К числу заимствованных из персидского языка религиозных терминов следует отнести и эрне – «неделя, пятница» у чувашей. Б. Мункачи возводил его к персидскому *āδīna и объяснял изменение δ > z > r в чувашском [Munkácsi, 1926]. В других персидских заимствованиях чувашского языка такое изменение не обнаруживается. Оно было характерно для персидского диалекта VII в. в окрестностях Баку и Дербента. Из него древние чуваши и заимствовали это слово в форме ār’(i)ńä . Как известно, пятница стала священным днем и для предков чувашей. Иранизмы до сих пор бытуют в чувашских деревнях в виде прозвищ. Например, в д. Старое Ахпердино Батыревского р-на живет Иван Салмин, более известный в народе как Ахун Ванюк. Естественно, ахун – персидское слово, вошло оно через ислам («ахун, старший мулла») и отражает исторические реалии.

Лингвистика. В фонетическом и отчасти лексическом плане имеются серьезные основания относить предков чувашей к индоиранцам. Например, как языку Ригведы, так и чувашскому характерно чередование звуков r/l [Бенцинг, 1986, с. 22; Ригведа, 1995, с. 456]. Как пишет языковед Н.И. Егоров, в X– VIII вв. до н.э. происходят ассимиляция восточноиранских племен (динлинов, археологически – кара- сукцев) и формирование тюркского R-языка булгарочувашского типа (т.е. появление этнических огуров). По скольку в восточно-иранском в середине и конце слов не было звонкого z, то они вместо тюркского z начинают произносить r. Таким образом возникает тюркский R-язык булгаро-чувашского типа, который в науке принято называть огурским [Егоров, 2009, с. 31]. Насколько это объяснение реалистично – сказать трудно по той простой причине, что пока нет прямых исторических свидетельств о тюрко-булгарах X–VIII вв. до н.э., тем более – о тюрках-савирах.

Б. Мункачи доказывал общность коневодческой терминологии во всех угорских языках и ее заимствование не из тюркских, как полагали некоторые исследователи, а из иранских или индоевропейских языков. Возникновение коневодческого кочевого быта у древних угров он объяснял соседством с ираноязычными кочевниками, возможно, с саками (см.: [Чернецов, 1953, с. 239]). В древнеиранский период угро-финны разделяются на этноязыковые группы. Лингвисты и историки утверждают, что в I в. до н.э. они заимствовали у иранцев как никогда много слов, даже называют точное количество – 57 [Вереш, 1996, с. 19], хотя на самом деле значительно больше.

В конце III – II в. до н.э. на Центральный Кавказ с Дона и из Нижнего Поволжья вторгаются ираноязычные племена – сарматы. Греческие и римские историки часто упоминают эти племена. Среди них и аор-сы – одни из первых соседей савиров на Кавказе. Таким образом, савиры также подвергались глобальному иранскому воздействию – в антропологическом, культурном и лингвистическом отношениях. Например, общее для осетин и чувашей слово дон/тан – «вода, река» является наследием скифо-сарматских времен: скифо-сармат. dānu, отсюда – Danuvius . Притом авестийское обозначение реки ( dānu- – досл. «вода, река») сохранилось во многих гидронимах Южной России и Северного Причерноморья: Дон, Днепр, Днестр, Дунай, Донец. На рубеже эр прилегающие к ним территории были заселены скифами [Гаты Заратуштры, 2009, с. 172, 176]. Савирские следы находим в топонимике Осетии. Так, Дигорское ущелье прежде именовалось Сафари-ком, т.е. «Ущелье савиров». Аналогичное название имело поле у с. Тменикау [Цагаева, 1971, с. 148, 188].

Следует заметить, что остяки и вогулы после греко-македонского завоевания Ирана в среднеиранский период заимствовали из иранского языка примерно столько же слов, сколько мордва и черемисы. В последующее время у финно-угров появляется совсем незначительное количество иранских заимствований – называют от 12 до 30 слов. Данный факт, несомненно, говорит в пользу версии о наиболее тесных фин-ноугорско-иранских этнокультурных взаимосвязях до I в. до н.э. Именно по этой причине, справедливо счи- тает П. Вереш, «район Среднего Поволжья должен быть исключен из тех территорий, на которых ищут этногенез венгерского народа, хотя этот район в России является одной из территорий, лучше всего обследованной в археологическом отношении» [Вереш, 1996, с. 21]. Сказанное касается не только мадьяр, остяков, вогулов, черемисов и мордвы, но и савиров. Самое интересное то, что половина или чуть больше заимствованных слов относятся к восточно-иранским. Следовательно, финно-угры, а также исторические предки чувашей в I в. до н.э. имели прямые контакты не со всем иранским миром, а с восточными иранцами. Через посредство последних предки чувашей и венгров заимствовали ряд слов из монгольского языка, например, чуваш. нÿкер и венг. nyögér, о чем писали А. Амбери, Б.Я. Владимирцов и Д. Немет [Németh, 1953, S. 23]. Монгольское слово nökür – «солдат, боец» в чувашском языке используется теперь в составе свадебного термина кĕрнÿкер – «старший дружка».

Общим для манси и чувашей следует считать слово «дом» – соответственно kwäl и kil [Munkácsi, 1905; Дмитриева, Адягаши, 2001, с. 25]. Б. Мункачи включал в этот ряд и удмуртское kwala . Конечно, сюда же следует отнести и марийское слово куала . Б. Мункачи ошибочно считал, что оно происходит из кавказских языков и указывал на лезгин. k’el, k’val, авар. k’al, хазар. kel в значении «дом». Желание венгерского исследователя найти предков непременно в Предкавказье понятно. Он также пытался на основе названий металлов локализовать финноугорскую прародину на Кавказе. Тем не менее Б. Мункачи корректно указал на наличие этого слова у манси и удмуртов, которые, как известно, не проходили кавказский маршрут вместе с савирами. Кроме того, слово означало не только обычный дом, но и дом, где проводили родовые, общинные и племенные моления, т.е. в прямом смысле храм. Поэтому следует констатировать, что персидское слово кил и его исторические, культовые и этимологические значения бытовали на юге Западной Сибири до нашей эры, не говоря уже о ностратических корнях этимона. Иранское gil могло попасть в язык юго-западных тюрков в период непосредственных контактов начиная с VI в. [Czeglédy, 1953; Дмитриева, Адягаши, 2001, с. 89] (дополнительно см.: [Golden, 2011, p. 228]). В чувашский язык оно могло войти через хазарское посредство, вытеснив первоначальное обозначение дома – äv , от которого сохранилось единственное производное avlan – «жениться», т.е. «заиметь дом». Чужеродность слова кил проявляется и в том, что оно не имеет производных, хотя и является одним из наиболее часто употребляемых. Для иллюстрации приведем еще ряд иранских заимствований: лошадь – чуваш. лаша (осет. lasœg ), конь – чуваш. ут (перс. ahtā – «конь кастрированный»), бык – чуваш. вăкăр (авест. uχsā ). Сюда же относится чуваш. турхан – «тархан»

(согд. trγ’n , trχ’n , сак. ttarkana , осет. tærxon , во ст.-иран. *tarkanaya-/*tarkanī- ) [Дыбо, 2007, с. 119]. Чувашское слово тĕмен в значениях «мир», «множество» является среднеиранским заимствованием. Источник – перс. tūmān «десять тысяч». В тюркских языках числительное явно связано с названием воинского подразделения [Там же, с. 126]. Персидское слово γavγa вошло во все тюркские языки. Зафиксировано оно и в поэме Юсуфа Баласагунского (XI в.). В чувашском языке означает «молва, слух, шум». Слово вошло также и в арабский язык [Наделяев и др., 1969, с. 196; Федотов, 1996, с. 304], а не наоборот, как полагал В.Г. Егоров [1964, с. 283]. Ср. также: авест. suγδ , чуваш. Сăкăт ; согд. žaγār , чуваш. çухăр – «кричать»; тадж. савоб , чуваш. сăвап – «блаженство, благодарность» и т.д.

Н.В. Пигулевская считала, что «гуннское и тюркское письмо, которое названо скифским, было письмо согдо-манихейское или согдийское» [1941, с. 87]. Епископ Кардост, пришедший в 537 г. из Арана, принадлежал к области, населенной арийцами и, возможно, говорившей на одном из иранских наречий. Тогда вполне допустимо, что он владел согдийской письменностью. Одновременно «много оснований предполагать, что гунны, с которыми имели дело Кардост и Макар, были гунно-сабиры» [Там же]. Такая гипотеза подтверждается и тем, что византийские историки очень часто писали о «гуннах, называемых савирами». Выходцем именно из их среды был савирский князь Άμ(β)αζούχης, носивший иранское имя [Дёрфер, 1986, с. 100]. Конечно, имя третьего сына Куврата – Аспаруха также иранское (ср. иран. asp-, др.-бактр. açpa «лошадь»).

«Этническая принадлежность буртасов остается спорной проблемой: их считают финно-уграми, тюрками или иранцами» [Коновалова, 2006, с. 146]. Сообщения восточных географов позволяют исключить из дешифровки этнонима буртас булгарский, хазарский и славянские языки. Термин не укладывается в арабскую графическую систему. Наиболее вероятным считается иранский язык. По мнению Г.Е. Афанасьева, первоначальной формой было написание, встречающееся у Бакри, – фурдас. Такой же этноним в форме фуртас встречается у персидского историка Рази. Первая часть фурт (или бурт, санскр. путра, скиф. фурт, осет. фырт, перс. пур) значит «сын», а вторая – ас – известное подразделение аланской этнолингвистической общности. «Поэтому этноним “фурт-ас” вполне можно перевести как “сын асский”» [Афанасьев, 1985, с. 93]. В пользу такой точки зрения свидетельствует и «Худуˉд ал-‘āлем», где говорится, что к востоку от Волги жили буртāсы [Бартольд, 1930, с. 30]. Вне сомнения, слово состоит из двух частей, и вторая – āсы (или ясы) – указывает на связь с аланами. Также известно, что речь персоязычных буртасов отличалась от языков хазар и болгар. «Известие о том, что они тюрки, конечно, не имеет значения, равно как и множество других этнографических известий арабов» [Ибн-Даста, 1869, с. 78].

В праязыке пермяков имеются заимствования из среднеиранского языка, весьма близкого к древнеосетинскому. Например: коми емдон ~ удм. ан-дан ← иран., осет. ændon «сталь» (~ чуваш. янтал/ янтав? ); коми гундыр – «змей, дракон» ~ удм. гон-дыр – «медведь» ← иран., осет. (kæf)qwyndar – «дракон». В.В. Напольских склонен датировать эти заимствования V–VII вв. [2010, с. 13]. Тогда следует говорить о южных территориях обитания пермяков и о том, что предки коми и удмуртов вполне могли иметь контакты с западными иранцами, как и савиры на Южном Кавказе. В древнем и средневековом Ширва-не проживали как булгары, так и савиры, говорившие на персидском языке или по крайней мере понимавшие персидскую речь.

Этноним башкорт , интерпретируемый тюркологами как «главный волк», видимо, имел иранскую основу в форме бачагурт : пача – ср. чуваш. ача-пăча – «потомок, дитя, ребенок» + гурт – ср. чуваш. кĕрт – иран. «волк», т.е. «потомки волка».

* * *

Как видим, основу языка и культуры населения Кавказа до IX в. составлял иранский субстрат. Кроме того, оказывали влияние армянский и тюркские языки. Прямые интенсивные контакты савиров с иранскими племенами (кроме персов, это – аорсы, аланы, массагеты, басилы и буртасы) имели место по крайней мере со II по IX в. На Кавказе савиры установили тесные взаимоотношения с персидским миром. За этот исторический период у них сложились общие религиозные воззрения. Сам экзоэтноним происходит от персидского sävar – «всадник, наездник, умелый». Часть аланов и савиров, обитавших в Алвании, стали подданными римлян. Здесь они долгое время жили в тесном соседстве. А это, естественно, сказалось на их этнической культуре.