Истоки глобального кризиса и проблемы жизнеобеспечения человечества

Оснований для поиска новых стратегий развития человечества, достижения более обеспеченного, поддерживаемого, надежного или устойчивого его развития в будущем много. Назовем лишь главные из них.

Достигнутый к рубежу тысячелетий уровень жизни и его качество резко различны в разных странах: высокий уровень характерен лишь для так называемых развитых стран, однако в большинстве стран Азии, Африки, Латинской Америки он остается крайне низким. Многие регионы мира испытывают острую нехватку продовольствия и питьевой воды, дров для отопления и электрической энергии для освещения или использования в быту. Бурный рост городов не сопровождается повышением комфортности жизни. Быстрый рост численности населения в ряде стран не сопровождается увеличением продуктивности сельскохозяйственных земель. Не изжиты неграмотность, низкая продолжительность жизни, массовые заболевания, тяжелые условия жизни и быта. Нарастает разрыв между развитыми странами и большинством беднейших стран мира в доступе к благам цивилизации, высоким технологиям, информации, к современным условиям развития личности. Сложившиеся формы распределения природных ресурсов, возможности их использования в интересах всех людей планеты служат основанием для нарастания социального протеста и уже приводят к острейшим международным конфликтам.

Неудовлетворительные итоги экономического и социального развития в предшествующий период негативно отражаются и на состоянии важнейших видов природных ресурсов и природной среды в целом. Усиливается загрязнение земной поверхности вредными отходами производства. Загрязнение воздушного бассейна, поверхностных вод и даже многих участков Мирового океана достигло критических показателей. Усиливается риск парникового эффекта, по мнению некоторых специалистов, уже начинается глобальное изменение климата с неизбежным, при этом, повышением уровня Мирового океана и разрушением криолитозоны Земли (Павлов, 1997). Сокращается площадь лесов — естественных регуляторов чистоты и стабильности воздушного бассейна. Продолжается вымирание многих видов птиц, зверей, высших растений. Подвергается сомнению способность биосферы в целом обеспечивать возможность сохранения человечества на Земле.

Некоторые тенденции и пути развития на современном этапе вызывают растущую тревогу и озабоченность специалистов. Особенно неприемлемой для будущего представляется малая эффективность используемых средств и материалов: для сохранения сложившихся в большинстве стран мира норм потребления энергии, ресурсов недр, растительного сырья, воды, имеющихся на земле запасов просто может на каком-то этапе не хватить. Все пригодные для производства продовольствия земли уже освоены, дальнейший прирост площади сельскохозяйственных угодий хотя и возможен (площадь пустынь исчисляется миллионами квадратных километров), однако в ближайшие десятилетия он маловероятен из-за чрезвычайно высокой энергоемкости обеспечения аридных районов пресной водой. Между тем, даже нынешние потребности в топливе и электроэнергии удовлетворяются во многих странах с большим трудом, а избыточных резервов почти нет.

Сложившиеся формы взаимодействия общества с окружающей природной средой, эффективность господствующих типов природопользования подвергаются в последнее время весьма критичному, подчас даже паническому — «алармистскому» переосмыслению. Большинство специалистов и политиков признает эти формы и типы неприемлемыми, настаивает на смене существующих взглядов и отношения к природе.

Современный экологический кризис, по мнению Мей Ван Хо, — это «кризис грубо материалистического уклада нашей жизни, его основанности на безжалостной и бездумной эксплуатации и природы, и самих людей, в нем повин-но…отрицание всестороннего и живого единства природы» (Мей Ван Хо, 1993, с. 79).

Все большую озабоченность специалистов вызывает растущая угроза нарушения устойчивого состояния биосферы — функции ее биологических компонентов — в результате увеличения потребления ее животной, растительной и микробиологической продукции («живого вещества» по Вернадскому В. И., 1994). Этот процесс ведет к появлению резких предложений по изменению поведения человечества в целом — к стабилизации его численности на порядок для ограничения потребления продукции биосферы на уровне 1 % ее годовой продуктивности (Горшков, 1998; с. 4). Объем потребления биопродукции считается функцией численности человечества, которая тем самым ограничивается чисто биосферным порогом. Однако эта попытка экстраполировать итоги природопользования последних 100 лет даже на ближайшие десятилетия представляется спорной из-за пренебрежения историей развития биосферы, богатой разного рода кризисами, катастрофами и вымираниями при несомненном усложнении состава и функцией органической жизни в целом. Происходящие под влиянием человека и еще возможные в будущем изменения состава биоты не могут оцениваться однозначно: на смену выбывающим видам приходят новые, с иными ритмами и темпами преобразования вещества биосферы, хотя состав самой биосферы (как условия существования жизни на земле) также не может оставаться неизменным. Антропоцентрическая оценка ее качества, хотя и не единственный критерий происходящих изменений, приобретает все большее значение, равно как и «созидательная» воспроизводственная роль человечества: ныне появляются возмож- ности не только возрождения отдельных, в том числе и давно истребленных видов организмов, но и стимулирования воспроизводства и стабилизации «веса» других видов животных и растений. Как пишет С. П. Горшков (1998, с. 6), развитие и современное состояние биосферы представляются результатами чередования относительно спокойных равновесных эпох и периодов дестабилизации и определенной интеграции результатов изменений предыдущих циклов.

Обеспечение устойчивого развития предполагает, по мнению Г. А. Привалов-ской и И. Н. Волковой (1997), стабилизацию ресурсообеспеченности в расчете на душу населения, создание заменителей невозобновимых и исчерпаемых ресурсов и перераспределений доходов общества в пользу депрессивных районов. Тем самым устойчивость развития общества ставится в зависимость от устойчивости природопользования, а сам проблема приобретает черты экологической. Отсюда становится ясной и проблема противоречивости природопользования: биосфера считается регулятором состояния окружающей среды, а экономика дестабилизирует среду при росте или в период кризисов. Это противоречие, по их мнению, характеризует взаимодействие природы и общества на всех территориальных уровнях. Они считают, что целостной концепции экологически устойчивого развития нет.

Антитезой устойчивому развитию признается неминуемая социальноэкологическая катастрофа, ведущая к ослаблению жизнеобеспеченности и даже снижению общей численности населения на Земле. Так, С. М. Мягков (1995) основными причинами грозящей Экологической катастрофы считает истощение природных ресурсов и соответствующие сокращения объемов промышленного и сельскохозяйственного производства, вырождение населения вследствие недоедания, распространение болезней, вызываемых плохим качеством воды и загрязнением среды, а также потерей регенеративной способности биосферы. Выходом из такой ситуации считается ограничение численности населения «золотым миллиардом» и расширение доли «спонтанной» природы в площади ойкумены до 70 %, оставив, тем самым, на долю селитебных, промышленных и транспортных, а также сельскохозяйственных земель не более 30 %. Решающим условием достижения устойчивости развития С.М. Мягков считает отказ от принципов и установок либерально-рыночной экономики с ее концепцией «экономического роста» с постепенным переходом на этноэкологические модели природопользования доиндустриального типа (острова спасения).

Развертывание глобализации производства, информатики, культуры человечества — несомненный факт, этот процесс протекает сложно, противоречиво, далеко не без ошибок и изъянов. При всей объективности и неодолимости, ориентации на лучшие формы организации хозяйства, культуры и социальной практики, этот процесс, к сожалению, не исключает пренебрежения традициями, местными различиями, не всегда учитывает различия скорости «врастания» нового в обыденное, то есть отрывается от медленно идущей смены культурнодуховных, этнопсихологических и даже хозяйственно-технологических «инфраструктур» различных народов. Разумеется, этими противоречиями глобализации можно и нужно управлять, искать компромиссы, но пренебрегать необходимостью обеспечения социальной и культурной устойчивости локальных (региональных) обществ или геосоциальных систем — нельзя. А сторона устойчивости развития человечества пока еще совершенно не прорабатывается.

В ходе этой работы совершенно недопустимы крайности оценки современной ситуации. Только вред приносит начавшееся некоторое время тому назад настоящий шантаж человечества угрозой неминуемой исчерпаемости природных ресурсов. Этот довод представляется слишком однобоким и прямолинейным: если ежегодно растет потребление металлов, топлива, руд, леса, значит скоро наступит истощение их запасов. Иные в космическую эру связывают лишь с подготовкой к началу использования ресурсов окружающих небесных тел. Ан нет! Алармисты не видят, что на единицу полезного эффекта с каждым шагом прогресса тратится все меньше исходного сырья, а потому их запасов становится не меньше, а больше! Это парадокс им не по силам, но без учета таких парадоксов нет никакого будущего. Да и сама концепция экономического роста вовсе не вечно будет опираться на экстенсивный рост ресурсопотребления . Совершенствование органического строения производительных сил и другие принципы ноосферного природопользования позволяют растянуть период обеспеченного или устойчивого развития (при стабилизации численности населения относительно естественным и главным образом) на неопределенно большой ряд веков.

Проблемы жизнеобеспечения. Жизнеобеспечение — ключевое понятие программ устойчивого развития, основное методологическое средство исследования важных сторон природопользования, сложившегося в том или ином регионе.

Жизнеобеспечение — совокупность хозяйственных и иных материальнотехнических действий, направленных на достижение стабильного производства данной территориальной общности людей (страны, региона, этноса, семейнородовых общин, «мира» или «обществ», отдельных поселений и их взаимосвязанных групп и т.п.). Основными факторами жизнеобеспечения выступают производство и сбор необходимых продуктов питания, сырья для приготовления одежды, топлива, жилищ в рамках существующих, ставших традиционными алгоритмов или стереотипов использования доступных природных предметов труда и естественных урочищ с их спонтанной ресурсной базой в максимально необходимой степени. Разумеется, вести речь о возможности полной автаркии, независимости от предметов личного, бытового или даже производственного потребления промышленного происхождения, покупаемых за счет доходов от своего труда и обмениваемых на продукты местного изготовления, в настоящее время было бы утопией, — по крайней мере, на территории Российской Федерации столь отсталых и замкнутых общин нет. Существование своего регионального или локального комплекса алгоритмов и приемов обеспечения воспроизводства населения, его основных социально-демографических структур и отношений, расселения, обеспечивающего его стабильность, — не вызывает сомнений, а изучение его звеньев и функций является главной теоретической и прикладной задачей исследования географических основ устойчивого развития.

Структура территориального (регионального и тем более локального) хозяйственно-экономического комплекса не может не изменяться в зависимости от уровня развития производительных сил общества и интенсивности участия данной общности в национальной и даже мировой системе потоков информации и в системе общественного разделения труда через общее и профессиональное образование, выполнение конституционных обязанностей, торговлю, близости или удаленности городов и других факторов. Влияние иных из них на данной стадии исследования закономерностей воспроизводства и функционирования террито- риальных общностей людей (общин) или трудно определимо, или заведомо незначительно («всюдно», универсально), однако введение их в круг внимания научных работников разного профиля — не только право, но и долг географов.

Для выполнения таких исследований мы считаем ограничиться выделением главного звена этой системы факторов, к которому приспосабливаются все остальные, — природопользование в его исконном, изначальном понимании как кормление землей, заимствование у окружающей природы всего необходимого для жизни, содействие сохранению и восстановлению ее живо родной силы. Именно такое природопользование, на наш взгляд, в наибольшей мере соответствует представлению о рациональном рачительном освоении богатств природы, именно он в наибольшей мере обеспечивает плодотворное сочетание природо-пользовательных и приспособительных к ней форм пользования ее богатствами.

Трактовка природопользования остается, к сожалению, слишком абстрактной, незначительной модификацией столь любимого историческим материализмом «взаимодействия природы и общества». Суть же природопользования состоит в формировании специфического стереотипа или, лучше сказать, алгоритма общественного коллективного) поведения в специфическом ландшафте, а это требует углубления понимания местного ресурсного потенциала, режимов и ритмов воспроизводства его компонентов, отбора и накопления приемов оценки и оптимального деления его на хозяйственные угодья, совершенствования технологии использования этих угодий, включая распределение имеющегося трудового потенциала по видам работ и сезонам года, приемов сбора, переработки продукции, в совокупности обеспечивающих сохранение жизнеспособности соответствующей общины, ее воспроизводство и устойчивое развитие. Продукт, итог реализации и функционирования указанного алгоритма указанного оптимального поведения в данной окружающей среде, или проще говоря, хозяйствование в ней, образует геосоциальную систему низшего уровня, а на высших социальных уровнях возможно формирование или в «вызревание» этносов и национально политических объединений разного типа.

Формирование такого рода стереотипов или алгоритмов есть сложный социально-географический процесс, основное содержание так называемого регионального (географического) природопользования. Понятийно-терминологические средства исследования региональных алгоритмов, изменяясь вместе с научно-техническим прогрессом, в каких-то чертах должны оставаться стабильными, разрешая «сквозные» подходы и сравнения. Определение же необходимости изменения самих алгоритмов и темпов необходимых изменений и составляет содержание так называемых региональных проблем. Крупными самостоятельными гранями проблемы рационализации регионального природопользования следует признать необходимость углубления теоретико-познавательных основ природопользования, как интегральной формы общественно-исторической практики, цивилизационно-культурологическую интерпретацию его содержания и его результатов, связь с формами самоорганизации общества, воздействие схем природопользования на смену форм управления, его связь с хозяйственноэкономическим механизмом, влияние на структуру и содержание планирования и т. д. Очень важна проблема «пределов» преобразования природы (а не ее тел!), соотношение антропогенного пресса с зонально-ландшафтными комплексами как образцом, с одной стороны, и итогом природопользования — с другой.

Противостояние человека с природой, ее ограниченность эпической связью — стабильностью (она всегда остается равной себе) — вечны, а возможность абсолютной или вечной абстрактной гармонии с нею — иллюзия, утопия. Задача состоит в ликвидации ставших одиозно-неэффективными или опасными с точки зрения «науки» методов и технологий производства, в вечном обновлении, перетряхивании, регионализации этих методов и технологий, в формировании больших геотехноценотических систем на определенный, совпадающий с прогнозом развития экосистем, срок.

Природопользование в последние десятилетия стало важным социометрическим критерием, стало мощным социообразующим и социоорганизующим глобальным фактором. Как Великие географические открытия прошлых веков привели к формированию современных транспортно-коммуникационных сетей и системы общественного разделения труда, так и современное природопользование во все большей мере становится полигоном ускорения научно-технического прогресса, средством модернизации общественных структур и даже идеалов человечества.

Опыт развития ойкумены (постепенного расселения и освоения остававшихся «до того» необжитыми территорий) со всей определенностью свидетельствует о переходе из лучших, наиболее благоприятных районов в менее, а в конечном итоге — и в районы с экстремальными природными условиями. Такие места еще сохраняются во всех географических зонах суши. Разумеется, освоение все более худших земель — необходимость, порождаемая демографической перегруженностью лучших территорий, нехваткой продовольствия, питьевой воды, энергетических ресурсов и экологических благ старых районов, которые, кстати говоря, приобретают шансы на получение повышенного дохода дифференциальной ренты, которая должна отчасти использоваться для освоения новых регионов.

Отмечая существование противоречий между глобальными интересами человечества в сохранении наиболее важных для функционирования биосферы территорий в их естественном состоянии (тайга, влажные тропические леса Амазонии — в первую очередь) и более узкими и конъюктурными интересами отдельных стран, обладающих такими территориями, Д. Б. Пришкольник (1998, с. 80) приводит в пример латиноамериканские страны, считающие освоение новых земель исключительно своей прерогативой, а возражения против уничтожения в своих районах влажно-тропической растительности расценивают как вмешательство во внутренние дела. Нарастание противоречий международного сообщества, начинающего искать более общие подходы к сохранению биосферы и национальной собственности на территорию, уже к концу 20 века становится характерной чертой политики и толчком к использованию компенсации за сохранение естественного состояния определенных территорий. По-видимому, ООН должна взять на себя инициативу координации усилий национальных правительств, обладающих обширными территориями с экстремальными природными и медикогеографическими условиями проживания, для формирования единой международной сети взаимовыгодного сотрудничества в их освоении и согласованного расселения в них жителей любых стран, желающих работать в них и проживать хотя бы часть своей жизни. Должны быть согласованы правовые документы, ограждающие суверенитет стран приемщиков мигрантов на эти территории, условия въезда из других стран, сроки проживания, участие различных субъектов освоения в распределении прибыли и расходов и т. д.

В рамках оценки социологизирующей роли природопользования особо подчеркивается важная гуманитарная функция так называемого этнического природопользования. В самом деле, воспроизводство многих этносов обеспечивается совокупностью специфических приемов приспособления к окружающей среде (тропические леса, тайга, тундра, острова, степь и некоторые другие ландшафты). Однако, этническое природопользование, как и в целом адаптивные формы природопользования, обеспечивает только физическое воспроизводство этносов, не развивает их и не может заменить выгоду научно-технического прогресса в производстве необходимых продуктов. Пополнение этнического алгоритма природопользования приемами промышленно-преобразовательного характера разрушает его, ставит под угрозу выживания и сохранения самого этноса, хотя и расширяет возможности развития этноса уже в общецивилизационных, общекультурных условиях с помощью передачи языка, обычаев, навыков хозяйственной деятельности и преданий чисто информационным путем, а не практикой повседневности совместной жизни в природе старших и младших членов общины. С этой стадии этнос входит в сферу национально-политических и социальных отношений гражданского общества, какое-то время сохраняется в нем в качестве национального меньшинства, практически оказываясь обреченным на ассимиляцию и вырождение. Теперь сохранение этнических приемов хозяйствования и опыта адаптации к среде, языка, культуры, фольклора и прочего становится одной из важных задач макрокультуры, в пределах определенной цивилизации, а затем — даже культурной истории человечества. Преувеличение достоинств этнических форм природопользования, характерное, например, для С.М. Мягкова (Мягков и др., 1995), связано с идеализацией адаптивной стадии формирования этноса, неизбежно преодолеваемой им по мере накопления преобразовательнопромышленных технологий и участия в общественном разделении труда. В то же время нельзя игнорировать объективных фактов становления и в условиях индустриальной эпохи системы стереотипов оптимального поведения в среде в рамках территориально-производственных комплексов на полиэтнической, в виде общего правила, основе, хотя процесс выработки такого комплекса поведений взглядов и опыта в эту эпоху просто не успевает привести к формированию нового этноса: динамизм истории общества опирается уже на другие факторы (помимо биогеографического процесса этногенеза). Теперь темпы развития общества зависят больше от применения достижений фундаментальных наук и техники.

Потеря соответствия между этносом и ландшафтом признается Л. Н. Гумилевым (1973) одной из заключительных фаз существования (истории) этноса. Таких потерь по мере ускорения неконтролируемого, неуправляемого техногенеза становится все больше и больше, при этом все большее число этносов (как развитых, так и еще продолжающих вести «традиционный образ жизни») испытывает их не в качестве результата естественной фазы собственного развития, а в качестве объекта (жертвы) ряда глобальных технических процессов, в результате действия которых они доводятся до состояния субстрата для какой-то новой, еще неведомой стадии глобализации этногенеза (возможно через посредство 10-15 промежуточных, расово-региональных макроэтносов).