Этноархеология Байкальского региона (вопросы комплексности и интеграции исследований)

В общественно-политической жизни предшествующего столетия результативно использовались разнообразные этногенетические построения, настаивающие на особой значимости, обычно связываемой с сугубой древностью и высоким предназначением какого-либо народа. К чему привели подобные псевдонаучные теории, воочию показали известные вооруженные конфликты, сопровождаемые многочисленными жертвами и лишениями населения. Противостоять такого рода идеологии призваны, в первую очередь, специалисты – ученые, профессионально занимающиеся этнической историей. Однако, используя данные какой-либо одной дисциплины, исследователи приходят к научным выводам, зачастую противоречащим заключениям коллег, работающих в смежных областях знания. Для решения широкого круга научных проблем и, в первую очередь, этногенетических, необходимы комплексные междисциплинарные исследования.

Байкальский регион является зоной повышенной мобильности племен и народов, обусловленной спецификой кочевого образа жизни автохтонного населения. Огромные расстояния, преодолеваемые номадами (например, Великое переселение народов), необозримо расширили пространство локализации предков современных монголов и бурят. Этот исторический факт, несомненно, усложнил изучение этногенеза народов Цир-кумбайкалья, делая его тем более привлекательным для специалистов в этнической истории.

Этнографические и лингвистические данные свидетельствуют о безусловной родственности монгольских народов. В то же время археолого-антропологические материалы показывают довольно сложную и запутанную историю их формирования. Огромной заслугой этнографической науки является описание быта и культуры монголоязычных народов, их родоплеменной структуры и генеалогии. Без этих данных невозможна этногенетическая идентификация археологических культур. Сопоставление данных археологии и этнографии позволяет аргументированно настаивать на зарождении предмонгольской лингвокультурной общности в эпоху бронзы. Утверждения о прямых этногенетических связях древнего населения Циркумбайкалья с современными монголами, бурятами и калмыками не согласуются с зафиксированными (в письменных источниках) перипетиями истории Центральной Азии. До сложения народов отдельным родам и племенам, кочующим по степям Центральной Азии и, скорее всего, не осознающим свою генетическую близость, предстоял длительный и тернистый путь.

Общепризнано, что истоки всем известных, средневековых монголов находятся среди племен группы дунху, упоминаемых в китайских письменных источниках с IV в. до н.э. Наличие этнических связей между ними (дунху и монголами), основываясь исключительно на китайских летописях, блистательно аргументировал B.C. Таскин [9, с. 39-62]. У племен дунху, главным образом у сяньбийцев, сложились непростые взаимоотношения с хунну. Собственно, их письменная история начинается после сокрушительного поражения от последних (Модэ). В то же время контакты указанных конгломератов племен не ограничивались только воинствующим антагонизмом. При усилении в Великой степи какого-либо одного племени соседние племена, причем соседи зачастую весьма отдаленные территориально, вошедшие в систему властных полномочий нового образования, ничтоже сумняшеся, брали себе и название народа-победителя. Так, В.С. Таскин приводит свидетельство китайского хрониста о вхождении значительного количества хунну (сюнну) в состав сяньбийцев: «Оставшиеся роды сюнну, которые все еще насчитывали свыше 100 тыс. юрт, стали называть себя сяньбийцами, и с этого времени началось постепенное усиление сяньбийцев» [9, с. 45]. По расчетам автора, это не менее 500 тыс. человек - огромная, даже на сегодняшний день, численность населения для слабозаселенного региона. Приведенное свидетельство - лишь документальное подтверждение, по всей видимости, широко распространенной в среде номадов практики. Для хунну и дунху, вероятно, имели место и обратные метаморфозы. Дело в том, что при внимательном изучении антропологии забайкальских хунну выявляется гетерогенность их краниологической серии. Ее составляют, с одной стороны, черепа характеризующиеся выраженной монголоидностью, близкие к серии культуры плиточных могил, широко распространенной в регионе в предшествующий период, и морфологически абсолютно европеоидные черепа, с другой. Разумеется присутствуют и переходные формы [2, с. 68- 69]. Принято относить европеоидный компонент к хунну, имея в виду их обширные западные контакты, а монголоидный, в свою очередь, к населению культуры плиточных могил - наиболее вероятным предкам дунху. Однако, все костяки погребены по идентичному обряду, в одних могильниках. Напрашивается вывод о вхождении части племен дунху в доминирующий тогда хуннский союз. При этом, такая ситуация на исследуемой территории представляется перманентной. Вне зависимости от племенных, этнических и даже расовых различий, кочевники объединялись вокруг сильнейшего. Такие же процессы, очевидно, проходили в период тюрко-монгольской борьбы за гегемонию в степи и далее, вплоть до присоединения региона к России. По всей видимости, такого рода процессам способствовали общие черты хозяйственно-культурной деятельности, огромная территория проживания, многовековые контакты, возможно, какие-то отголоски алтайского языкового единства и, несомненно, этническая лояльность центральноазиатских номадов, которую совсем недавно мы бы назвали интернационализмом.

К этому же многострадальному для предков Чингисхана времени относятся события, зафиксированные, кроме китайских авторов, Рашид-ад-дином в его «Сборнике летописей». По существу, Рашид-ад-дин является выдающимся этнографом эпохи средневековья. Кроме обстоятельного описания современных ему монголов, существенное внимание в труде уделено их этногенезу. Позволим себе привести образец работы ученого с информатором: «Примерно за две тысячи лет до настоящего времени у того племени, которое в древности называли монгол, случилась распря с другими тюркскими племенами и закончилась сражением и войной. Имеется рассказ, передаваемый со слов, заслуживающих доверия почтенных лиц, что над монголами одержали верх другие племена и учинили такое избиение среди них, что в живых осталось не более двух мужчин и двух женщин. Эти две семьи... бежали в недоступную местность... Название этой местности Эргэнэ-кун» [12, с. 153].

В современной этнографии Центральной Азии достаточно давно дискутируется проблема пространственной и хронологической локализации этого загадочного места и упомянутого события [1; 5; 8; 10; 11; 13]. Не вдаваясь подробно в суть различных толкований текста и подсчетов, заметим, что большинство исследователей сходится в датировании инцидента второй половиной I тыс. до н.э. и среди наиболее вероятных территориальных привязок наиболее часто фигурирует долина р. Аргунь (верховья Амура).

В Приаргунье (восточное пограничье Забайкальского края) за последнее десятилетие исследованы погребальные памятники Зоргольской культуры, связываемой с племенами сяньби [6; 7]. На противоположном берегу Аргуни (в Китае) эти памятники также хорошо известны. Археологическая идентификация культуры, на настоящий момент, не вызывает сомнения. На основе археологических материалов культура датирована последними веками до н.э. - первыми веками н.э.

Антропологические материалы из исследованных памятников были любезно предоставлены автору настоящего сообщения. Серия состоит из монголоидных черепов без малейших следов европеоидной примеси. По всем антропологическим характеристикам сяньби практически идентичны монголоидным черепам из серии забайкальских хунну, сближаясь, как и последние, с краниологическими материалами из плиточных могил.

Таким образом, междисциплинарное исследование подтверждает реальность переселения предков монголов на восточную окраину их ареала (Эргунэ-кун) и уточняет хронологию данного события. Кроме того, подтверждается предположение о расовом составе хунну. Действительно, в составе плиточников европеоидный компонент отсутствует; у хунну наличие европеоидной примеси несомненно; сяньби вновь демонстрируют расовую гомогенность. Представляется, что часть потомков населения культуры плиточных могил (сяньби), вступив в вооруженный конфликт с хунну, не пожелала покориться их гегемонии, а ушла относительно далеко на восток, в данном случае в Приаргунье.

В последние годы, с появлением ряда археологических в своей основе, работ, в которых авторы творчески интерпретируют достижения филологов, фольклористов, антропологов и этнографов, ситуация с изучением этнической истории Циркумбайкалья и Центральной Азии в целом, перспективно продвинулась.

Наибольшие сомнения в исследованиях вызывают попытки конкретно-исторической интерпретации эпоса монгольских и тибетских народов «Гэсэр». Противостояние западных и восточных небожителей (тэнгри-ев) трактуется как эпическое переложение вполне реальных исторических коллизий между племенами Запада и Востока евразийских степей [4, с. 6977; 8, с. 32-44]. На ранних этапах развития кочевого скотоводства (бронзовый и ранний железный века) это противостояние племен, оставивших курганы-херексуры и населения культуры плиточных могил. Далее, антагонистические или кооперативные взаимоотношения между хунну и дун-ху, тюрками и монголами и т.д.

Исследователи отмечают значительное сходство сюжетов эпоса и произведений скифо-сибирского звериного стиля, объясняемое общим идеологическим посылом при их создании и синхронностью возникновения (эпоха бронзы) [8, с. 41-44]. Приведены исторически достоверные аналогии упоминаемым в произведении обрядам, артефактам, названиям племен и даже некоторым видам хозяйственной деятельности.

Безусловно, такие совпадения есть и должны быть. Авторы героического эпоса насыщали повествование реалиями своей повседневной жизни. Учитывая известный консерватизм кочевого образа жизни, подоб- ные аналогии можно провести с номадами любого исторического периода. В то же время прямая экстраполяция мифологического сюжета на реальную историческую действительность, по крайней мере, весьма недостоверна. В большей своей части, любое эпическое произведение есть художественный вымысел. Для плодотворной работы в этом направлении необходимо совсем немного – нужно найти местную Трою.

При всех недостатках предъявленных выше письменных источников, особенно китайских, в части географической локализации племенных образований и их этнической принадлежности [3, с. 43; 7, с. 6-39], их составители, в отличие от народных сказителей (улигершинов) – певцов души, имели вполне утилитарные цели. Одной из которых, вне всяких сомнений, являлось предоставление достоверной информации.

Во всех рассмотренных примерах междисциплинарных исследований на территории Байкальского региона необходимо отметить наличие некоторой неадекватности в подходах к решению этногенетических задач. Над исследователями довлеет традиционный узкоспециальный подход к решению широкой проблемы этногенеза. Комплексность ограничивается более или менее комплиментарными ссылками друг на друга и на письменные источники. Крайне редко создаются творческие коллективы из ученых различных специальностей, совместно разрабатывающих этногенетическую проблематику. Именно такой междисциплинарный подход представляется единственно правильным, учитывая возросшую специализацию и, в этой связи, слабое владение материалами и методами смежных наук.

Кроме того, обращаясь к проблемам этнической истории Циркум-байкалья, сталкиваешься со слабой разработанностью глоттохронологии алтайской языковой семьи, что затрудняет получение достоверных этногенетических реконструкций. Предварительно можно отметить, что создается впечатление значительно большей близости между тюркскими и монгольскими языками, в отличие от мнения филологов, вплоть до эпохи средневековья. Таковы в первом приближении проблемы этноархеологии Байкальского региона.