Изменение функций музея в постиндустриальном обществе

бескомпромиссно новую его роль как «субъекта» рыночных отношений, актора «культурных индустрий».

Необходимо заметить, что сами основоположники понятия и содержания «культурных индустрий» философы Франкфуртской школы М. Хоркхаймер и Т. Адорно в работе «Диалектика просвещения» еще в 1947 г. вкладывали в это понятие негативное значение, «индустрию культуры» они описывали как «область производства стандартизированных товаров в сфере искусства, потребителем которых выступают массы» (Horkheimer, Adorno, 2017).

«Начиная со второй половины XX в., четко обозначилась тенденция отхода музея от обслуживания предметной области знания в сторону развития коммуникативных функций», – пишет Э. Смирнова и объясняет это реальными запросами общества, в том числе направленными на удовлетворение актуальных времени потребностей (Смирнова, 2014). Например, внедрение в XX в. экскурсионного метода в массовое образование «способствовало формированию устойчивого представления об образовательной миссии как одной из главных в деятельности музея» (Смирнова, 2014). И даже больше – «можно сказать, что это был определенный шаг в будущем отказе музея от приоритетного обслуживания науки» (Смирнова, 2014). Активное продвижение демонстрационно-развлекательной составляющей деятельности современных музеев объясняется развитием технологий коммуникаций и является продуктом музейной социологии, объективной данностью, обуславливающей возникновение «музейного менеджмента» (Смирнова, 2014).

С.З. Семерник, с позиций историзма и системного подхода охарактеризовав «экономоцентричное общество», отметил при этом, что «в результате все чаще многие процессы, феномены, связи, формирующие пространство жизни как отдельной личности, так и общества в целом не рассматриваются больше в своем аутентичном статусе». <..> «Они обретают статус рыночного товара, несмотря на то, что они таковыми не являются и в принципе не смогут являться никогда, поскольку не имеют ни одного признака продукта, подлежащего обмену <…> Если принять в качестве базового критерия оценки значимости социальных и культурных феноменов такие параметры, как «рыночная рентабельность», «количество прибыли», «чистый доход», то в разряд неэффективных автоматически попадают <..> фундаментальная наука, не дающая быстрой прибыльности, теоретические и гуманитарные знания, не выражающиеся в прямых коммерческих практиках, высокое искусство, сориентированное на подготовленного, а не на массового потребителя (в силу чего коммерческий спрос на него невысок)» (Семерник, 2014).

К аналогичным выводам приходят и другие исследователи мировоззренческих характеристик постиндустриальной эпохи1 (Бузгалин, 2011).

Например, анализируя тенденции коммерциализации сферы науки, российский экономист А.В. Бузгалин говорит «о развертывании в рамках позднего капитализма новых общественных отношений и процессов, не вписывающихся в его “классику” и описывающих его теорий. Эти отношения по своему содержанию капиталом не являются, они лишь создают симулякры капитала, превращенные формы базовых социальных и посткапиталистических отношений» (Бузгалин, 2011).

К приведенным примерам добавим как также нерентабельный в параметрах современного «экономоцентризма» вид человеческой деятельности производство, а также сохранение знания.

Представляется, что мы наблюдаем попытку интеллектуального сообщества вписаться в агрессивный «экономоцентризм», одновременно подменяя проблему производства и сохранения знания проблемами производства и сохранения информации или данных. Здесь уместно привести известную цитату А.С. Пушкина из его стиха «Разговор книгопродавца с поэтом»: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать» ² .

Проблемам феномена знания и его отличительным признакам, дифференцирующим его от информации и данных, посвящено значительное количество работ, начиная с выводов Д. Белла в теории превращения «индустриального общества», «общества модерна» в «постиндустриальное общество» – эпоху «экономики знания», где знания выступают как самостоятельный элемент производственных сил (Белл, 2004).

О соотношении содержаний категорий «знание», «информация», «данные» с общенаучных и отраслевых позиций психологии, педагогики, лингвистики, информатики и т. д. свидетельствуют некоторые теоретические и практические исследования (Палицын, 2018).

Конкретизируя объектное поле рассмотрения проблемы, отметим, что авторы большинства исследований в выводах с несущественными допущениями сходятся в том, что «знания являются продуктом трансформации субъектом получаемой информации, который придает ей смысл и значение» (Костромина, Гнедых, 2015).

В созвучной коннотации звучат выводы философа, теоретика науки, культуролога, социолога М.К. Петрова о том, что знания – это «сокращенная путем обобщения и типизации и свернутая для целей передачи новым поколениям запись видов социально необходимой деятельности» (Петров, 2004: 30).

Не отвлекаясь на многоаспектность и мультидисциплинарность эпистемологических оснований исследований проблем феномена знания, отметим, что для данной статьи важно, какое место в общественных отношениях и практиках, применяемых к проблемам знания, занимает музей именно как социальный институт, а отнюдь не только как учреждение и элемент инфраструктуры.

В этом отношении интересны работы Э. Хупер-Гринхилл, которая в исторической ретроспективе рассмотрела трансформацию функций музея, установив, что такие организации «активно участвуют в формировании знания (минимум) последние 600 лет» (Hooper-Greenhill, 1992: 191).

Исследования и аналитические работы ученых, так или иначе соприкасающихся с социальным институтом музея, свидетельствуют, что «на музеи воздействуют глобальные вызовы современности», связанные с «экономоцентризмом» как с доминирующим мировоззрением и превалирующими социальными, управленческими практиками постиндустриальной эпохи, так и с избыточным доверием к информационным технологиям, вульгаризирующим знание (Решетников, 2015).

Международным и отечественным научным, экспертным сообществом музеи, как и архивы, библиотеки, профильные общественные объединения, отнесены к институту сохранения культурного и природного наследия, знания о нем. Вместе с тем нельзя согласиться с небрежной поспешностью, с которой в некоторых исследованиях эти институты (и музей в том числе) включены в число «информационных» структур, наряду со средствами массовой информации (СМИ) (Мазур, 2021: 100).

В заочном сопоставлении мнений о том, какая их функция должна превалировать в постиндустриальном институте наследия – функция коллекционирования и производства знания или собирательства и публичного представления информации, скрываются, очевидно, проблемы теоретических уточнений в области так называемых сегодня «опекаемых благ». «Производство “истины” или “знания” – это процесс, который, как можно обнаружить, протекает постоянно, а отбор, ограничение и организация материальных благ являются лишь способами этого производства» (HooperGreenhill, 1992), а также критериями оценки полезности и практических рекомендаций изменений организационно-экономических условий деятельности музеев (впрочем, и всех институтов, производящих мериторные – опекаемые – блага.

Как социальный и экономический феномен данные блага многоаспектно рассмотрены в работах А.Я. Рубинштейна, который предложил теорию, объектом которой в основном является гуманитарный сектор экономики (Рубинштейн, 2011).

В работах А. Рубинштейна (Рубинштейн, 2012; 2017), С. Горушкиной1 об учреждениях культуры и исполнительских искусствах), Т. Шульгиной – об экономике учреждений театра2, И.В. Абан-киной, Т.В. Абанкиной, П.В. Деркачева об экономике учреждений образования (Абанкина и др., 2014), Э.В. Смирновой (Смирнова, 2014) и Е.Г. Саркисовой (Саркисова, 2023) о функциональной трансформации музея) и ряде других трудов на основе теории опекаемых благ исследованы проблемы трансформации учреждений соответствующих гуманитарных сфер в развитии постиндустриальной экономики.

Однако даже в тех случаях, когда авторы аннотируют рассмотрение проблем с институционального ракурса, в большинстве случаев анализ и практические рекомендации касаются функционирования учреждений гуманитарной сферы, производящих те самые опекаемые, или мери-торные, блага)3.

Собственно, в этой подмене объекта исследований мы усматриваем одну из главных проблем, с которыми столкнулся институт музея и его инфраструктура, – попытки экономических и организационно-деятельностных трансформаций, вызванные необходимостью адаптации к современной постиндустриальной социально-экономической конструкции общества.

Знаковой работой на теоретическом поле исследований социального конструкта общества является труд Э. Гидденса «Устроение общества. Очерк теории структурации» (Гидденс, 2003). Исследователь отмечает, что «социальные системы как воспроизводимые социальные практики обладают не “структурами”, но “структуральными свойствами”, а структура как образец социальных отношений, существующий в определенное время и в определенном пространстве, проявляется посредством подобных практик и как память фиксирует направление поведения компетентных субъектов деятельности» и далее – «структура состоит из правил и ресурсов, способствующих производству/воспроизводству социальных институтов» (Гидденс, 2003).

Большинство ученых в исследовании социальных институтов расходятся в методологических позициях, но интегрируются в ключевом, на наш взгляд, выводе, что структура социального института в основе своей имеет права и правила, статусы и роли и только в этом контексте – инфраструктуру социального института в форме организации/учреждения или совокупности организаций, воплощающих функцию института в социальное благо (или – дисфункции института, кстати). Тогда организации реализуют в практике какое-либо стихийное нормативно неурегулированное или даже противоправное действие (Гатиятуллин, 2011).

Один из родоначальников теорий институциональной структуры общества Д. Норт писал: «Институты – это правила, механизмы, обеспечивающие их выполнение, и нормы поведения, которые структурируют повторяющиеся взаимодействия между людьми» (Норт, 1989).

Вот с этих высоких теоретических позиций рассмотрим, о каких социальных благах в случае музея идет речь, и попробуем установить, в каких элементах структура и функции социального института музея перестали на современном этапе постиндустриального развития соответствовать производству этих благ.

Многократно и однозначно в теории и прикладных исследованиях установлено, что музей есть институт культуры и его родовыми функциями являются «исследование, собирание, сохранение, интерпретация и демонстрация материального и нематериального наследия. <.> Они работают и общаются этично, профессионально и с участием сообществ, предлагая разнообразный опыт для образования, удовольствия, размышлений и обмена знаниями» (в трактовке ICOM1), или – «хранения, изучения и публичного представления музейных предметов и коллекций … для осуществления культурных, образовательных и научных функций некоммерческого характера» (в трактовке законодательства РФ2).

Не вызывает сомнения, что во всех признанных обществом формулировках предназначения музея речь идет о предоставлении обществу сохраненного знания. Исполнение этой задачи включает механизмы целенаправленного собирательства, хранения и изучения и демонстрации (или публичного представления) музейных предметов и коллекций. Теперь важно рассмотреть, какие знания представляет публике музей.

Типизацию видов знания с позиций их социальной полезности в свое время предложил Ф. Махлуп в книге «Производство и распространение знаний в США» (Махлуп, 1966):

• 1.    Практические знания, которые пригодны для использования в работе, решениях и действиях и могут быть подразделены в соответствии с видами человеческой деятельности на: а) профессиональные; б) предпринимательские; в) знания навыков физического труда; г) знания в области ведения домашнего хозяйства; д) иные практически применяемые типы знания.

• 2.    Интеллектуальные знания, удовлетворяющие любознательность человека и считающиеся составной частью либерального образования, гуманистического и научного обучения, общей культуры и приобретающиеся, как правило, в результате активного сосредоточения усилий на оценке существующих проблем и ценностей.

• 3.    Бесполезные и развлекательные знания, вызванные к жизни неинтеллектуальной любознательностью или желанием получить легкое развлечение или эмоциональный стимул, включающие местные слухи о происшествиях, в том числе криминальных, легкие романы и рассказы, шутки, игры и т. п., приобретающиеся, как правило, в результате пассивного отдыха после занятий «серьёзными» делами и подходящие для удовлетворения эмоциональных потребностей человека.

• 4.    Духовные знания, имеющие отношение к религиозному пониманию Бога и путей спасения души.

• 5.    Нежелательные знания, находящиеся вне сферы интересов человека, обычно приобретаемые случайно и сохраняемые бесцельно.

Можно достаточно уверенно допустить, что в предложенной Ф. Махлупом типизации социальный институт музея точно не нагружен производством общественного блага в форме знаний пятого типа, и в каких-то случаях, возникая, они будут воплощать даже его дисфункцию.

В основе «целенаправленного собирательства» или коллекционирования, «лежит познание, удовлетворение определенных интересов», оно «предполагает выявление, сбор, изучение, систематизацию материалов»1. Музейные предметы при этом характеризуются «репрезентативностью, информативностью, познаваемостью и способностью оказывать эмоциональное воздействие» (Мастеница, Шляхтина, 2015). Мало того, по мнению И. Неуступни, чешского археолога, теоретика и практика музейного дела, коллекционирование «должно в первую очередь служить нынешним и будущим интересам исследовательской работы» (Neustupny, 1968).

Палитра особенностей и проблем, связанных с музейным коллекционированием, в том числе в контексте тенденций коммерциализации культуры на современном этапе постиндустриальных трансформаций в общественном устройстве аргументированно представлена в работе П.В. Менша «Коллекционирование» (Менш, 2014). Исследователем подчеркивается, что формирование музейной коллекции – это не ответственность только лишь одного учреждения. Проблемы планирования собирательства, ведения реестров (в том числе – государственных) национально-значимых музейных предметов, правоприменения авторского права и контроль со стороны государства, общественных организаций ответственности музея за сохранность предметов и коллекций и, наконец, экономической поддержки со стороны государства, меценатов-спонсоров, общественных организаций, содействующих музею, входят в ролевые функции иных субъектов и даже социальных институтов, но находящихся в одном правовом поле и в социальной коммуникации с музеем-учреждением в соответствующей иерархии статусов; очевидно, эти субъекты и нормы составляют единое тело социального института музея как непосредственно, так и через систему общественных связей.

Все вышесказанное касательно структуры социального института музея вполне применимо и к механизмам хранения, изучения и публичного представления музейных предметов и коллекций как соответствующих функциям, но не только музея-учреждения, а всей структуры социального института. Например, создавая Кунсткамеру, Петр I Указом предписал «приносить родившихся уродов и найденные необыкновенные вещи к губернаторам и комендантам…»2. При этом за предоставление необычных предметов предписывалось вознаграждение, а за сокрытие найденного – десятикратный штраф3. Соответствующие нормативные акты об охране ценностей действуют и сейчас4. Конечно, в исторической ретроспективе, в разных национальных культурах и научных школах конкретная форма, степень и мера участия государства, организаций гражданского общества, частных лиц (меценатов, добровольцев, лидеров общественного мнения), формирующих элементы социального института музея в его становлении и развитии, всегда разная и конкретная. От целенаправленности и осмысленности их участия зависит, будет ли музей-учреждение воплощать функцию производства социального блага или «уйдет» в дисфункцию производства (в нашем контексте) знаний, наносящих ущерб обществу.

Например, с позиций современного «экономизма» («экономоцентризма») модно и широко принято в профессиональной литературе обсуждать степень только экономического участия государства (всех уровней публичной власти) в формировании и поддержке развития музейного дела. Пренебрегая исследованиями условий взаимодействия и организационно-правовых статусов субъектов – элементов социального института музея в его структурной взаимосвязи, большинство авторов в угоду «экономоцентричности» сводят свою аналитику к проблемам типа «что нужно изменить в музее-учреждении, чтобы повысить его рентабельность», или, наоборот, пытаются всесторонне доказать, что музей-учреждение в принципе не производит товаров и не оказывает услуг и нуждается в постоянной и возрастающей экономической заботе государства.

Сторонники первого подхода активно обсуждают и навязывают музею многочисленные дополнительные функции, как уже отмечалось выше, обосновывая их необходимость в музее теориями коммуникаций, информатизацией, музейной социологией (исследованиями посетителя и его предпочтений) и др.

О результате такого подхода, широко представленного в современных социальных практиках западных культур, говорит известная работа Е. Хупер-Гринхилл: «По мере того как магазины получают места в галереях, музейные экспонаты возвращаются на хранение, а их место занимают предметы для продажи. Предметы для разглядывания заменяются предметами для покупки. Посетители музея, которые смотрели и учились, становятся потребителями» (HooperGreenhill, 1992: 202).

«Современный универсальный музей – это тот, где могут быть удовлетворены все разнообразные потребности посетителей: музей с хорошо выставленными и оживленными коллекциями, с магазином, в котором можно приобрести желаемые и хорошо упакованные предметы, с несколькими заведениями, где можно перекусить по вкусу и карману, территория для отдыха, где есть место для ухода за детьми и для игр» (Hooper-Greenhill, 1992: 202).

Современный испанский историк М. Аморос пишет: «Культура больше не служит цели самосовершенствования и не является социальным лифтом, ее назначение – развлечь и убить время»1.

Именно в этот момент нашего анализа попробуем вернуться к типологии знания по Д. Махлупу. Представляется, что, подменяя институт музея учреждением (организацией), в современной науке споры идут вокруг допустимости для музея участия в производстве и публичном представлении знания третьего типа, причем ради публичности, инклюзивности и в конечном счете ради прибыльности как субъекта рыночной экономики. Именно знания третьего типа на свободном рынке обладают наивысшей сиюминутной рентабельностью.

Конечно, если в рекреациях любых учреждений – субъектах-элементах социальных институтов, призванных производить знания и вести образовательно-воспитательную и просветительскую работу, проводить свадьбы и вечеринки2, их публичная привлекательность и прибыльность хозяйственного функционирования быстро возрастет.

Однако под сомнением в этом случае оказывается выполнение институтами своих функций по сохранению и производству знания и донесения его до потребителя.

Поддержка или критика тенденций в трансформации института музея на современном этапе экономических и социокультурных изменений общественного устройства не входит в задачи данной статьи. Нас интересует целенаправленность участия в таких трансформациях всех элементов социального института музея и в конечном счете – попытка спроектировать необходимые действия субъектов-элементов института музея для наиболее эффективного исполнения последним своей роли «базы знания», принципиальной для современной эпохи «экономики знания».

Важным элементом института музея является правовое поле, в котором он живет и действует. В этом контексте примечательными являются работы Е.Э. Чуковской (2021), показавшей ретроспективу нормативных изменений государственной культурной политики за последние 30– 40 лет. «На 2021 год изменения в Основы законодательства о культуре3 вносились 25 раз» (Чуковская, 2021), появился специальный закон (отраслевой) о музейном деле4.

Действующая сегодня нормативная правовая база говорит о проблеме функций музея-учреждения и услугах музейных учреждений следующее. «Целями создания музеев в Российской Федерации являются: осуществление просветительной, научно-исследовательской и образовательной деятельности; хранение музейных предметов и музейных коллекций; выявление и собирание музейных предметов и музейных коллекций; изучение музейных предметов и музейных коллекций; публикация музейных предметов и музейных коллекций. … Создание музеев в Российской Федерации для иных целей не допускается»5. Из этого следует, что наделение музеев иным функционалом, например, развлекательно-рекреационным, торговым и т. п. должно преследоваться по закону.

Экспертное сообщество в лице, например, С.Н. Горушкиной, объясняет этот казус тем, что «государственная культурная политика строится на административном понимании стратегий раз-вития»1. С юридической точки зрения проникновение в документооборот органов публичной власти России термина «услуги музея» может быть объяснено необходимостью бюджетного планирования и контроля, в том числе ведения закупок соответствующих услуг («услуг и работ» – в терминологии тендерного законодательства).

Примечательным также является факт, что государство нормативно закрепляет важные аспекты развития иных элементов института музея. Например, специальным законом урегулирована практика учета и хранения музейных предметов государственного значения, утвержден механизм включения и изъятия предметов музейных коллекций из государственного реестра. Постановлением Правительства России установлен порядок изменения статуса музея-учреждения с негосударственного на федеральный2. Органы государства и публичной власти в регионах регулярно обновляют нормативную базу взаимодействия субъектов в рамках института музея, начиная от разработки ГОСТов3 и заканчивая программами поддержки4.

Таким образом, тенденция деятельности органов публичной власти в сфере регулирования элементов института музея не противоречит правовому полю, ни в каких нормативных документах и практиках не содержит предписания на расширение функций института музея, в том числе за счет развлекательных и аналогичных функций, но вызывает конфликт с научным, экспертным сообществом и лидерами общественных профильных организаций, поскольку привнесение в социальное взаимодействие участников терминов, понятий и процедур из коммерческой сферы провоцирует конкретные лица на теоретические оправдания и освоение торговых направлений деятельности.

На протяжении многих столетий эстетически-развлекательная функция музейных коллекций подразумевалась, существовала и регулировалась, скорее, правилами и традициями, нежели нормативными предписаниями. Впервые в публичных документах о функциях музея она возникла лишь к концу XX в. Так, в Уставе Международного совета музеев первично отмечалось: «Обязанностью музеев является комплектование, сохранение и популяризация коллекций. Благодаря этому музеи вносят вклад в дело защиты природного, культурного и научного наследия человечества. Музейные коллекции являются существенной частью общественного достояния, обладают особым юридическим статусом и охраняются международным законодательством». И только позднее появилось дополнение: «Музей – это действующая на постоянной основе некоммерческая организация, которая служит обществу, заботится об общественном развитии, является открытой для публики и с целью познания, обучения и развлечения собирает, хранит, изучает, демонстрирует и популяризирует материальное и нематериальное наследие человечества и среды его обитания»5.

Именно с этого этапа – конца XX в. – этапа «современного капитализма», характеризующегося неустойчивостью, усилением монополизма и агрессивным «экономизмом» (Канарш, 2021), началось особое давление на институты культуры и социальной сферы с целью их коммерциализации.

В реальной социальной практике эксперты-музееведы, например, Д.А. Равикович (1987), с учетом современных тенденций постиндустриального развития дополняют деятельность музея-учреждения функцией организации свободного времени, видя в этом социальный заказ со стороны общества. Таким образом, создается теоретическая основа для включения в арсенал музейных средств новых форм деятельности, ранее не свойственных музею, но способных значительно расширить его аудиторию.

И, наверное, для некоторых видов музеев такие функциональные дополнения могут быть органичны по форме и полезны даже по содержанию. Например, ландшафтные комплексы, некоторые виды собраний изобразительных или исполнительских искусств.

С другой стороны, ничто не мешает музею как учреждению и как элементу музея-института вступать в коммуникацию и сотрудничество с учреждениями-элементами других, более профильных институтов – развлекательно-досуговых и т. п.

Здесь всего лишь требуется точная артикуляция ролей и функций, а также, безусловно, осмысленная поддержка, регулирование и контроль со стороны «зонтичного» института государства и профильных общественных организаций – институтов гражданского общества. И такая социальная практика уже есть – в России: органы публичной власти, следуя правовым нормам, закупают услуги музеев в виде работ по организации временных выставок и т. п., не требуя от музеев коммерческих трансформаций. В других странах и культурах неопределенность мировоззренческих позиций предоставляет разнообразную практику.

П.В. Менш отмечал, что «результатом этой неопределенности, связанной с более широким или более узким пониманием термина «музей», стало появление таких новых терминов, как протомузей или премузей, а также постмузей или же, с одной стороны, тотальный музей, а с другой – антимузей1.

В 1975 г. аккредитационная схема Американской ассоциации музеев была расширена таким образом, чтобы ее можно было распространять на институты, не использующие «материальные объекты, обладающие внутренней ценностью». Было заявлено, что такие институты, как планетарии, центры науки и техники, а также художественные центры по своим социальным целям совпадают с музеями. В соответствии с той же самой логикой в 1982 г. был предложен термин “парамузей”».

Столь обширное цитирование здесь, по нашему мнению, оправдано необходимостью показать, сколь важно и ответственно участие всех элементов социального института в соответствии с их статусами и ролевыми функциями.

Если кратко, то наука должна выработать приемлемую кодификацию признаков музея-учреждения и его сущностных отличий от института музея, производящего необходимое социальное благо, органы публичной власти, ответственные за патронирование музейного дела, – не ограничиваться статистикой и совместно с профильными общественными союзами выстраивать систему правового поля и правоприменения, правил и принципов, эффективно влияющих на развитие института в целом и выполнение им своих социальных функций.

Например, внимательного исследователя не должно обманывать то, что на уровне конкретной практики музеи всех стран активно втягиваются в сферу развития культурного туризма и рекреационно-оформительской деятельности, развлекательных мероприятий как коммерческого инструмента экономического роста, модернизации и увеличения привлекательности инфраструктуры городов для туристического бизнеса.

Для социальных институтов характерна активная коммуникация и даже взаимопроникновение в форме сотрудничества2. Институт музея не является исключением: его контакты с институтами досугово-развлекательной сферы, туризма, развития жизнедеятельности городов и территорий отнюдь не требуют менять роли, статус, функции, но определяют ожидание регулятивных действий от института более высокого уровня (в данном случае – государственной публичной власти).

Реагируя на естественный цивилизационный процесс повышения роли общественных сил в гуманитарном, политическом и экономическом развитии государства, власть, защищая системные ценности на определенных этапах, усиливала свою регулятивную функцию в отношении целей, задач и инструментов развития музеев.

В мире вообще и в России в частности значительно возросла роль экспертного сообщества и негосударственных организаций в управлении музейным делом: действует международный Союз музеев (ICOM), ЮНЭСКО, функционируют национальные союзы, проводятся общественные музейные форумы и другое.

Общественные институты в лице профильных организаций, таких как Союз музеев России, Союз частных музеев и коллекционеров, Ассоциация частных и народных музеев России, Институт наследия и ряд других структур активно участвуют совместно с органами государства в формировании среды развития музеев России, инициации, разработке, экспертном и публичном обсуждении таких документов, как Стратегия развития деятельности музеев в России до 2030 г.3,

Концепция проекта Федерального закона «О культуре»1, Концепция развития музейного дела в Российской Федерации2 и других.

Вместе с тем в повестке рассмотрения общественными организациями проблем трансформации музея в привязке к постиндустриальным трансформациям современной социальной и экономической практики продолжают оставаться без должного внимания вопросы развития музеев с сохранением их базовых функций. Например, упомянутая Стратегия развития деятельности музеев до 2030 г. на самом деле посвящена «целям, принципам, основным направлениям и задачам в сфере государственной поддержки деятельности музеев»3. Вне ее содержания остались вопросы защиты музейной деятельности от избыточной коммерциализации, участия частного бизнеса и общественности в целевой поддержке музеев, вопросы производства знания в музее и ряд других, актуальных на ближайшем горизонте развития.

Представляется, что, как и почти 200 лет назад, в период формирования музея как социального института основой для его сохранения как «базы знания», а вовсе не только института популяризации истории или артефактов изобретательского искусства и развлечения публики в окружении этих артефактов, могут снова выступить университетские музеи.

На 2023 г. в базе данных Международного комитета университетских музеев и коллекций Международного совета музеев (UMAC ICOM) было зарегистрировано 3 943 университетских музеев и коллекций в мире. Больше всего их в Европе – 2 240 (158 – в России). Предметный перечень включает под сотню тем – от биологии и геофизики до социальных исследований и урбанизма.

В вузах и научных организациях, подведомственных Минобрнауки России, работают 247 музеев различной юридической формы, в которых хранятся свыше 3,3 млн предметов, включенных в состав Музейного фонда Российской Федерации4. Однако многие из подобных организаций являются структурными единицами университета и не учитываются органами статистики и Минкульта. Например, такая судьба у одного из старейших университетских музеев России – Зоологического музея Московского государственного университета. Вместе с тем образованный в 1791 г., по объему научных фондов он входит в число 10 самых крупных аналогичных собраний мира.

Исторически первые музеи создавались и развивались при университетах как центрах знания. Многие из них формировались как узкоспециализированные: физические, географические, геологические, зоологические, медицинские и прочие. Именно они в сочетании с развитием университетов как центров образования и науки должны были бы на современном этапе выделиться в особый подвид такого социального института, как музей, осуществляющий кроме или в меньшей степени услуг развлечения – функцию сохранения и преумножения знания.

Уже говорилось, что это влечет особое отношение общества к исполнению этой музейной функции, предусматривает государственную и общественную поддержку, в том числе законодательную, финансовую, организационную, в тех случаях, когда музейная работа по собирательству, хранению, учету, изучению достижений человечества не переводится в разряд коммерческого товара или платной услуги.

Теорией институтов и социальной исторической практикой вполне легитимирован процесс не только изменения, но и разделения общественных институтов, а в каких-то случаях даже их исчезновение. «…Традиционные институты могут распасться на серии более или менее специализированных институтов»5.

Учитывая многофакторность объективных запросов общества к институту музея и разнообразность профильности базовых коллекций (видов музеев), возможно, что разделение ролевой и инфраструктурной частей института музея будет оправданным решением. Одним из вариантов управленческой стратегии по достижению такого результата развития музеев могло было быть выделение в законодательстве и практике развития музейного дела по принципу основного назначения музея данного вида. Например, имеет смысл выделить в особую категорию университетские музеи, которые сегодня даже в крупных вузах не имеют государственного статуса, организационной и финансовой поддержки и своей научно-исследовательской и образовательной деятельности. Так, музеи как собрания ценностей (архитектурно-археологических даров, драгоценных предметов старины, особо известных произведений изобразительного искусства и т. п.) по количеству, масштабу выставляемых объектов, популярности для эстетически-развлекательных услуг публике существенно превосходят музеи сфер естествознания, техники, технологий и др. Однако последние виды музеев и музейных коллекций едва ли не важнее и значительнее для государственной политики в области повышения образования общества и внедрения (а может быть, освоения) экономики знания, без которой прогресс современного общества невозможен.

В постиндустриальную эпоху, эпоху экономики знания государство должно особым образом беспокоиться о своей «базе знания», одним из существенных элементов которой является музей.

Обществам и государствам еще только предстоит выработать оптимальный подход к музейному делу и эффективный запрос к институту музея для реализации его социальной функции.