Изучение неолита центрального, Северо-Восточного и Северного Казахстана в 60-80-е годы прошлого столетия

В 1962 г. геологами Центрально-Казахстанского геологического управления было открыто несколько стоянок различных эпох в Карагандинской области. Материалы некоторых из них были опубликованы М.Н.Клапчуком. Он впервые в Центральном Казахстане стационарно исследовал две стоянки — Караганда 15 и Зеленая Балка 4.

На стоянке Караганда 15 М.Н.Клапчук выявил шесть культур-горизонтов, а стоянка Зеленая Балка 4 была, по его наблюдениям, однослойным памятником [1. С. 216; 2. С. 108—110; 3. С. 153—155]. Анализируя материалы стоянок, исследователь предложил периодизацию и абсолютную хронологию для центрально-казахстанского неолита. Основой для выводов послужили споро-пыльцовые данные, полученные для VI, IV—II слоев стоянки Караганда 15. Шестой слой первоначально был датирован началом III тыс. до н.э., а позднее его дата была удревнена до конца IV тыс. до н.э. [1. С. 215; 2. С. 118; 3. С. 153—154]. Основанием для такой датировки послужили данные споро-пыльцоваго анализа, показавшие «…абсолютное преобладание ксефитов, характерное для атлантического климата» [1. С. 215]. По мнению М.Н.Клапчука, во время существования VI слоя в Центральном Казахстане преобладал аридный климат [3. С. 153]. Материалы VI слоя характеризовали первый этап неолита.

Второй этап неолита характеризовали материалы V—III слоев, датированные III тыс. до н.э. Их возраст обосновывался наличием в IV—III культурных слоях пыльцовых комплексов, характерных для перехода от атлантического к суббореальному климату [1. С. 216, 217]. Спо-ро-пыльцовые данные для V слоя получены не были, а IV горизонт сформировался в период увлажнения климата. Аккумуляция III культурного горизонта происходила также во время значительного увлажнения климата — «…голоценового климатического оптимума», по определению М.Н.Клапчука [3. С. 154—155].

Третий этап характеризовали материалы стоянки Зеленая Балка 4, датированной по «некоторым аналогам» (без их конкретизации) с инвентарем поселения Усть-Нарым [1. С. 217].

Анализ кремневого инвентаря был проведен М.Н.Клапчуком в самой общей форме: был определен характер индустрии неолита Центрального Казахстана, которая, по наблюдениям ученого, являлась отщеповой [3. С. 159]. Полемизируя с А.А.Формозовым, связывавшим в начале своей научной деятельности отщеповые комплексы с лесными культурами, М.Н.Клапчук утверждал, что отщеповые комплексы «скорее всего характерны для степи». Ввиду того, что отщеповые (по М.Н.Клапчуку) неолитические комплексы были распространены в районе Казахского мелкосопочника, исследователь предложил назвать эту культурную провинцию «мелкосопочниковой». Выделение значительной части Казахстана в особую культурную провинцию, ранее включенную А.А.Формозовым в «микролитическую культурную зону» (далее — МКЗ), очевидно, требовало, по меньшей мере, поставить под сомнение существование последней, т.к. сосуществование на одной и той же территории в одно и то же время двух разнохарактерных технических традиций — пластинчатой и отщеповой — выглядело несколько нелогично. «Оригинальные» черты кремневой индустрии центральноказахстанского неолита ученый объяснял климатической обстановкой в регионе во время мезолита и неолита, которая была, по мнению М.Н.Клапчука, чрезвычайно неблагоприятной. Данное обстоятельство препятствовало проникновению в пределы Казахского мелкосопоч-ника новых человеческих групп, носителей микролитической индустрии, автохтонное же верхнепалеолитическое население приспособилось к местным трудным условиям, развивая и в неолите «…старые традиции изготовления орудий» [3. С. 160].

В действительности тезис об отщеповом характере кремневой индустрии неолита Центрального Казахстана не имел под собой фактической подоплеки. Соотношение типов заготовок на стоянках Караганда 15 и Зеленая Балка 4 (без учета отщепов без вторичной обработки) выглядит следующим образом: Караганда 15, слой VI — около 61% пластин и орудий из них; в слое V — около 74%; в IV слое — более 58%; в III слое — около 73%; во втором слое — около 72%. В материалах стоянки Зеленая Балка 4 пластины и изделия из них составляют почти 73% [1. С. 216]. Не менее показательны в плане соотношения первичной заготовки материалы из района хребта Жаман-Айбат, опубликованные М.Н.Клапчуком. Местонахождение Жаман 2 дало 54% пластин и изделий из них, а Жаман-Айбат 2 — 94% [4. С. 238— 239].

Периодизация и хронология центрально-казахстанского неолита, а также сделанные М.Н.Клапчуком стратиграфические наблюдения на стоянке Караганда 15, нашли довольно неадекватный отклик среди исследователей неолита Казахстана и Южного Урала. По мнению Л.А.Чалой, инвентарь стоянки составлял единый комплекс с центром в третьем слое, давшем больше всего находок [5. С. 302]. Материалы стоянки Караганда 15 были синхронизированы Л.А.Чалой с инвентарем стоянки Пеньки 2 и датированы по аналогии с последней III тыс. до н.э. [5. Табл. 58]. С точки зрения В.Ф.Зайберта, стоянка Караганда 15 — многослойный памятник, но «…легенда образования слоя, а следовательно, периодизация неолита Центрального Казахстана, типологическая характеристика… подлежат переосмыслению» [6. С. 118— 119]. Однако характер этого переосмысления В.Ф.Зайбертом не предлагался.

Более конструктивно к периодизации слоев стоянки Караганда 15 подошел Г.Н.Матюшин. Он обратился к тем же данным споро-пыльцового анализа. В связи с тем, что в споро-пыльцовых спектрах образцов из IV—III слоев, как и в VI слое, преобладают маревые, Г.Н.Матюшин сделал вывод, что аккумуляция слоев VI—IV приходится на время перехода от бореального климата к атлантическому. Отсутствие керамики и наличие низких симметричных трапеций в отмеченных слоях говорило, наряду с предложенной интерпретацией данных споро-пыльцового анализа, о мезолитическом возрасте материалов слоев VI—IV стоянки Караганда 15 [7. С. 151]. Слои III—II стоянки, содержавшие незначительное количество керамики, были отнесены Г.Н.Матюшиным к неолиту, а в целом инвентарь центральноказахстанских стоянок был синхронизирован с материалами позднемезолитических стоянок Южного Урала Якты-Куль, Долгий ельник и комплексами дарьясайского типа Средней Азии [7. С. 151—152]. Г.Н.Матюшиным были отмечены и особенности пропорций трапеций со стоянок Центрального Казахстана. У мелких симметричных трапеций, по его наблюдениям, высота либо превышала длину, либо соответствовала ей и иногда была больше высоты трапеции [7. С. 152]. Но наши промеры прорисованных трапеций показали несколько иную картину. Трапеция из VI слоя — 2:1 [1. С. 215. Рис. 3, 12], из III слоя — 1,1:1 и 1,5:1 [1. С. 215. Рис. 3, 27, 28] соответственно. Отношение длины к ширине трапеции со стоянки Зеленая Балка 4 — 1,8:1 [1. С. 216. Рис. 4, 12].

Приведенные показатели позволяют синхронизировать материалы стоянки Караганда 15 с V слоем пещеры Джебел, содержавшем как низкие, так и высокие мелкие симметричные трапеции [8. С. 194]. С учетом того факта, что в нижележащем VI слое стоянки Караганда 15 имеется низкая симметричная трапеция и аналогичные трапеции встречены во втором слое, более обоснованной представляется точка зрения Л.А.Чалой, считавшей инвентарный комплекс стоянки единым. Узкую датировку инвентаря стоянки может подтверждать и тот факт, что в слое Vа Джебела, помимо симметричных, встречены и асимметричные трапеции, а в слое IV — кельтеминарские наконечники. Оба этих типа изделий отсутствуют в материалах стоянки Караганда 15. Этим же временем по наличию симметричных трапеций можно было датировать и материалы стоянки Зеленая Балка 4.

Значительное место в неолитоведении Казахстана занимают работы Л.А.Чалой. Они осветили материалы огромной части Казахстана — Центрального и Северо-Восточного. Анализируя кремневый инвентарь стоянок региона, она сделала вывод о неоднородности выделенной в конце 50-х годов А.А.Формозовым МКЗ [9. С. 192—195]. Неоднородность МКЗ, по мнению Л.А.Чалой, заключалась в том, что на ее территории существовало несколько локальных ареалов с присущей каждому из них в отдельности технической традицией [10. С. 86; 11. С. 4—5].

Концепция культурно-технических традиций локальных ареалов неолита Казахстана практически в готовом виде появилась в одной из первых работ Л.А.Чалой — «О культуре микролитов эпохи неолита в бассейне реки Каратургай». Первоначально было выделено три региона, каждому из которых соответствовал определенный тип индустрии. Индустрия Северного Приаралья характеризовалась орудиями на пластинах, Северного Прибалхашья — исключительно на мелких отщепах, а стоянки бассейна р. Кара-Тургай давали индустрию смешанного типа [9. С. 194—195]. Выделение трех регионов эпохи неолита на территории Казахстана с разными культурно-техническими традициями было в целом делом опробованным, и абсолютную аналогию выводам Л.А.Чалой можно указать в ранних работах А.А.Формозова, посвященных публикации материалов стоянок Западного Казахстана, а в дальнейшем в его работе «К вопросу о происхождении андроновской культуры» [12. С. 10—15]. Эволюция взглядов А.А.Формозова по проблеме технологического содержания неолита в конечном итоге привела к концепции МКЗ. Объединяющим первичным технологическим признаком микролитической культурной зоны была микролитическая техника, доминировавшая в производстве орудий. Первоначально выделенные А.А.Формозовым культуры — Приаральская, Южноуральская и Семипалатинская — охватывали практически те же районы, что и культурные ареалы, выделенные Л.А.Чалой с идентичными технологическими критериями.

Позднее варианты МКЗ, выделенные Л.А.Чалой, с точки зрения их технологического единства, были пересмотрены. Кроме того, были выделены в рамках вариантов культурные ареалы. В новой трактовке варианты индустрии, базировавшиеся на мелких пластинах и мелких отще-пах, занимали территорию Северо-Восточного Казахстана, где, соответственно, намечались два ареала — железинский и усть-нарымский. Вариант МКЗ со смешанным, отщепово-пластинча-тым характером кремневой индустрии занимал территорию Центрального Казахстана, где также было выделено два ареала — карагандинский и каратургайский [11. С. 21—22].

Большую роль в изменении технологических критериев вариантов МКЗ и для выделения культурных ареалов сыграли материалы раскопанных стоянок Пеньки в Павлодарской области и Иман-Бурлук в Кокчетавской.

На стоянке Пеньки планиграфически было выделено три участка: северный, средний и южный. Анализ материала позволил Л.А.Чалой определить северный участок как стоянку неолитического времени, получившую название «стоянка Пеньки I», а средний участок — как стоянку, относящуюся ко времени позднего неолита (к энеолиту) и названную «Пеньки 2» [13. С. 163—164].

В инвентаре стоянки Пеньки I пластины составляли около 66% изделий. Показателен и типологический состав орудийного комплекса стоянки, представленный пластинами с притупленной спинкой, пластинами со скошенным концом, симметричными, в том числе рогатыми трапециями и другими характерными в своей совокупности для неолита типами. Столь устойчивый набор архаичных элементов заставил Л.А.Чалую обратиться за аналогиями к материалам пещеры Джебел, к четвертому слою в частности. Однако наличие в материалах стоянки двусторонне обработанных наконечников стрел, ножей с двусторонней краевой ретушью и некоторых других типов орудий, по мнению Л.А.Чалой, позволяло более уверенно синхронизировать инвентарь стоянки Пеньки I с материалами III слоя Джебела, датированного III тыс. до н.э. [13. С. 169]. При этом не был учтен очевидный факт: возможность перемещения материала, т.к. стоянка была в основном разрушена. Исходная посылка о непереотло-женности материала, заданная в самом начале, оказывала давление на конечные выводы. Немаловажную роль в данном случае, по мнению В.Ф.Зайберта, сыграло отсутствие критериев выделения «чистого» комплекса [6. С. 117]. Как нам представляется, такое утверждение не совсем верно. Большую роль играл обобщенный подход к типологическим сопоставлениям. Например, Л.А.Чалая синхронизировала материалы стоянки Пеньки I с инвентарем стоянки Кават 7. Главной опорой при синхронизации послужило наличие большого количества скребков в инвентаре обеих стоянок, соответственно 560 и 148 экземпляров. Помимо того, что скребки сами по себе не являются хронолого-показательными типами орудий, доля их в инвентаре двух стоянок была неодинакова: Кават 7 — приблизительно 15%, Пеньки I — приблизительно 25%. (Подсчеты сделаны нами). [13. С. 171; 14. С. 100—101].

В.Ф.Зайбертом в свое время было высказано предположение о более древнем возрасте материалов стоянки Пеньки I, но развернутой аргументации при этом, к сожалению, дано не было [6. С. 146]. Мы попытаемся восполнить этот пробел, не нарушая исторического фона.

Отсутствие в материалах стоянки Пеньки I кельтеминарских наконечников, представленных в неолитических коллекциях Восточного Казахстана (Усть-Нарым) и Зауралья, могло говорить о большей древности стоянки, чем материалы IV слоя пещеры Джебел, где эти наконечники залегали совместно с симметричными трапециями [8. С. 194; 15. С. 169; 16. С. 41— 53]. Большая серия трапеций в материалах стоянки Пеньки I, в том числе рогатых и со слегка выраженной асимметрией, позволяла проводить параллель не только со слоем V, но и со слоем Vа пещеры Джебел. На более раннюю дату, чем III тыс. до н.э., указывал характер ретуши некоторых трапеций стоянки. Они были ретушированы способом, более характерным для мезолитических и ранненеолитических комплексов Южного Зауралья — одна боковая грань трапеции обработана со спинки, вторая — с брюшка [13. С. 167. Рис. 4, 4, 6, 14; 17. С. 133. Рис. 1, 1, 2; 18. С. 88. Рис. 1, 24].

Анализируя керамический материал стоянки Пеньки, Л.А.Чалая сделала вывод о преемственности форм и орнамента посуды, в связи с чем ею была предложена схема развития орнаментации. Господствовавшие в орнаментации керамики на раннем этапе волнистые и прямые линии постепенно превращались в зигзагообразную, последняя, пересекаясь с прямой, образовывала «висячие» треугольники. На позднем этапе, при дальнейшем развитии геометризма в орнаментации, начинало доминировать зональное членение орнамента, в отличие от сплошного на раннем этапе. Генезис форм сосудов проходил по схеме от остро-круглодонных к плоскодонным [11. С. 155—156].

Схемы развития форм и орнаментации керамики, предложенные Л.А.Чалой, были достаточно широко распространены среди исследователей неолита и энеолита Урала, Сибири и Средней Азии. Постепенное усложнение орнаментальных композиций связывалось обычно с общим поступательным развитием керамического производства, а появление плоскодонной посуды — с процессом оседания подвижных охотников, рыболовов и собирателей, что, в свою очередь, обуславливалось внедрением в производство металла и становлением производящей экономики. С точки зрения логики, данная тенденция, при общей скудости керамического материала, была закономерной, как закономерной была и критика приведенной умозрительной схемы, предпринятая В.Ф.Зайбертом. «…Керамика, — писал он, — …не отражает повсеместно строгую динамику изменения форм и орнаментации. Неся в определенной степени этническую нагрузку, керамика довольно точно отражает ареал того или иного этноса, но в решении вопросов периодизации и хронологии использование только керамики уже недостаточно». По мнению В.Ф.Зайберта, керамика в степной части Казахстана на протяжении всего неолита не только малочисленна, «…но и довольно однообразна, консервативна» [6. С. 117, 146].

Вывод В.Ф.Зайберта о консерватизме орнаментации керамики, как, впрочем, и вывод о том, что «…керамика не отражает повсеместно строгую динамику изменения форм и орнаментации», базировался прежде всего на скудости керамического материала, на отсутствии целых форм сосудов, благодаря которым можно было бы представить картину ее развития. Вплоть до начала 80-х годов исключение составляло погребение у с. Железинка в Павлодарской области, инвентарь которого был представлен тремя целыми невыразительными сосудами [19. С. 35—36, 57], в то время как керамика поселений дораннебронзового времени, в том числе знакомая В.Ф.Зайберту по материалам памятников Северного Казахстана, была, используя его же выражение, «…малочисленна, невыразительна и фрагментарна» [6. С. 153; 20. С. 11].

Наиболее показательную информацию в плане соотношения во времени индустрии пластины и индустрии отщепа дали раскопки стоянки Иман-Бурлук. Изучение стоянки, расположенной на левом берегу одноименной реки — на правом притоке р. Ишим, началось в 1970 г. На основании анализа стратиграфии и планиграфии стоянки было выделено два разновременных культурных комплекса, ранний из которых получил название «стоянка Иман-Бурлук I», а поздний — «Иман-Бурлук 2». Материалы стоянки Иман-Бурлук I были приурочены к слою красной глины. Перекрывающий его слой светлой супеси содержал находки, составившие комплекс Иман-Бурлук 2 [21. С. 189—190].

Инвентарь стоянки Иман-Бурлук I отличался ярко выраженным пластинчатым характером индустрии — пластины составляли приблизительно 85% всех изделий из кремня. (подсчеты сделаны нами). Показателен и типологический состав коллекции, включавший пластины с прямо обработанным концом, угловые резцы, пластины с выемками, листовидный черешковый наконечник подсвидерского типа, концевые скребки [21. С. 190, 193. Рис. 3, 1—8]. Керамика стоянки была представлена мелкими неорнаментированными фрагментами. Весь комплекс Иман-Бурлук I, без привлечения аналогий, был датирован серединой III тыс. до н.э. Кремневый инвентарь стоянки Иман-Бурлук 2 был изготовлен преимущественно на отщепах. Были отмечены отличия и в исходной сырьевой базе для изготовления кремневых орудий: Иман-Бурлук I — в основном кремнистые, Иман-Бурлук 2 — яшмовидные породы [21. С. 190—192, 201]. Принципиальные отличия в технологии, по мнению Л.А.Чалой, нельзя было объяснить только хронологической разницей. Отмечая отсутствие преемственности в инвентаре стоянок Иман-Бурлук 1 и 2, она высказала предположение, что данная тенденция была отражением сложных исторических процессов, протекавших на этой территории в неолитическое время.

Таким образом, стоянки Пеньки и Иман-Бурлук, расположенные на достаточно большом удалении друг от друга, демонстрировали одну и ту же закономерность в развитии кремневой индустрии.

Вывод о смешанном, отщепово-пластинчатом, характере индустрии неолита Центрального Казахстана базировался на материалах стоянок Караганда 15, Зеленая Балка 4, стоянок бассейна р. Кара-Тургай и Северного Прибалхашья. Не более достоверны сведения об отщепо-вом характере индустрии прибалхашских стоянок, т.к. данный вывод делался не на основе анализа характера индустрии каждого местонахождения в отдельности, а по совокупности инвентаря всех стоянок. Например, инвентарь местонахождения 7 был представлен пятнадцатью изделиями из пластин и девятью из отщепов. Местонахождение № 21 дало 12 и 4 изделия соответственно на пластинах и на отщепах [5. Табл. 7].

Несмотря на отмеченные недостатки, наблюдения, сделанные Л.А.Чалой, сыграли положительную роль в разработке проблемы соотношения во времени индустрии пластины и индустрии отщепа. Вновь, после В.Ф.Петруня, эту попытку, но на более широком материале, предпринял в конце 70-х годов В.Н.Логвин. Анализируя материалы стоянок Кустанайской области, ранее опубликованные А.А.Формозовым и А.Я.Брюсовым, а также полученные в результате исследований Кустанайской археологической экспедицией, он сделал вывод о разновременности пластинчатой и отщеповой индустрии, связав первую с неолитом, а вторую с энеолитом [22. С. 54—55]. Позднее В.Н.Логвин стал связывать индустрию отщепа только с поздним этапом энеолита.

Первые самые общие сведения о памятниках каменного века Северного Казахстана были получены археологической экспедицией Института истории, археологии и этнографии АН Каз.ССР им.Ч.Ч.Валиханова в 1954—1955 гг. [23. С. 14—15, 22] Однако систематическое их изучение началось в 1966 году Северо-Казахстанской археологической экспедицией [24. С. 512—513; 25. С. 533]. За более чем десятилетний период было открыто и исследовано раскопками большое количество памятников эпохи неолита [26. С. 89].

Значительная часть памятников была сконцентрирована на относительно компактных территориях, в связи с чем эти скопления памятников получили название микрорайонов. Было выделено три микрорайона: явленский, занимавший территорию Петропавловского При-ишимья, виноградовский — долину реки Чаглинка, и тельманский — район Атбасарского Приишимья. Два из этих микрорайонов — тельманский и явленский — дали название двум локальным вариантам атбасарской неолитической культуры [20. С. 7, 14].

В рамках атбасарской культуры В.Ф.Зайбертом было выделено три периода неолита — ранний, средний и поздний [20. С. 10—11]. Кремневая индустрия раннего неолита характеризовалась подпризматическими коническими нуклеусами, боковыми и угловыми резцами, симметричными высокими и низкими трапециями, в том числе рогатыми (выемки последних оформлены в верхней части в основном ретушью с брюшка) и трапециями со струганой спинкой, пластинами с торцовыми выемками, развертками, наконечниками стрел на пластинах, скребками концевыми и на отщепах, двусторонне обработанными наконечниками дротиков [6. С. 43—44, 46, 108; 20. С. 10—11].

Средний период атбасарской культуры характеризовали нуклеусы, в целом близкие ранненеолитическим. Изменились пропорции заготовок: «…они стали более вытянутыми». Набор орудий в это время значительно обедняется. Изготавливаются орудия как на пластинах, так и на отщепах. Наиболее характерные типы орудий в кремневых комплексах стоянок, отнесенных к среднему неолиту, — двусторонне обработанные наконечники стрел листовидной или иволистой формы, скребла, ножи. Изредка встречаются наконечники стрел на пластинах, мелкие высокие трапеции, пластины с притупленной спинкой [6. С. 47, 108—109; 20. С. 11].

На позднем этапе неолита, по наблюдениям В.Ф.Зайберта, практически не использовалась пластинчатая техника. В инвентаре стоянок этого периода преобладали скребки на отщепах, различных размеров ножи, наконечники стрел с намечающимся черешком и со свисавшими шипами [20. С. 12].

Всесторонняя характеристика керамики атбасарской культуры, при всей ее «невыразительности и фрагментарности», была дана для раннего и позднего этапов. На раннем этапе, по представлению В.Ф.Зайберта, посуда была остродонной, тонкостенной, со слабым обжигом, с примесью в глине дресвы, крупного песка или растительных остатков. Украшалась керамика оттисками «шагающей гребенки» ямочными вдавлениями, волнистыми прочерчен- ными и накольчатыми линиями.

Керамика позднего неолита, по всем параметрам, согласно наблюдениям В.Ф.Зайберта, была идентична посуде раннего неолита. Видимо, этот факт и позволял исследователю сделать вывод о том, что «…керамика не отражает повсеместно строгую динамику изменения форм и орнаментации» [6. С. 117; 20. С. 11, 12].

Хронологические рамки атбасарской культуры были определены в пределах от V до начала II тыс. до н.э. При этом ранний неолит занимал V—IV тыс. до н.э., средний был датирован концом IV — началом III тыс. до н.э., а поздний — второй половиной III — началом II тыс. до н.э. [6. С. 127]. Кроме того, поздний неолит одновременно ассоциировался с энеолитом, его гипотетически предполагалось выделить в особую, кенеткульскую культуру [20. С. 15].

Аналогии, предложенные В.Ф.Зайбертом для атбасарской культуры, были довольно широкие и отличались чрезвычайно обобщенным характером. Хронологическая и культурная близость ранненеолитических материалов Северного Казахстана отмечалась в инвентаре нижнего слоя (без точного указания, какого именно) стоянки Караганда 15. Основанием для синхронизации послужили трапеции, в том числе и «рогатые», боковые резцы, наконечники стрел на пластинах, керамика [6. С. 150—151].

Л.А.Чалой было высказано предположение о том, что инвентарь стоянки Караганда 15 представляет собой единый комплекс. Кроме того, синхронизируя ранненеолитические материалы Северного Казахстана с нижними слоями стоянки Караганда 15, В.Ф.Зайберту необходимо было учесть мнение Г.Н.Матюшина, датировавшего VI—IV слои стоянки мезолитическим временем [7. С. 151]. Конечно, это мнение отнюдь не бесспорно, и именно поэтому требовалось его учесть и каким-то образом привести систему доказательств для обоснования своей позиции.

Близость керамики, отмеченная В.Ф.Зайбертом, была скорее символичной, чем реальной, ввиду ее фрагментарности и плохой сохранности как на стоянках Северного Казахстана, так и на стоянке Караганда 15 [3. С. 159; 6. С. 157].

В поисках аналогий В.Ф.Зайберт обращался и к среднеазиатским материалам. По его мнению, близки материалам атбасарской культуры (не конкретизируя, какого ее этапа) были материалы стоянок Учащи 131 и Бешбулак 15, давшие серии «рогатых» трапеций [27. С. 32— 33; 28. С. 45—47]. Наиболее близкими ранненеолитическим комплексам атбасарской культуры были материалы стоянок Оюклинской группы в Юго-Восточном Прикаспии. С точки зрения В.Ф.Зайберта, факт близости материалов стоянок указанного района и ранненеолитических комплексов Северного Казахстана объяснить было довольно сложно [6. С. 151].

Условный характер сопоставлений был обусловлен, по словам В.Ф.Зайберта, слабой изученностью сопредельных регионов [6. С. 158]. Видимо, поэтому он предложил датировать ранний неолит Северного Казахстана V—IV тыс. до н.э. Нам представляется, что можно было учесть и иные, косвенные, мнения. Дело в том, что стоянки дарьясайской группы Среднеазиатского междуречья, содержавшие большие серии «рогатых» трапеций, отнесенные А.В.Виноградовым к раннему неолиту, датировались им временем пятого и шестого слоев пещеры Джебел в относительной хронологии и VI—V тыс. до н.э. в абсолютной [29. С. 220]. Поздний этап неолита Северного Казахстана был синхронизирован с самарской культурой Поволжья, датированной И.Б.Васильевым началом III тыс. до н.э. [30. С. 166].

Отмеченные несоответствия позволяют усомниться в предложенной В.Ф.Зайбертом хронологии неолита Северного Казахстана. В свете представлений о характере кремневой индустрии неолита можно высказать сомнение относительно «чистоты» кремневых коллекций, характеризующих средний этап неолита региона. В Средней Азии пластинчатая индустрия доминирует на протяжении всего неолита [31. С. 70, 78, 105], и, очевидно, не было оснований не принимать во внимание эти данные.

В этой связи мысль В.Ф.Зайберта о соотношении во времени явленского и тельманского вариантов атбасарской культуры, о доминировании на раннем этапе культуры тельманского, а на позднем — явленского варианта, очевидно, следует признать лишь пожеланием, мало соответствующим действительности. Отмеченное явление, скорее всего, являлось результатом неравномерности и слабости изученности территории микрорайонов и неолита Казахстанского Приишимья в целом.

В 1978 г. в Кустанайском Притоболье были открыты первые памятники новой неолитической культуры. Характеристика культуры, получившей название маханджарской, была впервые дана на конференции в Оренбурге в 1980 г. [32. С. 17]. Основное отличие маханджарской культуры состояло в оригинальности керамики, отличавшейся по всем параметрам от известных керамических комплексов сопредельных территорий. Остродонные тонкостенные сосуды с довольно резко отогнутой наружу шейкой и слегка загнутой верхней частью внутрь орнаментировались преимущественно гребенчатым штампом, но встречались также и волнистые прочерченные линии.

Наиболее близкие аналогии форме сосудов отмечались в керамике сурско-днепровской культуры Украины и в меньшей степени — в керамике слоев Vа — IV Джебела. Кремневая индустрия маханджарской культуры имела ярко выраженный пластинчатый характер. На эталонном памятнике культуры — стоянке Соленое Озеро 2 — орудия из пластин составляли 81,4% всего производственного инвентаря. Инвентарный комплекс культуры характеризовали достаточно показательные типы орудий, такие как трапеции, симметричные и асимметричные, параллелограммы, треугольники, скошенные острия, резцы угловые, пластины с притупленным краем, одиночные шлифованные орудия и другие менее показательные изделия [33. С. 150—153, 156; 34. С. 12; 35. С. 55].

Позднее В.Н.Логвин синхронизировал маханджарские материалы с инвентарными комплексами дарьясайского типа Среднеазиатского междуречья и с материалами стоянок ЮгоВосточного Прикаспия Оюклы 1, 4. Основанием для синхронизации послужили наличие в материалах стоянок дарьясайского типа параллелограммов, симметричных трапеции, и близость профилировки верхних частей сосудов указанных комплексов с керамикой маханджар-ской культуры. Наиболее близкими и даже однокультурными материалами маханджарской культуры, по мнению В.Н.Логвина, были материалы стоянки Жабай-Покровка I в Казахстанском Приишимье. Основанием для такого заключения послужила чрезвычайная близость керамики [34. С. 12—14]. На основании отмеченных параллелей абсолютная хронология ма-ханджарских памятников была определена в пределах от рубежа VII—VI до начала IV тыс. до н.э. «без определения точного положения их в указанном хронологическом отрезке» [33. С. 155—156; 35. С. 55—56].

Затронутый В.Н.Логвиным вопрос о культурной принадлежности материалов стоянки Жа-бай-Покровка I — единственного памятника в Казахстанском Приишимье, давшего более или менее крупные фрагменты сосудов, — не мог разрешаться столь однозначно. Включение стоянки Жабай-Покровка I в маханджарскую культуру, по нашему мнению, преждевременно, т.к. оснований для такого заключения было далеко недостаточно. Во-первых, утверждение о большой близости керамики маханджарской культуры и посуды со стоянки Жабай-Покровка I несколько некорректно, т.к. целые сосуды сравниваются с фрагментами, пусть даже верхних частей, стоянки Жабай-Покровка I. По этому признаку, приняв во внимание только шейки сосудов, маханджарская керамика оказывается чрезвычайно близкой керамическим комплексам стоянки Учаши 131 и керамике космолинской группы стоянок, что отмечал и В.Н.Логвин [34. С. 13]. По-видимому, культурная близость должна быть установлена по комплексу признаков, включающих детальный анализ массового керамического и кремневого инвентаря. Если керамика маханджарской культуры достаточно хорошо представлена в коллекциях, то этого нельзя сказать о неолитической керамике Казахстанского Приишимья в целом. Апелляция В.Н.Логвина к близости первичных технологических признаков (пластинчатость кремневых коллекций) явно недостаточна. Во-вторых, открытие на рубеже 70—80-х годов культур эпохи энеолита — терсекской и ботайской в Притоболье и Приишимье соответственно, культурное своеобразие которых признавал В.Н.Логвин [36. С. 72], — уже предполагает их формирование на базе безусловно родственных, но в целом самостоятельных неолитических культур.

В заключение необходимо отметить существенные изменения, происшедшие в представлении о технологическом содержании неолита. Представление о мозаичности, чересполосном бытовании в эпоху неолита двух типов индустрии — отщеповой и пластинчатой (Л.А.Чалая) — сменилось представлением о смене индустрии пластины индустрией отщепа. Разногласия касались лишь времени наступления изменений в характере используемой для изготовления орудий первичной заготовки. По В.Ф.Зайберту, смена индустрии началась в среднем неолите; по В.Н.Логвину, индустрия пластины доминировала на протяжении всего неолита.

В значительной мере генезис отмеченных воззрений стал возможен благодаря материалам памятников, исследованных раскопками, а также благодаря использованию методов статистического анализа материала. В указанный период усилился интерес и к первичной классификации и систематизации материала.