Эмигранты и эмиграция в романах Э.М.Ремарка



Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. М.: Аспект Пресс, 2004.

Ayto J. Dictionary of Word Origins. London: Bloomsbury Publishing Plc., 2001.

Encyclopaedia Britannica 2003 Ultimate Reference Suite CD-ROM.

English Fairy Tales / Retold by Joseph Jacobs. London: David Nutt, 1890.

English Fairy Tales / Retold by Flora Annie Steel. London: Macmillan and Co. Ltd, 1927.

More English Fairy Tales / Retold by Joseph Jacobs. London: David Nutt, 1894.

Simpson J., Roud S. A Dictionary of English Folklore. Oxford: Oxford University Press, 2003.

А.СПоршнева (Екатеринбург) ЭМИГРАНТЫ И ЭМИГРАЦИЯ В РОМАНАХ Э.М.РЕМАРКА

Тема эмиграции из национал-социалистической Германии играет важную роль в творчестве Э.М.Ремарка. Сам он покинул Германию в 1932 г., был лишен немецкого гражданства в 1938 и до конца жизни так и не вернулся на родину [Kurzbiogra-phie in Daten]. В его творчестве есть ряд романов, посвященных эмигрантам (прежде всего немецким), - «Возлюби ближнего своего», «Триумфальная арка», «Ночь в Лиссабоне», «Тени в раю» и незавершенный роман «Земля обетованная». Все они характеризуются сходством сюжетов, персонажей и особой эмигрантской картиной мира.

Сюжет указанных эмигрантских романов Ремарка строится на передвижениях героев за пределами Германии - от ближайших к ней стран (Чехия, Австрия) до Америки. Жизнь эмигрантов осложняется безденежьем, отсутствием документов и возможности легально работать, постоянной угрозой выдворения из страны. При этом в образы эмигрантов вводятся черты, составляющие их «инаковость» по отношению к людям, имеющим официально зафиксированный социальный статус.

Первым параметром отличия эмигрантского мира от мира «легального» является имя . Эмигранты крайне редко имеют возможность жить под своим настоящим именем. Так, Иозеф Шварц часть своего эмигрантского пути (до поездки в Оснабрюк за Хелен) проделывает без документов, но под своей первой фамилией Бауманн; через какое-то время он наследует имя и паспорт умирающего Иозефа Шварца; после бегства из тюрьмы гестапо путь от Марселя до Лиссабона Шварц проделывает в автомобиле Георга Юргенса под его именем. Центральный персонаж романа «Триумфальная арка» признается, что его имя Равик - уже третье по счету [Remarque 2000: 47].

Росс называет жизнь под чужим именем «подходящей» для эмигранта: «Мне уже давно не казалось

странным иметь другое имя и жить по паспорту умершего - напротив, это было даже подходящим. Я унаследовал паспорт во Франкфурте; человек, подаривший мне его и умерший в тот же день, звался Росс. Меня, таким образом, тоже звали Роберт Росс. Мое настоящее имя я почти забыл. Многое забывается, когда речь идет о голом выживании»1 [Remarque 1971: 7-8]. Под первым, «настоящим» именем Людвига хоронят антиквара Людвига Зоммера, чей паспорт и чье имя наследует герой [Remarque 1998: 150]. Имя в эмигрантском мире не является константой, сопровождающей человека в течение всей жизни, оно меняется в зависимости от ситуации и не бывает закреплено за эмигрантом раз и навсегда.

В романе «Возлюби ближнего своего» тему имени обсуждают Керн и Штайнер: «Иногда это смешно, что у тебя есть имя, правда? Особенно ночью - » - ...«А еще когда у тебя нет паспорта. Имена должны быть записаны, иначе они тебе не принадлежат» [Remarque 1956: 108]. Этот разговор иллюстрирует феномен отторжения имени от эмигранта: имя для него перестает быть основой для выстраивания отношений с окружающим пространством и осознания своего места в мире.

Очень велика в жизни эмигранта роль случая : так, случайное стечение обстоятельств становится причиной выдворения Равика из Франции [Remarque 2000: 219-236] и Людвига Керна из Швейцарии [Remarque 1956: 206-213]. В романе «Ночь в Лиссабоне» именно случай сталкивает героев (Хелен и Йозефа Шварца) с американцем, благодаря которому они получают визы и билеты на корабль, уходящий в Америку, то есть - возможность спасения [Remarque 2005: 321-324]. Эмигрант Лахманн («Тени в раю») на вопрос Роберта о том, как ему удалось перебраться в Америку, отвечает: «Как мы все сюда попали? Через сотню случайностей» [Remarque 1971: 19]. Людвиг Керн называет случай «судьбой эмигрантов» [Remarque 1956: 64]. Случай становится для эмигрантов аналогом закономерности.

Сообщество эмигрантов, несмотря на всю «асоциальность» эмигрантского бытия, имеет свою внутреннюю социальную иерархию . Признание русского эмигранта Черникова, что у него есть нансе-новский паспорт, один из находящихся в камере эмигрантов иронически комментирует так: «Нансе-новский паспорт! Тогда вы, конечно, принадлежите к аристократии среди лишенных родины» [Remarque 1956: 19]. О русских белоэмигрантах в романе «Тени в раю» говорится так: «Меликов был из другого поколения - поколения 1917 года. То, что для нас еще горело, для него уже стало воспоминанием» [Remarque 1971: 19-20] - в зависимости от длительности эмигрантской биографии трансформируется и мировоззрение эмигранта.

Эмигрант Мариль («Возлюби ближнего своего») следующим образом описывает структуру эмигрантского сообщества: «У всех русских есть нансе-новские паспорта и разрешение на работу. Они были первой волной эмиграции. Двадцать лет назад. Они работают официантами, поварами, массажистами, портье, сапожниками, шоферами и все в таком роде. Итальянцы тоже большей частью устрое- ны; они были второй волной. Из нас, немцев, только у некоторых есть действительные паспорта; ничтожное меньшинство имеет разрешение на работу. <...> Они работают нелегально за еду и пару франков» [Remarque 1956: 244]. О службе помощи беженцам Мариль говорит так: «Рут должна обратиться в еврейскую службу помощи; Вы - в смешанную; я отношусь к арийской... Как видите, нужда имеет свою бюрократию» [Remarque 1956: 244]. Сообщество эмигрантов, таким образом, структурируется как минимум по трем признакам: 1) наличие/отсутствие документов; 2) момент приобщения к эмигрантскому миру; 3) национальность эмигранта. В силу этого эмигранты образуют свой социум со своей внутренней иерархией.

Сюжет эмигрантских романов «поддерживается» их пространственной организацией. Пространство, в котором существуют эмигранты, организовано иначе, чем у людей, интегрированных в «официальный» социум.

Эмигрантское существование включает в себя особый взгляд на пространство: оно подвергается оценке в первую очередь по шкале опасно-сти/безопасности. Структурирование городского пространства в любом городе происходит в соответствии именно с этим признаком. Наиболее безопасными для эмигрантов местами оказываются музеи и церкви - «потому что в церквях и музеях не спрашивали удостоверений личности. Перед распятием и перед мастерами искусства еще можно было оставаться человеком, а не индивидом с сомнительными документами» [Remarque 2005: 12]. Герои романа «Земля обетованная» Людвиг Зоммер и Роберт Хирш составляют своего рода руководство для начинающих эмигрантов - «Ланский катехизис»: «Там были адреса, по которым можно было найти помощь, и другие, которых следовало избегать; туда были внесены легкие и опасные участки границ; благожелательные и проблемные таможенные посты; надежные места для писем; музеи и церкви, которые не проверялись полицией, и правила, как обмануть жандармов» [Remarque 1998: 89]. Как следует из описания этого «катехизиса», важнейшей его частью была как раз топографическая «разметка» европейского пространства, его дифференциация по признаку опасности/безопасности.

Эмигрантское пространство оказывается в метафорическом смысле «под» пространством обыкновенных людей. По сравнению с ними эмигранты оказываются «ниже» их, занимают более низкое положение на пространственной вертикали. В одном из эпизодов романа «Возлюби ближнего своего» существование эмигрантов сравнивается с подводным: «Его мало интересовало то, что происходило в мире. Для того, кто плавал под водой, существовало только одно: снова выбраться на поверхность - ему было все равно, какая у рыб окраска» [Remarque 1956: 73]. Штайнер называет эмигрантское сообщество «подземная бригада» [Remarque 1956: 279]. Герой романа «Тени в раю» Роберт Росс в течение двух лет живет в подвале Брюссельского музея, укрываемый его директором [Remarque 1971: 9]. Первое рабочее место Людвига Зоммера в Нью-Йорке располагается в подвале магазина братьев Сильвер [Remarque 1998: 103].

В Париже многие эмигранты живут в отелях «Вердун» и «Интернасьональ»; оба отеля имеют общий обеденный зал, который находится в подвале и обозначается как «катакомба» (Katakombe): «Обеденный зал отеля “Вердун” находился в подвальном этаже. Поэтому гости называли его катакомбой. <...> Этот общий обеденный зал был изюминкой обоих ветхих отелей. Он был для эмигрантов тем, чем были катакомбы для христиан в Древнем Риме. Если шла проверка в “Интернасьонале”, то все перебирались через обеденный зал в “Вердун”, и наоборот. Общий подвал был спасением» [Remarque 1956: 242-243]. В романе «Триумфальная арка» те же функции имеет подвал отеля «Интернасьональ» с выходом на другую сторону улицы [Remarque 2000: 52]. В обоих случаях подвал отеля находится на один уровень ниже окружающего его пространства и иллюстрирует метафорически «нижнее» положение эмигрантского мира по отношению к миру официально оформленных социальных отношений.

Прямая и метафорическая связь с нижними уровнями пространства соответствует более тесным, чем у социализованных людей, связям эмигрантов с миром мертвых . В эмигрантском мире «слишком много мертвых» - «zu viele Tote» [Remarque 1998: 319]. Росс говорит о себе: «Как немецкий эмигрант я и без того с 1933 года был официально мертв» [Remarque 1971: 7]. Его же служанка отеля «Ройбен» принимает за мертвого [Remarque 1971: 32]. Штайнер называет человека без паспорта «мертвец в отпуске» [Remarque 1956: 16]. Приход Равика Людвиг Зоммер комментирует словами «Мертвые воскресают» [Remarque 1998: 109]. В комнате Бетти Штайн («Тени в раю») вывешены фотографии эмигрантов -живых и умерших, о чем Кан говорит так: «Это выставка мертвецов - мертвых и живых, которые мертвы, сами того не зная» [Remarque 1971: 98].

В эмигрантской среде постоянно практикуется «обмен» именами между живыми и мертвыми. Штайнер покупает себе паспорт мертвого австрийца и размышляет: «Иоганн Хубер! Рабочий! Ты мертв и истлеваешь где-то в земле Граца, но твой паспорт - живой и действительный для чиновников. Я, Йозеф Штайнер, жив; но без паспорта я для чиновников мертв. <...> Обменяемся, Иоганн Хубер! Дай мне твою бумажную жизнь и возьми мою смерть без бумаг! Если живущие нам не помогают, это должны сделать мертвые!» [Remarque 1956: 78]. Аналогичным образом Йозеф Бауманн живет по паспорту мертвого Шварца, Людвиг Зоммер наследует это имя вместе с паспортом умершего антиквара Зоммера и его национальностью (после получения паспорта он вынужден всегда выдавать себя за еврея) [Remarque 1998: 13]. Все это свидетельствует о том, что в художественном мире Ремарка эмигрант символически отоадествляется с мертвецом.

Модель эмигрантского пространства соотносится с моделью пространства мифопоэтического, развертываемого вовне из некоторого центра, в роли которого обычно выступает пространственная единица с позитивной и даже сакральной «домашней» семантикой, самое безопасное и устойчивое место в мире [Топоров 1983: 239; Мелетинский 2000: 212, 216— 217]. А у эмигрантов расположенное в центре пространство, от которого ведется отсчет пространственных координат, - это Третий Рейх, самое опасное для них место. Эмигрантская картина мира носит выраженно центробежный характер; эмигрант -это герой принципиально не-домашний, странствующий, неукорененный: «Ведь границы - наша родина» [Remarque 1956: 150], - говорит Людвиг Керн. Поэтому эмигрантское восприятие пространства прямо противоположно мифопоэтической модели мира.

Эмигрант в художественном мире Э.М.Ремарка -это особый тип героя, который отличается от «нормального» европейца не только отсутствием социального статуса. Он не имеет одного, раз и навсегда приписанного к нему имени, меняет свою идентичность; логику и закономерность в его жизни заменяет собой случай. Этим сюжетным элементам соответствует особая пространственная организация эмигрантской картины мира. В вертикальной плоскости эмигрантский социум располагается метафорически «под» пространством существования «нормальных» людей и представляет собой обратную, теневую сторону европейского мира, а сам эмигрант символически отождествляется с мертвецом. В горизонтальной плоскости эмигрантское пространство обратно мифопоэтической, центро-ориентированной модели мира, организованной вокруг домашнего пространства. Пространственная организация эмигрантских романов «поддерживает» их сюжет, углубляя и усложняя образ эмигрантского мира.

¹ Здесь и далее выдержки из текстов произведений приводятся по оригинальным изданиям. Перевод мой. -А.П.