Экстралингвистические маркеры лжи в речевой коммуникации и их роль в юридической практике
Автор: Доронина И.М., Девяткин Г.С.
Журнал: Известия Санкт-Петербургского государственного экономического университета @izvestia-spgeu
Рубрика: Проблемы языкознания и теории коммуникации
Статья в выпуске: 5 (155), 2025 года.
Бесплатный доступ
В статье представлены результаты исследования, проведенного на базе Национального исследовательского университета «МИЭТ» в период с 2023 по 2025 гг. Цель исследования заключалась в выявлении экстралингвистических маркеров лжи у студентов 1–4-го курсов технических и гуманитарных направлений. Полученные результаты анализировались с точки зрения возможности применения экстралингвистических маркеров лжи в юридической практике. Всего в исследовании приняли участие 25 групп студентов, в каждой из которых в среднем было по 25 человек (около 650 участников в общей сложности). Экспериментальная база исследования была сформирована на основе работ П. Экмана, осуществившего в 1970 г. серию экспериментов, направленных на идентификацию индикаторов лжи в речевой коммуникации. В экспериментах Экмана испытуемыми были студенты медицинского колледжа, которые просматривали «наихудший контент» – видеозаписи сложных хирургических операций – и не должны были демонстрировать негативные эмоции. В представленном эксперименте «наихудший контент» был заменен на материалы с юмористической окраской или с элементами хейтвотчинга. Результаты проведенной работы позволили выделить 9 категорий лжи: выражения лица и глаз, положение тела, манипуляции с предметами, паттерны поведения, физиологические изменения, вербальные сигналы, поведенческие аспекты, когнитивные трудности, междометные реакции. Кроме того, было выявлено 26 различных эмоциональных реакций. Повторяемость реакций среди участников из разных групп и курсов, продолжительность экспериментального исследования (5 семестров) дало основание полагать, что полученные результаты исследования достоверны и могут быть использованы в юридической практике.
Психология эмоций, экстралингвистические маркеры лжи, юрислингвистика, хейтвотчинг, судопроизводство
Короткий адрес: https://sciup.org/148332171
IDR: 148332171
Текст научной статьи Экстралингвистические маркеры лжи в речевой коммуникации и их роль в юридической практике
Коммуникативный феномен лжи достаточно глубоко изучен современными исследователями – как отечественными, так и зарубежными. В частности, лингвистические позиции, связанные с лингвосемиотическими аспектами лжи, неискренности (Н.В. Глаголев, Ю.И. Левин, В.И. Шаховский), заключаются в совокупности различных знаковых средств, «употребление которых определено семантическими, синтаксическими и прагматическими правилами» [8, с. 139]. Примеры таких средств могут включать ложную пресуппозицию или ложный прецедент. Прагматические характеристики ложных высказываний выявляли создатели теорий речевых актов Дж. Остин, Дж. Серль, автор коммуникативного кодекса Г.П. Грайс.
Ложь всегда является преднамеренным актом [10, с. 17], и лжец всегда обманывает намеренно [13, с. 24], независимо от степени обмана: явная ложь (фальсификация), преувеличение, «тонкая ложь» [10, с. 23], умолчание и искажение [13, с. 26]. В настоящей работе мы будем опираться на определение лжи, предложенное П. Экманом: «Действие, которым один человек вводит в заблуждение другого, делая это умышленно, без предварительного уведомления о своих целях и без отчетливо выраженной со стороны жертвы просьбы не раскрывать правды» [13, с. 26]. Важно отметить, что в данном определении делается акцент на слове «действие», что подчеркивает постулат: ложная информация может передаваться не только словами. Например, «спортсмен, притворяющийся, что получил травму ноги после неудачного выступления, лжет без использования слов» [10, с. 17].
В исследовании представлены результаты эксперимента, проведенного с участием студентов 1–4 курсов технических и гуманитарных направлений, и предпринята попытка классифицировать их коммуникативные реакции на негативный контент – информационные материалы, содержащие элементы, которые воспринимаются негативно. Кроме того, доказана гипотеза о зависимости между уровнем экстраверсии и способностью к сокрытию эмоциональных реакций студентами в ответ на негативный контент. В задачи исследования также входил анализ полученных результатов с точки зрения возможности их применения в юридической практике.
Анализ литературы
Анализ основных работ, посвященных изучению эмоций и их вербального выражения, подтверждает объективную точку зрения на когнитивную природу и ситуативную обусловленность любого эмоционально окрашенного высказывания [12]. Эмоциональные выражения представляют собой мультимодальные и динамичные паттерны поведения, которые, сопровождая ложь, могут усиливаться в зависимости от контекста, интенсивности эмоций и индивидуальных особенностей человека. Они включают как вербальные, так и невербальные компоненты, такие как мимика, жесты, тональность голоса и изменения в физиологическом состоянии. С.А. Гарькавец отмечает, что «как только человек начинает лгать, его кинестетика “приходит в движение”, и у собеседника создается впечатление, что партнер по общению вербально и невербально не конгруэнтен. Жесты лжеца не совпадают с его словами и, более того, показательно им противоречат» [2, с. 54]. Итак, произнося ложь, человек меняет свое поведение.
Экспериментальное изучение поведения человека, его вербальных и невербальных реакций, физиологических признаков и других экстралингвистических маркеров началось с В. Вундта, который рассматривал поведение с точки зрения метода интроспекции. На сегодняшний день известно множество теорий и гипотез, связанных с зависимостью выражения лица, позы тела, мимики, жестов и других экстралингвистических маркеров от эмоционального состояния или физиологических реакций. В частности, об этом говорит теория дифференциальных эмоций К. Изарда [6], гипотеза о происхождении эмоций У. Джеймса и К. Ланге, которые подчеркивают связь между эмоциональными состояниями и их невербальными проявлениями, отмечая, что физиологические изменения первичны.
В 1978 г. П. Экманом и У. Фризеном была разработана система кодирования выражений лица (FACS), которая позволила еще более детально анализировать и классифицировать мимику и жесты, связанные с различными эмоциями. Руководство FACS изложено на более чем 500 страницах и представляет собой подробное описание двигательных единиц и дескрипторов. Эта система стала основой для многочисленных исследований в области эмоциональной психологии и психолингвистики, а также нашла применение в судебной экспертизе и криминалистике.
Оригинальный эксперимент
В 1970 г. П. Экман провел серию психофизиологических экспериментов с целью подтвердить ранее выявленные им признаки обмана. Ученый понимал, что для чистоты эксперимента его участники должны испытывать очень сильные эмоции и одновременно быть заинтересованными в том, чтобы их скрыть [13, с. 66]. По этой причине в качестве испытуемых он выбрал студентов медицинского колледжа, так как их специальность предполагает частое использование лжи в своей речи – лжи от неприязни к проведению медицинских вмешательств, например. Испытуемые Экмана на момент эксперимента уже преодолели сложную систему тестирования при поступлении в колледж, имели отличные оценки и обладали рядом профессиональных качеств. «Другой причиной выбора медсестер в качестве испытуемых было стремление избежать этической проблемы, возникающей при демонстрации сцен с обилием крови неподготовленным людям» [13, с. 67].
Сначала испытуемым показывали прекрасные пейзажи с океаном. В момент, когда это изображение возникало, испытуемые начинали рассказывать о том, какие эмоции они испытывают. Через некоторое время видеоконтент изменялся, и перед испытуемыми появлялось «несколько наихудших сцен, которые [испытуемые] только могли бы себе представить за годы работы в медицинском учреждении» [13, с. 68]. При просмотре этих сцен медсестрам было необходимо максимально скрывать свои эмоции, чтобы наблюдающий за ними думал, что перед ними все еще фильм про океан или «парк Золотых Ворот в Сан-Франциско» [13, с. 68].
Экман отмечает, что для эксперимента были отобраны самые тяжелые фильмы, которые только удалось найти. В результате он выяснил, что все скрывают свои эмоции по-разному, но связано это именно с врожденными психоэмоциональными особенностями испытуемых, а не с конкретным видеоконтентом. Некоторые сразу отказывались от эксперимента, но тот, кто с задачами эксперимента справился, знал о своих способностях и в нужный момент умел ими воспользоваться. Этих вторых испытуемых Экман назвал прирожденными лжецами, но отметил, что в отличие от психопатов [11] «они не использовали свое умение лгать во вред другим» [13, с. 71].
Репликация
В рамках настоящей работы мы представляем результаты аналогичного эксперимента, адаптированного для изучения экстралингвистических маркеров лжи в речевой коммуникации студентов. В эксперименте участвовали 25 групп студентов 1–4-го курсов технических и гуманитарных направлений, в каждой из которых в среднем было по 25 человек. Эксперимент проводился на базе Национального исследовательского университета «МИЭТ» в период с 2023 по 2025 гг., в течение 5 семестров. Всего в исследовании приняло участие около 650 студентов. Исходная информация для участников была представлена следующим образом: «На экране вы увидите видеоряд позитивной эмоциональной окраски. Ваша задача – связным текстом описывать то, что вы видите, как можно подробнее, уделяя внимание деталям. В какой-то момент позитивный видеоряд будет заменен другим контентом, но еще через некоторое время первоначальная эмоциональная составляющая вернется. Смена экспозиции будет происходить несколько раз. Несмотря на изменения в видеоконтенте и вашем эмоциональном состоянии, вы не должны показывать, что на экране перед вами что-то меняется».
Следует отметить, что видеоряд в процессе эксперимента трижды корректировался с целью упрощения выполнения задачи студентами. В первоначальном варианте основной позитивный видеоряд состоял из статичных нейтральных, чередующихся изображений с кинестетическим наполнением: натюрморты с кофе, весенние пейзажи и др. Задачей для этого ряда было придумать связный текст, который не обязательно согласуется с картинкой. Студенту просто надо было говорить о чем-то хорошем. Например, рассказать рецепт любимого блюда. Однако постоянно меняющиеся иллюстрации отвлекали испытуемых от повествования, и этот вариант был заменен другим.
Во втором варианте видеоконтент начинался с изображений в формате GIF с позитивным модусом – рассветом, наблюдаемым из окна загородного дома, закатом, морем. После этих GIF-изображений появлялось негативно заряженное изображение, которое должно было вызвать эмоциональную реакцию. Через несколько секунд позитивный видеоряд возвращался. Студенты описывали то, что они видят позитивного, и скрывали реакцию на проявление негативного: «Я вижу море, оно плещется», «Яркое солнце, тепло», «Я бы отдохнул тут». Общая продолжительность видеозаписи составила 1 минуту 55 секунд. За это время на экране появлялись 7 отвлекающих (негативных) изображений, предполагающих эмоциональную реакцию. Недостатком этого варианта было рассеивание внимания студента – количество кадров было слишком большим. Этот факт подтвердил негативное влияние клипового мышления, описанного в работе [5].
Наилучшим вариантом оказался третий видеоряд. Показывалось одно статичное, позитивное изображение общей продолжительностью 2 минуты 13 секунд. Негативный контент несколько раз прерывал этот показ – появляясь на несколько секунд и исчезая. Студенты были сконцентрированы на описании одной иллюстрации, пытаясь запомнить детали, это помогло сделать эксперимент максимально чистым.
Во всех вариантах видеоряда фотографии имели юмористическую окраску и/или элементы хейтвот-чинга [15], который сегодня распространен в формате Reels как средство для выявления неприятных эмоций (т.е. отрицательных, но не ужасных, эмоций, которые интересно испытывать) [15]. Кроме того, в конце видеоряда было представлено три блока текста на черном фоне. Текстовые блоки были составлены таким образом, чтобы оказать влияние на восприятие участников. В частности, фраза «Человек чихает» была связана с синестезией, которая в ряде случаев может вызвать у адресата ассоциации с резким действием, активизируя работу зеркальных нейронов [7]. Другой текст касался целостности восприятия – его зависимости от включенности объекта в контекст ситуации: при чтении возникала необходимость обратиться за помощью извне при попытке исправить фразу «Фзраза с обшибкай. Ен орба-щать внимавнием». В конечной фразе намеренно использовался апперцептивный прием – сленг: «На этом все. Красаучег». Экспериментальный видеоматериал (итоговый третий вариант) доступен по QR-коду (см. рисунок).
Рис. Экспериментальный видеоматериал
За испытуемыми наблюдали их однокурсники, которые сначала не видели, что происходит на экране. В их задачу входило фиксирование факта, когда, на их взгляд, у испытуемого положительно заряженный видеоконтент менялся на негативный. После прохождения эксперимента, студент отправлялся на позицию, где экран очередного испытуемого был виден. Так студенты сначала предвзято оценивали маркеры лжи (ждали их, искали, отмечали иногда даже нерелевантные реакции), а затем оценивали их валидность, удаляя из своего списка реакций несоответствующие маркеры.
Результаты
В соответствии с результатами проведенного эксперимента и отмеченных маркеров была предложена классификация по критерию коммуникативных реакций (см. табл.). В рамках анализа паттернов поведения были зафиксированы асимметричные реакции, которые указывали на наличие специфических особенностей в невербальной коммуникации. Известно, что фальшивая улыбка демонстрирует характерную асимметричность: у правшей наблюдается выраженное смещение влево, тогда как у левшей – вправо. Данная реакция говорит о явных когнитивных и нейрофизиологических различиях в обработке эмоциональных сигналов. Некоторые студенты (всего двое) демонстрировали данные паттерны в силу особенностей работы лицевых мышц.
Таблица
Классификация коммуникативных реакций
|
Категория |
Реакция |
|
Выражения лица и глаз |
Закатывает глаза. Чаще обычного моргает. Микроулыбка. Ухмылка. Избегание зрительного контакта. Саккадические движения |
|
Положение тела |
Закрытая поза. Напряжение во всем теле. Моторная активность в сидячем состоянии (ерзает на стуле). Резкие движения |
|
Манипуляции с предметами |
Поправляет одежду и прическу. Держит сумку, другие предметы |
|
Междометные реакции |
Удивление и любопытство («Да ладно!», «Фигасе!», «Браво!»). Ожидание одобрения («Да?», «Правда?»). Негативные эмоции (агрессивное поведение; речевые маркеры: «Боже», «О, господи!»). Смех |
|
Физиологические изменения |
Кожные реакции (пятна на лице; капли пота на лбу; частое почесывание). Реакции рта и горла (облизывает губы; сглатывание; нефизиологичный кашель). Дыхательные реакции (учащенное дыхание) |
|
Вербальные сигналы |
Структура и содержание речи (обобщение или конкретизация; потеря линии повествования; много уточняющих вопросов). Акустические и вокальные характеристики (изменение тембра, интонации при употреблении конкретных лексем; хезитационные паузы) |
|
Поведенческие аспекты |
Поиск поддержки (ищет поддержку со стороны; видны нарушения энергетического баланса). Нервные и компенсаторные проявления (активация индивидуальных тиков; частая смена положения тела) |
|
Когнитивные трудности |
Торможение реакции; замечания студентов о том, что испытуемый «тупит» |
|
Паттерны поведения |
Асимметричные реакции (реагирование ведущей частью тела; улыбка одной стороной лица) |
Поведенческие аспекты сводились к тому, что ряд испытуемых вербально и невербально искали поддержки со стороны окружающих, а при невозможности обрести понимающего зрителя, опору, зачастую испытывали когнитивные трудности, в частности, проявляли заторможенные реакции с концентрированным в одной точке взглядом. Картинка в экспериментальном видеоконтенте в этот момент, по словам студентов, была расфокусирована.
Вербальные сигналы были связаны со всевозможными вокальными характеристиками при употреблении конкретных синтаксических конструкций. Известно, что голос как естественный механизм для речевой активации имеет паралингвистические и лингвистические сигналы. Эти сигналы «разделены таким образом, что низкочастотный диапазон в основном содержит просодические сигналы, важные для передачи эмоций, а высокочастотный диапазон в основном содержит фонематические сигналы, критически важные для вербальной коммуникации» [14, с. 2]. То есть, просодические сигналы больше связаны с интонацией и общей структурой речи, а фонематические сигналы – с отдельными звуками и их фонологическим статусом. Во время появления негативной иллюстрации были заметны изменения в обеих сигнальных ветках, которые сразу прерывались обобщениями: «В общем, красиво тут все», «В общем, я бы тут отдохнул». Речь сопровождалась хезитационными паузами.
Физиологические изменения наблюдались больше у испытуемых мужского пола. Частым изменением было покраснение кожного покрова, пятнообразное покраснение на лице или шее, повышенное потоотделение. Студенты мужского пола чаще, чем девушки, меняли положение тела, использовали жесты-адапторы – часто прикасались к своему телу (к мочке уха, шее, лбу), использовали pes-жесты [3], сосредоточиваясь на нижней части тела. Жесты-манипуляторы чаще использовали девушки, проводя манипуляции с предметами: одеждой, прической; держали в руках ручки, сумки, украшения, часы. Яркие междометные реакции закономерно наблюдались у студентов с выраженной гипертимной акцентуацией [9], которые отнеслись к исследованию без достаточной серьезности.
Особый интерес привлекли выражения лица и глаз испытуемых, особенно при появлении текста на экране. Саккады прерывались, когда восприятие пыталось выявить ошибку в тексте или убедиться в правильности интерпретации. При понимании того, что в предложенном тексте есть ошибки, студенты часто придвигались к экрану, хотя объективно это движение было лишним для распознавания текста: он уже был прочитан и сопоставлен с верным вариантом.
Оценка результатов
При анализе значимости полученных результатов для российской юридической практики, была выявлена возможность их применения, но с существенными ограничениями, связанными с тем, что российские суды по общему правилу не принимают в качестве доказательств результаты психофизиологической экспертизы с применением полиграфа.
На это есть как нормативно-правовое обоснование и устоявшаяся следственная и судебная практики, так и отсутствие научно-обоснованных методик, гарантирующих установление/отсутствие заведомо ложной информации. Более того, в судебных актах, например, по гражданским спорам, едва ли удастся найти слово «ложь» или «правда». Судьи используют другие термины, когда необходимо продемонстрировать в судебном решении оценку того или иного довода от истца/ответчика. Обычно это выглядит примерно так: «К показаниям Истца суд относится критически». Есть и противоположная практика. Судья нередко пишет в решении: «В совокупности исследованных доказательств нет оснований не доверять показаниям Ответчика» (что фактически означает признание судом информации, представленной Ответчиком, истинной).
Таким образом, с точки зрения закона, суд принимает решение на основании не только всестороннего изучения доказательств, но и на основе «внутреннего убеждения». Известны исключения, которые, в частности, закреплены в статье 307 УК РФ «Заведомо ложные показание, заключение эксперта, специалиста или неправильный перевод» или статье 207.3 «Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации, исполнении государственными органами Российской Федерации своих полномочий, оказании добровольческими формированиями, организациями или лицами содействия в выполнении задач, возложенных на Вооруженные Силы Российской Федерации или войска национальной гвардии Российской Федерации».
Следует привести также практику установления отцовства при отказе мужчины пройти молекулярно-генетическую экспертизу. В немотивированном отказе в большинстве случаев будут присутствовать физиологические изменения и поведенческие паттерны. Обращая внимание на данные маркеры, суд вправе признать такой отказ основанием для признания отцовства даже при отсутствии результатов экспертизы. При проведении допроса в зале суда опытный судья, как правило, может распознать признаки лжи у допрашиваемого лица. Кроме того, существующие методики проведения допроса позволяют выявить ложные показания не только приемами риторики, но и на основе наблюдения за внешними проявлениями в поведении допрашиваемого, многие из которых были выявлены у испытуемых и представлены в таблице.
Особенно важны навыки распознавания лжи среди дознавателей и следователей. Чаще всего именно при проведении допросов участников по делу формируется основа для дальнейшего поддержания обвинения в суде. Умение определять экстралингвистические маркеры лжи позволяет в ряде случае получать ценную информацию ориентирующего характера. Например, известный прием фиксации эмоциональных реакций допрашиваемого при демонстрации ему различных мест на карте с потенциальными местами совершения преступления. В протокол допроса экстралингвистические маркеры лжи не вносятся, однако следователь может понять, каким образом ему следует выстроить дальнейшее расследование уголовного дела.
Также предполагается, что при получении признательных показаний от обвиняемого, они должны быть проверены надлежащим образом, включая фиксацию экстралингвистических маркеров лжи. Regina probationum – признание – царица доказательств (перевод с лат.), однако нередко признание является ложным: вспомним громкую историю признаний патологического лжеца Стуре Бергваля [4]. В целом, в российском праве сложилась практика осторожного отношения к методикам распознавания лжи и ее экстралингвистическим маркерам. Тем не менее, в некоторых странах (США, Канада, Израиль и др.) результаты психофизиологической экспертизы с применением полиграфа в ряде случаев практически закладываются в основу обвинения.
В перспективе настоящего исследования представляется актуальным изучение экстралингвистиче-ских маркеров лжи в эпоху искусственного интеллекта и в особенности высокотехнологичного права [1], например, при помощи выявления лжи программами бесконтактной детекции. Высокотехнологичными инструментами установления признаков лжи могут быть эффективно дополнены методики проведения допроса. Также представляется необходимым обратить внимание на проблему установления экстралингвистических маркеров лжи и возможность создания самообучаемой российской нейросети. Данный вопрос находится на междисциплинарном стыке техники, медицины, права, лингвистики, философии, психологии.
Заключение
Таким образом, результаты представленного исследования могут быть использованы для распознавания лжи среди дознавателей и следователей. Умение определять экстралингвистические маркеры лжи помогут расширить возможности получать ценную информацию ориентирующего характера. Окончательное решение о признании какого-либо утверждения истинным или ложным всегда должно оставаться за человеком.