Эсеры Среднего и Нижнего Поволжья в 1911 - начале 1917 гг.

В годы революции 1905-1907 гг. эсеры Среднего и Нижнего Поволжья показали себя серьезной политической силой. В губерниях существовали правильные разветвленные организации, в значительных масштабах осуществлялась печатная пропаганда, проводились впечатляющие акции террора (убийство двух губернаторов: самарского И.Л. Блока (июль 1906 г.) и симбирского К.С. Старынкевича (сентябрь 1906 г.); в декабре 1907 г. был убит начальник самарского ГЖУ и начальник Поволжского районного охранного отделения полковник Бобров), представители партии становились членами I и II Государственных Дум. 1908 г. оказался последним годом активной эсеровской детельности в регионе. Репрессии властей, отход от партии “сочувствующей публики” сделали свое дело. Организации оказались разбиты, политическая деятельность практически свелась к нулю.

В Самаре в 1911 г. местные эсеры группировались вокруг местного партийного активиста Я.А. Богословова. Ему удалось в апреле - мае 1911 г. организовать две партийные группы в Бугурусланском уезде Самарской губернии, но уже в том же мае обе они были ликвидированы властями, а сам Я.А. Богословов арестован. После этого в 1912 г. на роль партийных лидеров в 1912 г. вышли братья Н.М. и В.М Красавцевы, но ничего сколько-нибудь существенного в течение всего года эти люди не сделали. Попыток воссоздать организацию даже не предпринималось. Положение было настолько безнадежным, что в декабре 1912 г. группой городских эсеров (В.М. Красавцев, Е.А. Костюшко-Валюжинич, И.И. Калюжнов, И.С. Самодуров и др.) даже был поднят вопрос об объединении с социал-демок-Кузнецов Валерий Николаевич, кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой всеобщей истории. E-mail: ulgpu@mv ратами. Однако до конкретных шагов дело не дошло. Как раз вышел очередной номер городской газеты “Волжское слово”, где была напечатана написанная социал-демократами в обидном для эсеров тоне статья “Пора, пора, трубят рога”. Социалистов-революционеров это оскорбило, и они отклонили вопрос об объединении, правда, не в принципе, а “пока”[1]. Только двое (И.С. Самодуров и И.И. Калюжнов) твердо протестовали против этого. В январе 1913 г. до эсеров Самары дошли слухи о том, что, якобы, решили объединить свою деятельность верхи ПСР и РСДРП, и что в Петербурге вскоре должен состояться совместный съезд делегатов от обеих партий. Обрадованные самарские эсеры поспешили избрать делегатом В.М. Красавцева, но затем выяснилось, что это “утка” [2].

Саратовским эсерам, как и их самарским единомышленникам не удалось даже подойти к воссозданию партийной организации. В сентябре 1912 г. начальник ГЖУ полковник Комиссаров докладывал в столицу: “В настоящее время сплоченной группы эсеров нет. Есть отдельные лица, известные по своей принадлежности к партии в прошлом” [3]. В январе 1914 г. местный эсер со стажем Н.В. Левченко поднял-таки вопрос о воссоздании в Саратове организации ПСР, для чего он предложил издавать легальный журнал. Идея была хорошей, вот только ее никто не поддержал.

Подобным образом обстояло дело в Симбирске. Оставшиеся на свободе и не разуверившиеся в партийных идеалах пять-десять человек даже и не помышляли о воссоздании организации, настолько это не вязалось с общей ситуацией в губернии и стране. Немного благоприятней положение дел сложилось в Сызрани. В апреле 1911 г. на квартире высланного из Саратовской губернии бывшего учителя Е.К. Овчинкина собралось шесть человек (присяж- ный поверенный Я. Зубцов, Н.С. Щеглова и др.). Встал вопрос об организации. Мнение большинства выразил техник-строитель А.М. Стрелков, сказавший, что “момент еще не наступил, с такими ничтожными силами соорганизоваться и работать с пользой невозможно” [4]. Против такого подхода выступили двое (Е.К. Овчинкин и Я.И. Насонов), но повлиять на общее решение они не могли.

Весной 1911 г. в Астрахани собралось одиннадцать человек, в основном эсеров (ссыльные Гольденберг, Скворцов, бывший депутат II Государственной Думы Н.И. Долгополов и др.), но пришли и несколько ликвидаторов. Общее мнение оказалось таково: необходимо покончить с бесцельной зависимостью от центральных комитетов, работа должна идти через журнал, где не будет партийной окраски, а будут подниматься только конкретные социальные проблемы. Эсеры должны брать пример с ликвидаторов, идти на легализацию и превратиться в партию немецкого типа. Необходимо принять участие в думских выборах, образовать там свою фракцию, отбросив крайности партийной программы[5].

Предложенная программа интересна как свидетельство эволюции партии. Можно отметить, что уже в 1911 г. эсеры стали приобретать ту политическую физиономию, которая станет доминировать у них после Февраля 1917 г. Это, пока подспудное, изменение станет неожиданным для многих членов ПСР в послефевральский период. Ответить на вопрос о причинах исчезновения непримиримости и решительности попытался в 1921 г. Б.В. Савинков. В статье “О партии социалистов-революционеров” он писал: “Как это могло случиться? С 1901 года партия боролась против царя: “В борьбе обретешь ты право свое”. Какой длинный и скорбный список ее вождей, какой мортиролог безмолвных страданий… Гоц, Гершуни, Карпович, Каляев, Сазонов, Вно-ровский, Покотилов, Зильберберг, Сулятицкий, Никитенко, Прокофьева… Тысячи людей отдали за партию свою жизнь, тысячи погибли на катоге, в тюрьме и в Сибири… В 1917 году партия, наконец, победила. Но ни Гоца, ни Гершуни, ни Сазонова и никого из тех, кто был в передовых линиях партийного “фронта”, уже не оказалось в живых. Появились люди “резервов”, близких и далеких “тылов”. Керенский поднял партийное знамя. Вчерашний присяжный поверенный, он заменил революционеров Сазонова и Гершуни. Человеку тыла чужда психология фронта. Ему чужда жестокая, беспощадная и самоотверженная борьба. Керенский и не пытался бороться. Примеру его слабодушно следовали другие. Святой дух угас. Партийное дело заменилось партийным словом” [6].

Действительно, оставшиеся к февралю 1917 г. в живых адепты террора более не приветствовали его. Вот какой разговор с О.С. Минором, состоявшийся сразу после свержения царизма, приводит саратовский большевик В.П. Антонов: “Зашла речь о судьбе царской фамилии. Я высказал мысль, что… в интересах революции придется не только предать ее суду, но и уничтожить.

– Нет, зачем же? – задумчиво вздохнул Минор, – время террора по отношению к ним миновало. Народ сбросил их с трона, обезвредил их и превратил едва ли не в самых жалких граждан страны. Пусть прозябают…

Так говорил один из опаснейших для самодержавия террористов.

– Что стало с ним, - удивлялся я, – откуда такой поворот, такое вегетарианство, – Лишь теперь, после опыта гражданской войны, мне стало понятно это катастрофическое перерождение психики революционеров из мелко-буржуазной среды” [7].

Б.В. Савинков только частично объяснил причины такой эволюции партии. Думается, причина еще и в том, что тактика напрямую зависела от видения характера революции. Пока эсеры не вдавались в эту проблему, имело место желание любой ценой, быстрее уничтожить ненавистное самодержавие. Но как только жизнь (поражение первой революции, столыпинская реакция, предвоенный экономический подъем) заставила партийцев задуматься над осмыслением грядущей революции и они дали ответ о ее буржуазной направленности – все изменилось. Теперь их политика не должна была входить в противоречие с идеалами и ценностями буржуазной демократии. А социальная физиономия оставшихся эсеров облегчила этот переход.

Вести борьбу за массы, когда связи с деревней потеряны, организации нет и не предвидится и в губернских городах в лучшем случае де-сятка-полтора партийных лиц (в Самаре в апреле 1912 г. на контроле у жандармов находилось 10 человек [8]) весьма сложно. Положение стало настолько “аховое”, что загрустили и секретные сотрудники ГЖУ, которым нечего было докладывать, а значит, не за что было и получать деньги. Один из них, по кличке “Дружинин”, проживавший в Николаевске Самарской губернии, даже выдумал в ноябре 1911 г. некоего приезжего террориста, якобы запланировавшего серию ограблений и терактов. “Дружинина” самарские жандармы быстро вывели на чистую воду и от услуг его отказались.

В январе 1913 г. эсеры Самары осознали, что нелегальная работа им совершенно не под силу, не говоря об уже подзабытых “эксах” и терактах. Собравшись в количестве 12 человек, они решили вести партийную работу в профсоюзах. Сразу же были назначены и ответственные: в общество народных университетов – Е.А. Костюшко-Валю-жинич, к печатникам – В.М. Красавцев, в общество приказчиков – И.С. Самодуров. Во всех трех случаях успех оказался самым минимальным.

К концу 1913 г. самарские эсеры имели какие-то позиции только на самом боевом заводе города – Трубочном, где одним из заводил был переехавший в Самару симбирский эсер М.И. Егоров. Рабочие данного завода сами высказывали желание организовать кружки на платформе ПСР. Более того, они сами пошли на квартиру к Е.А. Костюшко-Валюжинич с просьбой порекомендовать им лиц, которые бы могли вести кружковую работу. Та посоветовала им Л.Д. Шадрина, В.М. Красавцева и И.С. Самодурова. Рабочие от таких кандидатур отказались. Очевидно, у всех троих имелась определенная репутация, которая пролетариев не устраивала. Больше не оказалось никого, кто бы мог помочь рабочим в их самоорганизации.

В феврале 1914 г. на квартире Е.А. Костюш-ко-Валюжинич собралось три человека, в том числе М.И. Егоров и отбывший наказание В.Х. Дуберштейн, активный городской эсер в 19051907 гг. Обсуждалась ситуация на Трубочном заводе. Хозяйка квартиры была убеждена, что хотя завод и атакован социал-демократами, но не все потеряно, у неё есть там два человека, которые распространяют эсеровскую периодику. Вероятно, мнение пришедших не было столь оптимистичным. Тогда Е.А. Костюшко-Валюжинич предложила переориентироваться на деятельность в Обществе разумных развлечений и, в частности, привлечь в него приказчиков и образовать среди них под легальным прикрытием тайный кружок для революционной деятельности. На том и расстались.

В конце марта 1914 г. состоялось общее собрание Общества разумных развлечений с целью формирования его руководящих органов. Правление предложило формировать секции по партийному приципу: из пяти человек три члена РСДРП и два члена ПСР. Все, вроде бы, согласились с этим предложением, но против выступил ликвидатор К.С. Шехтер, предложивший голосовать исключительно за социал-демократов, так как эсеры внесут раздор [9]. После этого прошли выборы. Эсеры смогли не только провести в руководство своих людей, но и в библиотечной и хозяйственной секции даже потеснить социал-демократов. Одним из пяти эсеров в хозяйственной секции стал М.И. Егоров (арестованный почти сразу же после этого). В библиотечную секцию среди четырех социалистов-революционеров при трех социал-демократах вошла Е.А. Костюшко-Валюжинич.

В Саратове в мае 1911 г. эсер Ф. Тихонов установил связи с работниками кроватной фабрики Когана, написал устав кружка, подобрал около 40 экземпляров партийных изданий, пролежавших в тайнике с прошлых лет. Цель кружковой работы он видел в пропаганде социализма и в объединении всех признающих программу ПСР. Стоит отметить, что в уставе не было ни слова о терроре [10]. Невозможность и безрезультатность его проведения осознавалась уже всеми. Кружковая работа не заладилась, помощи от товарищей по партии Ф.Тихонов не получил, и вскоре кружок распался.

В июне 1913 г. нелегально проживающий в Саратове эсер Г.П. Ильин решил разжиться деньгами, для чего начал разрабатывать соответствующие планы. Ему нужен был настоящий паспорт, и поэтому Г.П. Ильин решил “нанять” для работы на даче крестьянина, по дороге убить его и завладеть документами. Кроме того, он запланировал ограбление артельщика фабрики “Саратовская мануфактура”. Чтобы не допустить реализации намеченных планов, власти арестовали Г.П. Ильина. Городские эсеры к его задержанию отнеслись равнодушно, так как он вел себя по отношению к другим заносчиво, да и его планы уже почти всем не импонировали[11].

В Симбирске в 1911 г. дальше разговоров местные эсеры (В.И. Алмазов, отсидевшая два года в тюрьме Л.Е. Гальцева, С.И. Порфирьева и еще два-три человека) не шли. Планы были следующими: создать кружок для пропаганды среди солдат, организовать побег из тюрьмы своих товарищей, с целью получения денег ограбить сборщика казенных винных лавок. Все эти предложения были отвергнуты из-за явной нехватки сил и опасности репрессий. В этом же 1911 г. в Симбирск нелегально прибыл бежавший из ссылки в Тобольской губернии бывший член Поволжского областного комитета И.Е. Кол-добский. Через свою агентуру жандармы своевременно узнали об этом. И он, и те из эсеров, с кем он общался (Л.Е. Гальцева, В.М. Красавцев, Х.Е. Шейман), были арестованы[12].Это еще больше заставило городских эсеров насторожиться и отказаться от реальной работы.

Положение в Сызрани охарактеризовал в 1911 г. помощник начальника ГЖУ ротмистр Ивлев: “В Сызрани в настоящее время кружка эсеров не существует, есть отдельные члены этой партии, которые имеют сношения между собой, много говорят по поводу возобновления прежней работы, но особой политической деятельности не проявляют” [13].

Распространение, а тем более издание собственной печатной продукции проводилось поволжскими эсерами в самых незначительных масштабах. В основном дело ограничивалось передачей из рук в руки нескольких экземпляров центральных нелегальных партийных газет, получаемых вложенными в письма (например, “Знамя труда”).

В 1914 г. эсеры Самары все же наладили распространение партийной газеты “Стойкая мысль”, но рабочие по каким-то причинам не желали читать её. В апреле 1914 г. городские социалисты-революционеры выпустили гектографированное воззвание “К товарищам трубочникам”, отпечатав его в количестве 50 штук. Написала его Е.А. Костюшко-Валюжинич. Там говорилось, что “газет к нам мало проникает, да читаем-то мы их спустя рукава. Не только не бастуем за них, не только гривенник жалко отдать за них в получку, но часто верим первому вздорному слуху о них и отрекаемся от них” [14]. Смысл этой филиппики заключался в том, чтобы убедить рабочих читать “Стойкую мысль”.

В Саратове , как и в Самаре, эсеры получали из-за границы несколько экземпляров “Знамени труда”. Были и собственные начинания. В феврале 1913 г. местный член ПСР Исупов начал издавать легальный журнал “Отклики”, но уже в марте того же года из-за низкого тиража, финансовых потерь и истощения средств его выход в свет прекратился [15]. В январе 1914 г. несколько эсеров во главе Н.В. Левченко с целью объединения городских социалистов-революционеров и им сочувствующих вновь задумали издавать легальный журнал. Но авторитет Н.В. Левченко был уже не тот, как в предшествующие годы, многих товарищей по партии возмущало его “генеральское поведение”, и журнал так и не вышел.

В Симбирске все это время выходила выпускаемая эсерами газета “Волжские вести”. В редакции работали наиболее видные из оставшихся на свободе и верных прежним идеалам членов партии, в том числе В.И. Алмазов. Периодическое издание находилось под строгим контролем властей, неоднократно штрафовалось, что сказалось на направленности печатающихся статей. Судя по ее публикациям, газета никак не являлась рупором революционной партии, а скорее напоминала газету умеренно-оппозиционного направления. Отсюда и ее минимальная польза именно для дела ПСР. В 1911 г. работающие в редакции “Волжских вестей” эсеры задумали на ее типографской базе выпустить прокламации для новобранцев, но боязнь репрессий остановила это начинание.

В 1911 г. сызранские левые, главным образом эсеровского направления, начали издавать газету “Сызранский труженик”. Редактором стал помощник присяжного поверенного К.А. Вовк-Россохо, его правой рукой – А.М. Стрелков. По- явление новой газеты власти встретили с неудовольствием. Первый же номер газеты был конфискован, редактор оштрафован на 500 р., и дальнейший выпуск ее прекратился.

В Астрахани в декабре 1913 г. перешедший от социал-демократов А.С. Сучков отпечатал на гектографе воззвания к 9 января, но распространить их не смог.

Годы войны не укрепили эсеровскую парию. В Саратове эсеры попытались объединиться лишь в апреле 1916 г., когда собравшиеся 10 человек обсуждали вопрос, как практически организовать партийную группу и как осуществить ее деятельность. С этой целью избрали комиссию из четырех человек (Меер, Раковский, Козырев и нелегальный “солдат Сергей”). Из этих планов ничего не вышло, Раковский перешел к максималистам, остальные бездействовали. Апатия была велика. Как пример можно привести отрывки из письма (октябрь 1914 г.) своему единомышленнику С.В. Аникина, бывшего члена I Государственной Думы, затем эмигранта, вернувшегося в 1914 г. в Саратов: “Саратов что-то сер и уныл, все больше встречаюсь со старыми знакомыми, то они меня удивляют, то я их поражаю. Далеко я ушел от прежнего и не тянет меня в “герои”… Как радостно, что я ушел от грязи, как досадно, что брызги все же долетают иногда” [16].

В Самаре эсеры в годы войны так и остались на неорганизованном уровне. В январе 1916 г. их насчитывалось пятнадцать, в ноябре 1916 г. -пять человек [17]. Лишь однажды, в январе 1916 г. они смогли образовать партийный кружок фельдшерских учеников. Туда вошло 20 человек, работу среди них вел П.А. Шаляпин, но просуществовал кружок недолго. В Симбирске и Астрахани несколько сохранившихся эсеров не имели ни сил, ни желания организовываться.

Война расколола эсеров на интернационалистов и оборонцев. В Самаре в большинстве оказались вторые. После начала войны на собрании городских эсеров 2/3 голосов “за” была принята следующая резолюция: “Считаясь с фактом войны, общее наше отношение к которой может быть только отрицательным, и, принимая во внимание, что та политика милитаризма и империализма, в корне противоречащая интересам демократии, которую многие годы вела Германия и следствием которой явилась настоящая война, только укрепится и усилится, если Германия выйдет победительницей из этой войны, и непременно желая победы коалиции против Германии, в настоящий момент воздерживаемся от всяких выступлений, могущих ослабить силу сопротивления России” [18].

Однако, меньшинство не оставляло надежд провести свою точку зрения. Лидером их являлся портной Ф.А. Белоусов. 2 сентября 1914 г. на его квартире состоялось собрание восьми эсеров. Е.Б. Щеголева, В.Х. Дуберштейн, В.В. Галкин, А.Г. Ипатов стояли том, что в настоящее время всякая антивоенная агитация вредна, и отражать врага необходимо, но без аннексий и контрибуций, так как народам воюющих с Россией империй и так негде жить.

Видя, что самарских однопартийцев ему не убедить, Ф.А. Белоусов отправился в Саратов и Астрахань, где якобы от имени самарских эсеров он агитировал за борьбу против войны. 2 октября 1914 г. на партийном собрании голоса разделились: 4 против 3-х не в его пользу. Кроме того, ему вынесли порицание за самоуправство в связи с его поездкой по Нижнему Поволжью.

Вопрос о войне у самарских эсеров вновь обострился в 1915 г., после ссылки сюда из разных городов их однопартийцев. Коренные самарцы и часть ссыльных, всего в количестве 8 чел. во главе с Е.Б. Щеголевой (С.Г. Арсенов, Ф.А .Мав-ринский, отбывший ссылку в Нарымском крае, П.А. Шаляпин, высланный из Москвы, С.К. Башкин, высланный из Петрограда, А.В. Предтеченский и др.) стояли за признание войны и за победу в ней России. 7 высланных (из Ростова-на-Дону Ц.М. Вейнберг, из Харькова Л.Ф. Петрулевич, из Москвы В.М. Иванова и др.) во главе с высланным из Харькова студентом Н.А. Бражником выступали за немедленное всеми способами прекращение войны и за заключение мира без аннексий и контрибуций.

Н.А. Бражник получил циммервальдовскую резолюцию, по его требованию ее напечатали на гектографе под названием “Манифест к рабочим” и распространили в Самаре. В августе 1915 г. эсеры приняли новую резолюцию о войне: “Народники не желают мешать войне, считаясь с тем, что у них нет пока достаточно сил для предотвращения этой мировой бойни, но объединяются для практической деятельности… Самарская группа народников требует мира без аннексий и контрибуций” [19]. Н.А. Бражнику и его единомышленникам удалось взять верх, но с этой резолюцией не согласились Е.Б. Щеголева, С.Г. Арсенов и др. Эсеровское общество в Самаре раскололось. Е.Б. Щеголева в сердцах воскликнула: “Кто они такие, откуда приехали в Самару, только мешают работать?!” [20].

Оборончество большинства самарских эсеров не означало их отказа от революции как своей главной цели. В той же резолюции, где речь шла о войне, вторым пунктом шло следующее: “Уверенные в том, что в случае победы наше правительство использует все возможности, чтобы через это укрепить свое положение, и что тот общественный подъем, какой замечается в связи с текущими событиями, не вылившись в ре- волюционные формы, в лучшем случае, может побудить его лишь к незначительным уступкам, ничего не дающим демократии – мы должны, учитывая настроение страны, приложить все усилия к тому, чтобы по окончании войны, а при благоприятных обстоятельствах и раньше – вызвать революционное движение характера вооруженного восстания и всеобщей забастовки, подготовка к которому народных масс и армии является задачей данного момента и определяет нашу тактику” [21].

В духе этой резолюции в ноябре 1914 г. эсеры подготовили и распространили прокламацию (несколько сот штук) с призывами к революционной работе, восстанию, достижению демократической республики. Эта акция привела к обыску у 12 эсеров и аресту 4-х (Ф.А. Белоусов, В.В. Галкин, П.П. Мельников, Бурматов), а распространить многие прокламации революционеры не успели.

Сделав выводы, члены партии больше не стали торопиться с выпуском новых воззваний. Лишь в апреле 1916 г. А.В. Предтеченский своими силами выпустил новую прокламацию, распространявшуюся по почтовым ящикам. С этой акцией своего однопартийца категорическое несогласие выразили Е.Б. Щеголева и Н.В. Марков, заявившие, что выпускать воззвания сейчас вообще не время. Действительно, начались новые аресты, схваченым оказался и сам А.В. Пред-теченский. В наказание за своевольство товарищи по партии лишили его денежной помощи на дорогу к месту ссылки в Иркутскую губернию.

Тем не менее, в ноябре 1916 г. из эсеровской среды вышла еще прокламация. “Товарищи рабочие, крестьяне и солдаты, – говорилось там, – За два с половиной года братоубийственной войны пали жертвой миллионы человеческих жизней, израсходованы сотни миллиардов народных денег и все это для того, что понадобилось правительствам и господствующим классам воюющих держав расширить свои территориальные и промышленные владения. Ее надо ликвидировать как можно скорее” [22]. После ее выпуска власти арестовали еще двух человек (В.П. Батурин, И.Т. Журавлев).

С лета 1915 г. обсуждался вопрос о выпуске своей легальной газеты. Е.Б.Щеголева настаивала на придании ей умеренного характера, чтобы сохранить ее существование. В конце 1916 г. эсеры Самары смогли организовать ее выпуск, называлась газета “Вести”. Редактором являлся В.В. Кирьяков. Однако в январе 1917 г. газету закрыл губернатор, всего вышло пять номеров[23].

Симбирские эсеры заняли оборонческие позиции, их лидер В.И. Алмазов со своей гражданской женой эсеркой Е.Я. Сосниной в качестве служащих Всероссийского земского союза добровольно пошли на фронт. Революционную пропаганду они не вели, Е.Я. Соснина заведовала там чайною Союза, все же, когда армейское начальство в январе 1917 г. узнало их революционное прошлое, то удалило обоих на родину, в Симбирск[24]. Эсеры Саратова и Астрахани также оказались оборонцами.

Экспроприаторскую деятельность пытались продолжить лишь эсеры Саратова. В мае 1916 г. сюда из Самары, а туда из Петрограда прибыл некий “Семен”, который стремился создать здесь экспроприаторскую группу. Нашлись желающие войти в нее, главным образом из числа булочников. Власти постарались не допустить укрепления экспроприаторской группы и в октябре 1916 г. арестовали 4 человека, что похоронило грабительские планы. Участие в этом начинании не противоречило тактическим принципам поволжских эсеров, которые официально не отказывались от террора. В принятой самарскими эсерами резолюции в конце августа 1914 г. указывалось на необходимость организации террора и намечались ответственные (Ф.А. Мавринской и Ф.А. Белоусов), но дело дальше слов не пошло.

Региональные эсеры понимали важность работы в легальных органах, тем более что ничего другого им реально не оставалось. По 10-12 неорганизованных членов партии в губернских центрах, полностью утративших связи с деревней, могли проявить себя лишь через этот вид работы. Однако больших перспектив не имелось. Для этого, как сами они понимали, надо было вытеснить из легальной сферы социал-демократов, а это оказалось делом сложным и, более того, невозможным. А когда не мешали большевики или меньшевики, то препятствием становились сами рабочие. Например, в октябре 1915 г. эсеры Самары решили организовать легальное про-фобщество булочников, но ничего не вышло из-за апатии рабочих, хотя среди булочников у социалистов-революционеров имелись самые прочные позиции. В январе 1916 г. агентура докладывала в ГЖУ: “Кружков у группы не имеется. Они остаются в проекте, подпольная работа не налаживается из-за отсутствия рабочих сил и из-за боязни рабочих быть уволенными и попасть на войну” [25].

Все же эсеры Самары по мере возможности старались проявить себя в легальной жизни города. Это получалось там, где социалисты-революционеры вступали в союз с либералами. В июне 1915 г. здесь состоялся областной съезд по борьбе с дороговизной, организованный Союзом городов, в котором принял участие местный эсер городской контролер В. В. Кирьяков.

Эсеры Самары не проявили себя как сила, способная воздействовать на рабочие массы и во время выборов в рабочие группы ВПК. Левая интернационалистская группа во главе с Н.А. Бражником выступала, безусловно, против участия в выборах. Допускалось лишь участие с агитационными целями на предварительных собраниях. Правая оборонческая группа во главе с Е.Б. Щеголевой стояла за участие в выборах. Она получила перевес в один голос, и эсеры приняли участие в предвыборной кампании, но почти безрезультатно. Как отмечали сами социалисты-революционеры, “тормозом к работе являются социал-демократы меньшевики, ведущие кампанию по избранию рабочих в ВПК, к которым рабочие идут более охотно” [26].

Отсутствовало единство у городских эсеров и по вопросу предстоящих выборов в Государственную Думу. Группа Е.Б. Щеголевой выступала против участия в них, группа Н.А. Бражника считала необходимым иметь в Думе представителей своей партии, а в настоящей Думе видела своим человеком А.Ф. Керенского.

В годы войны эсеры стремились попасть в легальные организации и закрепиться там. В Саратове эсеры Канавин и Леонтьев входили в правление общества внешкольного образования “Маяк”. Нелегальная деятельность ограничивалась работой в 2-х небольших кружках: среди рабочих (руководитель Декатова) и студентов (руководитель Меер).

Несколько симбирских эсеров (все оборонцы) полностью отказались от нелегальной работы, считая, что “во время войны она немыслима и бесполезна” [27]. По возможности они стали устраиваться в легальные организации, например, В.И. Алмазов и Е.Я. Соснина стали членами Всероссийского земского союза.

В Астрахани эсеры также стремились к легальной работе. 6 августа 1916 г. на загородный пикник собралось девять человек (М.В. Евреинов, Н.К. Колпачков, сестры Либих и др.). Решили обратить особое внимание на кооперативное общество, через которое можно вести агитацию и вербовать новых членов, а также через библиотеки, лекции, пикники, загородные прогулки. Что характерно, эта “вербовка” предполагалась не среди городских низов, а среди интеллигенции[28].

Таким образом, если сравнить с социал-демократами, эсеры уступали им по всем позициям, в том числе и по влиянию на массы. Эсеров было меньше, чем членов РСДРП(б) или (м), они выпустили меньше прокламаций, хуже обстояло дело с легальной печатью, им не удалось получить определяющего влияния хотя бы на одно общественное учреждение.

Эсеры, как и социал-демократы, наиболее влиятельными в годы войны оказались в Самаре.

Заметим, что если в 1907 г. и в первые послереволюционные годы центром и социал-демократической, и социал-революционной деятельности являлся Саратов, то теперь таковой однозначно стала Самара. Причина – в сочетании в Самаре статуса губернского центра с его возможностями и сравнительного большого промышленного развития. Более развитый в этом отношении Царицын все же являлся уездным городом.

К февралю 1917 г. в регионе партии социалистов-революционеров, как таковой, не было. В губернских городах имелись малочисленные интеллигентские сообщества. Лишь в Самаре эсеры еще удерживали связи с рабочими (булочники). По отношению к войне большинство поволжских эсеров заняли оборонческую позицию. Как и меньшевики, они отложили реальную революционную деятельность до послевоенного периода, их задачей стала необходимость вписаться в существующую общественно-политическую систему.