Исламское историко-культурное наследие в Западной Сибири

Появившись на территории современной России в середине VII в, ислам становится важной частью российского культурного пространства, вносит свой вклад в формирование как региональной, так и общероссийской идентичности.

Распространение ислама на территории юга Западно-Сибирской равнины стало важнейшим и, без сомнения, общецивилизационным феноменом дорусской государственности. В результате этого процесса сформировался анклав мусульман, являющийся неотъемлемой частью мировой исламской цивилизации. Будучи в определенной территориальной и идеологической изоляции, ислам в Сибири долгое время был практически неизвестен мировой науке.

В конце XX в. британский историк российского происхождения Равиль Бухараев назвал главу своей книги, посвященную исламу в Сибири, “Terra Incognita” [1, с. 251–266]. Несмотря на то, что проблематика ислама в Сибири начала разрабатываться с рубежа XVII–XVIII вв., метафора британского автора отражала тогдашний уровень знаний о Сибири в мировом исламоведении.

Однако вскоре ситуация меняется. В 2000 г. выходит специальный номер французского журнала Cahiers du monde russe [2, с. 207–444; 3], практически все статьи которого посвящены исламу в Сибири. Затем работы, так или иначе затрагивающие тематику сибирского ислама, идут непрерывным потоком. Тематически эти работы включают в себя публикацию документов, историографические и источниковедческие очерки, исторические и антропологические исследования [4‒12]. Подводя промежуточный итог в 2009 г., Стефан Дюдуаньон [13] констатировал полноценное включение сибирских материалов в мировой исламоведческий процесс. Автор отметил формирование двух подходов к изучению ислама в Сибири – исторического и антропологического, и наличие двух школ – в Омске (Россия) и в Блумингтоне (Индиана, США) – в изучении этого феномена.

В последующие годы выходит серия монографических работ и большое количество статей, полностью или частично посвященных исламской проблематике в Сибири.

Публикации охватывают широкий круг вопросов: культ святых в сибирском исламе; книжная культура и религиозное образование; среднеазиатское (бухарское) влияние и роль религиозных элит среднеазиатского происхождения на формирование культурно-религиозной идентичности сибирских мусульман; исламский фактор политического развития средневековых государственных объединений Сибирского Юрта; мусульманский компонент в повседневном быту и традиционной культуре татар Сибири и др. [14; 15, с. 214–219; 16, с. 25–41, 159–180; 17, с. 7–13 сл.; 18; 18, с. 7–9 сл.; 20, с. 45–50; 21‒23].

В целом, все эти сюжеты отражают культурное наследие, созданное и сохраненное многими поколениями мусульман в Сибири. Остановимся подробнее только на некоторых, наиболее наглядных примерах.

Связь Сибири с остальным исламским миром демонстрируют святилища астана, являющиеся ключевым элементом культа святых в исламе в Сибири. Культ святых – феномен, универсальный для всего исламского мира, но при этом всюду жестко отторгаемый представителями пуристских реформистских течений. К числу важнейших обстоятельств развития рассматриваемого культа следует отнести роль суфийских братств и вообще суфизма в этом процессе. Именно с суфийским влиянием связывается формирование религиозной элиты сибирской исламской общины. Как и повсюду в исламском мире, в Сибири содержание данного культа составил комплекс ритуальных действий, связанных с почитанием священных могил и захороненных на них святых подвижников.

Памятники астана распространены в основном в южных районах Тюменской и северных районах Омской области. В целом святилища находились на местах расселения тоболо-иртышской группы сибирских татар.

Внешне астана, как правило, представляет собой мавзолей в форме большого четырех-, шести-или восьмиугольного сруба в пять-девять венцов. Эти мавзолеи могут быть установлены на деревенском кладбище либо вблизи него, а могут занимать отдельное место, чаще всего на возвышенном живописном речном утесе или на необычайно красивом озере. Впрочем, многоугольный сруб ‒ не единственный вариант внешнего оформления таких святилищ. Некоторые из них могли «приурочиваться» к каким-либо выделяющимся на местности природным объектам (например, большие деревья, камни, возвышенности и т.д.) или археологическим памятникам разных эпох. Однако, какой бы ни была форма, содержание всегда одинаковое.

В сознании верующих астана ‒ места захоронений мусульманских святых (йахшилар, аулийалар, амбийалар и хайбиреннер). Практически повсеместно сибирские татары сохранили легенды о древних миссионерах из Средней Азии (чаще всего Бухары), прибывших некогда в Прииртышье для распространения исламской веры. В преданиях повествуется об ожесточенной священной войне с местными язычниками, в ходе которой большая часть подвижников ислама была истреблена. Павших святых с почетом похоронили в тех местах, где они вели проповедническую деятельность. Эти захоронения и называются астана. Считается, что в каждом из них погребен один или несколько миссионеров.

Назвать точное число святых мест астана в Западной Сибири не представляется возможным. Это связано с двумя обстоятельствами. Во-первых, работа по кодификации и картографированию данного вида памятников не проведена в полном объеме. Во-вторых, нужно иметь в виду, что культ святых – явление живое и динамичное. Развитие процессов этнической и религиозной идентификации сопровождается «открытием» и явлением в мир новых святынь и, таким образом, их число увеличивается.

Составленные на настоящий момент разными авторами списки культовых комплексов астана (а эти списки охватывают, в основном, памятники, расположенные на территории Тюменской области) насчитывают от полутора до двух с половиной десятков объектов [см., напр.: 24, с. 114– 188; 25, с. 32–58]. Имеющиеся в краеведческой и околонаучной литературе упоминания о 80 или даже 350 астана ничем не подтверждаются [26, с. 484]. В Тюменской области 25 памятников астана входят в перечень выявленных объектов культурного наследия [27]. К сожалению, в Омской области такая работа проведена не была.

На основании некоторых сибирско-татарских источников («Шаджара рисалясе», татарских рукописей, переведенных Н.Ф.Катановым, Карагайской рукописи, «Грамоты хранителя Юрумской астаны» и др.), иных исторических сочинений ХVIII–ХIХ вв., а также генеалогических записей исследователями реконструируются родословные сибирских сеидов, ходжей и шейхов, выходцев из Средней Азии (Бухара, Ургенч, Сайрам), где их предки служили на высоких духовных и светских постах (хакимы, казии, муфтии), добровольно переселившихся в Сибирь (в районы Тобольска, Тары) во второй половине ХVI–ХVII вв. [28‒32].

Собранные во время полевых исследований семейные предания и генеалогии также содержат информацию о появлении в Западной Сибири представителей исламской духовной элиты.

Так, по семейному преданию, зафиксированному нами в 2006 году в поселке Усть-Ишим Омской области, род Юмашевых принадлежит к духовному сословию шейхов – шихляр и, возможно, сеидов. Основатель рода – Саурчан – был шейхом (ших), прибывшим для распространения веры. Его сопровождали еще двое шейхов, но их имена неизвестны. Саурчан основал деревню, которая стала называться по его имени Саургачи. В семье сохранилась запись генеалогической линии. Напротив каждого из имен была дата рождения. Документ содержал запись 14 поколений, причем датой рождения основателя рода Саурана, от имени которого происходило и название деревни Саургачи, значился 1644 год.

Исследования С.Н.Корусенко выявили высокую степень достоверности данной схемы. Выяснилось, что по архивным материалам эта линия прослеживается до Наурусова Сеитбаги (Саитбаки Навризовича), имя которого упоминается в ревизии 1795 г.

Результаты научных исследований нашли практическое применение в популяризации историкокультурного наследия. В 2016 г. в Тобольском районе Тюменской области на территории историко-культурного комплекса «Кучумово городище» (Искер) была открыта аллея шейхов. Установлены четыре памятника реальным историческим личностям – шейхам Айкани, Бирий, Назар и Шерпети, известным из письменных источников и связанным с духовной жизнью и распространением ислама в Сибири.

С пришлыми бухарцами связывается распространение книжности в сибирском регионе. Открытие книжной культуры мусульман Сибири является одним из самых ярких и впечатляющих достижений сибирского исламоведения. Это открытие имеет длительную историю, восходящую к XVIII в. В XIX – начале XX вв. сибирско-татарскими рукописями занимались выдающиеся тюркологи мирового масштаба В.В.Радлов и Н.Ф.Катанов. Во второй половине XX в. сбор археографических материалов возобновился. Наиболее активно исследования книжной культуры проходили в начале XXI в. [33].

Изначально носителями мусульманской книжности в Западной Сибири были бухарцы ‒ разноэтничные (преимущественно узбеки, таджики) выходцы из Средней Азии. Как отмечалось, они составляли в Сибири в ХVII–ХVIII вв. особое сословие, обладавшее большими правами и привилегиями [17, с. 17–48; 34, с. 397–399, 502–542; 20, с. 45–50; 35‒36]. Бухарцы «… были более образованны, чем русские пришельцы. В XVII столетии они были единственными людьми в Сибири, в руках которых была книга. В XVIII столетии иностранцы, попавшие в Сибирь, нашли у них редкие рукописи» [37, с. 41].

Библиотеки арабографических рукописных и печатных книг и свитков, хранящиеся в деревенских домах среди глухой сибирской тайги, оказывают сильное впечатление. Эти собрания бережно собирались, сохранялись, передавались из поколения в поколение. Они и сейчас являются важным элементом культурной и религиозной самоидентификации мусульман Западной Сибири. Коллекции включают рукописные и старопечатные копии Корана, рукописные богословские сборники-хрестоматии, наставления по суфийским ритуалам и практикам.

Особый интерес вызывают оригинальные сибирско-татарские сочинения, составленные в местной среде и излагающие собственную версию исламизации Сибири. Наиболее полная информация содержится в двух группах письменных памятников, каждая из которых известна к настоящему времени в нескольких вариантах. Первая группа текстов условно названа Шаджара рисаласи ‒ «Трактат о генеалогии». Впервые текст был зафиксирован и опубликован В.В.Радловым, а к настоящему времени известно пять списков и две версии памятника [38, с. 212-215, 217-220; 39, с. 51-61; 40-41].

Введение в научный оборот второй группы памятников началось с публикации Н.Ф.Катановым в начале XX столетия сибирско-татарской рукописи, хранившейся в Тобольском губернском музее (рукопись и ныне находится там же - в Тобольском государственном историко-архитектурном музее-заповеднике). К настоящему моменту известно свыше десятка списков данного текста в двух созданных, вероятно, в разное время редакциях - краткой и пространной. Один из списков -так называемая Карагайская рукопись (пространная редакция) - был открыт в ходе экспедиции под руководством А.Г.Селезнева в ауле Карагай Вагайского района Тюменской области в 2004 г.

Несмотря на имеющиеся различия, структура всех списков относительно едина. Согласно манускриптам (в данном случае, Карагайской рукописи), в 797 г. (1394‒1395 гг. н.э.; дата условна, в некоторых списках приведена другая датировка событий) на берега Иртыша пришли 366 конных шейхов и выступивший с ними в союзе хан Шайбан с 1700 отборными воинами и учинили там «великое сражение за веру» с жившими по берегам Иртыша «язычниками» ‒ народами Хутун, Нугай, Кара Кипчак и Иштяк. Прибывшие в Сибирь мусульманские миссионеры считались учениками и последователями Худжи Багаутдина. В образе этого персонажа большинство интерпретаторов видят Ходжу Бахааддина Накшбанда (1318‒1389), заложившего организационные основы суфийского тариката, названного по его прозвищу Накшбандийей. В результате религиозной войны местное население было обращено в ислам, но часть его бежала на север и в Китай. 300 шейхов и 1448 богатырей Шайбана погибли, «стяжав мученический венец», часть остались в Сибири для обучения основам ислама, а остальные вернулись в Бухару. «После этого открылась религия, открылась дорога, по берегам реки Джирс (Иртыш) прошли караваны. Ученые, худжи, ишаны начали приходить для обучения религии, все были из мистиков -суфиев». Важнейшей частью Карагайской рукописи, как и других версий текста, был каталог 30 мавзолеев-астана с указанием их расположения и имен захороненных там святых подвижников ислама.

Интересно, что ранние описания арабографических сибирско-татарских книг были выполнены по инициативе Русской православной церкви. Значительное количество материалов об этих книгах, датированных первой половиной XVIII столетия, сохранилось в архиве Тобольской Духовной Консистории. Появление этих материалов связано с попытками обращения в христианство сибирских татар-мусульман. Разумеется, эти материалы характеризует активная, хоть и весьма наивная антиисламская риторика. Но в то же время следует признать довольно высокий уровень описания внешнего вида «книжек», а также любопытные подробности их ритуального применения: ношение «на грудях», помещение «в могилку», использование «от мертвых тел савана или покрывала обрезанные лоскутки с <…> заговорными на своем языке письмами…» и т.д. [42, л. 6, 111 об., 113 об., 109 об, 117 об.; 43, л. 31].

Нам неоднократно приходилось держать в руках манускрипты, которые соответствуют архивным записям, в той, например, части, где говорится о маргиналиях, выполненных красными чернилами. Подтверждаются современными материалами и ритуальные особенности функционирования манускриптов, связанная с ними обрядность, включенность их в религиозную культовую практику.

В советский период отношение государства к мусульманским книгам религиозного содержания носило враждебный характер. Власти конфисковывали и уничтожали рукописные книги в рамках борьбы против религиозной пропаганды. Верующие противодействовали этим акциям всеми возможными способами. Книги прятали, хоронили вместе с умершими владельцами, просто закапывали в лесу.

Сейчас уже почти никто из местных жителей не может прочитать эти книги, однако они активно используются в качестве ритуальных вотивных артефактов. Более того, именно невозможность прочесть и понять смысл текстов определяет их высокий уровень святости. Книги соединяют мусульман с традициями предков, являются сохранившимся культурным наследием, подчеркивающим связь времен и поколений. Эти артефакты рассматриваются как важный индикатор ассоциации с исламским сообществом, в некотором роде как символ возрождения ислама.

В настоящее время отношения между исламом как религией и местными культурными традициями неоднозначны. С одной стороны, многие мусульмане не видят противоречия между религией и своей этнической культурой. В этом варианте религиозные практики переплелись с местными традициями и воспринимаются населением как вполне исламские. С другой стороны, есть представление о том, что ислам как религия стоит над локальными культурными традициями и нужно освобождать религию от влияния этих традиций. Обе точки зрения мы наблюдаем и у мусульман в Сибири.

Работа по изучению историко-культурного наследия сибирских мусульман продолжается. Главным итогом можно считать включение сибирских материалов в мировой научный дискурс. Распространение знаний об истории ислама в Сибири дает понимание того, что территория Сибири является частью мирового исламского сообщества. С другой стороны, эти материалы объясняют особенности формирования в Сибири анклава мусульман, важность регионального историко-культурного наследия для формирования локальной идентичности.