Истоки возникновения феномена культура отмены

Развитие общества и цифровая трансформация на рубеже XX–XXI вв. привели к созданию и быстрому распространению новых методов межличностной коммуникации, которые способствовали формированию ранее не изученных явлений и процессов. Скорость, с которой изменения входят в нашу жизнь, возрастает с каждым годом, ставя перед обществом актуальные вызовы и вопросы.

В последнее время в медиапространстве все чаще встречается термин «культура отмены». По данным сервиса Яндекс.Вордстат, только за 2021–2022 гг. количество поисковых запросов с упоминанием этого термина выросло в 4 раза1. Одновременно с этим растет интерес научного сообщества к данной проблематике, о чем свидетельствует рост количества публикаций, связанных с данным вопросом. Например, в 2020 г. в базе данных РИНЦ было лишь 9 статей с упоминанием термина «культура отмены», в то время как в 2021 г. таких статей насчитывалось уже больше 100, а в 2022 г. их количество превысило 250.

Однако с чем связан такой интерес к данному феномену и распространение данной практики в современном обществе? Является ли она принципиально новой или же ее проявления встречались и ранее на протяжении истории? Почему канселинг кристаллизировался именно сейчас и что этому способствовало?

В данной статье на основе ретроспективного анализа и междисциплинарного подхода мы проанализируем предпосылки развития феномена «культуры отмены» и проследим его эволюцию вплоть до сегодняшних дней.

Традиции, включающие в себя бойкот отдельных членов общества, существовали в истории на протяжении нескольких тысяч лет. Еще Аристотель в своем сочинении «Политика» выдвинул тезис о том, что «человек по своей природе есть общественное животное» (Аристотель, 2012). Это подтверждается самой эволюцией – наши предки никогда не были одиночками, они всегда жили группами. Практика изгнания из племени неугодных или провинившихся существовала еще в первобытном обществе.

В Древней Греции подобной формой общественного порицания являлась практика остракизма, наиболее распространенная в 500–450 гг. до нашей эры. Она заключалась в том, что признанный наиболее опасным для государственного строя человек изгонялся из общества сроком на 10 лет. Определение его проводилось путем народного голосования при помощи остраконов – глиняных черепков, отсюда и название – «остракизм». Примечательно, что необязательно нужно было совершить какие-либо правонарушения, чтобы подвергнуться данному своеобразному суду, – он носил скорее профилактический характер и не влек за собой каких-либо других наказаний, потерю гражданского статуса или конфискацию имущества (Кожевникова, 2022: 166).

Своеобразный прообраз практики отмены как изгнания из общества мы встречаем также и в религии. В Ветхом Завете1 упоминается древний иудейский обряд символического возложения грехов всего народа на животное, которое впоследствии отпускали в пустыню, то есть обрекали на мучительную смерть. Обряд этот совершался на праздник Йом-Киппур, а животное называли козлом отпущения.

В средневековой Европе анафема, или отлучение от церкви, широко применялась как форма наказания за инакомыслие и отступничество от церковных правил. Учитывая секуляризацию общества в указанный исторический период, это приравнивалось практически к полному исключению человека из жизни общества: он не мог жениться по церковным канонам, не мог даже рассчитывать на погребение на общем кладбище. Таким образом, отлучение от церкви ставило крест на будущем человека и даже его потомства, так как зачастую и детям отказывали в крещении.

Однако от современного канселинга рассматриваемые практики прошлого принципиально отличаются тем, что они имели институциональный характер и отображали особенности социально-политического строя того времени. Сегодня же никаких обычаев и правил, регламентирующих процедуру отмены, нет. Далее мы проанализируем развитие общественной мысли в контексте взаимоотношения индивида и социума.

Наступление Нового времени, эпоха Просвещения, события Великой французской революции и последовавшие за ними изменения во всех сферах общественной жизни привели к трансформации традиционных европейских ценностей. В результате этих процессов были заложены основы современных ценностных ориентиров западной культуры, выраженные в гуманизме, культе естественных прав человека, свободы слова, вероисповедания, мысли и высказываний (Мухлын-кина, Иванов, 2022: 149).

Развитие идей позитивизма, родоначальником которого считается французский философ и социолог Огюст Конт (Конт, 2011), подстегивало развитие науки и технический прогресс во всех сферах общественной жизни. Фокус внимания философии смещался с метафизических вопросов на позитивное и более прикладное знание об окружающем мире. Вместе с тем росла роль человека и его значимость как субъекта развития общества.

В этот же период начали распространяться идеи либерализма, отстаивающие незыблемость прав и свобод человека как высших ценностей западной цивилизации. Примерами, ярко иллюстрирующими эти тенденции, стали движения за права женщин в XIX в. и национальных меньшинств в США в XX в. (Мухлынкина, Иванов, 2022: 149).

Именно в период Нового времени западная культура в качестве нравственного ориентира избрала опору на право, которое немецкий философ Иммануил Кант характеризовал как «совокупность условий, при которых произвол одного совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы» (Кант, 2007: 75). Концепция толерантности, общепринятая сегодня на Западе, есть своего рода производная стремления общества к построению государства, основанного на защите и отстаивании человеческих прав и свобод (Кранк, 2021: 28).

Существенный вклад в дальнейшее развитие западной философской мысли внес немецкий философ Ф. Гегель, сформулировавший принцип диалектического развития общества, основанный на его постоянных внутренних противоречиях (Гегель, 2021). В этом контексте концепция «борьбы за признание», где человек становится Человеком лишь будучи признанным другими, также играет большую роль в развитии феномена культуры отмены, который в своем абсолюте должен отменить не только заслуги человека, но и его самого, полностью исключив из общественной жизни по аналогии со средневековой анафемой или греческим остракизмом.

На распространение феномена культуры отмены во многом повлияли настроения, вдохновленные марксизмом. Идеи о том, что наука призвана не только заниматься изучением общества и принципов его функционирования, но и влиять на его развитие, заложили основы современного социального активизма, без которого сложно представить новую этику и культуру отмены. Теория классового конфликта, развитая К. Марксом, а также его идея о том, что господствующий класс добивается контроля и повиновения масс не только экономическими средствами, но и посредством создаваемой и насаждаемой им культуры, также лежат в корне многих современных общественно-политических процессов (Маркс и др., 1984).

Пролетарская революция в Европе, предсказанная К. Марксом, так и не свершилась, и перед его последователями встала задача объяснения этого феномена. В своих поисках представители франкфуртской школы пришли к выводу, что причиной этого стало системное угнетение, присутствующее во всех социальных институтах: семье, церкви, морали и культуре в целом. По их мысли, оно пронизывало все сферы жизни общества, связывая его и не давая росткам марксизма пробиться сквозь твердь многовековых традиций (Марков, 2018: 83).

Таким образом, если классические марксисты требовали революционных изменений, то неомарксисты и многие другие философские школы и течения базисом для изменения общества считали именно его культурную сферу.

Эти процессы и изменения предвосхищают новый этап в развитии западной философии, который ознаменовался развитием постмодернизма и массовой культуры, которая стала благодатной почвой для таких явлений, как канселинг.

Говоря об истоках феномена культуры отмены, нельзя не затронуть вопрос параметров, по которым тот или иной объект подвергается канселингу. В этом ключе важную роль играет критерий истины, которым активно занимался, в том числе, Карл Поппер (Popper, 1974). Будучи позитивистом, он выступал с критикой понятия «объективная истина». Для отделения истины от лжи он сформулировал принцип фальсификационизма. Исходя из концепции критического рационализма, К. Поппер отвергал существование однозначного критерия, который позволил бы с уверенностью отнести те или иные продукты человеческой деятельности к разряду истинных. Разделив общества на «открытые» и «закрытые», он выделил такой принцип открытой социальной системы, как жесткий моральный универсализм. Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что некий концепт или факт признается истиной в том случае, если ряд авторитетных экспертов согласились счесть его таковым. Иными словами, принимать за истину следует то, что некое общество полагает истинным, а то, что оно отвергает, надо отсечь. По сути, это и есть «структура отмены», подразумевающей диктат и насаждение мнения наиболее активной части общества.

Продолжая размышлять о критериях истины, нельзя не упомянуть Мишеля Фуко, благодаря которому в научных кругах прочно закрепилась идея о том, что истина является социальным конструктом и продуктом функционирования общественной системы (Фуко, 2006). Другими словами, принятые в ней представления о реальности определяются господствующей в социуме общностью для установления контроля и управления остальными людьми (Чугров, 2022: 93).

Таким образом, реальность теряет всякую объективную основу, возникает множество ее вариаций и идея о том, что любое знание может быть деконструировано с целью выявления того, чьи интересы оно лоббирует.

Кровавые потрясения XX в., шовинизм, национализм и мировые войны поставили под вопрос способность традиционной доминировавшей в тот период этики предотвратить угрозу взаимного истребления социальных групп, народов и наций. По мнению Эриха Нойманна, немецкого писателя и психолога, бежавшего от Холокоста в Тель-Авив, старая этика доказала свою несостоятельность в решении актуальной проблемы нравственности современного человека, соответственно, возникает необходимость в формулировании принципов «новой этики», которая позволит человеку стать более терпимым и открытым (Нойманн, 2008).

Наследники идей К. Поппера, члены Венского кружка, также были вынуждены бежать от нацизма в Европе, и большинство из них осели в США, обосновавшись в кампусах и университетах, тем самым привнеся на благодатную американскую почву ростки логического позитивизма. Наложившись на присущий американскому обществу прагматизм, он и дал толчок развитию так называемой «новой этики» и политической реальности современной Америки и других западноевропейских стран.

Неудивительно, что многие американские социологи и психологи, в том числе Джонатан Хайд и Грег Лукианоф, отмечают, что культура отмены выросла именно в американских университетских кампусах как продолжение «культа безопасности», провозглашавшего нетерпимость и запрет на любые высказывания, которые могли бы расцениваться как форма дискриминации по отношению к тем или иным социальным группам или меньшинствам (Haidt, Lukianoff, 2018). Таким образом, идеи толерантности и либерализма претерпели метаморфозы, приняв агрессивные формы борьбы с любыми мнениями, идущими вразрез с принципами наиболее активных слоев социума (Кожевникова, 2022: 166).

Отчасти то, что новомодные течения дали ростки на американской земле, объясняется самой историей США, ее непродолжительностью и отсутствием укоренившихся аристократических традиций. По мнению некоторых ученых, в том числе Артемия Магуна, это в перспективе может грозить США «тиранией большинства», властью общества над душой и моральной монолитностью1.

Одной из основных книг американской левой молодежи является программная работа Герберта Маркузе «Одномерный человек», написанная им в 1964 г., в которой он подвергает критике капиталистическое общество, построенное на культурном доминировании и консьюмеризме (Маркузе, 2003). По мнению ученого, рабочий класс утратил роль движущей революционной силы, и встать в авангарде изменений в современных условиях должна молодежь, студенчество и массы аутсайдеров (люмпены, национальные и прочие меньшинства), «оставшиеся за бортом демократического процесса» (Маркузе, 2003). Своей работой Г. Маркузе заложил теоретические основы студенческих движений западных стран в 1960-е гг. (Янцен, 2020: 120).

В работе «Репрессивная толерантность» философ формулирует тезис о том, что терпимость в форме согласия с идеями, идущими вразрез с общепринятыми, может и должна быть ограничена (Marcuse, 1971). Из этого вытекает популярное сегодня мнение, что настоящая толерантность состоит в агрессивном неприятии согласия, пускай даже и молчаливого, с любыми непопулярными мнениями. Таким образом, данный феномен из практики принятия и солидарности трансформируется и мутирует в оружие осуждения тех, кто «недостаточно толерантен» и придерживается более консервативных взглядов.

Несмотря на то, что XXI в. начался относительно недавно, он уже ознаменовался бурными изменениями во всех сферах жизни общества. В первую очередь это связано с развитием технологий и распространением Интернета, которые, наложившись на рост политического активизма в XX в., способствовали развитию партисипативности в таких до сих пор элитарных сферах жизни общества, как культура. Как мы помним, именно ее последователи марксизма считали базисом для изменения общественного строя.

Метаморфозы в культурной сфере характеризуются рядом факторов, одним из которых стало то, что новые медиа пришли на замену старым. По словам американского культуролога Генри Дженкинса, медиапотребление превратилось в коллективный процесс, в ходе которого происходит совместное создание смысла. Совокупность диффузных течений в современных медиа и культуре он называет «конвергенцией», то есть трансформацией культуры, вызванной увеличением влияния на нее потребителей, так как распространение и развитие культурных явлений и произведений больше не определяется первоначальным замыслом автора, но зависит от реакции на него всего общества (Дженкинс, 2019).

Развитие партисипативной культуры тесно связано с феноменом коллективного разума. Согласно Пьеру Леви, коллективный интеллект – это «сумма общей информации, принадлежащей в индивидуальном порядке членам сообщества знания, доступная в любое время в ответ на конкретный запрос» (Lеvy, 1994). Коллективный разум важен для смыслового наполнения медиапродукта, так как возможность обратиться в любой момент к фанатским сообществам, форумам и другим открытым источникам, обогащает пользовательский опыт, насыщая его новыми красками, оттенками и смыслами, до которых потребитель был бы не в состоянии дойти самостоятельно. Очевидно, что это оказалось бы невозможно без новых технологий и Интернета, который стирает границы между людьми и кардинально снижает издержки на обмен информацией, позволяя находить единомышленников по всему миру в любое удобное время (Афанасов, 2019: 256).

В современной реальности цифровые технологии охватывают все области человеческой деятельности, непосредственным образом формируя как личную жизнь отдельных людей, так и их коллективную и групповую деятельность. Мануэль Кастельс, современный испанский социолог, исследуя эти процессы, формулирует концепцию сетевого общества, основанного на потоках данных. По его мысли, ключевым экономическим ресурсом сегодня становится информация, и обладание технологиями генерирования, модерации и передачи ее потоков становится одним из главных условий производительности, конкурентоспособности и власти в целом (Кастельс, 2000). Соответственно, новые медиа и социальные сети как место концентрации лидеров мнений становятся эффективным инструментом манипулирования общественным сознанием (Серкина, 2019).

Большинство исследователей сходятся во мнении, что развитие Интернета и социальных сетей стало ключевым фактором в сдвиге парадигмы межличностных коммуникаций. Значительная часть современных примеров «канселинга» отправной точкой имели именно скандалы, вызванные высказываниями или действиями, зафиксированными в социальных сетях. Чаще всего это касается знаменитостей и медийных личностей, имеющих обширную сеть подписчиков и фанатов.

Интернет стал площадкой для новых медиа, гораздо менее подверженных цензуре со стороны авторов и редакторов, но вместе с тем являющихся платформой для распространения таких новых явлений, как кибербуллинг, культура отмены и проч. В связи с этим в рамках изучения феномена культуры отмены важно обратить особое внимание именно на социальные сети, паттерны распространения информации в них и этапы «отмены», присущие именно новым медиа.

Таким образом, проведя ретроспективный анализ, опираясь на принципы историзма и детерминизма, мы видим, что зарождение и развитие феномена отмены не происходило в вакууме, напротив, оно обуславливается многолетней европейской философской традицией.

Данное явление как форма социальной стигматизации в той или иной степени присутствовало всегда, однако в современном его понимании культура отмены отличается тем, что носит не институциональный характер и инициируется не элитой или верхушкой общества, а различными социальными группами, в том числе и маргинальными. Конвергенция культуры и общества позволила им практически приватизировать массовую культуру, и они считают себя вправе как создавать «звезд» и лидеров мнений, так и свергать их с пьедестала общественного внимания. Пока сложно дать однозначную этическую оценку данному феномену, но уже сейчас встречаются случаи незаслуженного, преждевременного и несоразмерного с проступком общественного порицания высказываний или деяний в рамках волны отмен, как это было, например, с Бредом Питтом или Кевином Спейси, чьи репутации были сильно подпорчены обвинениями, которые впоследствии были опровергнуты в суде. Это ставит перед обществом задачу глубокого дальнейшего изучения данной проблематики с целью недопущения злоупотреблений в рамках практики отмены, а также исследования последствий канселинга как для его объекта, так и для субъектов и общества в целом.