Экономическая реформа А.Н. Косыгина: ретроспективный взгляд

Общество. Среда. Развитие № 3’2025

Бесспорным фактом является то, что экономическая реформа 1965 г., инициированная главой Советского правительства Алексеем Николаевичем Косыгиным, являлась одной из значительных в ХХ веке, оказавшей серьёзное влияние не только на развитие экономики, но и страны в целом. Её замысел заключался в том, чтобы через создание стимулов для производственной деятельности предприятий, придать динамизм плановой экономической системе и повысить конкурентоспособность советской экономики.

Эта реформа началась не спонтанно и не мгновенно. Вопрос о путях совершенствования развития советской экономики, – как отмечал А.Н. Косыгин, – возник ещё в 1962 г. [18, с. 259–260], а затем развернулась всесоюзная экономическая дискуссия, которая продолжалась в течении двух лет [19]. Начало ей положила статья профессора Е.Г. Либермана, опубликованная в центральной партийной газете КПСС [21, с. 3]. Автор предлагал сделать важнейшими показателями предприятия прибыль, рентабельность, создать на предприятиях поощрительные фонды для стимулирования коллектива, упорядочить систему ценообразования [22, с. 3].

В ходе дискуссии центральным стал вопрос о путях развития советской экономики. Критике подвергались недостатки территориальной системы управления, главным образом такие, которые связаны с местничеством, сдерживавшие проведение единой технической политики в рамках отрасли и т.д. Серьёзное внимание в ходе этой дискуссии было обращено на такие вопросы, как роль материального стимулирования, совершенствование ценообразования, значение прибыли в социалистической экономике.

Большую дискуссию вызвала статья академика В.С. Немчинова «Социалистическое хозяйствование и планирование производства», в которой он выдвинул идею хозрасчётной системы планирования. Автор предлагал составлять план не сверху, а снизу, от предприятия. «Основное и главное, – писал он, – состоит в том, чтобы механизм планирования сомкнуть с системой хозяйственного расчёта и с общественными фондами предприятия» [31]. Академик В.А. Трапезников особый акцент делал на роли прибыли в социалистической экономике: «Прибыль может служить наряду с некоторыми количественными и качественными показателями мерилом деятельности предприятия... отвечает интересам народного хозяйства и каждого коллектива» [51, с. 3].

Новая экономическая реформа объективно вызревала в рамках ещё совнархоз-ной системы. В 1962 г. в городе Львове было создано первое отраслевое производственное объединение. В том же году по инициативе Ленинградского обкома и совнархоза ЦК КПСС и Совет Министров РСФСР приняли решение о создании в экономическом районе 9 отраслевых объединений [10, с. 202]. Опыт работы производственных объединений ленинградского совнархоза получил широкое распространение, и к началу 1965 года их насчитывалось уже около 500, объединявших почти 2000 заводов и фабрик [12, с. 8].

Всё это говорило о том, что отраслевой принцип управления пробивал себе дорогу уже в рамках совнархозовской системы.

После смещения Н.С. Хрущёва в октябре 1964 г., реальная работа над будущей реформой проводилась под руководством нового главы правительства А.Н. Косыгина, создавшего для этого, – как вспоминает председатель Госплана СССР Н.К. Байбаков, – специальную команду, в которую были включены представители различных ведомств и учёные экономисты [5, с. 102]. Накануне перехода к реформе было признано, что основными недостатками сложившейся хозяйственной системы являются слабое развитие инициативы предприятий, формальный характер хозрасчёта, низкая эффективность системы материального поощрения и недостаточное использование экономических рычагов и методов планирования [5, с. 102].

Л.И. Брежнев, возглавивший КПСС в октябре 1964 года, также был сторонником реформ. Он внёс значительный вклад в подготовку мартовского пленума ЦК КПСС 1965 года, на котором выступил с докладом о необходимости серьёзных преобразований в сельском хозяйстве. Этот пленум положил начало новой постхрущевской аграрной политике. Именно Брежнев и Косыгин стали инициаторами новых реформ.

Проблемам экономической реформы был посвящён сентябрьский пленум 1965 года. На нём с основным докладом «Об улучшении управления и усилении экономического стимулирования промышленных предприятий» выступил А.Н. Косыгин.

Пленум признал необходимым восстановить отраслевую систему управления и провести более глубокую реформу, затрагивавшую методы ведения хозяйственной деятельности.

В новой экономической реформе не предусматривалось механическое возвращение к старой, существовавшей до совнархозовской реформы 1957 года, отраслевой системе управления. В докладе подчёркивалось: «...не восстановление досовнар-хозной системы министерств, а сочетание централизации руководства с расширением оперативно-хозяйственной самостоятельности предприятий». Д.М. Гвишиани обратил внимание на то, что «исследователи реформы недостаточно отмечали её важную, если не главную черту – она была сознательно направлена на решительную децентрализацию управления» [11].

Расширение оперативно-хозяйственной деятельности предприятий выражалось в существенном сокращении централизованно спускаемых плановых показателей с 30 до 9. Главным показателем работы предприятий и отраслей вместо объёма валовой продукции становился объём реализованной продукции, который, по мнению Косыгина, должен был поставить производство в непосредственную зависимость от потребителя. Это заставило бы предприятия выпускать не любую продукцию, а только необходимую конкретным потребителям.

Чтобы повысить гибкость и эффективность хозяйствования, «косыгинская реформа» предусматривала введение элементов рыночной экономики. Ключевым словом реформы стал «хозрасчёт». Отношения с плановыми органами предприятия должны были строиться на основе показателя «прибыли». Теперь значение этой категории в новых условиях возрастало. Чтобы точно знать, какой прирост её получен на каждый рубль затраченных средств, решено было ввести новый показатель – «рентабельность», исчисляемый как отношение прибыли к сумме основ-

Общество

ных фондов и оборотных средств. Была введена также плата за производственные фонды, тем самым повышалась заинтересованность предприятий в их рациональ- ном использовании.

Общество. Среда. Развитие № 3’2025

Существенно повышалась роль прибыли в экономическом стимулировании. Та её часть, которая оставалась в распоряжении предприятий, ставилась в прямую зависимость от улучшения результатов их хозяйственно-финансовой деятельности. За счёт прибыли и других собственных ресурсов создавались три фонда: 1) материального поощрения рабочих и служащих (премии, в том числе премия по итогам года, которую вскоре стали называть 13-й заработной платой); 2) социально-культурных мероприятий и жилищного строительства; 3) развития производства.

Предприятия получили право влиять на номенклатуру и ассортимент продукции, инвестировать в производство собственные средства, производить и реализовывать сверхплановую продукцию, регулировать численность работников, определять формы и размеры его материального поощрения и т.д.

Таким образом, провозглашённая реформа сильно расширила самостоятельность предприятия как производителя в системе управления экономикой, а вместе с этим власть и самостоятельность руководителей предприятий.

Расширение хозяйственной самостоятельности директорского корпуса мотивировалось стремлением заинтересовать их в ускорении темпов развития производства, повышении качества продукции и обновлении её ассортимента.

Решения пленума нашли конкретизацию в принятых важных постановлениях [35; 33; 36].

Реализация реформы началась уже в последнем квартале 1965 г. В этом же году был осуществлён переход от совнархозов к отраслевому принципу управления. Было создано 11 общесоюзных и 17 союзно-республиканских министерств [16, с. 201]. Позднее, опыт перехода к министерствам получил положительную оценку. На декабрьском пленуме (1969 г.) ЦК КПСС Л.И. Брежнев говорил: «Мы их восстановили, так как без чёткого руководства отраслями нельзя хорошо руководить экономикой» [41, л. 43]. В 1975 г. промышленных министерств насчитывалось уже 35 [16, с. 235].

Перевод же предприятий на новую систему хозяйствования начался в первом квартале 1966 г. [32]. На новые условия были переведены 43 предприятия 17 от- раслей промышленности в 20 городах страны. Больше половины из них составляли машиностроительные заводы [20, с. 133].

Однако в руководстве страны были определённые опасения относительно последствий принимаемой реформы. Подобные настроения в Политбюро ЦК КПСС выражал Н.В. Подгорный, получивший в 1965 г. пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. Он говорил: «На какой черт нам эта реформа? Мы что, плохо развиваемся, что ли?» [5, с. 103]. Скептическое отношение к реформе некоторых членов Политбюро объяснялось не только их консервативностью, но и тем, что достаточно сильно на них давил «хрущёвский синдром», боязнь, что реформы и нового руководства могут закончиться волюнтаризмом.

Некоторые местные партийные руководители также проявляли определённую насторожённость в отношении объявленной реформы. Историк В.И. Мерцалов отмечает, что партийные комитеты в Восточной Сибири, не были противниками совнархозов [26, с. 207]. Первый секретарь Красноярского крайкома КПСС А.А. Ко-карев на сентябрьском пленуме 1965 г., на котором принимали решение о ликвидации совнархозов и переходе к новой экономической реформе, говорил о крупных достижениях Красноярского совнархоза [26, с. 207].

Процесс перехода предприятий промышленности занял достаточно большой период, всю восьмую пятилетку (1966– 1970 гг.). В последнем году пятилетки по новой системе работало 83% предприятий, выпускавших 93% суммарного объёма промышленной продукции и получивших 95% прибыли промышленности [34, с. 1]. По «старому» в 1970 г. работали лишь 8 тыс. предприятий, которые, как правило были небольшими заводами и фабриками, где трудились 9% рабочих и служащих, и производили 7% промышленной продукции. Таким образом, к концу пятилетки процесс перехода промышленности на новые методы хозяйствования был завершён.

Реализация этой реформы на определённый период дала положительные результаты. Это видно по итогам восьмой пятилетки, которая стала одной из самых удачных за всю историю плановой экономики СССР. Валовой общественный продукт увеличился на 43%, произведённый национальный доход – на 45, продукция промышленности – на 50, сельского хозяйства – на 23, производительность общественного труда – на 39, реальные доходы на душу населения – на 33% [25, с. 58]. Не- которые отрасли промышленности развивались даже быстрее. В машиностроении и металлообработке прирост за пятилетие составил 74%, химической и нефтехимической промышленности 78%, электроэнергетике 54% [17, с. 11].

Бывший председатель Совета Министров СССР Н.И. Рыжков, являвшийся в тот период генеральным директором крупнейшего завода тяжёлого машиностроения «Уралмаш» в Свердловске, дал следующую оценку этой реформы: «Косыгинская реформа» 1965 г. дала заметный толчок буксовавшему народному хозяйству. Только за восьмое пятилетие объём промышленного производства вырос в полтора раза, производительность труда – на одну треть. Темпы роста товаров народного потребления наконец-то сравнялись с темпами роста средств производства, которым всегда отдавалось предпочтение» [44, с. 44].

Официальные статистические материалы подтверждают такой вывод. Основные показатели восьмой пятилетки были лучше, чем предыдущей [6, с. 22].

Таблица 1 Показатели седьмой и восьмой пятилеток

	Среднегодовые темпы, %
	1961– 1965 гг.	1966– 1970 гг.
Вся продукция	8,6	8,5
В том числе группа «А»	9,6	8,6
Группа «Б»	6,3	8,3
Основные промышленно-производственные фонды	11,2	8,6
Численность рабочих	4,1	2,6
Фондовооруженность труда	7,5	5,9
Производительность труда	4,6	5,8

Из табл. 1 видно, что численность рабочих росла по сравнению с предыдущей пятилеткой значительно медленнее (4,1% и 2,6%), а валовая продукция промышленности увеличилась почти настолько же (8,6% и 8,5%). Аналогичная тенденция обнаруживается при анализе данных о росте фондовооруженности и производительности труда.

Положительные результаты были получены также в развитии отраслей группы «Б», темпы прироста которых опережали темпы прироста отраслей группы «А». Это имело важное значение потому, что в период существования совнархозной системы, было допущено их отставание. Теперь же, темпы прироста этих отраслей стали выше по сравнению с предыдущим пятилетним периодом (6,3% и 8,3%). В последние три года девятой пятилетки отрасли группы «Б» по темпам роста вышли на первое место [20, с. 147].

Предприятия стали значительно больше производить товаров народного потребления. Это подтверждается количеством реализованных товаров в торговой сети. Если в 1965 году холодильников было продано 1,4 млн штук, в 1970 г. – 3,7 млн штук, т.е. рост составил 2,6 раза. Продажа телевизоров за этот же период возросла с 3,3 млн до 5,5 млн (рост в 1,7 раза); радиоприёмников и радиол – с 4,9 млн до 7,5 млн (рост в 1,5 раза); электропылесосов – с 643 тыс. до 2,0 млн (рост на 35%) [30, с. 404].

Динамика роста производства наблюдалась и в лёгкой промышленности. В частности, производство трикотажных изделий с 907 млн штук в 1965 г. увеличилось до 1229 млн в 1970 г. (рост в 1,3 раза) [30, с. 182].

В ходе реализации реформы стали пересматривать политику в отношении автомобилизации населения. Наряду с развитием общественного транспорта, государство взяло курс на увеличение производства легковых автомобилей для личного пользования. В этом немалую роль сыграл Косыгин. Чтобы увеличить производство в СССР автомобилей, по его инициативе, в августе 1966 года был подписан контракт с итальянской автомобильной фирмой «Фиат» о строительстве автомобильного завода в городе Тольятти с производительностью 2 тыс. автомобилей в день и 600 тыс. в год [3, с. 46]. В короткие сроки, за три года, был построен Волжский автомобильный завод (ВАЗ). В августе 1970 г. он стал выпускать автомобили «Жигули» [17, с. 14]. Уже в 1972 г. в СССР впервые легковых автомобилей было произведено больше, чем грузовых [3, с. 671].

Многие хозяйственники считают, что оживление хозяйственной активности во многом определялось тогда своего рода междуцарствием: совнархозы уже не существовали, министерства ещё не набрали силу и власть [28, с. 177–178].

В восьмой пятилетке уделялось серьёзное внимание проблеме упорядочения нового промышленного строительства. Были приняты совершенно правильные меры по сокращению количества новых крупных строек. Правительство СССР неоднократно отклоняло предложения общесоюзных министерств и ведомств, Советов Министров отдельных республик о новом строительстве. В титульные списки

Общество

1970 г. были включены лишь 300 новых крупных объектов производственного назначения из 1000 объектов, представленных к утверждению [14, с. 31].

Вместе с тем, в стране ещё строилось и сдавалось много необходимых новых производственных объектов. В 1968–1970 гг.

Общество. Среда. Развитие № 3’2025

в среднем ежедневно вступало в эксплуатацию одно крупное предприятие. В 1968 году вступили в строй 300 крупных предприятий, в 1969 г. – 370, в 1970 г. – 400 [29, с. 474]. Немало из созданных предприятий относились к отраслям группы «Б». Среди них Черниговский камвольный и Курский трикотажный комбинаты, мясокомбинаты в Ташкенте и Рубцовске, молочные заводы в Омске, Железноводске, Запорожье, Уфе, Паневежисе, обувные фабрики в Ворошиловграде и Черновцах [34, с. 1]. За пятилетний период было построено 1900 современных предприятий различных отраслей экономики.

Следует, однако, отметить, что экономическая реформа 1965 г. и её воздействие на развитие народного хозяйства оценивается по-разному.

Исследователи обращают внимание на то, что изначально она содержала в себе серьёзные противоречия. В частности, Г.И. Ханин отмечает, что влияние реформы на развитие промышленности не следует преувеличивать. Провозглашавшиеся цели повышения эффективности экономики, качества продукции не были осуществлены [53, с.127–128].

Реализация реформы 1965 года по всем её структурным элементам существенно отличалась от объявленной концепции. Выше уже подчёркивалось, что намечалось серьёзное расширение прав и самостоятельности предприятий, сокращение числа утверждаемых для них показателей. Однако по мере реализации реформы число таких показателей возрастало, усиливалась регламентация деятельности предприятий со стороны министерств и ведомств. Можно сказать, что в конечном итоге хозяйственная реформа сводилась к формальному сокращению утверждаемых показателей и к фактическому их безудержному нарастанию [37, с. 220].

Формальным оказалось исключение «вала» из оценочных показателей. Планирование велось по-прежнему от достигнутого уровня в рублях. Отсюда на первом месте был поиск объёмных, дорогих работ, обеспечивающих план и зарплату [37, с. 226].

Противоречивыми были последствия реформы в области научно-технического развития. Большие надежды возлагались на производственные, а затем – научно-производственные объединения.

При создании объединений концентрация производства сопровождалась сосредоточением фондов развития, за счёт которых можно было самостоятельно, без разрешения вышестоящих организаций, делать капитальные вложения во внедрение новой техники и прогрессивных технологических процессов, механизацию и автоматизацию производства, обновление оборудования [37, с. 226].

Одним из первых такие преимущества продемонстрировал московский автомобильный завод им. Лихачёва, объединивший филиалы в Москве, Рославле, Мценске, Рязани и Свердловске. Работа каждого в рамках объединения обеспечила стабильность производственных связей, быстрое преодоление технической отсталости небольших заводов, расширение производственных мощностей и их более эффективную эксплуатацию. В создании объединения были заинтересованы все вошедшие в него предприятия. К тому же столичные заводы страдали от нехватки рабочих, а небольшие города (Рославль, Мценск и др.) располагали трудовыми ресурсами. На новые условия работы ЗИЛ и его филиалы перешли в середине 1966 года [20, с. 133].

Перед НПО была поставлена задача сконцентрировать весь комплекс работ: от разработки до производства новой техники. Они должны были сосредоточить свою деятельность на создании и внедрении в кратчайший срок в народное хозяйство новейших образцов машин, оборудования, материалов и других промышленных изделий, прогрессивных технологических процессов.

Создание НПО сыграло положительную роль в развитии научно-технического прогресса. Об этом свидетельствует количество созданных новых видов машин и оборудования, а также применение в различных сферах общественного производства новых технологических процессов. За 1966–1970 гг. было создано 21,3 тыс. единиц [47, с. 84]. Однако отметим, что это было меньше, чем при совнархозах (23,1 тыс.). В следующей пятилетке процесс создания и внедрения новой техники практически стабилизировался: 1971–1975 гг. – 20,0 тыс., а затем началось снижение: 1976–1980 гг. – 18,5 тыс., 1981–1985 гг. – 17,4 тыс. [48, 86; 49, с. 88–89; 50, с. 89].

Как видим, эффект реформы для научно-технического прогресса был кратковременным. Созданный на предприятиях фонд развития производства хотя и способствовал повышению его технического уровня, но из-за того, что размеры фонда были незначительны, возлагаемые надежды на него он не оправдал. В перспективе стал снижаться коэффициент выбытия производственных фондов, началось старение оборудования.

Внедрение полного хозрасчёта в научно-технических организациях и научно-технических объединениях также дало ряд негативных результатов. Система хозрасчётных отношений вынуждала институты заниматься главным образом модернизацией традиционной техники: отдельные усовершенствования легче внедрять, сроки их создания и реализации незначительны, они быстро приносят прибыль, не требуют длительных поисковых исследований.

Таким образом, реформа 1965 года не смогла создать такой хозяйственный механизм, который был бы способен гибко реагировать на тенденции развития НТП.

Хозяйственные руководители и многие исследователи считают, что от реформы стали отказываться в конце 1960-х гг. «Реформу, – по мнению Н.И. Рыжкова, – начали откровенно и резко скручивать в конце 60-х гг. Опять-таки внизу, на производстве, это чувствовалось особенно отчётливо и больно: только вздохнули, как кислород вновь перекрывают... Те, кто снизу усмотрел в экономических преобразованиях угрозу политической стабильности, только повода дождались, чтобы эту реформу придушить. И повод подоспел. Весна 68-го, «пражская весна», не на шутку перепугала столпов и охранителей догматической идеологии» [44, с. 45].

Свёртывание реформы Рыжков также связывает с курсом на консервацию политической, экономической и социальной жизни общества. «Демократизация экономики вытягивала за собой демократизацию общества. А этого ни Брежнев, ни Суслов, ни иже с ними допустить не могли» [44, с. 45].

Историк Р.Г. Пихоя даже называет точную дату: «отказ от проведения экономической реформы был зафиксирован решениями декабрьского пленума ЦК КПСС 1969 г. [39, с. 607]. Об этом пленуме нами ниже будет сказано. Однако для подобного категорического вывода достаточных оснований нет. Л.И. Брежнев в своём докладе на этом пленуме говорил о том, что продолжался перевод предприятий на новую систему хозяйствования [41, л. 1 об.].

Негативную роль чехословацких событий в свёртывании экономического курса Косыгина, кроме мемуаристов, отмечают и историки. «Чехословацкие события, – пишет историк Р.Г. Пихоя, – наложили неизгладимый отпечаток на все стороны жизни Советского Союза – на расстановку сил в Политбюро ЦК КПСС, и на внешнюю политику страны, и на развитие экономики, культуры, общественного движения [39, с. 518]. Ещё более негативно чехословацкие реформы на реформаторский курс в СССР оценивает историк Н.В. Елисеева, которая считает, что «события «пражской весны» 1968 г. в Чехословакии проиллюстрировали советскому руководству, что допущение рыночных отношений (даже в ограниченном виде) может обернуться серьёзными социальными и политическими потрясениями. А для консерваторов, противников реформы в советских правящих кругах, «пражская весна» стала серьёзным козырем в борьбе с реформаторами» [13, с. 96].

Подобной точки зрения придерживаются и некоторые экономисты. В частности, В.А. Мау считает, что «политический кризис в Чехословакии (1968 г.) продемонстрировал, что последовательное осуществление рыночных реформ может привести к размыванию монополии коммунистической партии на власть [24].

Несомненно, что чехословацкие события 1968 г. не прибавляли оптимизма советскому руководству в проведении собственной экономической реформы. Результаты проводимой экономической реформы в Чехословакии в СССР оценивались неоднозначно, скорее отрицательно. Весьма насторожённым отношение к этой реформе было и у А.Н. Косыгина. И для этого были основания: результатом либеральной, мало продуманной реформы Черника-Шика, которую поддерживал и новый лидер компартии Чехословакии А.С. Дубчек, стали сокращение темпов роста производства, рост цен на потребительские товары, инфляция, снижение уровня жизни трудящихся [40, с. 442–460].

Вместе с тем, объяснять причины свёртывания «косыгинской» реформы из-за чехословацких событий, было бы большим упрощением. Проблема заключалась также и, это было значительно важнее, в противоречиях, которые изначально были присущи самой реформе.

В условиях, когда советские предприятия-гиганты являлись монополистами, категория прибыли превратилась в инфляционный фактор, ибо предприятиям легче было её получать не за счёт расширения ассортимента продукции, повышения его качества, снижения материалоёмкости и т.д., а путём простого повышения цен.

Общество

Именно по этому пути предприятия чаще всего и шли. Они перестали быть заинтересованными в выпуске дешёвых товаров, наоборот, потребителю стали навязывать более дорогую продукцию. Нередко дешёвые изделия, пользующиеся спросом, снимались с производства и заменялись более дорогими. Иногда стоимость товаров повышалась искусственно (за счёт упаковки и т.п.). «Раньше к дефициту, как правило, относились товары, – отмечает Д.В. Валовой, – для выпуска которых сырьё и производственные мощности были ограничены. В условиях экономной экономики в разряд дефицитных попадают дешёвые товары, которых испокон веков у нас было полным – полно» [8, с. 249].

Авторы реформы слишком идеализировали, преувеличивали роль прибыли – обобщающего экономического показателя, положенного в основу рентабельности. В прежней модели прибыль можно было увеличить только двумя путями: через наращивание выпуска продукции по сравнению с планом и через снижение себестоимости. В данной реформе всё было наоборот. Главное получить прибыль (в рублях), а сама она образовывалась как жёсткая процентная доля от себестоимости. Получалась зависимость: чем выше себестоимость, тем больше прибыль. Зна-

Общество. Среда. Развитие № 3’2025

чит, невыгодно стало, и совершенствовать производство [22, с 11]. Руководители предприятий встретили «косыгинскую» реформу «на ура», потому что для них открылась возможности обогащения за счёт «по – умному» организованного роста себестоимости продукции [7, с. 448].

Предприятия были заинтересованы в росте себестоимости, поскольку она вела к росту прибыли, а рост прибыли вёл к росту заработной платы. В результате зарплата стала расти быстрее производительности труда. Это отчётливо было видно уже в годы восьмой пятилетки. Заработная плата рабочих и служащих в промышленности СССР выросла за этот период на 12,8%, а производительность труда на 5,8% [30, с. 364; 52, с. 26].

Подобную негативную тенденцию не удалось преодолеть и в дальнейшем. В этой связи председатель Госплана СССР Н.К. Байбаков отмечал, «предоставив предприятиям право свободно маневрировать ресурсами, мы не сумели наладить должный контроль за их исполнением. В итоге заработная плата росла быстрее, чем производительность труда» [4, с. 172].

Косыгин не был догматиком и, как глава правительства, прекрасно видел этот недостаток реформы. Выступая на ХХIV съезде КПСС (1971 г.), он критически оценивал подобное положение, отметив, что «социалистическому обществу не безразлично, за счёт чего, каким образом и при каких условиях увеличивается прибыль», что «всякие попытки получить прибыль за счёт обхода государственных цен, нарушения установленного ассортимента и стандартов являются антигосударственной практикой» [23, с. 169–170].

Обратим внимание на то, что в условиях реформы предприятия были очень заинтересованы в снижении производственных планов. От этого зависело получение по итогам года премий в виде 13-й заработной платы. Её начисляли только за выполнение и перевыполнение производственных планов. Понятно, что заведомо заниженные производственные планы легче было выполнить и перевыполнить, чем напряжённые, то есть предприятия стремились создать более облегчённые условия для получения премий.

На промышленных предприятиях, в строительных организациях в конце календарного года активизировалась «штурмовщина», целью которой являлось выполнение и перевыполнение плановых показателей и обеспечение начисления премиальных выплат [38, с. 277].

Практика снижения плановых заданий превратилась в традицию. Подобная политика руководителей предприятий особенно усилилась в последующие пятилетки, когда они, через министерства и ведомства добивались от Госплана СССР, особенно в последнем квартале года, снижения производственных планов. Таких многочисленных посетителей Н.К. Байбаков называл «декабристами» [5, с. 126].

Необходимо сказать ещё об одном важном аспекте реформы. Она оставила открытым вопрос об убыточных предприятиях, которых до реформы было около 25%. Они продолжали оставаться убыточными и после объявления реформы, их производственная деятельность не могла приносить в необходимом объёме прибыль. Однако в СССР банкротство предприятий исключалось, так как это вело к безработице, которая, с точки зрения социалистической идеологии, была не допустима. Государство продолжало их поддерживать. Их финансирование осуществлялось как за счёт средств госбюджета, так и изымания части прибыли рентабельных предприятий в пользу нерентабельных, убыточных. А это лишало реформу смысла, поскольку такая политика была не выгодна рента- бельным предприятиям, но выгодна убыточным, поскольку они были гарантированы от банкротства.

Серьёзное противоречие реформа заложила и во взаимоотношениях между предприятиями и министерствами. С одной стороны, реформа расширила самостоятельность предприятий, но, с другой, учреждены министерства и ведомства, как органы административного управления производством. Сама эта идея была неудачной [45, с. 191–194]. «Реформа 1965 г., – пишет А.В. Шубин, – предоставила значительную автономию как отраслевым подразделениям бюрократии (министерствам), так и директорскому корпусу... возможности директорского корпуса после реформы, вступили в противоречие с не менее широкими возможностями ведомств» [56, с. 119].

Вопросы развития экономики являлись предметом критического анализа на декабрьском 1969 г. пленуме ЦК КПСС. Среди серьёзных проблем в экономике Брежнев выделил «наметившуюся тенденцию к замедлению темпов экономического роста» [41, с. л. 38].

Он затронул также проблему внедрения новой техники в производство. Многие предприятия «не выполняют план по такому важнейшему показателю, как освоение новой техники» [41, л. 48]. В частности, «предприятия Министерства лесной промышленности план внедрения новой техники выполнили в 1966–1969 гг. на 22–54 процента, Министерство бумажной промышленности – на 58, Миннефтехим-пром – на 52–79 процентов» [41, л. 48].

Брежнев привёл такие данные: «В целом по стране стоимость неустановленного оборудования на складах строек оценивается в 5,5 млрд рублей, в том числе импортного оборудования – 1,5 млрд рублей» [41, л. 54].

«Речь, с которой Брежнев выступил на декабрьском пленуме 1969 г., – как пишет немецкий историк Сюзанна Шаттенберг, – считается первым серьёзным сведением счётов с Косыгиным и очень серьёзной критикой в его адрес [55, с. 365]. Участвовавший в работе данного пленума советский посол в ГДР П.А. Абрасимов, вспоминает: «Слова Брежнева ошеломили своей остротой как ЦК, так и Политбюро» [2, с. 262].

Какими бы мотивами ни руководствовался генеральный секретарь, выступая со столь критическим докладом на пленуме, тем не менее, факты, приведённые в нём, были объективными.

Заметим, что руководство страны в начале 1970-х гг. ещё положительно оцени- вало значение проводимой реформы. На XXIV съезде КПСС Л.И. Брежнев отметил: «Опыт истекших лет позволяет ска- зать, что, начав осуществление экономической реформы, партия правильно оценила обстановку, взяла верный курс в деле совершенствования управления народным хозяйством» [54, с. 94].

На декабрьском (1972 г.) Пленуме ЦК КПСС в речи Брежнева проблемы развития экономики снова были в центре внимания. Говоря о реформировании экономики после1965 г., он вынужден был откровенно признать: «Кое в чём принятые меры, прямо надо сказать, себя не оправдали. Они недостаточно помогают в решении таких вопросов, как принятие планов, рост производительности труда, ускорение научно-технического прогресса и повышения качества продукции» [42, л. 110].

Не оправдывали потребительских ожиданий, особенно городского населения, товары лёгкой промышленности. Эта отрасль слабо реагировала на возросшие потребности людей. Если в количественном отношении дефицит товаров практически был ликвидирован, то существовал огромный дефицит модных товаров.

Советская обувная промышленность выпускала в среднем по три пары обуви в год на душу населения. Но потребитель не хотел покупать туфли ленинградской фабрики «Скороход», получившие в народе название «Прощай, молодость», а стремился приобрести обувь чехословацкой фирмы «Цебо» или немецкой – «Саламандр» [9, с. 432].

На этом же пленуме Брежнев, критикуя министра лёгкой промышленности, говорил: «При острой нехватке сырья значительная часть обуви, швейных и трикотажных изделий из-за плохой работы самой лёгкой промышленности систематически переводятся в пониженные сорта или возвращаются на переделку. Из-за устарелости моделей и фасонов на складах торговой сети осело товаров более чем на 2,5 миллиарда рублей» [42, л. 103]. Через год, на декабрьском пленуме 1973 года, Брежнев снова поднимает этот вопрос: «На 1 октября с.г. в торговле скопилось так называемых сверхнормативных запасов товаров народного потребления, т.е. тех, от которых, очевидно, отворачивается покупатель, на два миллиарда рублей» [43, л. 60].

В историографии дискуссионным является вопрос о том, до какого периода реализовывалась «косыгинская реформа»? Историк Е.Ю. Спицин обратил внимание

Общество

на то, что её «вписывают» только в рамки восьмой пятилетки, что, с его точки зрения, является не вполне обоснованным [46, с. 140]. В реальности же, существуют по этому вопросу разные точки зрения. В частности, В.А. Мау датирует эту реформу 1965–1970 годами, то есть фактически периодом восьмой пятилетки [25, с. 461–466]. «К концу 60-х гг. – отмечает он, – экономическая реформа была свёрнута» [25, с. 463]. Академик Л.И. Абалкин считает, что реформа проводилась в течение десяти лет (1965–1975) в период двух пятилеток: восьмой и девятой, а затем «она была свёрнута» [1, с. 15–17]. Экономист, профессор В.М. Иванченко раздвигает хронологические рамки реформы до 1979 г. «Большой вклад, – пишет он, – в совершенствование планирования народного хозяйства... внёс лично А.Н. Косыгин в ходе подготовки и реализации экономических реформ 1965– 1979 гг.» [15, с. 45]. Историк С.Е. Мишенин полагает, что косыгинскую реформу более

«логично рассматривать в двух исторических аспектах»: в узком, который пришёлся на 1965–1972 г., и в более широком, который продолжался как минимум до 1982 г. [27, с. 67–76].

Дискуссии по этому вопросу будут продолжаться и дальше. И во многом это связано с тем, что ни на одном пленуме ЦК и съезде КПСС, никогда не говорилось о том, что дальнейшую реализацию реформы 1965 г. необходимо прекратить и перейти к новым экономическим реформам. В реальности же, серьёзные изменения она претерпела уже в годы восьмой пятилетки. Именно тогда при проведении реформы деятельность предприятий стала оцениваться и новыми показателями. В то же время, некоторые из них, такие как наличие на предприятиях собственных фондов и другие, являвшиеся составной частью «косыгинской реформы», продолжали существовать до экономических реформ периода перестройки.

Общество. Среда. Развитие № 3’2025