Этнографический музей и идентичность: к предыстории формирования музейных коллекций пермских народов (коми и удмуртов)
Автор: Жеребцов И.Л., Загребин А.Е., Шарапов В.Э., Юрпалов А.Ю.
Журнал: Известия Коми научного центра УрО РАН @izvestia-komisc
Рубрика: Историко-филологические науки
Статья в выпуске: 1 (9), 2012 года.
Бесплатный доступ
Статья посвящена истории идей этнографического музееведения у коми и удмуртов в финно-угорском научно-исследовательском контексте рубежа XIX- XX вв. Авторы анализируют общественно-политические условия и материальные возможности организации музеев, а также личные мотивации энтузиастов музейной этнографии среди коми и удмуртской интеллигенции.
Финно-угорская этнография, музеи, национальная идентичность, традиционная культура, коми, удмурты
Короткий адрес: https://sciup.org/14992515
IDR: 14992515
Текст научной статьи Этнографический музей и идентичность: к предыстории формирования музейных коллекций пермских народов (коми и удмуртов)
Страсть к собирательству редких вещей, составлению коллекций и, наконец, экспонированию разного рода раритетов присуща человеку едва ли не с допотопных времен. Или, как остроумно заметили еще в XVIII в., возможно, что прародителем музеев был Ной, который собрал в своем ковчеге «каждой твари по паре»[1, с.36]. Ренессансная культура и эпоха Великих географических открытий сделали собирание антиков и диковин непременным занятием европейца, облеченного властью и денежными средствами. Наступившая следом эпоха Просвещения совместилась со временем колониального приобретательства, с одной стороны, давшего невиданный прирост этнокультурной информации, с другой – обозначив по сей день актуальную проблему «Иного/Другого».
В России, в Петровской Кунсткамере, по своему была реализована модель упорядоченного, каталогизированного мира вещей или, как заметил в свое время М. Фуко: «В классическую эпоху обна- руживается, что хаос эмпиризма можно было обуздать с помощью «таблиц», связывающих вещи со взглядом и речью, что стало новым способом создавать историю» [2, с. 161]. Следует отметить, что финно-угорские материалы заняли свое место в музейном ряду уже в первые десятилетия XVIII в., благодаря открытию учеными-путешественниками внутренних пространств империи [3]. Вместе с тем, дискурс на(ино)родного явно обозначился лишь в Николаевское время, когда уваровская идеологема заняла почетное место в системе отечественной науки и образования, достигнув музейных пределов в ходе Всероссийской этнографической выставки 1867 г.
Романтический дух идентифицирующейся «русскости» повлек за собой с четким соблюдением иерархии движения и российских финно-угров. Визуализация и материализация этнографии населения империи стали принципами, коими, по всей видимости, руководствовались при создании Дашков-ского этнографического музея, а следом за ним – этнографического отдела Русского музея, выводя финно-угорскую составляющую не только на экспозиционные шкафы и полки, но и на сложное пересечение научных и идеологических концептов. Это было закономерно, учитывая специфику поликуль-турной империи, постепенно утверждавшей национально-языковую доминанту, особенно в два последних царствования. Но применительно к этнографии финно-угорских народов России данная стратегия работала лишь частично.
Две линии финно-угорской этнографии
В просвещенном XVIII в., равно как и в первой половине XIX в., шел медленный, но верный процесс кристаллизации финно-угорской этнографии, выразившийся в опытах с языковыми классификациями и романтических экспедициях в поисках утраченной истории [4]. Особенно в этом преуспели находившиеся на имперской службе финляндцы – А.И. Шёгрен и М.А. Кастрен, проложившие своеобразные этнографические векторы, по сей день ведущие нас на Север и Восток. Этнографичность истории финно-угорских народов стала еще одним побудительным мотивом для размышлений нового поколения финских этнографов, озабоченных идеей национального музея как овеществленного средоточия идентификационных характеристик «финскости».
В 1856 г. финский лингвист А. Алквист приобрел комплект марийской народной одежды, позднее переданный им в Историко-этнографический музей (г. Гельсингфорс, ныне Хельсинки), вместе с обско-угорскими вещами, привезенными из поездок по Сибири. Одновременно финляндские университетские землячества занялись поиском «характерных» артефактов и организацией выставок, представляющих локальную культуру населения Великого княжества Финляндского. Примечательно, что основатель этнографического музея под открытым небом на о-ве Сеурасаари А.О. Хейкель, пройдя школу студенческого движения за пропаганду финских традиций, затем перенес свои собирательские инициативы к родственным народам, проведя полевые сезоны 1881–1886 гг. среди мордвы, марийцев и удмуртов [5, p. 39 – 42]. Таким образом, фундамент будущего музея возводился на синтезе собственно финского и финно-угорского, в динамике которых можно было выстраивать экспозиции, как это и было сделано в 1923 г. на I Финноугорской выставке Национального музея Финляндии.
Музейные перспективы материальной культуры финно-угорских народов России, занимавшие финских этнографов-эволюционистов, часто пересекались с начинаниями русских ученых, не в меньшей степени очарованных теорией развития. Взаимополезные научные контакты возникли между специалистами в области народоведения, работавшими под эгидой Финно-угорского общества в Гельсингфорсе, Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии в Москве и Общества археологии, истории и этнографии в Казани, что как нельзя более точно отражает переписка А.О. Хейкеля, Н.Н. Харузина и И.Н. Смирнова [6]. Финно-угорские коллекции, представленные в 1886 г. на Сибирско-Уральской научно-промышленной вы- ставке в Екатеринбурге и в 1890 г. на научнопромышленной выставке в Казани, еще раз показали, что в обществе укоренялась мысль о ценности народной культуры вне зависимости от языка исполнителя той или иной вещи. Или, как отмечал профессор И.Н. Смирнов в обзоре этнографической составляющей Казанской выставки: «Благодаря выставке оказалось впервые возможным наметить ряд вопросов, разрешение которых должны взять на себя музеи и ученые общества края – таковы: например, вопросы о взаимных культурных отношениях финнов и тюрков Поволжья и типических особенностях инородческого орнамента, происхождении утвари с звериным орнаментом и мн. др.» [7, с. 36]. Но при всей методологической близости между финскими и русскими этнографами во взглядах на музейную композицию имелась существенная разница. В первом случае это был динамический принцип, опиравшийся на концепт «один народ – одна культура», правда, с множеством вариаций, во втором – сложное мозаичное полотно с проскальзывающими местами красками ассимиляционизма.
-
У.Т. Сирелиус и его «пермская экспедиция»
Казалось бы, какая связь между всем вышесказанным и темой настоящей статьи? Дело в том, что куратор I Финно-угорской выставки У.Т. Сире-лиус был одной из ключевых фигур в истории этнографии пермских народов (коми и удмуртов), человеком, сумевшим транслировать идею этнографического музея на аудиторию своих читателей, почитателей и даже критиков. В зените своей карьеры он – основатель кафедры финно-угорской этнографии Хельсинкского университета, заведующий этнографическим отделом Национального музея Финляндии, воспитатель плеяды финно-угроведов [8]. Выступая не только заинтересованным зрителем, но, порой, режиссером в театре «традиционной культуры» родственных народов, ученый прикладывал реальные усилия для вовлечения местных помощников и корреспондентов в научную работу, способствуя смене исследовательской парадигмы, идущей от «внешнего к внутреннему», к самоизучению.
Отправной точкой наших размышлений является лето 1907 г., когда, тогда еще доцент Императорского Александровского университета г. Гельсингфорс, У.Т. Сирелиус отправился в свою «пермскую экспедицию», одной из главных целей которой был сбор предметов труда и быта, образцов народной одежды и других вещей, олицетворяющих коми и удмуртскую культуру [9]. Имея опыт обско-угорских экспедиций, знание скандинавских и российских музейных традиций, он, безусловно, мог справиться с задачей по комплектованию пермских коллекций строящегося Национального музея Финляндии. Примечательно, что стержнем маршрутизации своей экспедиции он избрал принцип языкового родства, наверняка, осознавая его уязвимость, учитывая природно-географический и хозяйственный факторы. Но, по всей видимости, влияние современности не было для него чем-то определяющим. Этнограф верил в существование архаичных пластов коми и удмуртской материальности и, конечно, в типологический метод.
Зырянский музей
В краеведческой литературе история Национального музея Республики Коми традиционно начинается с момента учреждения в октябре 1911 г. Усть-Сысольского музея. Исследователи отмечают, что музейное дело в Коми крае было связано как с развитием на Русском Севере в конце XIX – начале XX в. народоведческого движения, так и пропагандой идеи формирования национального самосознания у коми-зырян как финно-угорского народа [10, с. 29–30; p. 243–264]. В этом контексте особый интерес представляет период, непосредственно предшествовавший этому событию.
Прежде всего обращает на себя внимание переписка У.Т. Сирелиуса с представителями коми интеллигенции, с которыми он познакомился в ходе совместных изысканий. Известно, что в Коми крае исследователь в полевой работе опирался на помощь студента Московского университета В.П. Налимова и его знакомых – молодых коми литераторов и сельских учителей. Так, в с. Усть-Кулом он работал вместе с учительницей А.Г. Кузивановой, в с. Скородум большую помощь в сборе полевых материалов оказал учитель начального земского училища Помоздинской волости А.И. Шомысов, в с. Выльгорт к нему присоединились в качестве переводчиков и проводников А.А. Чеусов и В.П. Налимов. А.А. Цембер помогал в сборе этнографических экспонатов в селах Мордино и Усть-Кулом [11].
Дневниковые записи У.Т.Сирелиуса, датируемые июлем 1907 г., красноречиво свидетельствуют о том, что он был несколько разочарован результатами поисков «аутентичной зырянской культурной традиции.». В этом плане показательна запись, сделанная им накануне отъезда из Усть-Сысольска в Вятскую губернию к удмуртам: «Национальное самосознание у зырян, по моим наблюдениям, как правило, отсутствует… Но не могу не упомянуть о последних днях, проведенных у зырян и ставших для меня приятным сюрпризом. Около Усть-Сысольска в дер. Выльгорт я встретил нескольких молодых людей, которые бурно размышляли о национальном просвещении зырян и в качестве фундамента для этой деятельности намеревались основать на своей родине Зырянский музей» [12]. Судя по фотографии, на которой У.Т. Си-релиус запечатлел «прощальную» встречу, этими молодыми людьми были студент В.П. Налимов, литератор А.А. Чеусов и учительница А.Г. Кузива-нова [13, p. 99].
Впоследствии ученый поддерживал переписку со своими местными помощниками, получая от них необходимые консультации, и заочно руководил сбором сведений по материальной культуре у коми. Например, В.П. Налимов и А.А. Чеусов в течение нескольких лет собирали материалы по обширному своду вопросов, составленному финским коллегой, – об архаических типах жилищ, охоте и рыболовстве. Судя по переписке, А.И. Шомысов – учитель из с. Визинга – готовил для У.Т. Сирелиуса этнографический отчет о рыболовном промысле в селах Скородум и Визинга. В архиве исследователя хранится датированная августом 1907 г. открытка от А.А. Цембера с известием о возможности приобретения ряда этнографических экспонатов в селах Подъельск и Усть-Кулом для музейной этнографической экспозиции по финно-угорским народам в Хельсинки [14].
В 1907–1910 гг. ученый активно занимался формированием этнографических коллекций по финноугорским народам России, а также организационными вопросами, непосредственно связанными с музейным строительством. По мнению В.В. Сурво, сбор материала У.Т. Сирелиусом и его коллегами у родственных народов «был в первую очередь направлен на конструирование финской идентичности и финно-угорского родства. Из экспедиционных поездок к финно-уграм России финляндские исследователи привозили богатейшие коллекции традиционных вещей, которые впоследствии составили основу первой финно-угорской выставки в Национальном музее Финляндии» [15, с. 17–18]. Закономерно, что в ходе совместной работы с У.Т. Сире-лиусом и последующей переписки с ним В.П. Налимов и А.А. Чеусов советовались с финляндским профессором о конкретных деталях создания Зырянского музея и обсуждали роль музейной деятельности в формировании национального самосознания коми-зырян. Принимал участие в обсуждении планов создания Зырянского музея и А.А. Цем-бер – будущий директор Усть-Сысольского музея, который также отправлял в Финляндию этнографические, фольклорные и лингвистические сведения, собранные по просьбе Сирелиуса. В ходе этой переписки коми краеведы неоднократно благодарили его «за реальное сочувствие будущему зырянскому этнографическому музею».
В некотором смысле идею «зырянского музея» можно определить как план конструирования национальной культуры и идентитета, краеугольными камнями которого станут поиски в области коми мифологии и дохристианских верований, древних форм хозяйствования и базовых элементов материальной культуры, т.е. того, без чего народу невозможно двигаться вперед.
На пути к Удмуртскому музею
Так случилось, что среди удмуртской интеллигенции У.Т. Сирелиус не встретил тогда людей, близких по духу В.П. Налимову, в будущем профессору этнографии МГУ-2, или другому своему корреспонденту – Т.Е. Евсевьеву, позже возглавившему Марийский краеведческий музей. Впрочем, на отсутствие добровольных местных помощников он пожаловаться не мог. Первый удмуртский этнограф и писатель Г.Е. Верещагин, будучи отягощенным делами прихода в с. Бураново, препоручил заботы о госте сыну Ивану, с которым У.Т. Сирелиус переписывался и после экспедиции. В начале августа 1907 г. финский этнограф переехал в удмуртские селения западной части Сарапульского уезда, сделав длительную остановку в дер. Курчум-Норья. Помощником его стал сельский учитель Н.И. Васильев. Двигаясь к границе с Малмыжским уездом,
Сирелиус побывал в с. Нылга-Жикья и дер. Зумья, где собирал информацию с помощью учительницы А.И. Клавиковой [16, с. 63]. Нагруженный приобретенными вещами и впечатлениями, он выехал в стоящий на Каме г. Сарапул, откуда пароходом добрался до Казани и 21 августа был дома.
Становление музейного дела на территории Удмуртии (на рубеже XIX–XX вв. эти земли входили в состав четырех уездов Вятской губернии – Гла-зовского, Сарапульского, Малмыжского и Елабуж-ского) имело ярко выраженный «земский» характер, тесно связанный с ростом регионалистских настроений провинциальной разночинной интеллигенции. Первый удачный опыт был связан с основанием в 1909 г. Музея Сарапульского уездного земства (ныне Музей истории и культуры Среднего Прикамья). Учредители и сотрудники музея проделали серьезную работу по сбору этнографических коллекций, отражающих полиэтничный состав населения уезда. Создание в 1913 г. «Общества изучения Прикамского края» сделало участниками музейного процесса активистов вновь созданного общества. В Малмыже также предпринимались попытки организации этнографических исследований, первопроходцем которых стал местный уроженец, профессор С.К. Кузнецов. Но только в 1918 г. трудами известного в будущем этнографа и археолога М.Г. Худякова было создано «Историческое общество», поставившее целью открытие в Малмыже музея местного края [17]. Членом этого общества был К.П. Чайников (К. Герд) – удмуртский поэт и этнограф, ставший символом пробуждающейся «удмуртскости». Не случайно именно ему удалось начать строительство Удмуртского музея в прямом и образном смыслах.
Учеба в Москве, в Высшем литературнохудожественном институте им. В.Я. Брюсова, создание Общества по изучению удмуртской культуры «Бöляк», одним из учредителей которого стал профессор В.П. Налимов, тот самый студент, 15 лет назад мечтавший о «зырянском музее» и совместно с которым К. Герд редактировал сборник «Вотяки», ставший одним из первых издательских опытов советского финно-угроведения [18]. Все это, наряду с Восточно-финской этнографической экспедицией, работой в Центральном музее народоведения и аспирантурой НИИ народов Востока СССР, подготовило его к вступлению в 1926 г. в должность директора Областного музея местного края. Пробыв на этом посту всего несколько месяцев, он заложил принципы, на которых во многом и сейчас строится работа Национального музея Удмуртской Республики им. К. Герда.
-
К. Герду этнографический музей виделся не просто выставкой красивых старых редких вещей. Это было материализованное воплощение этнич-ности. Но для нормального функционирования музея были необходимы: приспособленное здание (Герд добился выделения особняка в центре Ижевска), фонды (приобрел сотни новых экспонатов в различных районах Удмуртии), полевые исследования (провел несколько фольклорно-этнографических экспедиций), техника (приобрел для музея
фонограф и фотоаппарат), научные связи (установил контакты с музеями и институтами Академии наук СССР), пропаганда (выступал перед «просвещенцами») и самосовершенствование. В части последнего директор музея шлет в Облисполком и Главнауку просьбы о научной стажировке, он пишет: «Для окончательно закругления моих работ по сравнительному изучению языка и культуры угро-финских народов мне необходимо некоторое время работать в финляндских, эстонских высших учебных заведениях. Как раз с октября по декабрь в Гельсингфорском университете читаются лекции по вышеуказанным предметам» [19].
Некоторые выводы и размышления
Три человека, три этнографа, три единомышленника оказались волею судьбы связаны идеей этнографического музея, идеей финноугроведения, идеей национального возрождения. В том же памятном 1926 г. К. Герд писал: «Каждый народ в период своего возрождения начинает интересоваться своей историей, своей культурой. Он тогда нетерпеливо и неустанно стремится познать самого себя, осознать себя как одно целое, отличающееся от других окружающих его народностей своеобразным, только ему присущим укладом быта, культуры и обычаев» [20, с. 91]. В.П. Налимов, побывавший летом того же года в поездке к удмуртам, сравнивая две традиции, еще более укрепился во мнении, что ценность народной культуры и значимость ее изучения были осознаны самими пермскими народами, когда из среды вчерашних просвещаемых выделились собственные просветители, для которых этнография стала тем средством, с помощью которого можно было заявить о себе научному миру [21]. Спустя почти 20 лет, минувших со времени «пермской экспедиции», У.Т. Сирелиус, скорее всего, и не предполагал, что резонанс от его собирательской деятельности коснется формирующегося идентитета родственных народов, сложно преломляясь в историографическом спектре и находя себя в музейных этнографических коллекциях [22].
Работая, полемизируя и строя, этнографы в те годы взяли на себя роль трансляторов новых ценностных ориентиров, одним из которых стала любовь к родному краю [23]. Можно сказать, что интерес к изучению и сохранению народной культуры и, в купе с этим к музейному делу, стал одним из важных стимулов развития современной финноугорской этнографии.
Статья подготовлена при поддержке Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Историко-культурное наследие и духовные ценности России». Направление 8. Музейные и архивные фонды: изучение, введение в научный оборот, обеспечение нового качества доступа к культурному наследию, проект «Новые источники по истории и культуре финно-угорских народов Среднего Поволжья и Приуралья».
Список литературы Этнографический музей и идентичность: к предыстории формирования музейных коллекций пермских народов (коми и удмуртов)
- Станюкович Т.В. Этнографическая наука и музеи. Л.: Наука, 1978.
- Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб: A-cad, 1994.
- Салмин А.К., Терюков А.И. Первая музейная коллекция одежды народов Волго-Камья в Кунсткамере Санкт-Петербургской Академии наук//Вестник Удмуртского университета. Серия 5: история и филология. 2010. Вып. 3. С. 42-51.
- Загребин А.Е. Финно-угорские этнографические исследования в России (XVIII -первая половина XIX в.). Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2006.
- Vuorela T. Ethnology in Finland before 1920. Helsinki, 1977.
- Museovirasto: Kansatieteen kдsikirjoitusarkisto. Heikeliana. A.O. Heikelin kirjekokoelma.
- Смирнов И.Н. Этнография на Казанской научно-промышленной выставке. Казань, 1890.
- Lehtonen J.U.E. U.T. Sirelius ja kansatiede. Helsinki, 1972.
- Sirelius U.T. Matkakertomus kansatieteelliseltд matkalta permalaiskansain keskuuteen kesдllд 1907//Journal de la Sociйtй Finno-Ougrienne. 1908. Vol. 25. S. 15-17;
- Загребин А.Е., Шарапов В.Э. К истории «Пермской экспедиции» У.Т. Сирелиуса//Этнографическое обозрение. 2008. № 1. С. 110-117.
- Рогачев М.Б. Общественная жизнь в Усть-Сысольске (XIX -начало ХХ в.)//Повседневная жизнь Коми края. Сыктывкар, 2006. Вып. 1; Jääts I. Etnilised protsessid Vene impeeriumi siseperifeerias 1801-1904. Komi rahvusluse sьnd. Tartu: Tartu University Press, 2005.
- Цембер А.А. Дневник/Подгот. текста, вступ. статья и комментарий Л.П. Рощевской. Сыктывкар, 1997.
- Сирелиус У.Т. Из путешествия по северо-востоку России/Перевод с финск. яз. А. Сурво//Арт (Лад). 1998. №3. С. 177.
- Iso karhu: arkistokuvia etдisten kielisukulaistemme asuinsijoilta/The Great Bear: old photographs of the Volga-Finnic, Permian Finnic and Ob-Ugrian peoples. Ed. by I. Lehtinen, J. Kukkonen. Helsinki, 1980.
- Сурво В. Культурные и идеологические аспекты «проблемы полевой работы» (на примере финляндской этнографии)//Полевая этнография -2006. Материалы Международной научной конференции. СПб., 2007. С. 14-18.
- Из письма А.А. Чеусова к У.Т. Сирелиусу от 01.09.1907 г.//Museovirasto: Kansatieteen kдsikirjoitusarkisto. Sirelius U.T. Permalaismatka, 1907.
- Загребин А.Е. Финны об удмуртах. Финские исследователи этнографии удмуртов XIX -первой половины XX в. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1999.
- Юрпалов А.Ю. Роль музея Сарапульского уездного земства в этнографическом изучении Среднего Прикамья//Ежегодник финно-угорских исследований. 2010. Вып. 2. С. 116-120.
- Юрпалов А.Ю. К истории Малмыжского исторического общества//Финно-угры -славяне -тюрки: опыт взаимодействия (традиции и новации): Сборник материалов Всероссийской научной конференции. Ижевск, 2009. С. 480-484.
- Вотяки. М., 1926; Ермаков Ф.К. Кузебай Герд (жизнь и творчество). Ижевск: Полиграфкомбинат, 1996.
- Из переписки Кузебая Герäа//Как молния в ночи… К. Герд. Жизнь. Творчество. Эпоха. Ижевск: УдГУ, 1998. С. 549.
- Герä К.П. К вопросу о происхождении вотяков//Труды научного общества по изучению Вотского края. 1926. Вып. 2. С. 91-95.
- Отчет этнографической экспедиции за 1926 г. // Налимов В.П. Очерки по этнографии финно-угорских народов. / Ред.-сост. Загребин А.Е., Шарапов В.Э. - Ижевск-Сыктывкар, 2010. С. 174-318
- Загребин А.Е., Шарапов В.Э. Новые материалы об экспедиции В.П. Налимова в Удмуртию (1926 г.)//Вестник Поморского университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2010. №6. С. 10-14.
- Lehtinen I. The Finno-Ugric collections at the National Museum of Finland. Helsinki, 1990; Idem. Museoesine ja kontekstit: "etnografista todellisuutta" kohtaamassa//Suomen Museo. 1995. S. 27-37;
- Suomalais-ugrilaisia kokoelmia Venдjдn museoissa -Finno-Ugrian collections in Russia's museums/Toim. I. Lehtinen. Helsinki, 1999.
- Резолюции I Всероссийского съезäа работников просвещения и социалистической культуры вотяков. Казань, 1921. С. 15-16;
- Жеребцов И.Л., Таскаев М.В., Кузнецова Т.Л. Их объединило краеведение. Сыктывкар: ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН, 2008
- Загребин А.Е., Куликов К.И. Советское финно-угроведение 1920-х -начала 1930-х гг.: первые действия и противодействия//Проникновение и применение дискурса национального в России и СССР. Тарту, 2011. С. 163-176.