Историческое мышление и его специфическое преломление в деятельности гуманитария

В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ГУМАНИТАРИЯ

Термин «историческое мышление», как правило, употребляется узко локально, предполагая особый подход к изучению тех или иных феноменов культуры. Тем не менее интересующее нас понятие оказывается одним из фундаментальных для самых разных научных областей, что обусловлено следующим моментом. Всякое культурное явление функционирует на пересечении прошлого, настоящего и будущего, не только вбирая в себя имеющийся опыт, но и создавая предпосылки для становления нового, отличного от прежнего. При этом нередки случаи, когда в процессе атрибуции и/или интерпретации того или иного явления культуры происходит расширение терминологических границ обозначенного понятия в полном соответствии со специфическими особенностями деятельности ученого-гуманитария. В частности, в сфере изобразительного искусства понятие «историческое мышление» обретает новые смысловые грани, предполагая особый опыт видения эпохи, ориентированный на постижение музыки бытия, вбирающей в себя жизнедеятельность как конкретной личности, так и окружающего эту личность социума, во взаимодействии которых и рождается художественное произведение.

Другими словами, в контексте гуманитарной парадигмы историческое мышление предполагает оперирование не только историческими фактами, связанными с той или иной конкретной датой, но и возможность постигать пульс времени, отраженный в ритмоформулах звучащей ткани столетия. В данном контексте наиболее оптимальным для профессиональной деятельности гуманитария будет понятие историко-культурной направленности мышления (ИКНМ). Его сущностное ядро включает в себя три уровня: предметно-содержательный, субъектно-деятельностный и процессуальный. На страницах диссертационного исследования, посвященного разработке интересующего нас понятия, обозначенные уровни характеризуются следующим образом [1].

• 1.    Предметно-содержательный уровень ИКНМ обеспечивает субъекту осознание того, что и сам предмет, на котором сфокусирована его мыслительная активность, и специфика этого предмета, равно как и область конкретной общественной практики, к которой с полным основанием этот предмет можно отнести, – все это определяет характер схем мыследеятельности [2], обусловливающих результативность аналитики.

• 2.    Субъектно-деятельностный уровень ИКНМ призван фиксировать корреляцию между качеством деятельности и индивидуальными особенностями личности, осуществляющей эту мыслительную деятельность. Речь в данном случае идет о смысловом пространстве субъекта, которое может быть опредмечено посредством слова (поэзия), звука (музыка) или краски (живопись). Поскольку «в зависимости от доминирующего целостного отношения человека к миру сам этот мир словно поворачивается к человеку разными гранями», общая направленность личности «вбирает в себя и модифицирует… самые разнообразные качества человеческой психики» [3, с. 214].

• 3.    Процессуально-временной уровень ИКНМ видится детерминированным самим ходом мыслительного процесса. Причем, согласно позиции психологов, целостный характер мышления опознается в избирательном использовании, преобразовании и развитии прошлых результатов мышления в свете новых задач, когда из всего многообразия прошлого опыта включается лишь то, что соответствует данной стадии актуального мыслительного процесса [5, с. 246].

Специально заметим, что в данном случае одинаково значимыми будут «и такие качества, которые считают “способностями”, но которые сами по себе, вне соответствующей направленности личности таковыми не являются… И такие, которые никто не рассматривает как способности, но которые “внутри” соответствующей направленности личности могут играть громадную роль в создании художественных образов…» [4, с. 215].

Насколько подобный опыт оказывается достижимым?

Для ответа на поставленный вопрос прежде обратим внимание на следующий момент. Как свидетельствуют ученые, «развитие способности осмысливать события и явления действительности на основе исторического анализа, в их уникальности и вместе с тем органической принадлежности к единому потоку исторического движения» [6, с. 73] оказывается насущной задачей для самых разных социальных групп. Другими словами, установка на постижение глубинных пластов бытия, в которых происходит взаимопроникновение прошлого, настоящего и будущего, обеспечивает субъекту целостность его личности, что определяется гармоничным сосуществованием дискретного и континуального, рационального и эмоционального, конечного и бесконечного.

При этом сам факт наличия такой способности, которая подлежит развитию, – ярчайшее доказательство того, что искомый опыт не только достижим, но и имплицитно присутствует в структурах психики каждого социального субъекта. В качестве примера приведем визуальные тексты, авторами которых являются как профессиональные художники, получившие мировую известность, так и никому не известные рисовальщики. Во втором случае речь идет о студентке Кубанского государственного аграрного университета имени И.Т. Трубилина Елизавете Жуковой, которая звучит в унисон с признанными мэтрами [7]. Очевидно, что культурный диалог, который ведут между собой авторы, – это никоим образом не запланированная акция. Актуализация последней была инициирована не столько осознанным усилием со стороны российской студентки, сколько дремлющей в ней способностью, о которой упоминалось ранее.

Думается, что приведенный пример со всей очевидностью позволяет признать, что реализация историко-культурной направленности мышления может способствовать организации сознания молодого поколения россиян, задавая определенный вектор в их личностном становлении. Речь идет в первую очередь об актуализации самосознания наших сограждан. В качестве примера, иллюстрирующего представленную точку зрения, остановимся на двух поэтических образцах. Один из них – фрагмент из поэмы «Полина» – принадлежит Л. Губанову. Другой – студенту Кубанского государственного аграрного университета имени И.Т. Трубилина В. Костянову [8].

Холст 37 на 37.

Такого же размера рамка. Мы умираем не от рака

И не от старости совсем. Когда изжогой мучит дело, Нас тянут краски теплой плотью. Уходим в ночь от жен и денег. На полнолуние полотен. Да, мазать мир! Да, кровью вен! Забыв болезни, сны, обеты! И умирать из века в век На голубых руках мольберта.

***

Втиснувшись в рамки, не помня о боли, Сквозь муки, страданья, по собственной воле, Несем мы свой крест, веря в предназначенье, Творить - наш удел, и отбросим сомненья! Пусть холст ограничен, но суть неизменна, Мы жизнь, будто пьесу, играя, с волненьем, Забыв обо всем, став чужими и лишними, Спешим дотянуться до горнего, вышнего! А если сорвемся - не бейте в набат, Знать, холст оказался для нас маловат, Но то, что успели мы, без сожаленья Оставим на память другим поколеньям! Дышите, дерзайте, любите, живите, И на поединок с судьбой выходите Без страха, не прячась, срывая все маски, Расцветив обыденность яркою краской! Творец - человек, и в руках его - кисти, Порок отвергая и высветлив мысли, Однажды возьмет он высокую ноту, И, крылья, расправив, отдастся полету!

На наш взгляд, очевидно, что и в этом случае культурный диалог, в пространстве которого встретились семнадцатилетние юноши, разделенные временным отрезком почти в шестьдесят лет, может рассматриваться исключительно как результат актуализации историко-культурной направленности мышления.

Другой пример - письменная работа студента Краснодарского государственного института культуры О. Бабарицкого, в которой он размышляет над образом белой вороны в художественном творчестве, аткуализируя в своем эссе историко-культурную направленность мышления как базовую для мыследеятельности гуманитария категорию.

Издревле среди человеческого общества были своего рода изгои - не понятые и не принятые большинством люди, которые, как правило, считались «ненормальными» в силу тех или иных особенностей. Однако, как показала история, именно среди этой социальной прослойки встречались настоящие гении. Разумеется, это не говорит о том, что каждый человек, который не вписывается в общепринятые нормы, достоин звания гения или просто талантливого человека. Тем не менее уже мало у кого вызывает сомнение тот факт, что сама по себе гениальность граничит с психическими расстройствами. Примеров тому великое множество.

Подчеркнем: представленный список можно продолжать до бесконечности, тем более что подобные примеры дают о себе знать во все времена и у всех народов. Знаменательно, что инакомыслие, с одной стороны, вызывало неподдельный интерес у общества, с другой - зача- стую приводило к гонениям, которые не прекращались до тех пор, пока художник-творец не докажет всем, что он не просто чудак. Впрочем, не многим суждено было получить прижизненное признание, что сломало немало судеб. Не от того ли так охотно в искусстве поднимается тема белой вороны и разве не каждый человек искусства в своей жизни испытал давление окружающих, связанное с недопониманием? Возможно, именно потому образ белой вороны нередко воплощает собой образ своего создателя, как это было, например, с Г.-Х. Андерсеном, который запечатлел себя в гадком утенке из одноименной сказки.

Другой пример связан с образом князя Мышкина из романа Ф.М. Достоевского «Идиот», которого автор, по мнению его окружения, во многом писал с самого себя, одновременно воплотив в нем качества, присущие Иисусу Христу. Не случайно в своих черновых записях писатель именовал своего героя «князь Христос». Намеренно противопоставляя князя Мышкина входящему в его окружение большинству, дающий от имени своих персонажей нелицеприятные характеристики князю Достоевский, по сути, выстраивал его образ в полном соответствии с прописанной в Священной книге христиан установкой «будьте, как дети». Соответственно, отвергаемые обществом детская чистота и искренность главного героя, по сути, есть отказ от Христа. Потому, попав в светское общество конца XIX в., полное интриг и человеческих пороков, князь утрачивает почву под ногами. Более того, что бы он ни делал и ни говорил (а его поступки в романе были верхом подлинного благородства), общество не готово принимать его всерьез. На протяжении всего романа он терзается противоречиями, неизбежными для ситуации, когда идеальный человек внезапно оказывается в неидеальном мире.

Неизвестно, считал ли Федор Михайлович, что этот пресловутый идеал выработается когда-либо, но тема романа актуальна и по сегодняшний день. Свидетельство тому – работы Т. Бартона (T. Burton), который исключительно по-своему развивает идеи отечественного классика. Несмотря на то что герои его кинороманов, как правило, излишне карикатурны, главным драматургическим узлом становится узел противоречий, возникающих между одиночкой, который противостоит тотальному большинству.

В частности, фильм Т. Бартона 1990 г. «Эдвард руки-ножницы» имеет явные параллели с романом «Идиот» Достоевского, правда, сходство здесь в большей степени психологическое. Если у Достоевского главный герой преподносится в начале романа отмеченным душевной болезнью, то у Бартона – это созданный руками великого мастера искусственый организм, к тому же незавершенный, отчего вместо кистей рук у него подобие ножниц. Как князь Мышкин провел долгие годы в швейцарской клинике, будучи оторван от общества, так и Эдвард после смерти своего создателя прозябал в мрачном замке, не осмеливаясь выйти за его пределы. Другими словами, в обоих произведениях происходит столкновение изолированно развившейся личности с устоявшимся обществом, которое живет по своим законам, на чем, собственно, и выстраивается конфликт. Причем оба героя предстают, на взгляд большинства, абсолютно инфантильными.

Действие фильма происходит в провинциальном городке США, причем нарочито типичном. Настолько, что возникает впечатление, что все в этом городке, включая людей, за редким исключением, выпущено на заводе с конвейера. Если у Достоевского общество предстает разнородным, но тем не менее морально разложившимся во всех слоях и с большим количеством ярких персонажей, то у Бартона напротив – тихое болото, не способное ни к чему, что выходит за рамки привычной жизненной рутины.

Еще один пример воплощения противоречия, возникающего между подчиняющимся безличным нормам большинством и отстаивающим свое право на собственный выбор одиночкой, – анимация Гарри Бардина «Адажио», созданная в 2000 г. Несмотря на нейтральное с точки зрения затрагиваемой темы название, в центре рассказанной Бардиным истории – белая ворона и уничтожающая ее черная стая, причем многие критики усматривают в образе белой вороны образ самого Спасителя.

На наш взгляд, подобный опыт есть ярчайшее доказательство не только того, что каждый из нас имеет право быть самим собой, даже если кому-то это кажется странным, но и размытости границ самой нормы, которая призвана задавать рамки человеческой личности. В данном контексте становится понятной следующая мысль: единственная норма для каждого из нас – быть человеком вопреки обстоятельствам и тем бесчеловечным законам, которые подчас диктует социум.

Подводя итоги, заметим, что в целом предложенная авторами категория историко-культурной направленности мышления может рассматриваться в качестве методологического ядра и инструментария при постижении современной художественной реальности. При этом функции ИКНМ заключаются в следующем:

• а)    свободное ориентирование в художественно-историческом пространстве, избрание стратегической линии, актуализация методов и мыслительных действий, которые необходимы для понимания художественных творений разных культурно-исторических эпох;

• б)    актуализация интертекстуальных связей, реализуемых на пересечении самых разных видов искусства [9], осуществление рефлексии методологического типа [10];

• в)    всестороннее (целостное) рассмотрение художественного произведения в рамках гармонизирующего диалога как совместного бытия текста и контекста [11];

• г)    панорамное видение исторического процесса в контексте динамики целостной культурной суперсистемы с привлечением системно организованной информации из различных ее областей, что способствует формированию широкой гуманитарной и художественной эрудиции [12].

Ссылки:

• 1.    Выбыванец Э.В. Визуализация музыкального пространства в современном искусстве: методологический аспект : дис. … канд. искусствоведения. Новосибирск, 2017. 246 с.

• 2.    Щедровицкий Г.П. Схема мыследеятельности – системно-структурное строение, смысл и содержание // Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995. С. 281–298.

• 3.    Психология музыкальной деятельности. Теория и практика / Э.Б. Абдуллин [и др.] ; под ред. Г.М. Цыпина. М., 2003. 368 с.

• 4.    Там же. С. 215.

• 5.    Брушлинский А.В. Психология субъекта / отв. ред. В.В. Знаков. СПб., 2003. 272 с.

• 6.    Цит. по: Вяземский Е.Е., Стрелова О.Ю. Теория и методика преподавания истории : учеб. пособие. М., 2003. 384 с.

• 7.    Волкова П.С. Диалог в пространстве бытия // Aspectus. 2017. № 4. С. 123–126.

• 8.    Костянов В. Поэтическая страница // Там же. 2016. № 1.

• 9.   Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика : пер. с фр. / сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. М., 1989. 616 с.

• 10.  Богин Г.И. Субстанциальная сторона понимания текста : учеб. пособие. Тверь, 1993. 37 с.

• 11. Бахтин М.М. Проблема материала, содержания и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М.М.

• 12.    Реализацию историко-культурной направленности мышления в процессе анализа кинотекста см. в: Волкова П.С., Выбыванец Э.В. «Лунный Пьеро» О. Херрманна: опыт реинтерпретации // Южнороссийский музыкальный альманах. 2015. № 4. С. 45–50.

Работы 1920-х гг. Киев, 1994. С. 257–318.